ик",
сказал:
  - В том-то и дело, что они чьи-то. Когда-нибудь родится человек. Он
вырастет и начнет писать стихи. Кто знает, когда и почему выплеснет из его
сердца эти строки. И в эту минуту человек станет их рабом: слова будут
торопливо ложиться одно за другим, словно их кто-то нашептывает. А когда
поставит последнюю точку, прочтет изумленно. Как это случилось? Откуда
взялось? Он не будет знать, что стихи в природе существуют объективно: как
дождь, как ветер, как эти яблоки. Все прекрасные мелодии, стихи существуют
объективно - сегодня или в будущем. На языке математика они - продукт
естественных генераторов шума. Человеческий мозг - самый совершенный из
таких генераторов. Какие еще возможности скрыты в нем! Может быть, всего
десяти минут хватит тому, неведомому человеку, чтобы создать стихи, которые
я искал десять лет...
  Помолчав, хозяин добавил:
  - А вдруг такой человек уже есть? Может, он уже написал эти стихи?
  Паренек не ответил: он слушал дождь. Дождь шуршал, шелестел, шептал в
созвездьях плодов и цветов...

                               Перевод с украинского

(c) Техника молодежи N 1 за 1986 г.



Рубрика "Русские космисты"

Рудольф БАЛАНДИН

Наперекор космическому порядку

                                Ну, что если человек был пущен на землю в
                                виде какой-то наглой пробы, чтобы только
                                посмотреть: уживется ли подобное существо
                                на земле или нет?
                                                 Ф.М.Достоевский

  Дocтoeвcкий оказался напрямую причастным к нашей космической эре. И не
только с идейных позиций, не умозрительно, а как автор технического термина
"спутник" (в значении - искусственный спутник Земли). Сделано это было в
художественной форме, но безукоризненно точно с научной точки зрения.
  Вот слова черта, порожденного больным сознанием Ивана Карамазова: "Что
станется в пространстве стопором?.. Если куда попадет подальше, то
примется, я думаю, летать вокруг земли, сам не зная зачем, в виде спутника.
Астрономы вычислят восхождение и захождение топора, гатцук внесет его в
календарь, вот и все".
  Учтем, так рассуждает "нечистый", а спутник представлен в виде страшного
орудия казни. Что это, провидение смертельно опасных для человечества
"звездных войн"?
  На первый взгляд такой вывод чересчур осовременивает взгляды
Достоевского. Ведь о трагических последствиях технического прогресса ученые
и публицисты громко заговорили лишь во второй половине нашего века. Однако
Федор Михайлович более ста лет назад задавал вопрос: "Увеличилась ли сумма
счастья в человеческой жизни равномерное развитием господства человека над
природой, возможного для него при теперешнем развитии естественных наук?" И
отвечал на него отрицательно.
  В знаменитой "Легенде о Великом Инквизиторе" ("Братья Карамазовы") он
последовательно развивает идею неуемной человеческой жажды материальных
благ. А источник материальных ресурсов, как известно, окружающая природная
среда. Человек обращается с ней бесцеремонно. Дальнейшее видится
Достоевским так. Покоряя "уже без границ природу, волею и наукой", человек
исполнится великой гордости, ощутив себя человекобогом; и уже сама мысль о
таких возможностях ведет к преклонению перед самим собой, перед своими
желаниями, ради удовлетворения которых можно пойти даже на преступление,
ибо нет ничего на свете выше человека, которому "все дозволено".
  Достоевский предугадал некоторые острейшие проблемы нашего времени,
связанные с эксплуатацией природных богатств и разрушением биосферы. Но
исходил он не из фактов преобразующей деятельности технической цивилизации,
не из положений естествознания, а из глубокого знания души человеческой.
  Было бы несправедливо упрекать Достоевского в отрицании технического
прогресса и научных достижений (к этому официозные критики и философы
добавляли приверженность к мистике и религиозному мракобесию). Писатель
категорически отрицал воинствующее невежество, уверенное в своей правоте:
"Полузнание - это деспот... имеющий своих жрецов и рабов, перед которым все
преклонились с любовью и суеверием... перед которым трепещет даже сама
наука". Он категорически отрицал суеверия, в частности, спиритизм, веруя в
высшие идеалы, в недоступный для ограниченного рассудка человека
Божественный Разум. И трагический финал технической цивилизации он
предполагал прежде всею из-за потери веры в Бога.
  Идею Бога Достоевский воспринимал непросто, без упований на чудо, при
отличном знании научного метода и сути естествознания. Область знаний и
доказательств он безоговорочно относил к науке, оставляя религии веру в
добро, красоту. Разум Вселенной, пронизывающий мироздание. "Я православие
определяю не мистической верой, - писал он, - а человеколюбием, и этому
радуюсь". В то же время он отчетливо понимал ограниченность научных
представлений о мире. И объяснял это так: "Путаница и неопределенность
теперешних понятий происходит 110 самой простейшей причине: отчасти оттого,
что правильное изучение природы происходит весьма недавно (Декарт и Бэкон)
и что мы еще собрали до крайности мало фактов, чтобы вывести из них хоть
какие-нибудь заключения. А между тем торопимся делать эти заключения,
повинуясь нашему закону развития. Выводить же окончательные результаты из
теперешних фактов и успокаиваться на этом могут разве только самые
ограниченные натуры..."
  Не случайно, конечно, А.Эйнштейн признавался: "Достоевский дает мне
больше, чем любой другой мыслитель, больше, чем Гаусс". В данном случае
речь идет и о постижении сути научного метода, и о научном понимании
природы. Иван Карамазов сетует на ограниченность рациональной мысли: "Все
эти вопросы совершенно несвойственные уму, созданному с понятием лишь о
трех измерениях". У Эйнштейна есть почти дословный повтор: "Человеческий
разум не способен воспринимать четыре измерения. Как же он может постичь
Бога, для которого тысяча лет и тысяча измерений предстают как одно?"
  В своих сочинениях Достоевский постоянно использовал метод мысленного
эксперимента, ставя перед своими героями трудноразрешимые задачи. При этом
человеческая личность выступает не просто как микрокосм, но и равноправным
партнером окружающей природы, вселенского Разума. Как справедливо отметил
советский физик и историк науки Б.Кузнецов, у Достоевского: "Итог
рационалистической мысли - космическая гармония неприемлема, если она
игнорирует индивидуальную судьбу... Это крик боли, жажды гармонии, который
вошел в историю человеческой культуры как вопрос, обращенный к XX
столетию... Он стоит рядом с крупнейшими научными открытиями XIX столетия".
  Однако надо признать, что это-достаточно странное научное открытие, ибо
совершенно не учитывает ту объективность (иллюзорную?), которую исповедуют
правоверные ученые. В естествознании принято считать Вселенную совершенно
чуждой человеку, существующей как бы вне его и без него по каким-то
непреложным, невесть кем и зачем установленным законам. Существование
человека в таком мире бессмысленно: "Ну, пусть бы я умер, - пишет герой его
рассказа, - а только человечество оставалось бы вместо меня вечно, тогда,
может быть, я все же был бы утешен. Но ведь планета наша невечна, и
человечеству срок-такой же миг, как и мне, И как бы разумно, праведно и
свято ни устроилось на земле человечество,-все это тоже приравняется завтра
к тому же нулю. И хоть это почему-то там и необходимо, по какимто там
всесильным, вечным и мертвым законам природы, но поверьте, что в этой мысли
заключается какое-то глубочайшее неуважение к человечеству, глубоко мне
оскорбительное и тем более невыносимое, что тут нет никого виноватого".
  Достоевский вполне корректно, в духе естествознания описывал
геологические циклы и судьбы планеты. И вновь, в отличие от ученого,
завершал описание субъективным, человечным выводом: "А ведь теперешняя
земля, может, сама-то биллионы раз повторялась; ну, отживала, леденела,
трескалась, рассыпалась, разлагалась на составные начала, опять вода, яко
бе над твердию, потом опять комета, опять солнце, опять из солнца
земля-ведь это развитие, может, уже бесконечно раз повторяется и все в
одном и том же виде, до черточки. Скучища неприличнейшая..."
  Добавим, что по своим взглядам на природу Достоевский был эволюционистом
(элементы направленного развития видел он и в истории человечества). Хотя
его занимал парадоксальный образ вечности не в непостижимом величии, а в
виде зауряднейшей каморки с паутиной по углам.
  Подобная унылая вечность. Свершающаяся по законам мертвой природы,
сравнима с часами, отзванивающими бессмысленные сроки и периоды в пустом
доме. Писателю нет никакого дела до жизни природы вне человека и Бога.
(Достоевский писал о возможных обитателях других планет, но всерьез не
увлекался такими научными фантазиями.) Он стремится постичь смысл в
проявлениях жизни и разума, в процессе эволюции, благодаря которому создан
человек. Но вовсе не для того, чтобы подчиниться "осознанной необходимости"
законов природы и осторожно существовать в соответствии с ними. Напротив,
Парадоксалист, главный герой его "Записок из подполья", утверждает нечто
противоположное. По его мнению, своеволие человека не позволяет ему всегда
и во всем подчиняться объективным законам бытия.
  Странное это человеческое качество. Вроде бы, зная экономические, скажем,
законы, можно использовать их для своего блага, чтобы "совсем уж ничего
больше не оставалось делать, кроме как спать, кушать пряники и хлопотать о
непрекращении всемирной истории". И вот тут-то он пренепременно
"неблагодарную мерзость сделает", пожелает "самой неэкономической
бессмыслицы" и пойдет наперекор очевидности! Единственно ради того, чтоб
самому себе подтвердить (точно это так уж очень необходимо), что люди все
еще люди, а не фортепьянные клавиши, на которых хоть и играют сами законы
природы собственноручно, но грозят до того заиграться, что уж "мимо
календаря и захотеть ничего нельзя будет".
  Судя по всему, видится Парадоксалисту смысл человеческой жизни как
противостояние несвободе законов природы: "Ведь все дело-то человеческое,
кажется, и действительно в том только и состоит, чтоб человек поминутно
доказывал себе, что он человек, а не штифтик!"
  В системе взглядов космистов такая позиция может показаться крамольной.
  Космисты-материалисты обычно полагают, что знание законов увеличивает
возможности людей, позволяет продолжать строительство космического порядка
- как бы дополняя вселенский Разум волей и разумом человека.
Космисты-идеалисты подчеркивают значение познания природы для того, чтобы
полнее и глубже ощущать сопричастность к ее совершенству и пронизывающему
ее Разуму. А у Достоевского получается так, будто знание законов природы
только и нужно человеку ради желания действовать им наперекор...
  Дальнейшее развитие этой идеи приводит едва ли не к богохульственным
выводам. Ведь законы природы установлены, согласно религиозным канонам,
Богом (или, если угодно, Разумом Вселенной). Выходит, человек в своей
гордыне выступает против божественных установлений? Против гармонии
Вселенной? Против высших мудростей всемирного Разума? Или вспомним
популярную ныне гипотезу В.И.Вернадского о построении на Земле области
разума - ноосферы. Именно благодаря научной мысли, согласно Вернадскому,
возможна такая радикальная перестройка биосферы. Суть ее - в полнейшем
согласии с законами природы. А тут - полнейшее беззаконие, свобода,
анархия!
  Впрочем, и об анархии, и о биосференоосфере у нас еще будет особый
разговор в статьях, посвященных Кропоткину и Вернадскому. Во времена
Достоевского эти идеи еще не были теоретически оформлены. Правда,уже
существовали такие сочинения, выражающие крайний индивидуализм, как труд
Р.Штирнера "Единственный и его собственность".
  Парадоксалист Достоевского не противопоставляет себя всей остальной
природе, не претендует на престол всемогущего Бога. Его тревожит и
возмущает бессмысленность жизни и смерти разумного существа в мироздании,
где все продумано и бесспорно установлено или-в атеистическом варианте-все
свершается по мертвым законам природы. Человек осужден на осознание своего
ничтожества перед извечным космосом и на жалкий бунт против неизбежности, В
конце концов, если человек есть высшее, самое разумное существо в мире, то
он волен делать все, что угодно, даже самые наисквернейшие и страшные
поступки. Ведь каждый из нас все равно приговорен к высшей мере
наказания-смертной казни! Таков не подлежащий обжалованию приговор Природы
(космического порядка, всемирного Разума).
  Итак, в данном случае у Достоевского речь идет не о протесте против
Вселенной вообще, а против той научно-философской модели, которая
представляет мироздание в виде гигантского механизма. Тогда и выходит, что
человеческий разум поистине "венец творения" (но не Бога, а мертвой
природы, какихто ее замысловатых законов), а следовательно, его назначение
- покорять косную материю, привносить в нее продуманный порядок. Только для
этого вроде бы и служит познание природы.
  Трудно не согласиться с Достоевским: "Прогресс естественных знаний имеет
отношение к жизни главным образом своей технической стороной".
Действительно, уже в те времена было ясно, что естествознание нацелено на
активное использование законов природы для удовлетворения материальных
потребностей. Словно мыслящему, терзаемому сомнениями человеку лишь это и
надо! Но человек- по Достоевскому-лишь тогда оправдывает свое положение в
мире, если его не устраивают только материальные блага, какими бы обильными
они ни были.
  Мудрый писатель и в этом случае прибегает к методу мысленного
эксперимента. В статье о спиритизме (столоверчении или, как ныне говорят,-
полтергейсте) он фантазирует о том, что было бы, если б хитроумные духи
(черти) задумали открыть людям будущие научные и технические достижения.
Люди смогли бы летать по воздуху, извлекать из земли баснословные урожаи,
"создали бы химией организмы, а говядины хватило бы по три фунта на
человека, как мечтают наши русские социалисты". И уже не надо много
трудиться, "а теперь все займутся высшим, глубокими мыслями, всеобщими
явлениями",
  И что дальше? Что былобы, если 6 люди сначала удовлетворили все свои
материальные потребности, зажили в сытости и довольствии, а лишь потом - в
сущности, от безделья и пресыщения-принялись размышлять о смысле жизни и
своем предназначении в мире? "Люди вдруг увидели бы,-считает
Достоевский,-что жизни уже более нет у них, нет свободы духа, нет воли и
личности, что кто-то у них все украл разом: что исчез человеческий лик, и
настал скотский образ раба, образ скотины, с тою разницею, что скотина не
знает, что она скотина, а человек узнал бы, что он стал скотиной. И загнило
бы человечество..."
  Или другой вариант: покоритель природы возомнит себя человекобогом... Но
так как такое безмерное могущество неизвестно когда осуществится, то можно
уже сейчас действовать так, как тебе удобнее, выгодней, полезней. А в такой
вседозволенности и самодовольстве вновь проглядывает образ сытой скотины.
Так что и тут - все то же бесславное загнивание: "Наступает... матерьялизм,
слепая плотоядная жажда личного материального обеспечения, жажда личного
накопления денег всеми средствами". Человекобог оборачивается
человеком-потребителем, возведенным в идеал.
  Прав ли был в своих тревогах Достоевский? Прав, пожалуй. Многое на
нынешней Земле, в частности, истощение природных ресурсов, разрушение и
загрязнение биосферы, происходит ради преимущественно богатеев, ради
необязательного комфорта, убогих преходящих радостей. Великие прозрения
русского писателя-философа не упоминаются в связи с идеями космизма. И в
результате высокопарные высказывания о глубинных связях человека с Космосом
выглядят наивным упрощением реальности.
  Как же решал Достоевский трагические противоречия между свободой человека
и неумолимостью законов природы? Между ограниченным человеческим разумом и
безграничным всеведением Разума Вселенной? Между материальным
благосостоянием и духовной культурой, творческими дерзаниями?
  Приходится в значительной мере догадываться об этом по его художественным
произведениям, где высказываются и действуют литературные герои, и
публицистике, где он выступает от своего имени. И вот каковы общие выводы.
  Не существует научного доказательства, рационального обоснования
поведения человека. Оно определяется верой в высшие ценности. Каждый из нас
имеет возможность следовать идеалам совести и добра (один из высочайших
ориентиров-образ Христа). Или, словами Алеши Карамазова: "Будем, во-первых
и прежде всего, добры, потом честны, а потом - не будем забывать друг о
друге".
  Может ли это сказаться на мировом порядке? По-видимому, да. Ведь в
мироздании ничто не исчезает бесследно: "Все как океан, все течет и
соприкасается; в одном месте тронешь, в другом конце мира отдается".
  Истинное богатство человека-его духовный мир, охватывающий мысленно всю
Вселенную, ее прошлое и будущее, и преодолевающий тем самым трагическую
ограниченность человеческой жизни в реальном пространстве-времени. И
покорять при этом следует не сотворившую нас природу, а собственные низкие
страсти и пороки: "Есть нечто гораздо высшее бога-чрева. Это - быть
властелином и хозяином даже себя самого, своего я, пожертвовать этим я,
отдать его - всем. В этой идее есть нечто неотразимо-прекрасное,
сладостное, неизбежное и даже необъяснимое".

(c) Техника молодежи N 01-02 за 1992 г.



Владимир Михайловский

СЛУЧАЙНЫЕ ПОМЕХИ
(Главы из повести)

  ...Здесь, в Тристауне, он поселился в заброшенном домишке на городской
окраине. Собственноручно прибил вывеску: "Часовых дел мастер. Ремонт и
сборка часов по вкусу клиента". На вывеске сам же намалевал усатого
молодого человека, который жестом факира выхватывает из ничего, из воздуха
пару часов. Лицо молодого человека получилось свекольно-красным, а один ус
явно длиннее другого. Если говорить по правде, художником он был
никудышным.
  Подходящую для себя профессию он долго обдумывал загодя и решил, что
часовщик - самое надежное. Ведь едва ли не все люди пользовались часами - в
сущности, нехитрым, даже примитивным прибором для измерения времени.
Врожденного чувства времени, без которого он себя не мыслил, у них не было.
  Занимаясь ремонтом и сборкой часов, он решал сразу несколько необходимых
проблем. Во-первых, он мог заработать на безбедное существование, не
прибегая к помощи аппаратуры, которая могла бы привлечь нежелательное
внимание.
  Во-вторых, у него естественным образом завязывались контакты с местными
жителями, для которых он по пршествии времени стал своим.
  В-третьих - и это главное,- будучи в безопасности, он мог без суеты
готовиться к выполнению возложенной на него миссии.
  Частенько, проходя мимо распахнутых настежь дверей мастерской, тристаунцы
видели, как в глубине ее, склонившись над столом, возится с микроскопом и
детальками часовщик. Откуда им было ведать, что занимается старик вовсе не
часами, а прибор с микрометрическим винтом и тубусом - вовсе не
микроскоп?..
  ...Планета, как и предполагалось, оказалась чрезвычайно богатой рудами и
минералами, так что с загрузкой синтезатора никаких проблем не возникло.
  Ему предстояло собрать из выращенных деталей два небольших аппарата, чем
он и занимался в течение долгого, времени.
  Таиться от любопытных, как и все провинциалы, тристаунцев не следовало -
это только навлекло бы подозрения. Потому он, тонкий психолог, и действовал
в открытую.
  Аппараты, которые он в конце концов собрал, резко отличались друг от
друга как по назначению, так и по внешнему виду. Форму, впрочем, он мог
придумать любую - она определялась только его собственной фантазией.
  Первый прибор - мыслепередатчик - имел сравнительно небольшой радиус
действия, три-четыре километра в земных единицах. По его расчетам, для
первого опыта этого было достаточно.
  Со вторы