овища уже успели выбраться из  своего
отсека и нашествие началось?
   Впрочем, следовало подумать и о других  неотложных  проблемах,  в  первую
очередь о том, как избавиться от изматывающей жары,  которая  нас  окружала.
Пол, на котором мы сидели, полыхал почти невыносимым зноем,  каждая  полоска
металла излучала удушливое тепло. Воздух стал сырым и липким, и  при  каждом
вдохе чудилось, будто в нем  совсем  нет  кислорода.  Пища,  рассыпанная  по
кабине, почти вся сгнила и распространяла тошнотворную вонь.
   Еще  раньше  я  развязал  на  своем  одеянии  все  тесемки,  но  жара  не
ослабевала, так что, пожалуй, лучше всего было  бы  раздеться  совсем.  Едва
Амелия очнулась, как я помог ей выкарабкаться из черной туники. Под  туникой
было надето все то же рубище, которое Амелия носила в день памятной  встречи
в лагере для рабов. Самая пылкая фантазия не помогла бы узнать в этом рубище
хрусткую белоснежную сорочку, какой оно некогда являлось. Я и то оказался  в
лучшем положении: под форменным платьем марсиан на мне было нижнее белье, и,
невзирая на все злоключения, оно сохранило относительно приличный вид.
   По некоторым размышлениям мы сошлись на  том,  что  лучше  мне  разведать
обстановку одному, без Амелии. Мы не имели ни малейшего представления о том,
какую деятельность развили чудовища, - если допустить, что  они  не  погибли
при посадке, - и, разумеется,  я  не  мог  подвергать  свою  спутницу  новой
опасности. Удостоверившись, что она устроена  удобно,  я  покинул  кабину  и
принялся взбираться по коридорам, прорезающим корпус насквозь.
   Надеюсь, вы помните, что снаряд отличала очень большая длина - от носа до
кормы никак не менее трехсот футов. Во время космического  полета  двигаться
по внутренним помещениям было не слишком  сложно:  вращение  снаряда  вокруг
собственной оси  обеспечивало  путешественнику  вполне  надежную  опору.  Но
теперь, когда цилиндр зарылся в земную почву и  как  бы  стал  на  нос,  мне
приходилось подниматься вверх под крутым  углом.  Нестерпимая  жара  в  этой
части корпуса, кажется, еще усилилась, и мне помогало разве то, что я  бывал
здесь прежде.
   Миновав запечатанный люк, ведущий в отсек для рабов, я  приостановился  и
вслушался, но внутри царила мертвая тишина. Переведя дыхание, я полез дальше
и вскоре добрался до люка, соединяющего коридор с главным отсеком.
   Не без боязни потянул я за металлическую задвижку, ожидая, что чудовища в
полном сознании и начеку, только  мог  бы  и  не  осторожничать.  Поблизости
никого не оказалось, хотя присутствие чудовищ выдавали хриплые, режущие слух
голоса. Я бы даже сказал, что голоса звучали необыкновенно хрипло и  громко,
и я понял, что омерзительные твари о чем-то спорят между собой.
   Дело кончилось тем, что я полез еще дальше и поднялся мимо дверей к самой
корме снаряда.  Признаться,  меня  не  оставляла  мысль,  что  там  найдется
какой-то выход, который позволит нам с Амелией тайком покинуть  цилиндр.  (Я
понимал, что в случае крайней необходимости можно  воспользоваться  зелеными
вспышками точно так же, как на снаряде  меньшего  калибра,  и  сдвинуть  всю
махину с мертвой точки, но мне представлялось крайне важным, чтобы  чудовища
не  заподозрили  в  нас  самозванцев,  подменивших  настоящих  пилотов.)   К
несчастью, путь был перекрыт. Здесь, в торце  цилиндра,  находился  огромный
люк, предназначенный для самих чудовищ. Тот факт, что его не успели открыть,
в общем-то обнадеживал: если мы не могли выбраться наружу, то и к  чудовищам
это относилось не в меньшей степени.
   Перед тем как спуститься обратно, я разрешил себе передышку и  в  течение
нескольких минут размышлял на  новую  тему:  куда  же  я,  в  конце  концов,
приземлил снаряд? Если мы упали в центре города,  сила  удара  при  падении,
безусловно, вызвала неисчислимые беды; все это в последнем счете было  делом
случая, хотя шансы, пожалуй,  складывались  в  нашу  пользу.  Большая  часть
Англии почти не застроена, и вполне вероятно, что посадка произошла в чистом
поле. Оставалось надеяться, что это именно так; и без того у меня на совести
лежал тяжкий груз.
   Из-за стены, отделяющей коридор от главного отсека,  ко  мне  по-прежнему
доносились лающие голоса чудовищ, в чем-то не согласных  друг  с  другом,  а
время от времени я слышал зловещий скрежет передвигаемого металла.  Впрочем,
в секунды затишья мне чудились и какие-то иные звуки, проникающие  в  корпус
извне. Ничего удивительного: наша посадка  должна  была  представлять  собой
весьма эффектное зрелище и привлечь к снаряду толпы  народа,  и,  пока  я  с
немалым риском для себя сидел у самой нарезки главного, кормового люка,  мое
воспаленное воображение подсказывало мне, что в каких-то четырех-пяти  ярдах
от меня собрались десятки, если не сотни людей.
   Мысль была мучительной, невыносимой: более всего на свете я сейчас жаждал
очутиться среди  себе  подобных.  Чуть  позже,  обдумав  все  хорошенько,  я
осознал, что, если действительно  вокруг  нас  собралась  толпа,  ей  грозит
смертельная опасность. Насколько же радостнее - при  всей  жестокости  такой
картины - было бы думать, что высадившиеся чудовища тут же окажутся в кольце
наведенных на них винтовок!
   Так или иначе, замерев в волнении у кромки люка, я уверил себя в том, что
слышу за стальной броней снаряда человеческие голоса, и едва не  расплакался
от одной этой уверенности. В конце концов до моего сознания все-таки  дошло,
что в настоящий момент я не в  силах  больше  ничего  предпринять;  тогда  я
спустился тем же путем, каким поднялся сюда, и вернулся к Амелии.
   4
   Прошло довольно много времени, но ни чудовища внутри  снаряда,  ни  люди,
которые, по моим предположениям, собрались снаружи, не предпринимали  ровным
счетом ничего. Каждые два-три  часа  я  совершал  очередное  восхождение  по
коридорам, но главный люк на корме оставался по-прежнему плотно закрытым.
   Между тем условия в  кабине  управления  час  от  часу  ухудшались,  хотя
температура, пожалуй, чуть-чуть упала. Освещения никто не  выключал,  воздух
поступал бесперебойно, но пища  стремительно  разлагалась,  распространяя  в
отсеке тошнотворный запах. Не прибавляло бодрости и  то,  что  из  лопнувшей
трубы не переставая текла вода, - в нижней части кабины  образовалось  целое
озеро.
   Мы старались держаться как можно тише, не ведая, слышат ли нас  чудовища,
и опасаясь ужасных последствий, если вдруг услышат.  Правда,  сами  монстры,
казалось, совершенно погрязли в собственных приготовлениях: сколько раз я ни
поднимался к люку, ведущему в их отсек, там по-прежнему не умолкал шум.
   Голодные, усталые, потные, испуганные, мы уселись рядышком  на  наклонном
металлическом полу, выжидая  удобной  минуты,  чтобы  ускользнуть  на  волю.
Вероятно, на какое-то время нас сморил сон; я очнулся с внезапным  чувством,
что в нашем окружении произошла определенная перемена. Взглянув  на  часы  -
ввиду отсутствия карманов на нижнем белье я ухитрился пропустить цепочку под
пуговицей через петлю, - я установил, что с момента нашего прибытия на Землю
миновали без малого сутки. Надо ли говорить, что я немедля разбудил  Амелию,
чья голова покоилась у меня на плече.
   - Что такое? - встрепенулась она.
   - Ты ощущаешь запах? - Она принялась громко нюхать воздух, наморщив  нос.
- Чувствуешь, пахнет гарью?
   - Верно, - согласилась Амелия и вдруг воскликнула: - Так это  же  костер!
Горящая древесина!
   Нами овладело неистовое возбуждение - запах представлялся  таким  родным,
ни с чем не сравнимым.
   - Люк, - произнес я многозначительно. - Они, наконец, открыли люк!
   Амелия уже была на ногах.
   - Скорее, Эдуард! Пока не поздно!
   Я подхватил ее ридикюль и повел свою спутницу по круто изогнутому полу  к
коридорам. Затем я пропустил Амелию вперед с тем расчетом, что подхвачу  ее,
если она упадет. Поднимались мы медленно,  обессиленные  выпавшими  на  нашу
долю суровыми испытаниями. Но ведь мы полагали, что поднимаемся в  последний
раз - из преисподней марсианского снаряда на свободу.
   5
   Почувствовав опасность, мы замерли, не дойдя до конца коридора, и бросили
взгляд вверх, на небо.
   Оно было синее-синее и нисколько не походило на небеса Марса -  эта  была
свежая, умиротворяющая синева, какую с наслаждением видишь в  теплый  летний
вечер. По этой синеве плыли перистые облачка,  далекие,  покойные,  тронутые
багрянцем заката. Но гораздо ниже и ближе к нам вился тяжелый  серый  дым  -
именно он и доносил до нас запах горящего дерева.
   - Пойдем дальше? - шепнула Амелия.
   - Что-то мне это не  нравится,  -  отозвался  я.  -  Я  надеялся,  вокруг
соберутся толпы народа. Слишком уж все тихо.
   И тут, будто опровергая мои слова, до нас донесся резкий стук металла  по
металлу, и коридор озарила ослепительная зеленая вспышка.
   - Значит, чудовища уже выбрались наружу! - прошептала Амелия.
   - Надо посмотреть. Оставайся здесь.
   - Ты меня не бросишь?
   В ее голосе вдруг прорвались какие-то новые нотки, он едва не сорвался от
напряжения.
   - Только доберусь до кромки люка, - заверил я. - Должны же мы знать,  что
там происходит.
   - Будь осторожен, Эдуард. Постарайся, чтобы тебя не заметили.
   Я передал ей ридикюль и пополз наверх, терзаемый  самыми  противоречивыми
чувствами. К переполнявшим мою душу испугу и тревоге  добавлялись  волнующие
ощущения, приходящие извне: я понимал, что дышу воздухом Земли,  впитываю  в
себя ароматы родины.
   Подобравшись к  самой  кромке,  я  лег  на  металлический  пол  ничком  и
подтянулся на руках. В вечернем полумраке я  увидел  огромную  яму,  которую
снаряд вырыл при своем бешеном приземлении, а в яме  моим  глазам  предстало
зрелище, наполнившее меня паническим ужасом.
   Прямо под округлой кормой снаряда лежала упавшая крышка главного  люка  -
огромный стальной диск примерно восьмидесяти футов в  поперечнике.  Когда-то
именно этот  диск  противостоял  ярости  взрывов  при  запуске;  теперь  его
вывинтили изнутри и сбросили на песок, очевидно, за  ненадобностью.  А  чуть
поодаль марсианские чудовища  уже  приступили  к  сборке  своих  дьявольских
машин.
   Все пять монстров  сумели  благополучно  выбраться  из  чрева  снаряда  и
работали не щадя себя. Двое старательно прилаживали опору к одной из  боевых
машин, распластанной неподалеку от моего убежища. Я сразу понял, что она еще
не боеспособна: другие ее ноги-опоры выдвинуты лишь на  несколько  футов,  а
платформа едва приподнималась над землей. Еще двое работали под платформой в
небольших экипажах - механические руки поддерживали треножник на весу, в  то
время  как  более  короткие  отростки  сновали  туда-сюда,   постукивая   по
металлическим деталям. Каждый удар сопровождался яркой зеленой  вспышкой,  и
легкий ветерок уносил в сторону желто-зеленый дымок.
   Пятое чудовище участия в  работе  не  принимало.  Оно  взгромоздилось  на
плоскую поверхность сброшенного люка буквально в двух шагах от  меня.  Рядом
стояли тепловой генератор, жерло которого было направлено вертикально вверх,
и высоченная телескопическая мачта, увенчанная параболическим зеркалом футов
двух в диаметре. Мачта и зеркало  вращались  -  вращало  их  само  чудовище,
прильнувшее огромным, как блюдце, ничего не выражающим  глазом  к  какому-то
прицельному устройству. Я еще толком и  не  разглядел  это  устройство,  как
чудовище содрогнулось всем телом, и над краем ямы взвился смертоносный белый
луч - в земной, более плотной атмосфере он был виден совершенно отчетливо.
   В отдалении послышались сдавленные крики, затем  до  меня  донесся  треск
горящих деревьев и построек. На какой-то миг  я  невольно  пригнулся,  не  в
силах  участвовать  в  этом  кровопролитии  даже   в   качестве   пассивного
наблюдателя. Мне казалось, что своим  бездействием  я  помогаю  чудовищам  в
затеянной ими адской бойне.
   Яснее ясного было, что луч пускали в действие не впервые:  бросив  взгляд
на противоположный край воронки, я заметил  там  несколько  обугленных  тел.
Разумеется, я не мог знать, зачем эти люди пришли к яме  и  почему  чудовища
пустили в ход оружие, но теперь-то я не сомневался, что  они  будут  держать
всех и каждого на почтительном расстоянии  до  тех  пор,  пока  не  закончат
сборку машин.
   Параболическое  зеркало  продолжало  вращаться  над  краем  ямы,   однако
тепловой луч на моих глазах не применяли больше ни разу.
   Я переключил свое внимание на самих чудовищ и не без ужаса  отметил,  что
непривычная для них сила земного притяжения наложила на  их  внешность  свою
печать. Я уже говорил о том, как податливы тела этих омерзительных созданий;
с возрастанием тяжести их губчатые туши раздались и сплющились.  Страж,  что
находился ближе всех ко мне, казалось, распух  раза  в  полтора  и  достигал
теперь в длину шести-семи футов. Щупальца у него  не  удлинились,  но  также
расплющились под собственным весом и  походили  на  змей  еще  сильнее,  чем
раньше. Изменилось и "лицо". На глаза - наиболее приметную его часть -  сила
тяжести, правда, не  повлияла,  зато  клювообразный  рот  вытянулся  клином.
Дыхание стало затрудненным, изо  рта  на  землю  непрерывно  капала  тягучая
слюна.
   Я и раньте не мог смотреть на этих монстров без содрогания и ненависти, а
теперь, в новой обстановке, едва не потерял контроля над собой.  Я  позволил
себе оставить свой наблюдательный пост и добрых пять минут  лежал  на  полу,
трясясь от бессильной ярости. Когда же самообладание  вернулось  ко  мне,  я
пополз назад, к Амелии, и хриплым  шепотом  пересказал  ей  все,  чему  стал
свидетелем.
   - Я должна увидеть это сама, - заявила  Амелия  и  приготовилась  в  свою
очередь карабкаться в конец коридора.
   - Нет, нет! - Я схватил ее за руку.  -  Это  слишком  опасно.  Если  тебя
заметят...
   - Тогда со мной случится то же, что могло бы случиться с тобой.
   Амелия высвободилась и стала медленно  подниматься  вверх  по  наклонному
проходу. Мне оставалось лишь следить в мучительном молчании за тем, как  она
достигла кромки люка и выглянула наружу,  в  яму.  Она  провела  там  минуты
две-три и вернулась невредимая, только очень бледная.
   - Знаешь, Эдуард, как только они закончат сборку боевой машины, их уже по
остановить.
   - Там еще четыре машины ждут своей очереди, - напомнил я.
   - Надо каким-то образом предупредить правительство.
   - Но мы не можем двинуться  с  места!  Ты  же  видела,  какую  бойню  они
устроили вокруг воронки. Высунуться наружу для нас равносильно самоубийству.
   - Все равно мы должны что-то предпринять.
   Я задумался. Вряд ли полиция и армия оставались до сих пор в неведении  о
том, что приземление нашего снаряда обернулось ужасной  угрозой.  От  нас  в
этих условиях требовалось уже не предупредить правительство, а известить его
о масштабе угрозы. Ведь никто из землян не имел ни малейшего представления о
том, что следом за первым снарядом к Земле летят еще девять.
   Я пытался рассуждать здраво. Нет, не может быть,  чтобы  армия  оказалась
бессильной против чудовищ. С любым созданием из  плоти  и  крови,  способным
умереть от ножа, безусловно можно справиться при помощи ружей и  артиллерии.
Разумеется, тепловой луч - кошмарное, смертоносное  оружие,  но  он  еще  не
делает  марсиан  неуязвимыми.  А  кроме  того,  надо  помнить,  что   земное
притяжение куда мощнее марсианского.  Боевые  машины  всемогущи  в  условиях
малой силы тяжести и разреженного воздуха Марса; но будут ли  они  столь  же
маневренными и неодолимыми здесь, на Земле?
   Немного погодя я еще раз пробрался в конец коридора в надежде, что нам  с
Амелией удастся ускользнуть от чудовищ под покровом ночной темноты. Ночь и в
самом деле вступила в свои права, к тому же луну (если в ту ночь луна вообще
всходила) затянули густые облака дыма от горящего поблизости вереска; тем не
менее марсиане работали всю ночь напролет  при  свете  больших  прожекторов,
расставленных вокруг сборочной площадки. Первая боевая машина была,  видимо,
совсем готова - она стояла на полностью выдвинутых  ногах  у  дальнего  края
воронки. А из люка выгружали части второго треножника.
   Я не покидал своего наблюдательного  пункта  так  долго,  что  Амелия  не
удержалась и присоединилась ко мне. Марсианские чудовища  не  удостоили  нас
хотя бы мимолетным взглядом и таким образом дали нам  возможность  наблюдать
за своими приготовлениями без помех.
   За всю ночь чудовища оторвались от  работы  один  единственный  раз.  Это
случилось тогда, когда в самую темную пору, ровно через сутки  после  нашего
прибытия, у нас над головами  в  ослепительном  зеленом  сиянии  прогрохотал
второй снаряд. Он приземлился с оглушительным взрывом  в  каких-нибудь  двух
милях от нас.
   В то же мгновение Амелия схватила меня за руку, а я прижал  ее  голову  к
своей груди: мою мужественную спутницу сотрясали беззвучные рыдания.
   6
   Остаток ночи и большую часть следующего  дня  нам  пришлось  прятаться  в
глубине снаряда. Временами мы дремали, а временами опять пробирались в конец
прохода проверить, не представится ли случай  для  побега,  но  потом  вновь
возвращались и сидели скрючившись, тихие и испуганные,  в  своем  неприютном
углу.
   Не доставляло радости  сознавать,  что  события  полностью  вышли  из-под
нашего контроля, и нам отведена лишь роль  зрителей,  тайно  наблюдающих  за
приготовлениями ненавистного врага. Подумать  только!  Мы  в  Англии,  здесь
живут наши соотечественники, говорящие на родном для нас языке, нас со  всех
сторон окружают знакомые  с  детства  пейзажи  и  обычаи,  а  обстоятельства
вынуждают нас прятаться в сооружении, совершенно чуждом нашему миру!
   Вскоре после полудня появились первые признаки того, что вооруженные силы
не  дремлют:  мы  услышали  отдаленную   артиллерийскую   стрельбу.   Взрывы
раздавались на расстоянии мили, а то и двух, и  мы  сразу  смекнули,  в  чем
дело. Очевидно, армия обстреливала второй снаряд, не дожидаясь  высадки  его
ужасных хозяев.
   Марсиане,  за  которыми  мы  наблюдали,  ответили  на  этот   вызов   без
промедления. Как только раздались первые выстрелы, одно из чудовищ подползло
к тому треножнику, который уже был собрал, и забралось внутрь. В тот же  миг
боевая машина сорвалась с места, поскрипывая под бременем добавочного веса и
роняя зеленые искры из сочленений. Я  обратил  внимание,  что  платформу  не
стали поднимать на полную высоту; напротив, она стелилась над самой  землей,
как железная черепаха.
   Не  трудно  было  догадаться,  что  если  артиллеристы  занялись   вторым
снарядом, то вскоре настанет и наш черед, и мы  с  Амелией  сочли  за  благо
вернуться  в  дебри  глубинных  коридоров  в  надежде,  что  корпус  снаряда
достаточно прочен, чтобы выдержать бомбардировку.  К  нашему  разочарованию,
отдаленная стрельба продолжалась всего полчаса и постепенно  сошла  на  нет.
Тишина настолько затянулась, что мы  отважились  вновь  подняться  наверх  и
поинтересоваться, чем заняты марсиане.
   Их бешеная активность не прекращалась ни на минуту. Та боевая машина, что
покинула яму, не возвращалась, однако из остальных  четырех  три  стояли  на
ногах, готовые к действию, и  теперь  чудовища  вели  сборку  последней.  Мы
наблюдали за ними в течение часа и уже совсем было решили спуститься в  свое
убежище и немного отдохнуть,  когда  на  воронку  внезапно  обрушился  шквал
разрывов. Наконец-то нас тоже подвергли обстрелу!
   И вновь марсиане  отреагировали  на  события  почти  мгновенно.  Трое  из
чудовищных тварей поспешили к боевым машинам - они  умудрились  в  считанные
часы приспособиться к нагрузкам нашего мира - и вскарабкались на  платформы.
Четвертый марсианин, сидя в сборочном экипаже, продолжал как  ни  в  чем  не
бывало сборку последнего треножника.
   Вокруг по-прежнему гремели взрывы; мастерство наводчиков оставляло желать
лучшего, ни один выстрел не лег точно в цель, но некоторые оказались все  же
достаточно меткими, чтобы застлать яму тучам