канная пища... Его окружала
опасность, опасность невероятно страшная. Она буквально пропитывала все
вокруг, носилась в воздухе. Инстинктивно он чувствовал, что угроза
заставляет сознание открыться Алендару, подчиниться властной силе его
глаз...
     Коридор неожиданно расширился, его потолок изогнулся высоким сводом
туннеля; почти тут же противоположная стена растворилась в бесконечной
тьме. Они очутились рядом с огромным водным пространством, откуда к
подножию обрыва, на котором они стояли, накатывались тяжелые черные волны.
     Смит едва не выругался от неожиданности. Еще мгновение тому назад они
пробирались низкими, давящими на сознание подземельями глубоко в недрах
цитадели. И вот теперь оказались на берегу огромного моря мрака, и легкий
ветерок овевал их лица своим таинственным дыханием.
     Внезапно вдали, на границе света и тьмы, черная масса забурлила.
Высокие волны неотчетливо осветились призрачными вспышками фосфоресценции;
казалось, что они состояли из более плотной субстанции, чем вода, скорее
похожей на смолу или жидкую грязь.
     Алендар пристально смотрел на волны, слабо освещенные колеблющимися
вспышками. Через несколько мгновений среди водоворота на поверхность
вынырнуло что-то огромное, расплескавшее далеко вокруг вязкую жидкость,
настолько жуткое, что нужно было благодарить тьму, милосердно скрывшую это
от взглядов. Почти сразу же чудовищная масса погрузилась в глубину, оставив
на поверхности мелкие волны ряби над движущимся телом.
     - Вы знаете, - сказал Алендар, не оборачиваясь, - жизнь - невероятно
древнее явление. И есть разумные расы, гораздо более древние, чем человек.
Я принадлежу к одной из них. Жизнь родилась из черного ила морских пучин и
двигалась к свету не одним, а многими путями. Некоторые ее ветви достигли
зрелости и глубочайшей мудрости, когда предки человека еще раскачивались на
деревьях в тропическом лесу.
     На протяжении многих столетий, если считать время по-вашему, в
цитадели живу я, Алендар, воспитывающий красавиц. В последние годы я продал
несколько из них, второстепенного значения. Пожалуй, я сделал это только
для того, чтобы показать самодовольному человечеству, что оно не способно
понять истину, даже если и узнает ее. Может быть, теперь вам становится
яснее? Моя раса отдаленно схожа с теми порождениями жизни, которые питаются
кровью; несколько ближе к тем, кто использует в качестве еды жизненную
энергию. Но у моей расы более утонченные вкусы. Мы питаемся красотой. Да,
именно красотой.
     Она столь же материальна, как и кровь. Разве вы никогда не замечали,
что у некоторых женщин идеальная красота соседствует с какой-то внутренней
холодностью? Эта энергия настолько могуча, что может подавлять все
остальное, существуя за счет ума, доброты и прочих человеческих качеств.
     Здесь, в самом начале (потому что моя раса, возникшая на другой
планете, уже была стара, когда этот мир только переживал свою юность), мы
долго дремали в иле, но затем пробудились, чтобы питаться энергией,
свойственной человеку даже в то время, когда он жил в пещерах. Разумеется,
это была весьма скудная пища. Мы внимательно изучили вас, а затем отобрали
представителей для дальнейшего разведения. Мы построили цитадель и
принялись совершенствовать человеческий род. Постепенно мы пришли к тому,
что дало современный тип красоты. Можно сказать, мы достигли почти
идеального совершенства. Наверное, вам было бы интересно узнать, что
получалось в других мирах, с совершенно иными разумными расами...
     Итак, теперь вы знаете. Женщины, воспитываемые, словно домашние
животные, чтобы удовлетворить стремление к красоте, которой мы живем, - вот
что такое Минга.
     Но это меню постепенно стало казаться все более однообразным, как и
любая постоянно употребляемая пища. Я увидел в Водир искру качеств, которые
только в редчайших случаях удается наблюдать среди девушек Минги. В ней, в
скрытом состоянии, сохранились ум и отвага. Разумеется, благодаря этому ее
красота несколько уменьшилась, но появилась острота ощущения чего-то нового
по сравнению с унылым однообразием остальных. И это показалось интересным.
Так я думал до тех пор, пока не увидел вас.
     Тогда я вспомнил, что уже весьма и весьма давно мне не приходилось
отведать мужской красоты. Она так редка и столь отлична от женской, что я
почти забыл о ее существовании. Конечно, она весьма своеобразна, груба и
сурова... Но вы обладаете ею...
     Я сказал все это для того, чтобы проверить качество вашего духа. Если
бы я ошибся в оценке его глубины, вы тут же отправились бы на корм зверю
бездны. Теперь я вижу, что не ошибся. Под вашим панцирем животного
инстинкта таятся те самые глубинные силы, которыми питаются корни мужской
красоты. Думаю, что не использую вас сразу, а сначала с помощью известных
мне приемов постараюсь развить ее у вас, прежде чем... она пойдет мне в
пищу. Полагаю, это будет восхитительно.
     Голос Алендара угас в гнетущей тишине, и глаза Смита, помимо его воли,
обратились к пронизывающему взгляду Алендара. Настороженность постепенно
покинула его, неудержимая притягательная сила огненных искр на фоне черной
пустоты заворожила и заставила оцепенеть.
     Неотрывно следя за их алмазным блеском, он увидел, как светящиеся
точки стали быстро уменьшаться, превратившись в бездонные черные провалы.
Не имея возможности отвести глаза, он продолжал смотреть в этот
олицетворяющий первичное зло мрак, столь же примитивный и столь же
безграничный, как и космическое пространство, продолжал погружаться в
оглушающее невыразимым ужасом ничто... все глубже, глубже... Вокруг уже
начала клубиться тьма... И мысли, чужие мысли начали проникать в его
сознание, словно ползучие извивающиеся гады... И тогда он увидел, нет,
скорее угадал отвратительное место, где, судя по всему, уже находилась душа
Водир; что-то страшное стало с огромной скоростью поглощать его, засасывать
в чудовищный черный водоворот, которому нельзя было сопротивляться...
     Внезапно затягивающая в бездну сила на мгновение ослабела. Во время
короткой передышки он осознал, что сжимает непослушными пальцами рукоять
пистолета, а на берег все так же лениво накатываются тяжелые маслянистые
волны... Потом снова обрушился мрак, но уже иной, в нем ощущалась тревога,
он уже не был той всепоглощающей неумолимой силой, как в предыдущем
кошмаре. Теперь у Смита появилась возможность бороться.
     И он вступил в отчаянную схватку, стал сражаться, не шевельнувшись, не
издав ни звука, охваченный черным океаном ужаса. Мерзкие, отвратительные
чужие мысли снова стали извиваться, словно черви, в доведенном до
изнеможения сознании, и зловещие тучи продолжали накатываться на него.
Иногда, в те краткие мгновения, когда давление несколько ослабевало, он
успевал почувствовать рядом третью силу, также боровшуюся с жадно
засасывающей разум темной мощью, неудержимо влекущей в неведомую бездну, и
тогда наступала краткая передышка в судорожной отчаянной схватке. Эта сила
иногда настолько ослабляла зловещее притяжение, что наступали мгновения
полной ясности мысли, и он оказывался свободным от чужого влияния на берегу
подземного океана. Он чувствовал, как пот струился по лицу, как сердце
тяжело билось судорожными рывками, а легкие пылали из-за нехватки воздуха в
перехваченном горле, но он знал, что должен продолжать сражаться до
последней клеточки тела, до последней частицы души против неумолимых сил.
     Внезапно по нахлынувшему на него ощущению яростного отчаяния
противника он понял, что враг собирается с силами для последнего решающего
усилия. И действительно, враждебная сила тут же обрушилась, словно волны
бешеного прилива. Он продолжал сопротивление, потрясенный, ослепший,
оглохший и потерявший дар речи, охваченный беспросветным мраком в самых
недрах этого безымянного ада. И разум начал понемногу отступать перед
страшными, отвратительными, липкими мыслями, неудержимо вторгавшимися в
сознание. Он с ужасом почувствовал себя беззащитным. В то время, как его
засасывала грязь, неизмеримо более мерзкая, чем любая земная, потому что
была порождением нечеловеческих существ, он внезапно уловил, что кишевшие в
его сознании жуткие мысли постепенно приняли поистине чудовищный характер.
Они набегали бесформенным потоком, были порождением знания столь ужасного,
что рассудок был неспособен воспринять его, и даже на уровне подсознания
каждый атом души буквально корчился от омерзения, пытаясь отстраниться от
безумно извращенной мудрости. Черное знание захлестывало, пропитывало
квинтэссенцией ужаса, и он почувствовал, что разум начинает разрушаться,
что он вот-вот будет сметен чудовищной лавиной.
     В этот миг, когда безумие уже почти захватило его, когда он
балансировал на неуловимой грани бытия и небытия, - в голове что-то словно
взорвалось.
     Тьма распахнулась, как поднятый занавес, и ошеломленный Смит опять
увидел себя на обрыве над морем мрака. Все продолжало медленно вращаться в
беспорядочном адском водовороте, но он уже различал отдельные устойчивые
островки в хаосе, постепенно становившиеся более и более надежными -
прочные черные скалы, набегавшие на них тяжелые пологие волны - вновь
обретали форму и массу. Наконец он почувствовал твердую почву под ногами, и
в снова принадлежащее только ему сознание вернулась обычная ясность.
     Сквозь последние остатки покидавшего мозг дурмана неожиданно прорвался
чей-то отчаянный крик: "Убей! Убей его!", и он увидел Алендара,
цепляющегося за балюстраду на краю обрыва в попытке сохранить равновесие.
Его силуэт показался Смиту странно нечетким. Не успел он разобраться, в чем
тут дело, как увидел возле Алендара Водир. С пылающим взором, с ожившим
смертельно прекрасным лицом она кричала "Убей его!" голосом, в котором
оставалось крайне мало человеческого.
     Рука Смита, продолжавшая сжимать пистолет, взметнулась вверх, и он
ощутил мощный толчок отдачи. Голубая молния, вырвавшаяся из дула, вонзилась
в темную фигуру Алендара. Раздался страшный грохот, и еще одна вспышка
ослепила Смита.
     Через мгновение он открыл глаза, в которых расплывались радужные
круги, и тут же с силой зажмурил, чтобы вернуть четкость зрения. Но первый
же взгляд на Алендара заставил усомниться в том, что рассудок вышел из
схватки неповрежденным. Он подумал, что омерзительные чужие мысли все еще
продолжают извиваться в его мозгу, придавая окружающему оттенок
нереальности - настолько неправдоподобным показалось зрелище, представшее
его взору.
     Перед ним был... Что же это было? Повисшее на балюстраде темное тело,
из которого вытекала не кровь, а какая-то отвратительная вязкая масса. На
землю тяжело стекало нечто неописуемое, бесформенное, похожее на густую
черную грязь. Темный силуэт Алендара словно таял на глазах, заметно
уменьшаясь в размерах, мягко оседая в омерзительную лужу, медленно
растекавшуюся по плоской каменной поверхности.
     Смит, продолжая сжимать пистолет, ошеломленно смотрел на жутко
распадающееся тело Алендара, от которого вскоре осталась лишь куча вязкой
грязи, расплывшаяся по земле. Живая, хищно вспучивающаяся и бурлившая в
попытках восстановить человеческую форму грязь. Впрочем, она быстро меняла
свой облик, становясь все более и более жидкой, и вскоре осела, словно
растаяв в черной жидкости, которая тут же целеустремленно заструилась к
морю. Смит, не будучи в состоянии оторвать взгляд от жуткой картины,
увидел, как она быстро просочилась между столбиками балюстрады и вся, до
последней капли, исчезла за кромкой обрыва, оставив после себя чистую
гладкую поверхность камня.
     ...Смит пришел в себя от удушья, поняв, что все это время
непроизвольно сдерживал дыхание. Только теперь он увидел Водир, бессильно
прислонившуюся к скале. Он подошел к ней как раз вовремя, чтобы не дать ей
рухнуть на землю.
     - Водир! - воскликнул он и, осторожно встряхнув девушку, попытался
привести в сознание. - Что произошло? Неужели это мне не снится? Может
быть, теперь мы в безопасности? И вы... Вы теперь очнулись от наваждения?
     Медленно поднялись тяжелые веки, и бездонные черные глаза взглянули на
Смита. И он увидел в них отражение знания о той бездне мрака, в которую ему
пришлось едва лишь заглянуть, и он понял, что теперь всю оставшуюся жизнь
тень этого знания будет преследовать его. Водир же была погружена в него,
буквально пропитана им. И это столь отчетливо читалось в ее глазах, что
Смит отшатнулся.
     Водир едва не упала, но удержалась на ногах, продолжая смотреть на
него; только редкие жалкие проблески отдаленно напоминали о той юной
отважной красавице, с которой он совсем недавно встретился в порту. И когда
она заговорила монотонным бесцветным голосом, он понял, что ее слова -
страшная правда.
     - Очнулась? Нет, это уже невозможно, человек Земли. Я слишком далеко
проникла в ад... Алендар наказал меня еще более страшной карой, чем хотел,
потому что во мне сохранилось достаточно много человеческого, чтобы
понимать, во что я превратилась, и чтобы еще сильнее страдать от этого.
     Да, Алендар исчез, превратившись в первичный ил, из которого когда-то
появился. Но я слишком долго была частью его души, я слилась с ним во мраке
его сущности и знаю свою судьбу. Прошла вечность с того мгновения, когда на
меня обрушилась тьма; я бесконечно долго пробыла в черном волнующемся
океане его страшного разума, и он передал мне чудовищное знание... Так как
я была одним целым с ним, а он исчез, то и мне вскоре предстоит исчезнуть.
Но перед этим я постараюсь - если только это будет в моих силах - вывести
вас отсюда. Конечно, если мне удастся вспомнить обратную дорогу...
     И Водир, пошатываясь, двинулась в том направлении, откуда они пришли.
Смит быстро шагнул за ней и попытался поддержать, обхватив рукой за плечи,
но она резко высвободилась, затрепетав.
     - Нет, нет, это совершенно невыносимо - прокосновение нормального
человеческого существа... Кроме того, это нарушает последовательность
событий, запечатлевшихся в моей памяти; я боюсь, что не смогу восстановить
наше общее с Алендаром сознание... Но это необходимо, необходимо...
     И она двинулась дальше, спотыкаясь на каждом шагу и едва не теряя
равновесие.
     Смит, бросив последний взгляд на черные волны подземного моря,
последовал за ней.
     Водир то и дело опиралась о стены высеченного в сплошной скале
туннеля, и до его ушей обрывками доносилось невнятное бормотание. Впрочем,
иногда он с содроганием думал, что ему лучше было бы не слышать...
     - ...черная грязь... тень, набегающая на Солнце... все так дрожит...
везде грязь, грязь, и это волнующееся море... Знаете ли вы, что он вышел из
моря задолго до того, как на Венере появились разумные обитатели? Он
невероятно стар. Похоже, он был всегда - один-единственный вечный Алендар.
Не знаю, каким образом ему удалось подняться над породившей его слизью -
возможно, это случилось так же, как с его сородичами на иных планетах. Но
он принял человеческий облик и начал выращивать девушек...
     Они шли мрачными коридорами мимо портьер, за которыми скрывалось
материальное воплощение идеала красоты, и неуверенные шаги Водир словно
отбивали странный ритм, попадая в такт с ее бессвязными, часто
неразборчивыми фразами.
     - ...он прожил здесь бесконечно долго, создавая и пожирая красоту,
утоляя свой инстинкт вампира этой удивительной пищей. Я представляю, что он
чувствовал при этом, потому что была с ним одним целым. Он душил красоту
глубоко под толщей первичного ила, поглощая со свирепой жадностью... И его
чудовищное знание было неимоверно древним и фантастически могучим. Он мог
извлечь из человека душу через глаза, низвергнуть в ад и утопить в
невыразимой мерзости... Он наверняка проделал бы это и с моей душой, если
бы я не отличалась от остальных. Но, великий Шаор, как бы я хотела быть
похожей на других! Я предпочла бы быть утопленной в аду, лишь бы не ощущать
страшную грязь того, что узнала. Но благодаря скрывавшейся во мне силе
подчинилась не полностью, и, когда он пытался воздействовать на вас, мое
сознание смогло вмешаться в борьбу, находясь внутри него. В результате он
был вынужден сражаться сразу с двумя противниками, и вам удалось разрушить
его человеческую оболочку. Тогда он вернулся в ил, из которого когда-то
вышел - в черный, липкий, вязкий ил... Я не совсем понимаю, как это
произошло, - может быть, сражаясь на два фронта - одновременно с внешним и
внутренним врагом, - он затратил столько сил, что пришлось использовать
часть энергии, необходимой для поддержания человеческого облика? И к тому
моменту, как вы атаковали его, он был ослаблен настолько, что оболочка
разрушилась...
     Она покачнулась и едва не упала. Чудом удержавшись на ногах, она
продолжила путь, стараясь держаться подальше от Смита, как будто близость с
человеком была невыносимой.
     Скоро они преодолели серебряную дверь и очутились там, где воздух
казался искрящимся и колючим, словно глоток хорошего шампанского. Голубой
бассейн по-прежнему сверкал, как драгоценный камень в золотой оправе, но
вокруг не было ни души - ослепительные девушки исчезли.
     Дойдя до конца коридора, Водир остановилась и повернула к спутнику
лицо, искаженное невероятным усилием. Казалось, она пытается вспомнить...
     - Здесь меня ждет самое страшное, - сказала она. - О, если бы мне
удалось... - Она стиснула голову ладонями, раскачиваясь в отчаянии. - У
меня больше нет сил, я больше не могу, - услышал Смит жалобное бормотание.
Затем внезапно она резко выпрямилась и протянула к нему руки. Он неуверенно
взял их, почувствовав, как она вздрогнула при этом. По ее лицу пробежала
болезненная судорога, которая передалась ему, и его передернуло от
отвращения. Он увидел, что глаза Водир стали безжизненными, страшное
напряжение исказило черты лица, и на лбу проступили капельки пота. Довольно
долго она стояла неподвижно, словно охваченная оцепенением, с печатью
смертной муки на лице, с глазами, пустыми, словно межзвездное пространство.
     Он ощущал сотрясавшую его дрожь, словно черные волны ужаса; он снова
увидел волнующееся море мрака, снова провалился в ад, от которого только
что избавился в схватке над обрывом. Пожалуй, только теперь он понял
по-настоящему, какую пытку должна была испытывать Водир, оставаясь в недрах
этой страшной тьмы. Черный вихрь начал вращаться вокруг него все быстрее и
быстрее, и вскоре они оказались захвачены смерчем черной грязи, и он
уловил, как первые мерзкие мысли закопошились в недрах сознания.
     Потом их на мгновение охватила абсолютная тьма, и тут же все вокруг
сместилось в одно мгновение необъяснимым образом, как если бы разом
изменились атомы вещества... и когда Смит открыл глаза, они уже находились
в наклонно идущем вверх коридоре, воздух которого был насыщен резким
запахом соли.
     Возле него едва слышно стонала Водир, трепетавшая с ног до головы.
     - Сейчас мне будет лучше, - задыхаясь, прошептала она. - Мне
потребовались почти все мои силы, чтобы провести вас... Подождите...
     Они молча стояли в темном коридоре, вдыхая тяжелый, пропитанный
испарениями соленой влаги воздух, пока не утихла сотрясавшая тело Водир
дрожь.
     Теперь они находились недалеко от барьера черного небытия,
установленного Алендаром перед порогом его комнаты. Дойдя до барьера, Водир
остановилась и снова решительно протянула руки Смиту. Тот опять
почувствовал, как ему передалась внутренняя дрожь Водир, снова увлекая в
отвратительные мутные волны адского вихря. Как и в первый раз, их охватила
тьма. Потом Водир отпустила его руки, и они оказались перед низкой
сводчатой дверью, за которой была комната Алендара.
     Чувствовалось, что это перемещение нелегко далось Водир, потому что
волны тошнотворной слабости, вызванной нечеловеческим усилием, все еще
накатывались, постепенно ослабевая, на ее сотрясаемое дрожью тело. Тень
смерти читалась на ее лице, когда она наконец повернулась к Смиту.
     - Идемте, идемте скорее, - умоляющим тоном воскликнула она, и