Уже одно это делает меня счастливым. Но не только это!..
     - Второе, очевидно, захваченная вами коробка со спорами?
     - Да, коробка, но не со спорами! -  Цвиркун  выкрикнул  это  с  таким
диким торжеством, что Генрих вздрогнул. - Никаких спор калиописа искать не
нужно. Умерший был сумасброд, но чтил закон. Он мог бы взорвать весь  мир,
подвергнуть  все  человечество  уродующей  операции,  но  правил  уличного
движения не нарушал даже на Марсе, где они не так уж  строги.  Выходя,  он
тихонько притворял дверь и аккуратно гасил свет,  а  приходя,  не  забывал
вытереть ноги.
     - Стало быть, вы обманывали нас?
     - Я рад, что истина наконец дошла до вас, Рой.
     - С вашей нескорой помощью, Джон! Но что же содержится  в  коробочке,
которая, видимо, так вам нужна, что вы вцепились в нее прямо-таки  мертвой
хваткой?
     - Да, мертвой. Вы и не догадываетесь, как близки к сути! Ответьте мне
на один вопрос. Сколько мне, по-вашему, лет?
     Он смотрел на Генриха, и Генрих ответил первым:
     - Двадцать два... Или двадцать три. Вы очень молоды.
     - Двадцать четыре, плюс-минус два года, - ответил Рой.
     В смехе Цвиркуна прозвучало торжество и ожесточение.
     - Мне ровно шестьдесят пять. Не таращьте глаза  и  не  пожимайте  так
недоверчиво плечами! На этот раз я не обманываю. В день, когда я  появился
у вас в лаборатории, Генрих,  мое  сердце  отстучало  именно  эту  круглую
цифру.
     - Вы хорошо сохранились, - сдержанно заметил Рой.
     - Не надо иронии. Не хорошо - абсолютно сохранился! Боюсь, разница до
вас не доходит. Сорок один год я не меняюсь, вот правда обо мне.  Я  таков
же, каким был в тот день, когда Брантинг поставил на  мне  свой  проклятый
опыт.
     - Новый вариант древней истории о  некоем  Дориане  Грее?  -  Рой  не
удержался от недоверчивой усмешки.
     - Нет, Рой, нет! - Цвиркун покачал головой. -  Я  тоже  читал  о  том
доисторическом Дориане Грее. Он сохранял лишь молодость,  а  меня  сделали
бессмертным. И если долгая  юность  Дориана  была  плодом  его  страстного
желания, то мое бессмертие - плод ошибки. Да, не больше чем  плод  ошибки.
Брантинг не рассчитал правильно силы введенного в меня препарата. Он хотел
продлить мою жизнь, а взамен этого  отменил  мою  смерть.  Он  намеревался
сделать меня долго юным, вроде Дориана, а сделал бессмертным.
     Рой скептически оглядел Цвиркуна.
     - Вы так уверены,  что  тело  ваше  неразрушимо?  Скажем,  плазменный
пистолет или атомная бомба наших предков...
     - Даже  простая  дубина   еще   более   далеких   наших   предков   -
неандертальцев! Ее тоже будет достаточно. Или камня, упавшего на голову! Я
разрушаем, но не смертен. Тайна моя в том, что в  себе  самом  я  не  несу
зародыша своей гибели. Меня могут погубить  внешние  причины,  но  не  мое
собственное развитие. Я не эволюционирую. Слушайте меня  внимательно,  вам
предстоит узнать то, о чем вы и  не  догадываетесь.  Перед  вами  человек,
воплотивший  в  себе  совершенство  и  бесконечность.  Я  совершенен,  ибо
завершен. Я не  меняюсь,  ибо  достиг  абсолютной  гармонии.  Я  настолько
уравновешен во взаимодействии своих органов, своих тканей, своих  молекул,
даже   атомов   своих,   что   взорвать   мою   внутреннюю   гармоническую
уравновешенность силы, действующие  внутри  меня,  не  могут.  Я  способен
изменяться лишь в той мере, в какой меняется природа молекул. Это  значит,
что эволюция  моя  продолжительна,  как  эволюция  всего  человечества.  Я
равновелик всему человечеству, хотя и остался самим собой.  Я  превратился
из индивидуума в вид. Я стал из  личности  категорией.  Вы  все  остаетесь
частностями, даже ощущая в себе  одну  для  всех  нас  общность.  Я,  став
общностью, перестал быть частностью. Я - абстрактность конкретности.  Я  -
конкретность  абстрактности.  Ибо   я   -   завершенность!   Воплотившееся
совершенство.
     Рой иронически прервал его страстную речь:
     - Вы и вправду думаете, что так совершенно прекрасны? На бога  вы  не
похожи.
     Цвиркун уставил на него бешеные глаза.
     - Я совершенен, но не прекрасен! Нечего путать божий дар с  яичницей.
- Холодная реплика Роя дала новое направление его  мыслям.  В  его  голосе
послышалась горечь. - И совершенство мое не  идеально,  я  этого  не  хочу
сказать. Брантинг наделил меня божественным бессмертием, не переменив моей
внешности, далеко не божественной, как справедливо вы заметили.  И  он  не
погасил моих человеческих страстей. Он оставил в моем ставшем вечным  теле
тленную душу. Я любил траву и деревья, оттого  и  стал  астроботаником,  -
миллиарды раз умрут все травы, миллионы раз сменятся  поколения  деревьев,
прежде чем я состарюсь. Вдумайтесь, прошу  вас:  миллионы,  миллиарды  раз
возникнут и сгинут, а я все буду пребывать. Я влюбился в Аврору,  чудесную
девушку, на  время  покинул  ее  для  марсианской  командировки.  А  когда
вернулся на Землю, увидел женщину, перешагнувшую свой лучший возраст, а  я
был таким же, все таким же молодым! Тысячи Аврор возникнут еще  и  выпадут
из моей жизни, тысячи  раз  я  буду  внушать  смущение  своей  нестираемой
молодостью, столько же раз меня  будут  пытать  ужасным  одряхлением  моих
подруг. Вдумайтесь, вдумайтесь! Вы, каждый из вас, обретаете возлюбленных,
и они с вами, они все крепче, все тесней с вами, до самой смерти с вами. А
я приобретаю, чтобы потерять,  ибо  каждое  новое  утро  не  сближает,  но
разделяет нас на один день, а сколько нужно дней, чтобы все потерять, все,
все!
     - Трагедия ваша проистекает только из вашей уникальности, -  спокойно
заметил Рой. - А если бы все люди обрели бессмертие, подобное вашему...
     Цвиркун раздраженно махнул рукой:
     - Тысячу раз обсуждено! Говорю вам,  я  плод  ошибки.  Была  какая-то
небрежность в приготовлении препарата, а какая, Брантинг не запомнил. И не
сумел  ее  воспроизвести.   Бессмертие   мое   -   результат   неряшливого
эксперимента, глупейшего просчета.
     - И вы возненавидели свое бессмертие?
     - Да! Да!  Да!  Моя  душа,  такая  своя,  такая  неповторимо  личная,
восстала  против  моей  бесстрастной  всеобщности.  Я  жаждал  смерти,  не
сиюминутной гибели, не внешней  катастрофы,  нет,  внутренней  возможности
подвести жизнь к естественному уничтожению, ибо без перспективы смерти нет
упоения жизнью!.. Нет, вы меня не понимаете, не можете понять! А  Брантинг
понимал, но я для него был лишь экспонатом, вечным памятником  его  гению.
Из  жалости  ко  мне,   использовав   споры   калиописа,   он   разработал
нейтрализатор бессмертия, но не решился дать его мне. А  когда  я  пытался
силой завладеть препаратом,  Брантинг  бежал  с  Марса.  Он  знал,  что  я
сконструировал  индикатор,  обнаруживающий  препарат,  и  постарался  уйти
подальше. Но не ушел! - Цвиркун поднял вверх руку и восторженно выкрикнул:
- А теперь из бессмертного я стану живым, просто живым, упоительно живым!
     Резким движением он опрокинул в  рот  содержание  коробочки.  Генрих,
вскрикнув, кинулся к нему. Рой удержал брата. Цвиркун  испустил  протяжный
вопль, зашатался и рухнул на тело  Брантинга.  Глаза  его  закатились,  на
губах выступила пена.
     - Зачем ты помешал мне? -  горестно  воскликнул  Генрих.  -  Брантинг
кричал, что препарат недоработан!..
     Рой с ужасом смотрел на два распростертых тела. Он с трудом сказал:
     - Я и не думал, поверь мне...
     Генрих поднял и опустил руку Цвиркуна. Ассистент Брантинга коченел на
глазах. Генрих задумчиво сказал:
     - Пожалуй, для него лучше, что недоработанный  препарат  нейтрализует
бессмертие, лишь одновременно прерывая жизнь.  К  нормальному  бытию  Джон
Цвиркун все равно бы не вернулся. Он ненавидел бессмертие,  но  он  вкусил
вечности...




                              Сергей СНЕГОВ

                          БРИТВА В ХОЛОДИЛЬНИКЕ


                                    1


     - Эрвин Кузьменко - жулик, - заявил Михаил Хонда,  руководитель  цеха
аккумуляторов энергии. - Ты, конечно, не согласен, Эдуард?
     Эдуард Анадырин, директор энергозавода, только грустно улыбнулся.
     - Я  всегда  считал  Эрвина  гениальным.  И  даже  авария   в   твоей
лаборатории не переубедила меня.
     Рой  поглядел  на  третьего  собеседника,  главного  инженера  завода
Клавдия  Стоковского  -  тот  еще  не  высказал  своего  мнения.   Клавдий
иронически пожал плечами и негромко сказал:
     - Вероятно, вы оба правы.  В  Эрвине  совмещаются  крупный  ученый  и
мелкий жулик. И от того,  какое  свойство  берет  верх,  зависит  успех  в
твердом консервировании энергии.
     - Зависел, - с горечью поправил Хонда. - О  возобновлении  работ  еще
долго не говорить. Боюсь, друг Рой, ваш заказ на  ядерные  конденсаторы  в
этом году не будет выполнен. После гибели Карла Ванина и выхода  из  строя
самого Эрвина некому  продолжить  их  работу.  Только  они  разбирались  в
твердом консервировании энергии.
     - Как здоровье Кузьменко? - спросил Рой.
     - Кузьменко жив! И, вероятно, от гибели ускользнет. Такие, как он,  и
в огне не горят, и в воде не тонут. Единственный выход для вас,  по-моему,
переориентироваться на лучевые аккумуляторы, они гораздо мощней.
     - Они и гораздо крупней, друг Михаил, - возразил Рой. - А в  нашей  с
Генрихом конструкции плазмохода габариты - важнейший параметр.  Вы  хотели
мне показать место, где совершилась авария, не так ли?
     - Пойдемте, Рой. - Анадырин встал первым. В отличие от  раздраженного
Михаила Хонды, руководитель энергозавода старался сохранить спокойствие  -
во всяком случае, не хотел создавать у представителя Академии наук плохого
впечатления о себе.
     Клавдий Стоковский тоже не навязывал своих оценок, только  усмехался,
когда Хонда очень уж выходил из себя - усмешка  была  выразительней  слов.
Этот человек понравился Рою  еще  при  знакомстве  на  космодроме,  в  его
спокойствии, в его светлых веселых глазах, ровном  разговоре,  пронизанном
легкой иронией, была привлекательность непростоты - Рой любил людей, сразу
не открывающихся: странности  события  лучше  обсуждать  с  немногословным
Клавдием,  а  не  с  импульсивным  Хондой,  не   с   дипломатично-вежливым
Анадыриным.
     Сектор конденсации энергии размещался в стороне от  остальных  цехов,
это было самое опасное местечко на заводе, считавшемся и  без  него  самым
опасным предприятием на Меркурии. Роя еще на космодроме предупредили,  что
на Меркурии вообще, а на заводе в особенности,  все  подчинено  строжайшей
регламентации, люди, привыкшие на Земле  держать  себя  вольно,  здесь  не
задерживались и часа. Услышав,  что  ходить  надо  только  по  охлажденным
дорожкам, носить только жаронепроницаемые костюмы, по сторонам не глазеть,
на небо не засматриваться даже в светофильтрах,  Рой  поинтересовался:  "А
можно ли у  вас  плевать?",  на  что  получил  немедленный  ответ:  "Лучше
воздерживаться - бывали несчастья и от неосторожных плевков!"  Ответ  даже
не звучал иронически.
     - Садитесь в капсулу. Можно идти по туннелю, но это довольно  далеко,
-   сказал   Анадырин,   открывая   дверь   сигаровидного   электровагона:
передвижение на  Меркурии,  это  Рой  знал,  обычно  совершалось  в  таких
снарядах, мчавшихся в трубах.
     Сектор конденсации энергии, по земным понятиям, мог сойти за  немалый
завод. Хонда спросил, не хочет ли Рой осмотреть все помещения, их тридцать
восемь, в том числе  четырнадцать  лабораторий.  Рой  пообещал  первое  же
свободное  время  отдать  экскурсионному  любопытству,   но   сейчас   его
интересует та единственная лаборатория,  где  выполнялись  его  заказы  на
твердую энергию и где погиб во время  непонятной  аварии  ее  руководитель
Карл Ванин. Рой вежливо уточнил:
     - Я верно сформулировал причину аварии: непонятная?
     - Непонятная, конечно, это все мы  понимаем,  -  проворчал  Хонда  и,
внезапно  вспыхнув,  сердито  добавил:  -  А  еще  больше  -  безобразная,
возмутительно безобразная!
     Он с таким негодованием поглядел на Роя, словно  тот  был  виновником
непонятной безобразной аварии. Рой подумал: "Этот человек,  Михаил  Хонда,
не разберется в сути несчастья, у таких раздражение  заменяет  понимание".
Вслух он сказал  с  учтивой  многозначительностью  -  привычка  заставлять
собеседников взвешивать свои слова, когда разговаривают с ним:
     - Я попрошу во время осмотра подробней объяснить, в чем  вы  находите
то,  что  назвали  возмутительным  безобразием  несчастья.  Мне   кажется,
определения подобного, скорей психологического, чем физического,  свойства
весьма интересны, если обоснованны, конечно.
     По тому, как покраснел Хонда, Рой понял, что удар попал в цель: Хонда
больше не будет навязывать ему описание своих чувств!  Повеселевшие  глаза
Стоковского  показывали,  что  главный  инженер  внутренне   расхохотался.
Анадырин что-то учуял, но не разобрался - сперва с  недоумением  посмотрел
на разозленного Хонду, потом на Роя. Рой отвлек директора  от  посторонних
мыслей:
     - Стало быть, взрыва энергопластинки не было. Именно так вы  написали
в докладе на Землю.
     - Совершенно верно, друг Рой. Если бы взорвалась хоть одна пластинка,
от  цеха  не  осталось  бы  и   кучки   пыли.   В   лаборатории   твердого
конденсирования не пострадал ни один аппарат.  Карл  Ванин  был  испепелен
молнией лучевого генератора,  включенного  по  страшной  ошибке  несколько
раньше, чем следовало по программе.
     - И по другой страшной ошибке - нацеленного на Карла, а не в  горнило
консервирующей печи, - добавил Хонда.
     Лаборатория твердого конденсирования энергии (Рой не сразу  дознался,
что термин "твердое консервирование" - местный жаргон,  укоренившийся  так
прочно, что стал проникать  и  в  документы)  мало  отличалась  от  других
индустриальных лабораторий. Узкое и длинное помещение заполняли громоздкие
механизмы и установки.
     - Накопители энергии,  -  Анадырин  широким  жестом  обвел  один  ряд
установок.  -  Преобразователи  энергии,  -  показал  он  на  второй   ряд
механизмов и остановился в торце помещения, здесь выстроились  приземистые
аппараты, похожие на громадные сундуки.  -  Последняя  стадия  переработки
энергии - твердое консервирование, -  сказал  он  торжественно.  -  Можете
посмотреть, друг Рой на нашу товарную продукцию - к  сожалению,  экземпляр
недоделан, но представление о нем получить можно.
     Он вынул из последнего аппарата продолговатую пластинку и подал  Рою.
Тот еле удержал ее в руках, так она была тяжела -  в  восемь  раз  плотнее
железа, в три раза тяжелее самого тяжелого естественного  металла  осьмия.
Уже это одно - тяжесть - внушало почтение. Еще больше внушало почтение то,
что Рой знал из теории твердых энергетических конденсаторов: одна  сторона
пластинки была зеленой, другая красной,  их  можно  было  хоть  сотни  раз
класть  красной  стороной  на  красную,  зеленой  на  зеленую.   Но   если
складывались разноцветные стороны, две сомкнувшиеся пластинки  становились
генератором энергии - и мощность его  определялась  силой  прижатия  одной
пластинки к другой.
     - Посмотрите на генератор в сборке, друг Рой, -  Анадырин  подал  Рою
нечто вроде чемоданчика с гибкими шлангами  отвода  энергии.  -  Вот  этот
движок сбоку управляет пружинами  сжатия,  а  величина  сжатия  -  выдачей
энергии. В минимуме - энергии не больше, чем от электрической лампочки,  а
в максимуме она равна той, что развивает двигатель межпланетного  лайнера.
- Анадырин вздохнул.  -  Сколько,  знаете,  мы  связывали  надежд  с  этим
уникальным аккумулятором энергии, такие двигатели планировали  создать  на
его основе... И даже не завершили опытного образца!
     Рою давно следовало отложить в сторону недоделанный аппарат,  похожий
на ручной чемоданчик, и приступить к делам более важным. А он  все  гладил
пальцами шероховатые черные бока,  все  крутил  регулятор  настройки,  все
вслушивался в сухой скрип пружин, сжимавших одна другую, вместо того чтобы
сжимать  чудодейственные  конденсаторы  -  две   небольшие,   сомкнувшиеся
разноцветными сторонами пластинки. Именно о таком двигателе, компактном  и
мощном, сердцем которого должен был стать этот ящичек, и мечталось  ему  с
Генрихом, когда брату явилась идея торпедообразного  аппарата,  способного
невредимо прорезать толщи плазмы, нагретой до звездных  температур.  Какой
шальной поначалу показалась идея,  как  он  высмеивал  тогда  сумасбродные
фантазии брата - и как все обрело реальность, когда  на  Меркурии  приняли
заказ на твердые энергоконденсаторы! И Генрих и он сжились с  мыслью,  что
плазмоход будет изготовлен не поздней будущего года и тогда же  отсюда,  с
Меркурия, нырнет в бушующее  озеро  плазмы,  именуемое  солнечным  пятном;
именно   в   будущем   году   ожидают   самое   интенсивное   в   столетии
пятнообразование. Уже и обещания такие были даны  Боячеку,  уже  отбоя  не
стало от смельчаков, просящихся в экипаж плазмохода. Вины его и Генриха  в
том, что фантазия так и останется фантазией, нет - но огорчение  от  этого
не меньше. Рой повернулся к Хонде.
     - Вы  сказали,  что  первым  прибыли  на  место  трагедии  и   успели
поговорить с умирающим Карлом. Я бы хотел узнать, как все происходило.
     Хонда переходил с места на место, показывая,  кто  где  стоял  и  что
делал.
     Вот на этой подставке покоился лучевой генератор, он и  сейчас  здесь
стоит, этот  ящик  с  дулом,  похожим  на  пушечное,  -  великое  творение
лаборатории  твердого  конденсирования,   он   даже   сильней   выразится:
величайшее из созданий Карла Ванина, несравненного экспериментатора, и его
помощника, бессовестного Эрвина Кузьменко, устроившего аварию.
     Карл наклонился над столом, он вкладывал пластинку  в  конденсаторную
печь на доконденсацию, он собирался  щелкнуть  затвором  и  отойти,  после
этого Эрвин должен был сфокусировать лучевой генератор в  горнило  печи  и
включить конденсацию. А  Эрвин  включил  генератор  раньше.  Карл  еще  не
отошел.  Карла  всего  охватило  пламенем,  Эрвин  тоже  попал  в   огонь,
сигнализация оповестила все уголки цеха о  несчастье  в  лаборатории,  все
сразу же ринулись сюда, он, Михаил Хонда, примчался первым, он уже говорил
об этом, но спасти Ванина не удалось, он прожил всего несколько минут.
     Эрвин пострадал меньше, но тоже с неделю боролся  со  смертью,  врачи
теперь выздоровление гарантируют, жулики всегда выворачиваются из беды,  а
честные люди всегда страдают. Рой сердито прервал Хонду:
     - Вы не находите, что слово "жулик", непрерывно вами произносимое, не
соответствует сути события?  Если  Эрвин  Кузьменко  сознательно  направил
генератор на Карла Ванина, то  Эрвин  преступник.  А  если  это  произошло
неумышленно, то Эрвин тоже пострадавший. Не вижу жульничества в  том,  что
человек неделю боролся со смертью.
     Второе  напоминание  о  том,  что  надо   сдерживаться   в   оценках,
подействовало сильней, чем первое. Руководитель цеха аккумуляторов энергии
смешался. Теперь он говорил извиняющимся тоном, почти оправдывался:
     - Что вы, какое преступление!  И  мысли  такой  не  было.  Несчастье,
конечно, и расхлябанность, граничащая с безответственностью.  Эрвин  любит
демонстрировать свое пренебрежение к людям. Вы в этом убедитесь при первом
же разговоре с ним. Если он согласится разговаривать с вами, впрочем...
     - Он так плох, что не может разговаривать?
     Как ни старался Хонда сдержать злость, она прорывалась:
     - Простите, друг Рой, вы не совсем ясно  представляете  себе,  что  у
Эрвина  термин  "может"  отличен  от  термина  "хочет".  Мы  уже  привыкли
считаться с этой его особенностью, а вам еще с ней знакомиться. И вряд  ли
она вас порадует, особенно если Эрвин  пожелает  поиздеваться  над  вашими
мыслями.
     - Михаил, не стоит... - дипломатично сказал директор энергозавода,  а
Стоковский снова беззвучно засмеялся.
     - Я постараюсь  не  высказывать  мыслей,  способных  дать  повод  для