лышав, что его отца казнили. Конрад крикнул:
     - Мальчик не может вам помочь. Он  тяжело  ранен  и  к  тому  же  без
сознания.
     - Это не твоя забота, парень, в  каком  он  состоянии.  У  меня  есть
добрый человек, который и мертвых заставляет говорить. Да опустишь  ли  ты
наконец импульсатор?
     Конрад наставил ствол прямо на медленно подходящего Фигероя.
     - Стойте на месте! Я не дам вам мальчика.
     Фигерой остановился, сделал знак рукой, и с  разных  сторон  на  холм
ринулись  мятежники.  Конрад  услышал   противное   жужжание   резонансных
разрядов, взвизг взметнувшихся вокруг него  мелких  камешков  и  нажал  на
кнопку спуска. Фигерой согнулся, переломился и покатился  вниз  по  холму.
Импульсатор был последней модели, со страшной убойной  силой,  к  тому  же
сразу включен на полную мощность: резонансный луч так перерезал тело вождя
мятежников, что обе ноги отвалились сразу, за ними с плеч слетела голова.
     Воины  погибшего  Фигероя  с  воплями  помчались  вниз  и  пропали  в
кустарнике. Минуты  две-три  Конрад  тешил  себя  надеждой,  что,  потеряв
предводителя, они уберутся восвояси. Но блестевший то тут,  то  там  среди
рыжих веток металл показывал, что враги замаскировались и ждут лишь  ночи,
чтобы  взять  приступом  рытвину,  где  оборонялся  Конрад.  Он  с  тоской
посмотрел на небо. Тусклая Москита теряла и ту  жалкую  яркость,  с  какой
пробиралась по небу днем. Наступал вечер - вероятно, последний вечер в его
и Кристиана жизни. Конрад в отчаянии и  бешенстве  воззвал  к  Внутреннему
Голосу - что делать? Но Внутренний Голос потерянно молчал: он не знал, что
делать. Мальчик по-прежнему лежал  с  закрытыми  глазами,  без  памяти,  с
бледных  щек  скатывались  капельки  пота,  он  тоже   не   мог   что-либо
посоветовать. "Навязался ты на мою голову, - с грустной нежностью  подумал
Конрад. - И тебя не спасу, и сам погибну".  Он  посмотрел  вверх.  О  том,
чтобы искать спасения внизу, не приходилось и думать, там были разъяренные
солдаты. Но, может, удастся прокрасться наверх с мальчиком  на  руках?  Не
найдется ли там неожиданного пути к спасению?
     И тут Конрад услышал тонкое  пение  стреломобиля.  Машина  летела  на
полной скорости - со втянутыми крыльями. Это была обычная боевая машина на
двоих:  Конрад  увидел  в  кабине  водителя  и  стрелка  с  импульсатором.
Стреломобиль пролетел и  мигом  пропал  вдали.  Видимо,  пассажиры  что-то
заметили, машина повернула назад, выбросила крылья и стрекозой зависла над
холмом. "Будет меня обстреливать", - со  страхом  подумал  Конрад,  но  из
кустов прожужжали импульсы по машине - и  стрелок  в  стреломобиле  провел
резонансным лучом по кустам. Конрад услышал крики,  из  кустов  по  машине
било уже с десяток лучей, отчетливо видных в красноватом  сумраке  вечера.
Затем из-за холма вынырнули еще стреломобили и  выбросили  наружу  крылья.
Сумрак сгущался, и все отчетливей становились лучи с  земли  и  на  землю.
Конрад весь сжался, чтобы сражавшиеся его не заметили. Если бы удалось так
продержаться до полного захода Москиты, можно было надеяться, что  в  пылу
сражения мятежники его потеряют, а солдаты не заметят. Но издалека донесся
трубный рев, над холмами показался летающий монах и  сделал  два  круга  в
вышине. По летающему монаху обе стороны старались  не  импульсировать,  он
только криком, а не оружием участвовал  в  сражении.  Отец  -  Конрад  это
хорошо запомнил, - однако,  часто  говаривал:  "Больше  всего  боюсь  этих
крылатых бестий, ибо они все до одного - порождения сатаны".
     Вскоре Конрад разобрал, что кружащий над ним монах - знаменитый Антон
Пустероде. Только у него так мрачно сияли на плечах фонарики погон, только
ему могли принадлежать  пятикружковые  могучие  крылья.  Антон  Пустероде,
видимо, служил в правительственных войсках, ибо, заметив труп Фигероя,  он
радостным ревом  оповестил  своих,  что  предводитель  мятежников  сражен.
Конрад еще плотней приник к грунту. Если нашли  труп  Фигероя,  то  должны
искать его убийцу. Внутренний Голос пискнул было, что правительство хорошо
наградит убийцу своего  главного  врага  и  что  поэтому  больше  не  надо
прятаться. Но Конрад не внял Внутреннему  Голосу  и,  точно,  в  следующую
минуту убедился, что сомнения его обоснованны.  Летающий  монах  разглядел
Конрада и дико завопил, что сын механика обнаружен и его надо хватать.  Из
двух стреломобилей, зависших над холмом, вывалились солдаты и  кинулись  к
яме, где затаился Конрад. Летающий монах кружил низко, показывая им,  куда
бежать. Конрад повернулся к  Кристиану.  Мальчик  открыл  и  снова  закрыл
глаза, что-то шепнул. Он умирал, это было явно. Конрад встал во весь рост.
     - Будь ты проклят, летающий дьявол! - крикнул он Антону  Пустероде  и
выдал полный импульс.
     И последней картиной, ярко отпечатавшейся в мозгу Конрад Подольски  -
беспутного юноши, бежавшего от  недоброго  отца  -  был  пейзаж  вечернего
сражения  на  высоком  каменистом  холме:  вспыхивающие  длинными   нитями
смертоносные лучи с земли и на землю, рушащийся на Конрада с пронзительным
клекотом импульсированный летающий монах Антон  Пустероде  и  два  бегущих
солдата, не успевших спасти своего крылатого соглядатая, но прибывшие  как
раз вовремя, чтобы расправиться с самим Конрадом.
     Конрад упал на  скорчившегося  на  дне  ямы  мертвого  мальчика  -  и
проснулся.



                              СРЕДНЯЯ ДОРОГА


     Конрад сидел на камне у развилки дорог. Тусклая  красноватая  Москита
выплывала из-за горизонта. Мир был уныл. От долгого  сидения  на  холодном
камне тело свело. Конрад потянулся.
     - Опять дурной сон, - сказал он с возмущением. - И вроде  бы  сон  во
сне. Но разве так бывает, чтобы во сне приснилось, что видишь другой сон?
     Очевидно, так бывает, раз это случилось с ним. Конрад не стал  ломать
голову над законами сновидений. Но его  одолела  досада  -  он  видел  два
нехороших сна, возможно, даже один сон в другом, но что происходило в  тех
сновидениях, вспомнить не мог. Были приключения, удивительные события,  но
какие, черт побери? Было плохо, даже очень плохо  -  вот  и  все,  что  он
помнил о них. Конрад посмотрел на развилку дорог. Все три дороги  казались
одинаковыми, но на двух с ним случилось несчастье. Он не чувствовал себя в
силах сделать хотя бы шаг к ним. Правда, несчастья произошли во сне, а  не
наяву, но ведь и сны бывают вещими. Но надо было идти, он задумал  достичь
удачного будущего, а на пустой развилке не виделось  никакого  будущего  -
просто скучное, пустое, ничего не выражающее и ничего не сулящее местечко.
Для уверенности он обратился к своему неизменному наставнику - Внутреннему
Голосу.  Правильно  ли  он  поступит,  выбирая  теперь   среднюю   дорогу?
Внутренний Голос был из  породы  агитаторов,  он  не  просто  советовал  и
наставлял, а требовал, настаивал, горячо убеждал,  Конрад  знал  его  лишь
таким. Но сейчас Голос только убежденно прозвенел: "Средняя - это  истинно
твоя счастливая дорога".
     И Конрад зашагал по единственной не испытанной ни во снах,  ни  наяву
дороге - средней.
     Он неторопливо двигался, предчувствуя, что хорошего не ждать.  Дорога
шла явно не в Анатру, а в сторону от города. Ни на дальнем, ни на  близком
расстоянии от столицы не было ничего, что манило бы  к  себе:  ни  крупных
городов, хоть отдаленно напоминающих Анатру с ее огромным населением почти
в тысячу человек, ни больших заводов. Все промышленные  предприятия  -  их
отец  называл  почему-то  кустарными  мастерскими;  название,  по   всему,
выражало особенное уважение - располагались в  Анатре.  Правда,  была  еще
долина Альдонсы с ее обширной пещерой, где уже больше ста лет  возились  с
поврежденным при посадке звездолетом, и Альдонса была как раз где-то  там,
куда шел Конрад. Но к пещере и близко не подпускали, да  и  что  делать  у
звездолета человеку, ничего не понимающему в древней космической технике -
в ней, так говорил отец, теперь и сами механики не разбираются.
     Эти мысли настраивали на грусть. Конраду уже начинало  казаться,  что
он, поссорившись с отцом и удрав из  дому,  поступил  не  лучшим  образом.
Впереди - он все определенней удалялся от столицы - не светило радужным, а
окружающее было  таким,  что  впору  ругаться,  а  не  радоваться.  Воздух
затянула багровая дымка. Тусклая Москита превратилась  во  что-то  темное,
потянуло вечерним холодом, хотя до вечера было еще  не  близко.  А  дорога
превратилась в полосу препятствий: нигде на равнине  не  виделось  столько
ям, сколько зияло на ней,  и  нигде  не  было  навалено  столько  валунов,
сколько  вместила  она.  И  Конрад,  падая  духом  от  бесперспективности,
запросил Внутренний Голос, не  пора  ли  возвращаться  и  просить  у  отца
прощения, на  что  Внутренний  Голос  недовольно  ответствовал:  "Иди  как
идешь!"
     Над дорогой  пролетели  два  стреломобиля.  Они  выбросили  крылья  и
стрекозами покружились над Конрадом, потом сели на дорогу - один  впереди,
другой позади Конрада. Из передней машины вышел высокий, красивый мужчина,
Конрад сразу узнал его:  портреты  этого  человека,  Марка  Фигероя,  были
развешаны на дорогах, правительство за  доставку  его  живым  или  мертвым
сулило  почти   состояние.   Из   второй   машины   выбрался   вооруженный
импульсатором солдат и  бравый  офицер,  и  его  Конрад  узнал:  за  этого
человека, Франциска Охлопяна, друга и правую руку вождя  мятежников,  тоже
обещался солидный куш.
     - Прохожий, ты наш или не наш? - строго спросил Марк Фигерой.
     У Конрада перехватило дыхание, он не набрал силы  ответить.  За  него
ответил приблизившийся Франциск Охлопян:
     - Господин Фигерой, даже слепой безошибочно увидит,  что  перед  нами
презренный солдат правительства, закамуфлированный под мирного  прохожего.
Если позволишь мне дать ему разок-другой по уху, он мигом признается,  что
шпионит в пользу проклятого майора Шурудана.
     Конрад наконец обрел способность говорить:
     - Нет, нет, господин министр экономики, я  не  шпион!  Я  никогда  не
служил в войсках правительства. Я не люблю правительства.
     - Ты, я вижу, парень, знаешь  меня,  -  сказал  Фигерой  смягчившимся
голосом. - Но я уже не министр экономики. Подлый интриган  майор  Шурудан,
которого мы все - и ты, надеюсь, тоже - дружно ненавидим, возмутительно  и
незаконно выставил меня из  правительства.  За  это  он  поплатится  своей
головой. Беру тебя, парень, к себе. Господин Охлопян, выдайте ему запасной
импульсатор. Ты умеешь пользоваться  оружием?  Отлично.  Полетишь  в  моем
стреломобиле, будешь охранять меня от нападения в воздухе.
     - Я бы все-таки поставил тебя к стенке, парень, - с сожалением сказал
Франциск Охлопян, вручая Конраду импульсатор. - Тебе не кажется,  что  так
было бы надежней?
     - Нет, не кажется, господин Охлопян! - отрезал  Конрад  и  на  всякий
случай поспешно отдалился от  человека,  которого  называли  правой  рукой
вождя мятежников.
     В мутном багровом воздухе показались светящиеся  точки.  К  маленькой
группке Фигероя прибывало подкрепление  -  три  летающих  монаха.  Впереди
мощно махал крыльями широкоплечий верзила с такими  яркими  фонариками  на
плечах, что их можно было разглядеть  и  за  километр.  И  крылья  у  него
выделялись: из пяти, а не из трех пластмассовых дисков каждое, да и  диски
покрупней. Два других летающих  монаха  были  щупленькие,  узкоплечие,  со
слабенькими светящимися погонами, с трехдисковыми маломощными крылышками.
     - Что  случилось,  почтенный  Антон  Пустероде?  -  спросил   Фигерой
крылатого верзилу. - Почему ты мчишься, будто за тобой  гонится  проклятый
Шурудан?
     - Я спешил доложить, что Шурудан неподалеку и  что  его  можно  взять
голыми руками, господин Фигерой. Отряд, им возглавляемый, взимает в данную
минуту пятидесятку на соседнем хуторке. Солдаты  так  увлеклись  грабежом,
который они называют  получением  законных  налогов,  что  их  можно  всех
проимпульсировать, прежде чем они схватятся за оружие.
     - Отлично. Сейчас мы нападем на них. Господин Франциск Охлопян,  лети
за нашим пешим отрядом и поведи его в  хутор.  Я  полечу  вперед  выбирать
позицию для внезапного удара.
     Взгляд Антона Пустероде упал на скромно стоящего в сторонке  Конрада.
Летающий монах безмерно удивился.
     - Посторонний? И с оружием в руках? Тебя еще не расстреляли, парень?
     - Как видите, господин Пустероде, - хмуро ответил Конрад.
     - Расстрел от тебя не уйдет, - успокоил его  летающий  монах.  -  Как
тебя зовут? Конрад Подольски? Никогда не слыхал такого малозначащего имени
и такой невыразительной фамилии.  Впрочем,  в  списках  казненных  у  меня
хватает и других недостойных имен  и  возмутительных  фамилий:  ты  будешь
среди приличествующих тебе мертвецов.
     - Надеюсь, что нет!  -  Конрад  повернулся  спиной  к  рыгочущему  от
удовольствия крылатому шпиону.
     Марк  Фигерой  велел  Конраду  садиться   рядом   с   собой.   Второй
стреломобиль и летающие монахи умчались. Конрад, как ему  было  приказано,
бдительно всматривался в проплывающую  внизу  равнину.  Впереди  все  было
пусто и уныло. Позади, среди красноватых  кустарников  и  невысоких  рыжих
холмов, двигался отряд мятежников, над ним стрекозою висел стреломобиль  и
реяли три летающих монаха.  Марк  Фигерой  направил  свою  машину  вниз  и
посадил на поляне, окруженной кустарником.
     - Будем ждать прихода наших здесь, - сказал предводитель  мятежников.
- Проклятая солдатня проклятого Шурудана уже недалеко. Гляди, чтобы с  той
стороны к нам кто-нибудь незаметно не  подобрался.  Не  спрашивай  кто,  а
сразу импульсируй, в той стороне наших нет.
     - Лучше бы мне пролезть немного дальше, я бы охранял вас  спереди,  -
предложил несмело Конрад.
     Фигерой с подозрением посмотрел на него, подумал и разрешил.  Конрад,
крадучись, зашел за холм и прислушался. В кустарнике стояла неживая тишина
- ни звука впереди, где, по донесению крылатого  разведчика,  злобствовали
правительственные солдаты,  ни  шороха  позади,  откуда  пробирался  отряд
мятежников. Конрад в  унынии  запросил  Внутренний  Голос  -  что  делать?
Внутренний Голос высказался нерешительно: "Жди,  что  еще  делать?"  Ждать
пришлось  недолго.  В  кустах  послышался  шорох  -  мимо  крался   солдат
правительства.  Конрад  осторожно  попятился   назад   и   доложил   вождю
мятежников:
     - Господин Фигерой, в наше расположение проник солдат Шурудана.
     - Далеко не уйдет, с той стороны идут  наши,  -  ответил  Фигерой.  -
Главное, чтоб они не двинулись всей армией, пока мы неожиданно  не  напали
на них, ибо неожиданность - залог удачи.
     Прошло еще несколько времени, и  подошел  отряд  Франциска  Охлопяна.
Охлопян вел за ворот пойманного шпиона: жалкий коротышка  солдат  опасливо
оглядывался - он знал, что его ожидает.
     - Зачем ты пробрался в  наше  расположение?  -  строго  спросил  Марк
Фигерой.
     Шпион пробормотал, что его послал  сам  майор  Шурудан  -  разведать,
далеко ли мятежники. Солдат был из недотеп, которые  со  страху  сразу  во
всем признаются и заранее с покорностью  примиряются  с  горькой  судьбой.
Марк Фигерой поинтересовался, сколько солдат  сейчас  у  майора  Шурудана.
Ответ шпиона Фигерою не понравился:  отряд  Шурудана  был  слишком  велик,
чтобы возникло хорошее настроение и можно было пожалеть пленника.  Фигерой
кивнул Конраду.
     - Кончай  его,  парень,  двумя  хорошими  импульсами  накрест,  а  мы
поглядим, как ты владеешь оружием.
     Франциск Охлопян зловеще улыбнулся и  наставил  свой  импульсатор  на
Конрада. Тотчас подоспел со своим оружием и летающий монах, - эта крылатая
бестия, по всему, от души жаждала прошить Конрада резонансным лучом.
     - Прости, друг! - тихо сказал Конрад застывшему от  горя  пленнику  и
нажал кнопку пуска.
     - Теперь ты наш,  -  удовлетворительно  высказался  Марк  Фигерой.  -
Выброси в кусты эту падаль и отдохни, мы скоро выступаем.
     Конрад повалился на грунт. Горе душило его, но не было  сил  -  да  и
страшно на  виду  мятежников  -  вылить  горе  слезами.  Неподалеку  лежал
уничтоженный им человек - он будет отныне вечным  укором  совести.  Конрад
заговорил  со  своим  Внутренним   Голосом.   "Я   шел   добывать   славу,
независимость и богатство, - горько упрекнул он Внутренний Голос, -  и  ты
посоветовал мне пойти по средней дороге, и я пошел, а куда пришел?" - "Еще
не все потеряно, еще будет удача и  слава,  -  без  уверенности  в  голосе
пообещал Внутренний Голос. - Ты можешь бежать: смотри, все  повалились  на
землю, даже глаза закрыли, набираясь сил перед боем.  Беги,  и  тебя  ждет
успех!"
     Конрад сорвался с места и ринулся  в  кусты.  Кто-то  закричал,  один
мятежник  погнался  за  беглецом.  Конрад  бежал   изо   всей   мочи,   но
преследователь настигал. Это был рослый воин, он кричал, что  импульсирует
Конрада на бегу, если тот не остановится. Конрад не  останавливался,  лишь
спину сводило от страха, что вот-вот в нее вопьется убийственный луч.
     Внезапно из кустов раздался повелительный возглас:
     - Стойте оба! Немедленно остановитесь!
     Обоих - Конрада и преследователя -  окружила  толпа  солдат.  Впереди
бронированной башней возвышался  сам  грозный  глава  правительства  майор
Фердинанд Шурудан.
     - Ты куда бежал? - спросил Конрада Шурудан. - А ты  зачем  гнался  за
ним? - обратился он тут же к преследователю.
     - Я бежал от мятежников, потому что они захватили меня насильно. Я не
воин, я простой крестьянин, - ответил Конрад.
     - Я бежал за ним, потому что он бежал от нас, замыслив измену  нашему
вождю Марку Фигерою, - честно признался мятежник.
     - Один из вас враг, другой может стать  другом,  -  постановил  майор
Шурудан. - Ты, парень, - сказал майор Конраду, - должен доказать, что тебе
можно доверять. Импульсируй нашего врага, который  едва  не  догнал  и  не
импульсировал тебя самого.
     Вокруг Конрада выстроились солдаты и направили на него  оружие.  Куда
он ни поворачивался, на него глядели смертоносные  дула.  Никто  не  думал
расправляться с мятежником,  но  Конрада,  сделай  он  неверное  движение,
немедленно прошьют десяток лучей. Конрад нажал на спуск, пленник зашатался
и повалился на грунт.
     - Мятежники!  -  крикнул  из  кустов  дозорный,  и  на  поляну,   где
совершался допрос  и  расправа,  вырвался  отряд  Фигероя.  Майор  Шурудан
скомандовал отступление, и солдаты, отбиваясь  лучами,  в  полном  порядке
отошли в глубь кустарника. Конрада глава правительства держал около  себя.
Охрана  командующего  страховала  Шурудана  позади  и  с   боков.   Вскоре
показалась группа строений. Солдаты ввалились в дом и сараи. Майор Шурудан
торжественно возгласил:
     - Нас надежно защищают стены, а если мятежники сунутся на приступ, мы
переимпульсируем всех как куропаток.
     Марк   Фигерой   не   хуже   Шурудана    понимал,    что    положение
правительственных войск лучше, чем положение мятежников.  Для  поддержания
духа мятежники из кустов исполосовали лучами стены дома и  сараев,  но  на
мертвый камень  резонансные  импульсы  не  действовали.  Потом  все  вдруг
затихло и в воздух взмыл с белым  флагом  в  руках  летающий  монах  Антон
Пустероде.
     - Переговоры!  Переговоры!  -  трубно  гремел  Антон   Пустероде.   -
Переговоры! Не импульсируйте!
     Он сделал два круга над убежищем майора Шурудана,  плавно  опустился,
сложил  крылья,  притушил  светящиеся  погоны  и  ловко  юркнул  в  домик.
Переговоры начались с дикого ора, его  все  слышали  сквозь  стену:  майор
Шурудан зло грохотал, Антон Пустероде  зычно  ревел,  потом  голоса  стали
тише, потом и вовсе смолкли. На поляну  вышли  майор  Шурудан  с  летающим
монахом, и Антон Пустероде во всю мощь голоса залился:
     - Вечный мир! Вечный мир! Великий майор Шурудан, глава  правительства
и главнокомандующий, жаждет братски прижать к сердцу своего лучш