ила, что не видит в том беды.
   Тем не менее, едва мы миновали башню, как стало  окончательно  ясно,  что
тот или те, кто скрывается внутри, умышленно развернули  платформу  с  целью
держать нас под надзором, и темное овальное окно слепо уставилось нам вслед.
Впрочем, никаких действий в отношении нас  с  башни  не  предприняли,  и  мы
двинулись дальше, но с неприятным чувством, что за нами наблюдают.
   Эта немая слежка поневоле вывела нас из себя, и тут мы  вдруг,  к  вящему
своему ужасу, буквально налетели на границу  города;  граница  являла  собой
прозрачную или почти прозрачную стену, перегородившую улицу от края до края.
Не удивительно, что сперва мы посчитали стену стеклянной,  только  это  было
вовсе не стекло, да и вообще ни один  из  известных  нам  материалов.  Можно
было,  пожалуй,  предположить,  что  это   какое-то   энергетическое   поле,
возбуждаемое при посредстве электрического тока. Поле вело  себя  совершенно
инертно,  и  под  бдительным  оком  наблюдательной  башни   мы   предприняли
примитивные попытки его исследовать. Понять нам удалось только то,  что  это
непроницаемый и невидимый барьер, холодный на ощупь.
   Пристыженные, мы поспешили вернуться тем же путем, что и пришли. Позже мы
прокрались в заброшенные кварталы и открыли, что стена существует и там.  Не
потребовалось много времени, чтобы удостовериться, что стена  окружает  весь
город, не только перерезая улицы, но и прячась позади строений.  Еще  позже,
проведя разведку с крыши, мы уяснили себе, что за пределами этого невидимого
круга стоят буквально считанные здания.
   Не могу не признать, что первой до истины додумалась Амелия: она  связала
существование стены с тем несомненным фактом, что плотность да и температура
воздуха  в  черте  города  заметно  выше,  чем  снаружи.  Амелия   высказала
предположение, что невидимый барьер - не просто стена, а в  действительности
полусфера, накрывающая город словно куполом. Именно потому, как заявила  моя
ученая спутница, давление воздуха удается поднять до приемлемого  уровня,  а
солнечные  лучи,  пронизывая  преграду,  создают  под  ней  условия,  близко
напоминающие условия оранжереи.
   3
   Тем не менее Город Запустения отнюдь не был тюрьмой. Выйти за его пределы
представляло собой задачу не более сложную, чем войти в город извне. В наших
разведывательных экспедициях мы обнаружили несколько мест,  где  можно  было
без затруднений  пройти  сквозь  брешь  в  стене  и  попасть  в  разреженную
атмосферу пустыни.
   Одну такую брешь  мы  отыскали  с  самого  начала  -  вереницу  дверей  и
коридоров на железнодорожном вокзале; подобные же устройства  находились  на
пристанях, расположенных вдоль каналов, причем иные проходы, предназначенные
для транспортировки ввозимых  в  город  материалов,  достигали  внушительных
размеров. В конце основных улиц, ведущих в сторону промышленных  зон,  также
были построены специальные проходы для населения.
   Но самое интересное заключалось  в  том,  что  патрульные  экипажи  могли
проезжать прямо сквозь стену не только  без  задержки,  но  и  без  ощутимой
утечки воздуха из города. Мы видели это собственными глазами, и не один раз.
   Теперь я должен по ходу повествования непременно рассказать о конструкции
этих экипажей, ибо среди множества  чудес,  с  какими  мы  познакомились  на
Марсе, эти экипажи принадлежали к числу самых замечательных.
   Главнейшее их отличие от земных экипажей состояло в том, что, не в пример
нашим  инженерам,  марсианские,  изобретатели  обошлись  в   своих   поисках
совершенно без колеса. С тех пор как я убедился в быстроходности марсианских
средств сообщения, я был обречен на бесплодные раздумья о том, насколько  же
далеко продвинулись бы земляне в своем развитии, откажись мы  от  навязчивой
идеи  колеса!  Скажу  больше:  единственным  колесным  экипажем,  какой   мы
встретили на Марсе, оказалась примитивная  ручная  тележка,  которую  катили
рабы; вот как невысоко ценят марсиане подобный способ передвижения!
   Первым увиденным нами марсианским экипажем (не считая поезда,  в  котором
мы приехали, хотя, полагаю, поезд также не  имел  колес)  был  тот,  который
пронесся вдалеке, когда мы впервые брели по улицам города. Второй экипаж  мы
заметили утром следующего дня; этот тоже молниеносно промчался мимо, оставив
после себя невнятное ощущение быстроты и  громкого  шума.  Однако  позже  мы
повстречали экипаж, движущийся с более  умеренной  скоростью,  а  еще  позже
видели экипажи, стоящие на месте.
   Утверждать, что марсианские экипажи ходят, было бы не  вполне  точно,  но
лучшего слова я просто не подберу. В углублениях  под  корпусом  (который  в
соответствии со своим назначением выглядел более или менее привычно для нас)
располагались ряды металлических ног - длинных или коротких,  в  зависимости
от  тех  функций,  какие  экипажу  предписывалось   выполнять.   Ноги   были
смонтированы группами по три и связаны  трансмиссией  со  скрытой  где-то  в
недрах корпуса силовой установкой.
   Движение этих ног выглядело до смешного живым и  в  то  же  время  строго
автоматическим: в каждый заданный момент грунта касалась лишь одна  нога  из
каждой тройственной группы. В движении ноги как бы сокращались и удлинялись;
те, что висели в воздухе, перемещались вперед и принимали  на  себя  тяжесть
экипажа, и тогда в свою очередь приподнималась третья нога.
   Самым большим экипажем,  какой  нам  довелось  рассмотреть  вблизи,  была
машина для буксировки грузов: она опиралась на два параллельных ряда  ног  -
по шестнадцать групп в каждом ряду, по три ноги  в  каждой  группе.  Машины,
которые использовались для патрулирования  города,  были  гораздо  меньше  и
имели всего восемнадцать ног - два ряда по три группы.
   Каждая нога, как обнаружилось при  ближайшем  рассмотрении,  состояла  из
нескольких десятков аккуратно выточенных дисков,  уложенных  друг  на  друга
наподобие стопки медных монет  и  каким-то  образом  сцепленных  при  помощи
электричества. Поскольку каждая нога была заключена в  прозрачную  оболочку,
не составляло труда наблюдать их в действии, но как осуществляется  контроль
за движением, оставалось выше нашего понимания. Однако в эффективности  этих
машин сомневаться не приходилось: мы  часто  встречали  патрульные  экипажи,
проносящиеся по улицам со скоростью, которая далеко превосходила возможности
самых лучших лошадей.
   4
   Но еще большей загадкой, чем конструкция экипажей, были те, кто  управлял
ими.
   В том, что внутри  экипажей  есть  кто-то  живой,  не  возникало  и  тени
сомнения: много раз мы наблюдали, как рядовые марсиане беседуют с  водителем
или с пассажирами и те отвечают им сквозь металлическую решетку, врезанную в
борт машины. Яснее ясного было и то, что  водители  пользуются  чрезвычайным
авторитетом;  прохожие,  когда  к  ним  обращались  из  экипажей,  сразу  же
принимали  приниженный,  а  то  и  подобострастный   вид   и   разговаривали
почтительным шепотом. Но самих водителей  мы  ни  разу  не  видели,  экипажи
оставались закрытыми со всех сторон, -  по  крайней  мере,  кабина  водителя
всегда бывала закрыта наглухо. Взгляд упирался в плоскость  темного  стекла,
поставленную впереди экипажа: по-видимому, за этим стеклом сидел  или  стоял
водитель. Стекла  точь-в-точь  походили  на  те,  что  являлись  непременной
принадлежностью наблюдательных башен, и мы решили, что башнями  и  экипажами
управляют марсиане одного и того же ранга.
   Надо еще сказать, что отнюдь не все экипажи выполняли столь  прозаические
функции, как, возможно, показалось из моих слов.
   Повседневно сталкиваясь с множеством странных  картин  и  явлений,  мы  с
Амелией волей-неволей пытались отыскать земные параллели тому, что видели. И
потому вполне вероятно, что иные допущения, сделанные нами в  то  время,  не
соответствуют истине. Предположить, что грузовые экипажи играют роль подвод,
было относительно просто - ведь они на наших глазах совершали работу, вполне
аналогичную   земной.   Но   для   некоторых   машин   земных   эквивалентов
просто-напросто не существовало.  Например,  для  машины,  которую  марсиане
использовали при ремонте наблюдательных башен.
   Одна такая башня стояла как раз напротив дома-спальни, где мы поселились,
и ее было хорошо видно прямо из  наших  гамаков.  Мы  уже  прожили  в  доме,
наверное, дней восемь, когда Амелия обратила внимание, что с  башней  что-то
случилось: ее верхняя платформа перестала покачиваться  с  боку  на  бок.  А
ночью на башне впервые не включился свет.
   Но уже на следующее утро у подножия башни затормозил  большой  экипаж,  и
перед нами развернулась ремонтная операция, которую я  не  могу  не  назвать
совершенно фантастической.
   Упомянутый экипаж принадлежал к типу, какой мы до сих пор видели в городе
два-три раза, и то издали: низкая  длинная  машина,  а  наверху  многоногого
кузова свалена в беспорядке масса поблескивающих  труб.  Как  только  экипаж
остановился у наблюдательной башни, эта гора металла вдруг  приподнялась,  и
оказалось, что у нее пять змеистых, составленных из  дисков  ног  и  еще  не
менее двух десятков гибких рук, напоминающих щупальца.
   Затем, к нашему изумлению, механизм  спустился  из  кузова  на  мостовую,
лязгая и звеня всеми своими суставчатыми конечностями, и преодолел несколько
ярдов до основания башни поступью, необыкновенно похожей на движения  паука.
Мы смотрели во все глаза,  силясь  понять,  как  и  кто  распоряжается  этим
чудищем,  но  либо  оно  обладало   собственным   разумом,   либо   каким-то
непостижимым образом подчинялось водителю  экипажа,  только  вблизи  "паука"
безусловно  никого  не  было.  Достигнув  подножия  башни,  чудище  вытянуло
щупальце и коснулось выступающей металлической пластинки на одной из опор, и
спустя мгновение мы заметили, что  верхняя  платформа  снижается.  Очевидно,
снизиться она  могла  лишь  до  какого-то  предела;  когда  от  мостовой  до
платформы осталось футов двадцать,  дьявольское  устройство  охватило  опоры
своими щупальцами, сжало их в ужасных объятиях и медленно поползло  вверх  -
ни дать ни взять паук, взбирающийся по паутине.
   Едва паук подобрался к цели, он устроился на опорах  попрочнее,  скрестив
ноги, и немедля запустил щупальца в мелкие  отверстия  на  днище  платформы,
явно обследуя внутренний механизм в поисках испортившейся детали.
   Мы с Амелией пристально  наблюдали  за  всей  этой  операцией,  оставаясь
невидимыми внутри здания. С момента появления  многоногого  экипажа  до  его
отбытия прошло каких-то двадцать минут, но, когда железное чудище  вернулось
на свое место в кузове, платформа  уже  опять  поднялась  на  первоначальную
высоту и принялась снова покачиваться о боку на бок, будто  и  не  портилась
никогда.
   5
   До сих пор я почти ничего не сказал о том, как мы ухитрялись жить в  этом
городе отчаяния, и  не  собираюсь  пока  об  этом  говорить.  Нас  обуревали
разнообразные и весьма серьезные заботы, и во многих отношениях они были для
нас важнее, чем то, что мы видели  вокруг.  Однако,  прежде  чем  перейти  к
дальнейшему  повествованию,  я  должен  со  всей  ясностью  обрисовать  наше
положение. Все мы зависим от окружающей среды,  и,  как  ни  грустно,  мы  с
Амелией не вдруг заметили, что стали  во  многом  сами  похожи  на  марсиан.
Отчаяние, переполняющее их жизнь, проникло и в наши души.
   6
   Сколько мы ни бродили по городу, один  мучивший  нас  вопрос  по-прежнему
оставался без ответа: мы так и не  могли  взять  в  толк,  чем  обыкновенный
марсианин занимается изо дня в день.
   К тому времени мы уже получили известное представление о  присущих  Марсу
социальных разграничениях. Низшим общественным слоем, вне всякого  сомнения,
являлись рабы, которых  заставляли  выполнять  всю  тяжелую  и  унизительную
физическую работу,  необходимую  для  существования  любого  цивилизованного
общества. Затем следовали  горожане,  которым  было  доверено  надзирать  за
рабами. Еще выше на социальной лестнице стояли те, кто управлял  многоногими
машинами, да, вероятно, и остальными механическими устройствами.
   Более всего интересовали нас горожане - ведь именно среди них мы жили изо
дня в день. Как ни странно, отнюдь не  все  они  имели  какое-то  постоянное
занятие. К примеру,  надсмотрщиков  требовалось  сравнительно  немного  (нам
нередко  случалось  видеть,  как  один-два  надсмотрщика,  вооруженные  лишь
электрическими бичами, с успехом командуют сотнями рабов). И хотя экипажи  и
машины в городе встречались в большом  числе,  но  еще  больше  было  людей,
проводящих дни в неприкрытой праздности.
   В часы прогулок мы с Амелией собрали целый ряд  доказательств  тому,  что
марсиане сплошь и рядом не знают, как убить время. Ночные попойки были, если
угодно,  следствием  двух  причин:  отчасти  их  затевали  с  целью  утолить
бесконечную  скорбь,  отчасти  просто  от  скуки.  Мы  нередко   становились
свидетелями ссор, иногда дело доходило до драки,  хотя  надо  признать,  что
спорщики и драчуны мгновенно бросались врассыпную при появлении  патрульного
экипажа. Были и другие признаки, указывающие, что народу  некуда  деть  свою
энергию, не на что направить мысли. В середине дня, когда солнце поднималось
прямо над головой (мы пришли к выводу, что город расположен почти  на  самом
марсианском  экваторе),  тротуары  заполняли  лежащие  мужчины  и   женщины,
надумавшие понаслаждаться теплом.
   Может статься, объяснение всему этому заключалось  в  том,  что  они,  по
крайней мере некоторые из них, обычно трудятся  в  близлежащих  промышленных
зонах, а те, что  слоняются  по  городу,  в  настоящий  момент  находятся  в
отпуске?
   Так или  иначе,  нам  обоим  очень  хотелось  осмотреть  эти  зоны  и  по
возможности установить характер не  прекращающейся  там  ни  днем  ни  ночью
кипучей деятельности. И вот однажды,  дней  через  пятнадцать  после  нашего
прибытия на Марс, мы с Амелией решились покинуть город и обследовать меньший
из  двух  промышленных  комплексов.  Мы  уже  установили,  что  туда   ведет
накатанная дорога; правда, ездили по ней в основном экипажи грузового  типа,
но попадались и пешеходы - как горожане, так и рабы. Следовательно, подумали
мы, если мы рискнем прогуляться пешком,  то  не  привлечем  ничьего  особого
внимания.
   Мы вышли из-под купола через герметизированные коридоры  и  очутились  на
загородном просторе. Наши легкие сразу же  заныли,  с  трудом  выцеживая  из
атмосферы крохи кислорода, и мы оба принялись  жаловаться  на  неумеренность
климата - на холод, скудость воздуха и безжалостное сияние солнца.
   Шли мы медленно, помня по опыту, как изматывает  в  этих  условиях  любая
физическая нагрузка, и за полчаса покрыли чуть больше четверти расстояния до
промышленной зоны. Но уже здесь можно было почувствовать  фабричные  дымы  и
запахи, хотя никакого шума и лязга, обычно связанного с  производством,  нам
расслышать не удавалось.
   Мы остановились на отдых, и тут Амелия коснулась моей руки и показала  на
юг.
   - Что там такое, Эдуард?
   Я взглянул в указанном направлении.
   Мы двигались в сторону  промышленной  зоны,  почти  точно  на  юго-восток
параллельно каналу, однако на противоположной его стороне, вдали от заводов,
виднелось нечто, по первому впечатлению напоминающее гигантский трубопровод.
Но если это трубопровод, почему он не связан совершенно ни с чем  и  смотрит
на нас открытым концом?
   Продолжения трубы мы разглядеть не могли - оно пряталось за промышленными
постройками. Вполне вероятно, что сама конструкция и не обратила бы на  себя
нашего внимания, но примечательным казался тот факт, что вокруг открытого ее
конца кипела напряженная  работа.  Место,  где  мы  остановились,  от  трубы
отделяли, наверное, мили две, но в прозрачном воздухе можно было  различить,
что вокруг нее копошатся десятки, если не сотни рабочих.
   По договоренности мы отдыхали минут пятнадцать  -  настолько  отвыкли  от
разреженной атмосферы, - но и тогда, когда тронулись дальше, поневоле  то  и
дело поглядывали в сторону "трубопровода".
   - А не может это быть какое-нибудь ирригационное сооружение? - высказал я
догадку, подметив, что труба тянется с запада на восток и как  бы  соединяет
два расходящихся канала.
   - С жерлом таких размеров?..
   Пришлось  согласиться,  что  мое  предположение   маловероятно:   фигуры,
находящиеся  рядом  с  трубой,  по  сравнению  с  ней  выглядели  муравьями.
Внутренний диаметр трубы был, вероятно, порядка двадцати  футов,  да  еще  и
металл, из которого ее сделали, достигал в толщину восьми-девяти футов.
   Задавшись целью рассмотреть загадочную конструкцию получше,  мы  сошли  с
дороги и побрели прямиком на юг по битому камню и песку пустыни. Моста через
канал в этом месте не было, в обе  стороны,  сколько  хватал  глаз,  тянулся
ровный  береговой  откос,  но  труба  уже  достаточно  приблизилась,   чтобы
взглянуть на нее без помех.
   Выяснилось, что она вытянулась в длину примерно на  милю.  С  этой  более
выгодной позиции мы видели теперь и дальний ее конец, нависший над небольшим
озером. Озеро было несомненно искусственным - это можно было понять  по  его
прямым и к тому же укрепленным берегам; в результате  если  не  вся,  то  по
крайней мере половина трубы  оказывалась  над  водой.  А  на  берегах  озера
возвышались два внушительных здания одно против другого, и  труба  проходила
между ними как раз посередине.
   Мы сели рядом на берегу канала и стали следить за тем, что происходит.  В
данный момент рабочие у ближнего конца трубы занимались тем,  что  извлекали
из ее недр какой-то большой предмет или аппарат. Когда его  наконец  вынули,
то спустили по настилу на песок. Очевидно, при  этом  возникли  определенные
трудности, так как откуда-то пригнали еще рабочих на помощь.
   Через полчаса аппарат был благополучно извлечен и отодвинут от  жерла  на
известное расстояние. Как только задача была решена, всех, кто работал подле
трубы, как ветром сдуло. Прошло еще две-три минуты, и я  сделал  неожиданное
открытие.
   - Смотрите, Амелия! - воскликнул я. - Она поднимается!
   Ближайший к нам конец трубы  начал  отрываться  от  грунта.  Одновременно
дальний ее конец стал понемногу опускаться в воду. В зданиях по краям озера,
очевидно, располагались машины, приводящие всю систему в движение: через эти
здания проходила  ось  вращения  трубы,  и  до  нас  долетал  рев  и  грохот
спрятанных внутри машин, а сквозь отверстия в стенах вырывался зеленый дым.
   Труба поднималась вверх минуту, от силы две, - невзирая на ее исполинские
размеры, движение осуществлялось плавно и равномерно. Когда она  встала  под
углом градусов сорок пять к горизонту, грохот машин  прекратился,  последнее
облачко зеленого дыма уплыло прочь. Было около полудня, солнце пылало  прямо
над нашими головами.
   А труба в новом своем положении приобрела, в том не оставалось  сомнений,
вид гигантской пушки, нацеленной в небо.
   Вода  в  озере  успокоилась,  рабочие,  хлопотавшие   вокруг,   по   всей
вероятности, попрятались в приземистых строениях,  разбросанных  неподалеку.
Только мы с Амелией, так и  не  понявшие  смысла  всех  этих  приготовлений,
продолжали сидеть как ни в чем не бывало.
   Первым признаком того, что пушка выстрелила, была белая пена,  вскипевшая
вдруг по всей поверхности озера.  Мгновением  позже  мы  почувствовали,  как
содрогнулась и задрожала почва, на которой мы сидим,  и  воды  канала  перед
нами из края в край всколыхнулись рябью.
   Я кинулся к Амелии, обхватил ее за плечи и повалил на откос. Она неуклюже
упала на бок, но я и сам бросился следом, прикрыв ей лицо  своим  плечом,  а
голову руками. Мы ощущали сильнейшие сотрясения почвы,  словно  она  вот-вот
разверзнется в землетрясении, а потом на нас обрушился такой  сокрушительный
гром, будто мы очутились в самом сердце грозы.
   Буйство стихий стремительно достигло апогея и кончилось так же  внезапн