ятно,  что  делать  дальше,  ведь  снаружи
неприступная скала. Веревку бы нам, с веревкой бы не было проблем...
     Он не оглядывался назад, не видел, чем занята  его  коллега.  И  зря.
Когда Эльза возбужденно  сообщила:  "Инди,  а  вот  тут  какая-то  веревка
висит!", он обернулся с криком: "Не трогай! Убьет!", однако... Он опоздал.
Женщина уже дергала за канат, пытаясь сбросить столь необходимый предмет с
крюка. И то, что не сработало в первый раз, нашло  применение  во  второй.
Индиана смотрел с оборвавшимся сердцем, как четко и надежно  функционирует
древнее "Испытание Верой", - смотрел, не в силах предотвратить неизбежное.
Он убедился воочию, что случилось бы с ним самим, если бы он в свое  время
струсил и воспользовался коварным приглашением  вознестись  над  рухнувшей
лестницей. Впрочем,  ничего  изощренного  строители  Храма  не  придумали,
просто открылся новый колодец, а веревка  услужливо  сорвалась,  просто  с
потолка рухнуло несколько каменных глыб - для надежности. Индиана  смотрел
и кричал, затем бежал вверх, понимая, что Эльзы больше  нет,  и  уже  стоя
возле завала, он тщетно выкликал ее имя, не получая  ответа,  затем  нашел
конец предательской веревки и тянул, тянул, тянул, но вытащил только  саму
веревку...
     Святой Грааль погиб вместе с женщиной.



                         5. РАЗУМ УХОДИТ В ОТПУСК

     Долго рассказывать, как доктор Джонс выбирался из плена. Карабкался к
оконцу,  цепляясь  за  пазы,  по  которым  каменные  ступени  должны  были
подниматься обратно  в  случае  необходимости,  затем  слезал  при  помощи
веревки со скалы - высота оказалась не очень большой, да  и  доктор  Джонс
был неплохим альпинистом. Он размышлял о том,  что  дьявол  в  юбке  обрел
достойную могилу, а Грааль - прекрасное новое убежище. Впрочем,  возможно,
он вспоминал о том, что у человечества нет шансов спастись. Или  только  о
том он думал, как бы  не  сорваться?  Он  тщательно  выбирал  место,  куда
ставить ноги, без устали работал сильными пальцами и глотал свежий  горный
воздух.
     Он выбрался.
     Не представляет также интереса и то, как доктор Джонс вытаскивал отца
из ущелья. Собственно, ущелье практически перестало существовать -  вместе
со входом в Храм. Хорошо, что верный Маркус успел оттащить друга Генри  на
достаточное расстояние, потому  что  дальше  теперь  шел  сплошной  завал,
безнадежное  нагромождение   тысячелетних   вулканических   пород.   Скала
сомкнулась.  Мало  того,  подземная  геологическая   деятельность,   такая
странная для здешних давно заснувших гор, отчетливо продолжалась, вынуждая
доктора Джонса спешить.
     Отец между тем передумал умирать.  Ему  становилось  легче  прямо  на
глазах, он начал капризничать, просить пить, хотя, пулевое ранение  никуда
не  исчезло.  Правда,  когда-то   оно   было   сквозным   и   стремительно
кровоточащим. Но когда Индиана втащил отца на заднее  сидение  фашистского
кабриолета и наложил ему крестообразную повязку  на  грудь  (в  автомобиле
нашлась  полная  фляга  шнапса,  который   вполне   годился   в   качестве
антисептика, а бинты Индиана  сделал  из  белой  рубашки  убитого  немца),
кровотечение  уже  почти  прекратилось.  Мало  того,   входное   отверстие
выглядело как-то неубедительно, пустяшно.
     Что  помогло  умиравшему  Генри?  Ведь   он   не   принимал   никаких
чудодейственных эликсиров, не пользовался никакими  магическими  штучками.
Всего лишь прикоснулся с святой Истинной Крови. Что ему помогло?  На  этот
вопрос очень просто ответить, сформулировав  мысль  по  другому:  КТО  ему
помог? КОМУ не нужны знахарские манипуляции с живой водичкой, чтобы спасти
и сохранить?
     Маркус также был усажен на заднее сидение, с  ответственным  заданием
придерживать раненого на ухабах, и вообще, следить за его состоянием.
     Всю дорогу до Искендерона отец принимал Индиану то за призрак, то  за
плод своего воображения - никак не мог поверить, что сын вылез из  завала,
- и общался с ним соответствующим образом. Он каялся. Он плакал и смеялся.
Он непонятно шептал: "...я исполнил предназначение..." - имея  ввиду,  что
сбылось одно из предсказаний апокрифа тамплиеров. Грааль надежно похоронен
в скале, Грааль  не  достался  и  не  достанется  Темному  Владыке,  вождю
гуннов... Еще отец безостановочно говорил о Пер-Рамзесе, о Ковчеге и Гневе
Господнем, о древнем Египте и древнем Израиле - пытался что-то  втолковать
явившемуся ему призраку сына, но Индиана сидел за рулем и больше следил за
ямами на дороге, чем за логикой его бреда.
     Индиане, впрочем,  казалось,  что  он  в  самом  деле  плод  чьего-то
воображения. Может быть  собственного,  может  быть  чьего-то  еще.  Очень
странно он себя ощущал. Движущиеся картинки беспорядочно наслаивались одна
на другую -  Эльза,  отец,  Лилиан,  -  смешиваясь  вдобавок  с  реальными
пейзажами мирной Турции. Однако он домчал отца до госпиталя за  невероятно
короткий срок - спасибо мощной немецкой технике.
     Врач, осмотрев пострадавшего, ни на секунду не поверил  россказням  о
"тяжелейшем пулевом ранении в грудь" и все удивлялся, как пациенту удалось
избежать не только сепсиса или рожистой инфекции, но и обычного нагноения.
По его мнению, с момента получения травмы прошло не менее недели.
     А  доктор  Джонс,  оставив  отца  в  госпитале,  вернулся  к  себе  в
гостиницу. Вернулся, и слег сам. Обступающие его миражи  окрепли,  набрали
вес, сделались если не полностью реальными, то полуреальными точно. Только
тематика этих видений постепенно изменилась, круто уйдя в прошлое. Уже  не
конкретные  события  из  собственной  насыщенной  бредом   биографии   его
одолевали, а почему-то - древний Египет, древний Израиль, Дворец Святости,
Царские ворота... Короче, герой-одиночка заболел.  Вероятно,  не  выдержал
напряжения - ведь нервы есть и у таких людей, а все болезни, как известно,
от нервов. Или, может, не болезнь это была? Руки его хранили прикосновение
к Истинному - к тому, что было в  кожаном  кошельке  Иосифа  из  Аримофеи.
Вихрь этих прикосновений распространялся из рук по  всему  телу,  ширился,
вбирая все вокруг, лишая окружающий мир  материальности.  Человек  метался
головой по подушке, то открывая, то  закрывая  глаза  -  он  не  имел  сил
вырваться из засосавшего его безумия...




                   ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ. ЕГИПЕТ. НАЧАЛО ИСТОРИИ


                             ЕГИПЕТ И ИЗРАИЛЬ

     Первый народ перенял характер от Нила,  стал  таким  же  медленным  и
правильным,  последовательным,  плодородным  и   насыщенным   сокровенными
знаниями. "И родилось слово на сердце  и  языке  Пта..."  Все  родилось  в
стране бога Пта. Маат, мать истины и порядка, вылетела из его Сердца. Боги
влаги и суши, неба и земли, боги солнца и боги преисподней, вышли  из  его
уст. Око его стало Хором, богом возделанной земли.  Язык  -  Тотом,  богом
меры и числа.
     Здесь родилось государство,  искусство  согласовывания  людей.  Здесь
было выпестовано бессмертие духа и души, вечных странников Ка и Ба.  Здесь
заботились о бессмертии тела. Вслед за фараоном, земным солнцем, все  -  и
великие и малые - отправлялись на ладье Ра-Озириса навстречу  воскрешению.
Это была сытая страна неторопливо текущих жизней.
     Второй народ оказался порывистым и  импульсивным,  он  метался  между
Аккадом и Египтом и в конце концов отверг всех богов. Кроме одного. Такого
же одинокого, как и человек. С  которым  невозможно  войти  в  соглашение,
которого нельзя умаслить. Этот Бог требовал полного напряжения телесных  и
душевных сил в отвержении зла. Он редко помогал, чаще карал...
     ...Отринь  других  менее  суровых  богов,  богов  стихий  и   людских
страстей, не поклоняйся ни человеку, ни зверю, ни красоте, ни величию. И к
Господу  своему  тоже  не  взывай  лишний  раз.  Но  работай,  плодись   и
размножайся...
     С каких-то пор Израиль стал занозой у Египта. Евреи были единственным
племенем, которое, придя в Египет, не растворилось в  нем  бесследно,  как
сахар   в   теплой   воде.   Израиль    разбивал    размеренный    порядок
растительно-речной жизни страны Кеме напряжением новой веры.
     Первым не выдержал Аменхотеп IV, Эхнатон, который не смог поклоняться
старым близким и понятным богам  и  обратился  к  далекому  потустороннему
Атону. Владыку не понял ни народ, ни знать, никто,  за  исключением  разве
что родной жены, известной в вечности как Нефертити.
     Затем могучие воители, Тутмос  III  и  Рамзес  Великий,  остервенясь,
нарушили мудрое многовековое затворничество  Египта  и  даже  волю  богов,
противопоставив им свою волю, свою энергию.
     И вот Шешонк Неукротимый, подпитываемый тем же  беспокойством,  решил
уничтожить сам источник тревоги. И обрушился на Израиль...



                                 ВЗГЛЯД 1

     Правогласный  Питхор  Иосепт,  приняв  отчет  "властелина  жатвы"   и
прописав ему десяток палок за невыполнение  задания,  собрался  в  заросли
Дельты поразвлечься охотой. Бегемоты его не  интересовали.  Какой  смак  в
сражении против зверя, где  сановный  охотник  будет  выступать  во  главе
целого войска? А вот срезать из длинного эфиопского лука утку или журавля,
взлетающего из папирусов, совсем другое дело.
     И именно в момент сборов, посланец Большого Дома передал сановнику из
уст в ухо, что Величество немедленно требует его к себе.
     Перед тем как направиться в Пер-Рамзесский дворец  Святости  сановник
навестил домашнюю молельню. Он был смешанной крови - по отцу потомственный
военный, начальник полка Пта, идущего в бой  под  сенью  желтых  знамен  с
изображением длиннорогого быка.
     И отец по имени Петр, и собственно все  бойцы  Пта,  были  с  другого
берега Срединного Моря.
     Их смех не походил на тихое хихиканье египтян и  смахивал  на  ржание
жеребцов. А шерсть на груди и клочные бороды придавали им звериный облик в
глазах исконных жителей Кеме. Исконные к тому же отличались  ненавистью  к
ратному труду. Бои и захваты  не  укладывались  в  египетский  миропорядок
(ведь неизвестно, какой из сторон повезет), неистовство не входило в число
египетских добродетелей. Если на то пошло, среди египетских богов не  было
ни одного военного. Ничего похожего на  громовика  и  воителя  Зеуса.  Это
бородатое и глазастое божество как раз и стояло во  главе  угла  домашнего
капища у Питхора Иосепта.
     А по матери он был из потомственных бюрократов,  "казначеев  бога"  и
"заведующих закромами". Причем происходил от  самого  визиря-чати  Иосефа,
который первый стал закупать для Большого Дома излишки зерна по  приличной
цене (в голодный год они продавались  еще  дороже).  Материнские  божества
отсутствовали в молельне. То есть не было там никаких материальных  следов
ее Бога.
     Ее Бог был творцом (как Пта), сокровенным  живительным  солнцем  (как
Амон), но не терпел товарищей и двойников, запрещал свои  изображения,  не
имел воплощений и предшествовал даже хаосу. Он хотел быть один на  один  с
тобой и при этом налагать на тебя тяжкие вериги своих законов.
     Питхор Иосепт никогда не обращался к Богу матери, он понимал, что это
может плохо кончиться. Поэтому  сейчас  он  просто  попросил  богиню  Маат
укрепить его дух-Ка и насытить его ясностью.
     Указав  начальникам  рабочих  отрядов,   распорядителям   рыбаков   и
птицеловов, как распределять трудовые усилия, сановник вступил  на  палубу
своей парадно-выходной барки. Судно с высокой  кормой  и  широким  парусом
прошло  мимо  берегов,  где  крестьяне  как  заведенные  вязали  снопы,  а
вездесущие царские хранители ведомостей, мерщики и счетчики исправно  вели
контроль и учет. К вечеру  Апис-Нил  доставил  Питхора  Иосепта  на  своей
широкой спине к пристани Пер-Рамзеса.
     Придворные рабы провели сановника сквозь трое ворот,  мимо  зыркающих
глазами, но недвижных стражей, в  гостевую  резиденцию.  Утром  предстояла
радостная встреча со Святостью. Только надо еще  проснуться.  Бывает,  что
душа не может вернутся из страны снов и тело начинает терять тепло  жизни.
Всякое случается во дворце Владыки, где каждый камень дышит его Мощью.
     Величество  принял  Питхора  Иосепта  в  непарадные  часы,  в  Палате
Утренней  Свежести,  выложенной  лазуритовыми  изразцами.  Совсем  недавно
Владыка приказал дневному светилу подняться, а ветру задуть с моря. Однако
Его голову, подобную алмазу, венчала не двойная корона Верхнего и  Нижнего
Египта, а всего лишь повязка со священным змеем,  сам  он  был  облачен  в
простую набедренную повязку, украшенную только львиным хвостом.  Курящаяся
мирра приятно возбуждала восставшие ото сна члены  властелина.  Всего  три
наложницы в прозрачных тканях без устали наводили легкий ветерок опахалами
из павлиньих перьев.  Всего  двое  хранителей  тела  искусными  движениями
пальцев  помогали  течениям  его  божественных  энергий.  И  лишь   десять
"провожатых Владыки", опершись на длинные прямые мечи, застыли  в  стенных
нишах.
     Властелин, воплощение Амона, чья небесная душа-Ах пребывает в  районе
полярных Звезд, начал просто и вполне дружественно:
     - Какой-то Соломон распространяет о себе массу нелепых  россказней  и
слухов. Якобы он повелевает духами, имеет в гареме пятьсот наложниц, пишет
притчи и любовные стихи, да еще  построил  храм  своему  богу  из  чистого
золота. Какой-то Израиль вдруг возникает меж нами  и  Аккадом  и  начинает
кричать повсюду о своем величии. Да, было в наших пределах  при  Меренпте,
Сыне Ра, такое  племя,  состоящее  из  низких  людей,  обязанных  трудится
камнетесами и носильщиками. Недостойный воспитанник нашего Дома  по  имени
Мосес смутил их недостойные Ба, научил колдовству, и  посвятил  в  выдумки
Аменхотепа Свихнувшегося о сокровенном боге. Затем Мосес стал их вождем  и
воровски увел от работ шляться по пустыне. С тех пор некоторые Сыновья  Ра
попустительствовали и потворствовали бесчинствам этого подлого люда, и вот
что из того получилось. В конце  концов  презренные  иври  возомнили  себя
избранниками высших сил и даже бога своего назвали царем Вселенной. Что ты
на это скажешь, столп мой, правогласный Питхор Иосепт?
     - Что я могу сказать Сыну Солнца? Лишь  повторить,  что  наша  страна
Кеме исполнена собственной мудрости, предана мировому  порядку,  хранимому
предвечными богами, и  вряд  ли  смутится  от  дерзких  выкриков  каких-то
голозадых дикарей, не слишком отличимых по облику от обезьян.
     - Так-то оно так.  Но  мы  полагаем,  что  зарвавшимся  дикарям  надо
показать их место. С некоторыми их царьками у нас есть соглашения, и мы их
не тронем. Пока что. Но того, кто нескромно зовет себя помазанником божьим
и царем Израиля, общипаем сильно. Тебе, наш дорогой и правогласный  Питхор
Иосепт, предстоит решить задачу как раз в твоем вкусе -  увезти  все,  что
есть ценного из  главного  храма  в  главном  их  городе.  Но  для  начала
придется, конечно, храм этот взять нашей Мощью и велением Семи Хатхор.  Мы
велим дать тебе три сотни верблюдов и столько же сильных лошадей. В  твоем
распоряжении будет полк Пта и два десятка глинобитных машин впридачу.
     - Но я хочу недостойными устами сказать Сыну Солнца... - обеспокоился
столп Большого Дома.
     - Все, иди. Мы знаем, что твой прародитель Иосеф принадлежал  к  тому
самому племени, с которого нынче полагается строго спросить. И все  же  он
усердно служил Большому Дому. Ведь Сын Ра своей благодетельной силой может
любого выходца из смутных  земель  очистить  от  подлости  и  низости  его
происхождения...



                                 ВЗГЛЯД 2

     Город Иерушалаим должны  были  брать  полки  Амона  и  Ра.  Полк  Пта
находился в резерве.
     - Вот он Ровоам, бездарь, шапка блестит на солнце,  -  показал  рукой
штабной офицер.
     Штаб полка Пта расположился на холме, поросшем масличными  деревьями.
Светило застыло почти в зените, растительность  источала  тяжелый  аромат,
лениво  жужжали  мухи,  недвижные  знамена,  казалось,  налились  каменной
тяжестью. Солдаты, в основном северные варвары, расположились под  кустами
в непринужденных позах.
     Полковник Питхор Иосепт выбрался  из  приземистого  желтого  шатра  и
направил взор на далекую фигурку.
     - Значит, ты  говоришь,  Ровоам  -  царек  племени  иехуди,  которого
остальные израильские племена за властителя не признают.  И  даже  послали
его подальше реки Иордан, когда он пообещал хлестать  их  скорпионами  для
лучшего поступления налогов. Сведения-то  надежные?  Вдруг  на  нас  сзади
налетит конница какого-нибудь его союзника? Раз-два, и головы  нет,  ни  у
вас, ни у меня.
     Штабной офицер мигом отреагировал на размышления военачальника.
     - Сведения  поступили  от  человека,  который  служит  виночерпием  у
Ровоама,  и  заодно,  как  скрытый  амонопоклонник,  работает   на   Совет
Фиванского Храма.
     - А, храмовая разведка... Они ведь передают Большому  Дому  лишь  то,
что пожелают нужным. Я бы предпочел, чтобы этот  виночерпий  получал  свои
сребреники у Совета Большого Дома. На всякий случай выставьте  заграждения
у подножия холма и устройте засаду вот на той дороге...
     Тем временем полки  Амона  и  Ра  показывали  чудеса  дрессуры.  Цепи
метателей,  выскакивая  из-за  больших  деревянных  щитов,  швыряли  через
городскую стену копья с намотанной  на  острия  горящей  паклей.  Лучники,
приподнимаясь из-за тех же щитов, пытались попасть  в  бойницы  и  ссадить
обороняющихся с верхотуры.  Чуть  подальше  стояло  два  десятка  баллист,
похожих на большие ложки, а подле них начальники - с большими  змеевидными
жезлами. Механизмы размеренно отправляли здоровенные камни на расстояние в
три полета стрелы, те шлепались где-то далеко в городе, являя Мощь Владыки
и  насыщая  ужасом  население.  Еще  дальше  от  стен   были   установлены
катапульты, что угощали город Иерушалаим стрелами размером с бревно,  тоже
обмотанными горящей паклей. Такие посланцы Владыки должны были  устраивать
поджоги в разных частях города и вызывать бестолковую беготню  животных  и
людей с ведрами и бочками.
     Штурмовые  группы  располагались  среди  виноградников.  Там   тяжело
обвисли из-за безветрия хоругви с  изображением  крупнорогатого  барана  -
животного, любимого Амоном. Там же работала группа  жрецов  из  фиванского
храма. Белые одеяния, бритые раскрашенные головы.  Рабы  божьи  гон-нутеры
задавали ритм битьем в большой барабан, чтецы гор-гебы повторяли  победные
формулы вслед за главным заклинателем - уэбом. Жрецы возились с  изваянием
Амона, статуей получеловека-полубарана в длинных  шитых  золотом  одеждах,
возле  которой  дымились  сухие  травы.  Через  это  изваяние  Сила   бога
переливалась в Отвагу солдат.
     Защитники города тоже не  зевали,  швыряя  со  стен  горящие  широкие
колеса, которые неслись вниз по склону, вызывая смятение и вопли на  своем
пути. Городские стрелки  метко  садили  из  луков  и  пращей.  То  и  дело
кто-нибудь с  нападающей  стороны  шмякался  с  расквашенным  черепом  или
запачканным кровью нагрудником.
     Но вот пропели горны, послышались там и сям барабанные дроби, и  полк
Амона ринулся на приступ в том  месте,  где  из-за  стены  валил  особенно
густой  дым.  Набирая  скорость,  как  "дыхание  огненное",   амоновцы   с
лестницами мчались к стенам. А  через  ров  моментально  были  переброшены
мостки.
     Далее все было  устроено  четко  и  слаженно.  Боковые  бойцы-латники
широкими щитами прикрыли спины и головы солдат,  несущих  лестницы.  Затем
передние носильщики, опираясь на те  самые  лестницы,  резво  взбежали  по
стене.  Оказавшись  наверху,  они  стали  лихо  махать  железными  мечами,
купленными за золото у заморских  ахеян.  Тут  же  у  лесенок  выстроилась
очередь из штурмовиков, которая быстрой гусеницей поползла  наверх.  Когда
передовые меченосцы рухнули сверху с выпадающими  внутренностями,  очередь
уже ворвалась на верхотуры стен и стала разбегаться по пристенным мосткам,
кромсая защитник