тор  суммарного   творческого   потенциала   общества,   механизм,
разработанный самим Боячеком. Генрих подошел было к этому щиту, но  Боячек
показал на второй и третий.
     - Нас прежде  всего  интересует,  что  мешает  подъему  общественного
благополучия, - сказал президент. - Подъем и падение  творческого  духа  -
явления  столь  сложные,  что  пока  нет  нужды  вручать  их  исследование
приборам.
     У третьего  щита  розыскной  прибор  вел  себя  отлично.  Ему  задали
первобытную историю, период Древнего Рима по всем годам  римской  истории.
Прибор с большой точностью перечислил причины, препятствовавшие в те  годы
общественному    благополучию:    малую    экономическую     эффективность
рабовладельческого строя, войны  с  соседями  Рима,  борьбу  за  власть  в
правящей верхушке,  религиозные  суеверия,  неурожаи,  болезни,  стихийные
бедствия... Члены комиссии только кивали головами, когда розыскной  прибор
выпечатывал на выходной ленте свои комментарии для  каждого  года  римской
истории.
     Боячек сделал знак, чтобы прибор передвинули ко второму щиту.
     Рой вздохнул. Регистраторы наличного общественного счастья показывали
такой  ровный  уровень,  что  поисковым  лучам  прибора  не  за  что  было
уцепиться. И он был сконструирован вовсе не  для  таких  случаев.  Он,  по
расчету, исследовал особые события, нарушения и выпадения из норм, поэтому
братья и назвали его розыскным, а не оценочным. Рой в унынии уже предвидел
провал.
     Но Боячек  неожиданно  остался  доволен  и  теми  маловразумительными
пояснениями, какими  прибор  сопроводил  кривую  имеющегося  общественного
благополучия.
     - Великолепный механизм! - сердечно сказал  Боячек  братьям.  -  Меня
просто  взволновала  показанная  им  высокая  энтропичность  общественного
счастья.
     - Высокая энтропичность? Я правильно понял? - с  опаской  переспросил
Рой.
     - Именно высокая энтропичность.  Счастье  в  современном  обществе  -
категория сугубо энтропическая. Ибо счастье,  как  и  энтропия,  не  может
уменьшаться, но только расти.  Сумма  человечности  и  благополучия,  этих
главных компонентов нашего социального счастья, непрерывно  увеличивается.
Наша эпоха полностью исключает  такие  антигуманистические  энтропии,  как
голод, эпидемии, войны, которые  столь  часты  были  в  прошлом.  И  этому
основному требованию энтропичности счастья ваше изобретение  удовлетворяет
полностью.
     - Вот как? Я очень рад, - ошеломленно сказал Генрих.
     Остальные члены комиссии  единодушно  присоединились  к  поздравлению
президента Академии наук.
     - Можно  ли  считать,  что  розыскной  прибор  экзамен  выдержал?   -
осторожно поинтересовался Рой.
     - Можно, - ответил Боячек. - В связи с этим поговорим о  практическом
применении вашего аппарата. Вы назвали его розыскным? И предназначаете для
обнаружения преступлений?
     - И  явлений,  нарушающих  общественное  и  личное  благополучие,   -
поспешно добавил Рой. Ему не понравилось  сомнение,  вдруг  зазвучавшее  в
вопросе президента.
     - Второе лучше, - сказал Боячек. - Дело в  том,  что  преступления  в
нашем обществе давно уже не совершаются.  Мы  хотим  предложить  вам  иную
специализацию изобретения.  Мы  хотели  бы,  чтобы  вы  занялись  обратной
проблемой - разысканием возможностей увеличивать счастье. Это осуществимо?
     Рой быстро взглянул на Генриха. Генрих молчаливо развел  руками.  Рой
уверенно сказал:
     - Ничего  трудного  нет.  Переменим  знак  минус  на  знак   плюс   в
программах, только и всего.
     - Тогда мы присваиваем вашему аппарату официальное название -  Машина
Счастья. И просим немедленно приступить  к  практической  работе.  Задание
будет такое. На планете Дельта-2 в  системе  Капеллы  нарушены  социальные
энтропические законы. Нас тревожит, что в  человеческой  колонии  на  этой
планете уже два поколения не растет сумма счастья. Подъем благосостояния и
душевного довольства вызывается там исключительно притоком переселенцев  и
командированных с Земли, а  сами  аборигены  застыли  на  раз  достигнутом
уровне.
     - А каков этот уровень? - осторожно поинтересовался  Рой.  -  Я  хочу
сказать, не подошел ли он к максимальному?..
     Боячек не дал Рою договорить:
     - Предела  для  счастья,  как  и  для  горя,  не   существует.   Пути
совершенствования беспредельны, как и дороги  деградации.  Таков  основной
закон социальной  энтропии.  Разница  лишь  в  том,  что  в  прогрессивном
обществе энтропично счастье, а в гибнущем в образе  общественной  энтропии
выступает горе. Вы уловили разницу? Завтра  на  специальном  сверхсветовом
звездолете  ваш  аппарат  и  вы  будете  направлены  на  Дельту-2,   чтобы
восстановить там здоровую энтропичность счастья. Желаю успеха.
     Когда братья возвратились в свой  институт,  Генрих  долго  ходил  по
лаборатории. Рой молчал.
     - В кого они нас превращают? - сказал  Генрих,  останавливаясь  перед
братом. - На какую дорогу мы вступили?
     - Дороги изобретательства темны, - задумчиво сказал Рой.  -  Пошагаем
немного и по этой тропке.



                                    3


     - Планетка, однако! -  проворчал  Рой.  -  Я  и  не  подозревал,  что
существуют люди, столь всеобъемлюще упоенные собой, как некоторые  местные
жители.
     - Не бубни! - устало  попросил  Генрих.  -  Что  за  скверная  манера
говорить под руку одно плохое! Я отказываюсь признать этого Пьера  Невилля
обыкновенным человеком. Второй раз машина возводит его в ранг небожителя.
     - Раз он не кодируется, проверь, нет ли у него  на  спине  ангельских
крылышек, - посоветовал Рой. - Это будет  лучше,  чем  перегружать  машину
непосильным заданием.
     Генрих в отчаянии пробормотал:
     - Такие душевные добродетели, что плавятся предохранители и пробивает
конденсаторы! Куда ему еще повышать уровень своего счастья?
     Вскочив, он вышел наружу. Домик  Хранителя  Туманов,  отведенный  для
работы Машины Счастья, располагался на вершине  холма.  Отсюда  открывался
великолепный обзор города и  долины.  Из  каменистой  почвы  били  фонтаны
тумана, город сверкал золотыми крышами домов.
     Генрих присел на камень. Все шло плохо, надо было успокоиться.  Рядом
с Роем,  упрямо  добивавшимся  невозможного,  Генрих  раздражался.  Только
хорошая порция  тумана  могла  возвратить  утраченную  ясность  духа.  Так
недолго и пристраститься, невесело подумал Генрих.
     Он посмотрел вверх. По сине-фиолетовому небу  катились  два  светила.
Капелла-А была подобна Солнцу, Капелла-Б, такая же  оранжево-желтая,  была
чуть поменьше. Генрих расстегнул рубашку. Планета Дельта-2  находилась  от
звезд-близнецов раза в четыре дальше, чем Земля от Солнца, но и на  полюсе
здесь пекло, как в Сахаре.
     - Пойду, - вслух сказал Генрих  и  торопливо,  чтобы  не  передумать,
заскользил вниз по крутому склону.
     Вскоре  около  него  взметнулся  первый  гейзер  цветного  ароматного
тумана. С каждым шагом дымов становилось  все  больше,  они  были  ярче  и
благоуханней. У Генриха кружилась голова. Так всегда происходило, когда он
начинал вдыхать этот удивительный воздух, вырывавшийся из недр планеты.
     Генрих постоял около одного гейзера.  Голова  понемногу  прояснялась,
постепенно возвращалось хорошее настроение, тело становилось легким. Минут
через пять захочется петь и танцевать, с веселым удивлением определил свое
состояние Генрих.
     - Здравствуй, друг! - услышал он из цветного сумрака голос  Хранителя
Туманов.
     Генрих  зашагал  навстречу,  стараясь  обходить  молодые  гейзеры,  -
неосторожный шаг мог непоправимо попортить эти слабенькие создания.
     Хранитель Туманов был рослым молодым мужчиной, сдержанным,  внутренне
словно бы отсутствующим: он разговаривал, не глядя на  собеседника,  часто
отвечал невпопад, глаза  его  постоянно  обрыскивали  окрестности,  словно
отыскивая гейзерок, нуждающийся в срочной  помощи.  В  руке  у  него  была
небольшая электролопата, он держал ее клинком вперед, как боевое оружие.
     - Не наглатывайся, для землян наши туманы небезопасны, - поглядев  на
Генриха, сказал Хранитель Туманов.
     - Обойдется, - ответил Генрих. - Я человек здоровый.
     Хранитель Туманов, не дослушав, отошел. Генрих последовал за ним.
     Изогнувшись, Хранитель не то вглядывался, не то вслушивался во что-то
на почве. Местечко было как местечко:  камень,  густо  пронизанный  нитями
золота, - обычный  здешний  грунт.  Генрих  прошел  бы  мимо,  не  обратив
внимания.  Хранитель  осторожно  коснулся  почвы  острием  лопаты  и  стал
медленно передвигать клинок. Лопата вибрировала, вибрация то  усиливалась,
то уменьшалась, и там, где она показалась максимальной,  Хранитель  вонзил
острие в почву. Клинок запрыгал, загрохотал,  в  воздух  полетели  осколки
камня и крупинки золота.  Генрих  заслонил  ладонью  лицо,  чтобы  шальная
золотинка не вонзилась в глаз.
     Почва быстро  разрыхлилась.  Хранитель  нажатием  рукоятки  превратил
клинок в совок и стал выбирать землю. Вскоре образовалась лунка  диаметром
и глубиной с полметра. Хранитель вторым нажатием превратил совок в метлу и
подмел дно и бока лунки.
     - Скоро народится, - предсказал он.
     Новорожденный гейзерок сообщил  о  своем  появлении  на  свет  тонким
свистом, потом вырвался язычок синего пламени.  Пламя  устремилось  вверх,
разрастаясь,  из  синего   становилось   зеленым   и   оранжевым,   теряло
пронзительную яркость - туманный султан заколебался  над  головами  людей,
края его размывались. Генрих шагнул вперед и жадно ухватил ртом гейзерок в
том месте, где пламя было  еще  пламенем,  а  не  теряющим  цвет  и  форму
туманом.
     Но и здесь, в фокусе огня, это был  воздух,  только  воздух;  правда,
великолепно выделанный - ароматный, легкий, - он словно сладостно  звучал,
наполняя легкие: Генрих понимал, что  сравнение  выспренне,  но  оно  было
единственно точным.
     - Не наглатывайся! - повторил Хранитель. - Переедать тумана нехорошо.
     - Отличный фонтанчик! - похвалил Генрих. - И  много  тут  нарождается
таких детишек?
     - Пять-шесть  в  сутки.  Столько  же  иссякает  старых.  Горожане  не
жалуются на плохой воздух.
     - Я их вообще здесь не вижу.
     - Им хватает и того, что доносится ветром. Однако,  друг,  выйдем  из
леса.
     Хранитель шел впереди,  осторожно  выбирая  дорогу  между  гейзерами.
Генрих честно впечатывал шаги в его следы.
     Приспособиться   к   условиям   странной   планеты   было    нелегко.
Необыкновенны были и два одинаковых солнца на  фиолетовом  небе,  и  недра
каменистого шарика, порождавшие питательный воздух, - если здесь  разок  в
два дня приходилось прибавлять еды к калориям и витаминам,  вводившимся  в
тело при дыхании, то это уже было много. Генрих не ел здесь по неделе;  он
ворчал,  что  Рой  обжора,  когда  тот,  скорее  по   привычке,   чем   по
необходимости, вскрывал  консервы.  Но  всего  странней  были  дельтяне  -
рослые, неторопливые, рассудительно-уравновешенные.
     - Скажи, друг, тебе ничего не хочется? - спросил  Генрих,  когда  они
поднялись над лесом цветного тумана. - Я говорю о  больших  стремлениях  и
целях, а не о желании делать каждодневную работу получше.
     - Нет, ничего, - отвечал Хранитель, подумав.
     Не подумавши, здесь никто не отвечал,  даже  если  спрашивали,  какая
погода на дворе или день сейчас  или  ночь.  Рой  утверждал,  что  местные
беседы на три четверти состоят из взаимного молчания и лишь на четверть из
слов.
     - Но значит ли это, что ты полностью счастлив? - допытывался  Генрих.
- Понимаешь, друг? Абсолютно счастлив!
     Хранитель с удивлением взглянул на Генриха.
     - Счастлив,  конечно.  -  Он  подумал  с  полминуты.   -   А   насчет
абсолютно... Я не уверен, что знаю, что это за штука - абсолютное счастье.
     Генрих со вздохом отвернулся. Над головой  жарко  сияли  два  солнца,
вдали сверкал золотыми крышами город, в долине клубились  цветные  султаны
гейзеров.
     - Я пойду, друг, - сказал Хранитель. - Вечером прибывает звездолет  с
Земли, надо подготовиться.
     - А тебе-то что? Автоматы сами погрузят золото в трюмы.
     Хранитель раздумывал больше минуты.
     - Надо провести экипаж в  Долину  Туманов.  Земляне  любят  принимать
воздух в местах его выделения.
     Генрих постоял перед  домиком,  потом  рванул  дверь.  Успокоение  не
пришло, хоть он до дурной сытости наглотался тумана. "Поссоримся с Роем, -
подумал Генрих - обязательно поссоримся. Удивительный  это  человек,  Рой!
Обязательно он к чему-нибудь придерется, а я не  выдержу,  обязательно  не
выдержу, это уж точно!"
     Рой задумчиво шагал по комнате.
     - Все в порядке, Генрих, -  сказал  он.  -  Единственная  возможность
усовершенствования таится в этом треклятом  беспорочном  Пьере.  Теперь-то
швырнем  в  горние  высоты  счастья  всех  этих  местных  ангелочков   без
крылышек... Чего ты молчишь, как истукан?
     "Нельзя нам не поссориться,  -  думал  Генрих  -  обязательно  начнем
сейчас ссориться".
     А вслух он сказал:
     - Я не молчу, а размышляю! Итак, ты что-то открыл?
     Рой долго глядел на него. "Не хочет ссориться, -  подумал  Генрих.  -
Вот же человек - ни за что не хочет ссориться!"
     - Ладно, - сказал Рой. - Ты ведь ищешь ссоры, я  это  вижу.  Так  вот
условие: никаких ссор, даже если тебе не понравятся мои расчеты.  Хотя  до
такой дури, чтоб опровергать математику, ты не дойдешь, надеюсь.



                                    4


     Рой по своему обыкновению начал с начала. Он просто не  мог  не  быть
обстоятельным. Они второй месяц по местному счету, то есть земных полгода,
торчат на планете Дельта-2. Первую неделю они знакомились с бытом дельтян,
помогали грузить на звездолет добытое здесь золото и удивлялись, зачем так
много золота понадобилось на Земле, там этого  строительного  материала  и
своего хватает.
     - Удивлялись, - подтвердил Генрих. - Не понимаю, к чему ты клонишь.
     - Ты обещал сдерживаться, - напомнил Рой.
     Вторую неделю они  налаживали  Машину  Счастья  и  испытывали  ее  на
холостом ходу. Лишь после этого они начали вводить в  приемное  устройство
характеристики  дельтян,  запрошенные  у  местной  МУМ,   серийной   малой
универсальной машины, впрочем достаточно точной. В объективности ее данных
ни разу не возникло сомнения.
     - Если ты собираешься клепать на МУМ, Рой...
     - Успокойся! Я уважаю МУМ не меньше  твоего.  Дело  не  в  МУМ,  а  в
дельтянах.
     Итак, они стали работать с дельтянами. Дельтяне - неудачный  материал
для машин: счастье здесь на таком высоком энергетическом  уровне,  что  не
хватает емкостей  и  сопротивлений  для  его  закодирования  в  физические
величины. Похоже, что на Дельте-2 не действует основной  закон  социальной
энтропии, столь четко сформулированный  Боячеком:  пути  совершенствования
беспредельны, верхнего предела счастья не существует. На Дельте существует
верхний предел счастья,  и  он  уже  достигнут  -  пути  совершенствования
перекрыты. Так им в унынии казалось, когда они занялись  Пьером  Невиллем.
Парадоксально, что Пьер был  не  только  последним,  но  и  самым  трудным
объектом  исследования.  Этот  странный  человек  не  поддавался  цифровой
зашифровке, все добродетели у него были лишь в  превосходной  степени.  Но
сейчас его характеристика проработана, и выяснилось, что он,  единственный
среди дельтян, может быстро повысить свое счастье, хотя и не подозревает о
том.
     - Короче! - не выдержал Генрих. - Что за натура - или отвлекаешься на
пустяки, или мямлишь!
     - Короче так: Пьер должен встретиться со Стеллой.
     Генрих изумленно воззрился на Роя:
     - Стелла? Это еще что за существо?
     - Дельтянка. Двадцать три года, рост сто восемьдесят  четыре,  волосы
подобраны под цвет глаз, окраску глаз меняет раз в три месяца, сейчас  они
салатно-зеленые.  Живет  в  Южном  полушарии,  оператор  на  втором  южном
руднике, увлекается теннисом, обожает маслины - их, ты знаешь, привозят  с
Земли, здесь они не привились, - отличный  альпинист...  Что  еще?  Хорошо
танцует. В общем, одна из трех тысяч восьмисот сорока  четырех  дельтянок,
которые не являются женами Пьера.
     - Естественно, ибо его жена - некая красивая ведьма  по  имени  Мира,
что, кажется, означает "удивительная". Ты это хотел сказать?
     - Нет, другое. Если женой Пьера вместо Миры станет Стелла, не  только
индивидуальному счастью Пьера будет дан толчок  вверх,  мы  ведь  с  тобой
здесь не для того, чтобы устраивать счастливые альянсы, нет, общий уровень
дельтянского общественного счастья испытает подъем, которого здесь не было
уже примерно полтора столетия.
     - Ты это берешься доказать?
     - Я это уже доказал.
     Рой подал выходное отверстие Машины Счастья на экран, висевший  между
окон.
     На экране  вспыхнули  две  кривые:  оранжевая,  кривая  общественного
счастья дельтян, и над ней зеленая, личная  кривая  Пьера.  Оранжевая  шла
параллельно абсциссе, это был  график  монотонной  повторяемости,  уровень
счастья не рос и не падал, сегодня было так же хорошо, как и вчера, как  и
сто лет назад, ни на атом хуже, но  и  не  лучше.  Кривая  индивидуального
счастья  Пьера  тоже   шла   параллельно   абсциссе   и   тоже   монотонно
возобновлялась от дня ко дню, но уровень ее был так высок, она так  близко
подобралась  под  верхний  край  экрана,  что  вид  ее   изумлял.   Генрих
почувствовал  возмущение.  Рой  безобразно  подшучивал.  Повысить   личное
счастье у этого  невообразимо  счастливого  человека  было  невозможно  не
только морально, но и физически.
     - Подожди! - невозмутимо сказал Рой. - Посмотри, что получится, когда
я задам программу встречи Пьера со Стеллой.
     Он проворно вложил в приемное устройство карточку с расчетом свидания
Пьера и девушки  с  салатными  глазами  и  такими  же  волосами.  То,  что
произошло вслед за этим, заставило Генриха вскочить. Обе кривые, и зеленую
и оранжевую, свела внезапная судорога.  Концы  их  заплясали,  изогнулись,
глубокое потрясение  взорвало  размеренную  жизнь  дельтянского  общества:
кривая Пьера полетела вниз, с высот достигнутого счастья в низины  горя  и
отчаяния, общественная оранжевая кривая тоже испытала падение, но не такое
сильное.
     - Помолчи! - закричал Рой. - Молчи и смотри!
     Генрих медленно опустился в кресло.  После  кратковременного  падения
обе кривые устремились вверх. Если и прежде кривая  Пьера  изумляла  своим
уровнем, то теперешний ее рост ошеломлял. Кривая его счастья  унеслась  за
пределы экрана. Рой изменил координатную сетку, но  и  в  новом  масштабе,
уменьшенное вдвое, счастье Пьера ошалело росло, безудержно распухало. Этот
удивительный человек и раньше, с Мирой,  был  счастливей  любого  другого,
теперь, со Стеллой, он был безмерно, невероятно, нечеловечески блажен.
     Но главным, что заставило Генриха промолчать,  был  ход  общественной
кривой. Она тоже устремилась вверх - с запаздыванием против кривой  Пьера,
не так круто, с двумя остановочками, даже крохотным падением, но в целом -
на новый, куда  более  высокий  уровень.  И  лишь  достигнув  его,  кривая
общественного счастья стабилизировалась, теперь она опять шла  параллельно
оси  абсцисс,  ни  на  миллиметр   не   сбрасывая   степени   достигнутого
общественного довольства.
     - Надеюсь, ты не проглотил язык, Генрих? - насмешливо поинтересовался
Рой.
     - Все ясно, - восторженно заговорил Генрих. -  Этот  Пьер  повстречал
Стеллу и влюбился в нее без  памяти.  Вначале  помучился,  что  приходится
бросать нелюбимую жену Миру...
     - Ужасно сварливая особа, между прочим. Ведьма,  как  ты  справедливо
заметил!
     - ...ради  любимой  Стеллы.  Колебания  и  муки  Пьера,  естественно,
понизили уровень общественного довольства, к тому же колония дельтян  была
возмущена неэтичным - так  им,  видимо,  показалось  вначале  -  поступком
Пьера,  и  это  придало  кри