ишина давила, как предвестие неизбежной гибели. Город
Запустения не отличался особенным весельем, но теперь он просто вымер. Время
от времени мы замечали следы ночных  происшествий  -  глубокие  царапины  на
мостовой в тех местах, где экипажи поворачивали на слишком высокой скорости,
а возле одной из спален на мостовой высилась гора брошенных возчиками вещей.
   Обеспокоенный всем этим, я спросил Амелию:
   - Как, по-вашему, мы не ошиблись, выйдя на улицу? Не безопаснее  ли  было
оставаться дома?
   - Должны же мы взять в толк, что случилось.
   - Даже с риском для жизни?
   - Дорогой мой, - сказала она, - спрятаться в этом мире нам негде.
   В конце концов мы добрались до здания, на которое однажды  поднимались  с
целью уяснить себе размеры города. И на этот раз мы тоже  решили  взобраться
на крышу - оттуда положение, как мы надеялись, станет  понятнее.  Но  вид  с
крыши рассказал нам не  больше  того,  что  мы  уже  знали:  нигде  никакого
движения. Внезапно Амелия показала на восток и воскликнула:
   - Так вот куда отправили все башни!
   На границе видимости, далеко за кольцом защитного купола, просматривалась
вереница каких-то высоких мачт. Если это действительно  были  наблюдательные
башни, то их исчезновение из города сразу же  объяснялось.  Сколько  их  там
было, подсчитать не представлялось возможным, но по осторожной оценке  -  не
меньше ста. Они выстроились в линию,  по-видимому  оборонительную,  заслоняя
собой город с той стороны, где ночью происходили взрывы.
   - Эдуард, как, по-вашему, не началась ли здесь война?
   - Вполне вероятно. Неспроста в городе создалась обстановка, которую никак
не назовешь беззаботной.
   - Но мы ни разу не встречали солдат!
   - Ну что ж, быть может, встретим сегодня.
   Я пребывал в самом  мрачном  состоянии  духа,  отдавая  себе  отчет,  что
обстоятельства наконец-то вынуждают нас подчиниться неизбежности. Я не видел
для нас иного выхода, кроме как навеки слиться с  марсианской  жизнью.  Если
этому городу суждено стать театром военных действий, то двух чужаков, таких,
как мы с Амелией, несомненно, разоблачат, и притом в самом близком  будущем.
Сколько бы мы ни прятались, нас неминуемо обнаружат, а, обнаружив, примут за
шпионов или лазутчиков. Остается одно: объявиться  властям,  и  поскорее,  и
объединиться с местным населением в радости и в горе.
   Поскольку лучшего наблюдательного пункта мы бы все  равно  не  нашли,  то
решили не трогаться с места, пока обстановка хоть чуть-чуть  не  прояснится.
Продолжать активную разведку никому из нас  не  хотелось;  все  вокруг  было
пропитано запахом разрушения и смерти.
   Нам не пришлось долго ждать: еще когда мы только  заметили  на  горизонте
линию наблюдательных башен, обороняющих город, нашествие - неведомо для  нас
- уже началось. О том, что происходило вне городского купола,  я  могу  лишь
строить  догадки,  но,  осмысливая  ход  событий,  беру  на  себя   смелость
утверждать, что самую первую  оборонительную  линию  составляли  марсианские
войска, располагающие только ручным оружием. Этих несчастных разбили  в  два
счета, и немногие  уцелевшие  бросились  обратно  в  город  искать  хотя  бы
временного убежища в его пределах. Происходило все это, еще пока мы брели по
улицам к нашему нынешнему наблюдательному пункту.
   Дальнейшие события приняли двоякий характер.
   Во-первых,  мы  наконец  уловили  внизу  какое-то   движение:   в   город
возвращались   разбежавшиеся   защитники.   Во-вторых,   башни   подверглись
нападению. Атака длилась считанные минуты. Противник был  вооружен  каким-то
генератором тепловых лучей; едва их направляли на башни, те почти  мгновенно
начинали плавиться. Мы наблюдали за гибелью башен в языках пламени: тепловой
луч повергал их одну за другой, и они разваливались со взрывом.
   Если я своим описанием  внушил  вам  мысль,  что  башни  были  совершенно
беспомощными, то спешу добавить:  это  не  совсем  так.  Когда,  значительно
позже, я обозревал поле битвы, то отдал себе  отчет,  что  они  оборонялись,
пусть безуспешно, но мужественно,  и  сумели  разрушить  несколько  экипажей
нападавших.
   Рука Амелии скользнула в мою ладонь, и я ответил ободряющим  пожатием.  Я
возлагал тайные надежды на купол, уповая на  то,  что  агрессоры  не  сумеют
преодолеть эту преграду.
   Мы слышали смятенные крики. На улицах появлялось все больше  народу,  как
горожан, так и рабов; они бежали затяжными, диковинными прыжками и  отчаянно
озирались вокруг, пытаясь найти спасение в лабиринте улиц.
   Внезапно одно из зданий на окраине города вспыхнуло ярким факелом,  и  до
нас долетела новая волна криков. Пламя охватило соседний дом, и еще  один...
И тут наших ушей коснулся новый звук - низкий  вой,  он  то  поднимался,  то
спадал и совершенно не походил ни на один из  шумов,  к  которым  мы  успели
привыкнуть. Я догадался:
   - Они проникли под купол!
   - Что же нам делать?
   Голос Амелии казался спокойным, но я почувствовал, что  она  крепится  из
последних сил, чтобы не впасть в панику. Ее рука, стиснутая в моей, дрожала,
ладонь взмокла от пота.
   - Останемся на крыше, - решил я. - Здесь не более  опасно,  чем  в  любом
другом месте.
   Внизу на улицах марсиан стало еще больше, некоторые из них повыбегали  из
домов, где до того прятались. Я подметил,  что  среди  спасающихся  бегством
есть раненые; один бессильно повис на руках товарищей, и ноги его волочились
по мостовой.
   Откуда ни возьмись появился патрульный экипаж и быстро помчался по улицам
в сторону сражения. Проезжая мимо отступавших марсиан, он замедлил ход, и  я
услышал голос водителя, который, по-видимому, обратился к  ним  с  призывом,
вернуться на поле брани. На этот призыв никто не обратил внимания:  марсиане
продолжали в беспорядке отступать, и экипаж убрался восвояси. Вновь раздался
ужасный вой, а вскоре мимо нашего здания в том направлении, где шла схватка,
пронеслись еще четыре-пять многоногих  экипажей.  Тем  временем  на  окраине
города огонь пожирал все новые дома.
   К югу от нас пророкотал мощный взрыв. Обернувшись, я увидел,  что  и  там
теперь поднимается пламя  и  дым.  Сомневаться  не  приходилось:  захватчики
прорвались в город уже и с той стороны!
   Положение представлялось мне отчаянным - я нигде не  видел  даже  подобия
организованной обороны, и уж тем более не могло быть  и  речи  о  каком-либо
сопротивлении новой угрозе.
   С востока послышался раскатистый, скрежещущий гул, а следом снова вой,  и
ему немедля стал вторить такой же зов,  неотличимый  от  первого.  Марсиане,
собравшиеся подле нашего здания, откликнулись на это  воплями  ужаса,  и  их
голоса звучали еще пронзительнее, чем прежде.
   И вот наконец мы увидели агрессора своими глазами.
   Большой бронированный  экипаж  опирался  на  два  ряда  суставчатых  ног,
прикрытых с обеих сторон металлическими пластинами. Высоко над кормой торчал
серый  стальной  орудийный  ствол  шести,  а  то  и  восьми  футов   длиной;
посредством осевого устройства, на котором  он  был  установлен,  ствол  мог
поворачиваться в любом направлении по усмотрению водителя.  Едва  мы  успели
рассмотреть врага, ствол развернулся, и строение на противоположной  стороне
улицы мгновенно скрылось  в  клубах  пламени.  Раздался  ужасающий  скрежет,
словно рвали на части листы железа.
   Агрессор подступил к нам уже совсем близко, до него оставалось  не  более
двухсот ярдов открытого пространства.  Даже  не  притормозив,  он  проскочил
перекресток и изверг новый заряд адской энергии, и тотчас же пламя поглотило
здание столовой, где мы нередко обедали.
   - Эдуард! Глядите!
   Амелия показывала вниз: по поперечной улице к захватчику устремились пять
городских  патрульных  экипажей.  Мне  сразу  бросилось  в  глаза,  что  они
вооружены такими же, как у противника, тепловыми орудиями, хотя  и  меньшего
калибра; как только агрессор очутился на линии  огня,  два  ведущих  экипажа
дали залп.
   Эффект оказался молниеносным. С оглушительным грохотом  вражеская  машина
разлетелась на куски,  осколки  засвистели  во  все  стороны.  Я  еще  успел
заметить,  что  один  из  нападающих  городских  экипажей  опрокинулся   под
действием отдачи, - и тут взрывная волна ударила по дому, на крыше  которого
находились мы  с  Амелией.  К  счастью,  мы  успели  пригнуться,  иначе  нас
неизбежно сбило бы с ног. Парапет обрушился внутрь, едва не  раздавив  меня,
крыша за нами частично провалилась. В течение  нескольких  секунд  только  и
слышно было, как град металлических обломков грохочет по окрестным стенам  и
мостовым.
   Четверка неповрежденных патрульных  экипажей  без  промедления  понеслась
дальше, огибая своего поверженного собрата и топча останки врага. Пять-шесть
секунд - и вот они уже скрылись из виду, спеша навстречу  главным  вражеским
полчищам.
   Выпавшая нам передышка длилась недолго.
   Зловеще сочетая лязг металлических ног с душераздирающим  воем,  в  центр
города  со  стороны  южного  прорыва  вторглись  четыре  новых   бронемашины
захватчиков. Они двигались на огромной скорости, время от времени стреляя по
еще уцелевшим домам. Дым, вырывавшийся из подожженных зданий, стлался теперь
над самыми нашими головами; стало трудно не только что-нибудь видеть,  но  и
дышать.
   В отчаянии озирались мы по сторонам в надежде, что  подоспеет  кто-нибудь
из защитников города, но они не показывались. Лишь толпы обезумевших марсиан
носились по улицам.
   Три агрессора с ревом промчались мимо нас и  растворились  в  дыму  улиц,
ведущих на север. Последняя из машин, приблизившись к  месту  гибели  своего
сородича, притормозила и  замерла  у  кучи  оплавленного  металла.  Постояла
минуту-другую, потом не торопясь зашагала прямо на нас. Спустя мгновение она
вновь остановилась, на сей раз буквально под нашим  наблюдательным  пунктом.
Мы с Амелией, затаив дыхание, глядели вниз. И вдруг у меня вырвалось:
   - О боже, Амелия! Не смотрите туда!
   Поздно. Она тоже успела  увидеть  невероятную  картину,  приковавшую  мое
внимание. И нам на  какой-то  миг  почудилось,  что  все  хаотические  звуки
нашествия разом смолкли: мы лишились слуха и  речи,  таращась  на  вражескую
машину.
   Вне всякого сомнения, ее проектировали и строили специально для  подобных
целей. Как я уже говорил, на корме у нее возвышался сеющий смерть  генератор
тепловых  лучей,  а  перед  генератором  скрючился   механический   паук   -
увеличенная копия того, которого мы наблюдали за ремонтом башни.  Сейчас  он
не шевелился, его жуткая механическая жизнь временно приостановилась.
   А самую переднюю часть экипажа занимала кабина, где  находился  водитель;
спереди, сзади и с  боков  ее  защищала  толстая  броня.  Но  сверху  кабина
оставалась открытой, и именно сверху мы с Амелией по воле случая заглянули в
нее.
   То, что мы увидели, не было  человеческим  существом;  впрочем,  об  этом
можно   бы,   наверное,   догадаться   и   раньше.   Совершенно    очевидным
представлялось, что это органическое, а не механическое существо,  поскольку
кожа у  него  пульсировала  и  волновалась  омерзительной  рябью.  Оно  было
тусклого серо-зеленого цвета; основная часть  тела,  округлая,  слизистая  и
вздутая, достигала пяти футов в поперечнике. Мелких деталей  нам  разглядеть
не удалось, если не считать  более  светлого  пятна  в  нижней  трети  тела,
отдаленно напоминающего дыхало у китов. Но мы отчетливо  видели  щупальца...
Они лежали безобразной грудой впереди тела,  извиваясь  и  перекатываясь  на
самый тошнотворный манер. Позже  мне  довелось  узнать,  что  этих  пагубных
отростков  насчитывается  шестнадцать,  но  в  первый  момент  нам  в  нашем
гипнотическом  оцепенении   померещилось,   будто   вся   кабина   заполнена
извивающимися, вселяющими ужас конечностями.
   Оторвавшись от мерзостной картины, я перевел взгляд на Амелию.
   Она смертельно побледнела и почти смежила веки. Когда я положил  руку  ей
на  плечо,  она  вздрогнула,  словно  к  ней  притронулся  не   я,   а   это
отвратительное чудовище.
   - Во имя всего святого, - прошептала она. - Что же с нами будет?..
   Я ничего не ответил, глубочайшая тошнота лишила меня  слов,  спутала  все
мысли. Я лишь снова посмотрел вниз, на кошмарное создание, и отметил, что за
истекшие секунды чудовище навело свой тепловой генератор  прямо  в  середину
дома, где мы укрывались.
   Мгновением позже последовал громоподобный взрыв,  и  нас  окутало  дымное
пламя.
   3
   В величайшем испуге, поскольку при взрыве за  нашими  спинами  обрушилась
еще большая часть крыши, мы кое-как поднялись на ноги и на ощупь устремились
к лестнице, по которой совсем недавно взбирались сюда. С нижних этажей валил
густой дым, сопровождаемый невыносимым жаром.
   Амелия судорожно вцепилась мне в руку -  что-то  провалилось  под  самыми
нашими ногами, и фонтан пламени  и  искр  взлетел  футов  на  пятьдесят  над
головой. Однако лестница была сложена из того же камня, что и стены  здания,
и все еще держалась, хотя жар бил из лестничной клетки, как из пекла.
   Прикрыв нос и рот рукой и сощурив  глаза  до  предела,  я  ринулся  вниз,
буквально волоча Амелию за собой. С огромным трудом  мы  одолели  две  трети
пути, но тут оказалось,  что  лестничный  пролет  разрушен,  и  пришлось  не
бежать, а неуверенно нащупывать опору среди иззубренных  обломков  ступеней.
Здесь пожар наделал бед более всего: дышать было нечем, мы не видели ни  зги
и не ощущали  ничего,  кроме  немилосердной  жары  разверзшейся  вокруг  нас
огненной геенны. Каким-то чудом нижние марши лестницы остались в целости,  и
мы вновь бросились во всю прыть... и наконец выбрались на  улицу,  задыхаясь
от слез и кашля.
   Амелия обессилено  опустилась  на  мостовую;  мимо  промчались  несколько
марсиан, они давились криком,  причитая  на  все  лады  тонкими,  визгливыми
голосами.
   - Бежим, Амелия! - заорал я истошно, пытаясь перекрыть окружающий гвалт и
сумятицу.
   Собрав все свое мужество, она попыталась встать. Держась  за  меня  одной
рукой, а другой прижимая к себе свой драгоценный ридикюль,  она  последовала
за мной в том же направлении, куда устремились марсиане. Десяток  шагов,  мы
добежали до угла пылающего здания, и...
   Амелия сдавленно  вскрикнула  и  вцепилась  мне  в  руку:  сзади  на  нас
надвигался экипаж агрессора, до того скрытый дымовой завесой. Одной мысли об
его отвратительном водителе было довольно, чтобы подстегнуть нас; мы  не  то
свернули, не то свалились за угол - с  тем  лишь,  чтобы  обнаружить  другую
вражескую машину, загораживающую нам путь! Она  нависла  над  нами  громадой
пятнадцати, а может, и двадцатифутовой высоты.
   Марсиане, обогнувшие угол до нас, тоже никуда не ушли: одни съежились  на
мостовой, другие, совершенно потеряв голову, метались из стороны в сторону в
поисках спасения.
   В кузове исполинского экипажа ожил блестящий паукообразный механизм -  он
приподнялся на своих металлических ногах, и его длинные суставчатые руки уже
тянулись к нам жуткими в своей неторопливости плетьми.
   - Бегите! - крикнул я Амелии. - Ради бога, спасайтесь!..
   Она не отозвалась; ее рука, впившаяся  мне  в  запястье,  вдруг  ослабла,
ридикюль выскользнул из пальцев, и не успел я сообразить, в  чем  дело,  как
она распростерлась на мостовой в глубоком обмороке. Склонившись над  ней,  я
попытался привести ее в чувство - тщетно.
   Потом я поднял на миг глаза и увидел, что ужасный паук прокладывает  себе
дорогу  сквозь  толпу  марсиан,  лязгая   ногами   и   неистово   размахивая
металлическими щупальцами. Под их ударами многие неудачливые беглецы  падали
навзничь, корчась в агонии.
   Я нагнулся к своей спутнице - в  обмороке  ее  фигурка  сразу  сжалась  и
словно  молила  меня  о  защите.  Затем  Амелия  перекатилась  на  спину   и
запрокинула незрячее  лицо.  Оставалось  одно:  опуститься  с  нею  рядом  и
попытаться прикрыть ее своим телом.
   И тут одно из металлических щупалец дотянулось до меня, хлестнуло, обвило
шею,  и  меня  пронзил  электрический  разряд  несказанной  силы.  Все  тело
содрогнулось в конвульсиях, и меня отшвырнуло от Амелии прочь.
   Падая на мостовую, я ощутил,  как  щупальце  отдернулось,  срывая  с  шеи
полосу кожи.
   Я лежал парализованный, безвольно откинув голову к плечу.
   А машина шагнула дальше, оглушая и калеча  всех  подряд.  Я  увидел,  как
щупальце обхватило Амелию за талию, как заряд  электричества  вырвал  ее  из
беспамятства и как исказилось болью  ее  лицо.  Она  вскрикнула,  страшно  и
жалостно.
   Я увидел, как адская машина сгребла ужаленных током и  потащила  в  своих
блестящих щупальцах всех разом - и тех, кто оставался в сознании  и  пытался
бороться, и тех, кто был недвижим.
   Машина возвращалась к породившему ее экипажу. С того места, где я  лежал,
мне была видна кабина управления, и,  к  вящему  своему  ужасу,  я  внезапно
взглянул в глаза одному из омерзительных существ, затеявших  это  нашествие.
Сквозь прорезь в броне на меня уставилось широкое, свирепое  лицо,  лишенное
всего  человеческого.  Большие  бесцветные  глаза  равнодушно   взирали   на
развернувшуюся бойню. Это были немигающие, безжалостные глаза.
   Паукообразный механизм взгромоздился обратно  на  свое  место  в  кузове,
втащив за собой щупальца. Захваченные марсиане бились в  оковах  узловатого,
трубчатого металла, не в силах вырваться из этой передвижной  тюрьмы.  Среди
них  была  и  Амелия,  придавленная   сразу   тремя   щупальцами   с   такой
беспощадностью, что все ее тело мучительно изогнулось. Она пришла в сознание
и смотрела прямо на меня.
   Но я был не способен издать ни звука, просто следил, как  открывается  ее
рот, и слышал, как ее голос прорезает разделяющее нас пространство шириной в
несколько ярдов. Она звала меня по имени, снова, и снова, и снова.
   Я лежал неподвижно, кровь хлестала из раны на шее; еще минута,  и  экипаж
агрессора удалился своим неестественным шагом, прокладывая  себе  дорогу  по
битому кирпичу среди дымящихся развалин опустошенного города.
   Глава XI
   Полет в небесах
   1
   Не знаю, долго ли я лежал в параличе, но, наверное,  не  менее  двух-трех
часов. Толком  не  помню  почти  ничего:  невыносимые  физические  страдания
переплелись с муками полнейшей беспомощности. Довольно было представить себе
хотя бы на минуту вероятную судьбу Амелии, чтобы ввергнуть мою душу в пучину
бессильной ярости.
   Лишь одно воспоминание остается ясным  и  незатуманенным:  прямо  у  меня
перед глазами оказался труп. Я сперва его не заметил,  столь  необузданными,
всезаслоняющими были терзавшие меня мысли; однако позже он будто  занял  все
мое  поле  зрения.  В  паутине  исковерканного  металла  запуталось  мертвое
чудовище. Оно погибло при взрыве, сокрушившем экипаж, и та часть тела, какую
я мог  видеть,  превратилась  в  безобразную  кровавую  массу.  Мне  удалось
разглядеть также кончики двух-трех щупалец, сплетенных смертью.
   Глухая ненависть и отвращение не помешали мне испытать удовлетворение при
мысли, что существа, столь могущественные и жестокие, сами тоже смертны.
   Наконец, я  почувствовал,  что  в  мое  тело  возвращается  жизнь:  стало
покалывать пальцы рук, затем пальцы ног. Вскоре боль охватила  руки  и  ноги
целиком, и я  обнаружил,  что  опять  способен  контролировать  свои  мышцы.
Попытался пошевелить головой и, хотя она тут же  пошла  кругом,  понял,  что
могу слегка приподнять ее.
   Как только стало возможно двинуть рукой, я дотронулся  до  шеи  и  ощупал
рану.  Она  была  длинной  и  рваной,  но  кровь  уже  свернулась.  По  всей
вероятности, дело обошлось поверхностным повреждением, иначе я  умер  бы  за
считанные секунды.
   После нескольких безуспешных попыток я ухитрился сесть,  потом  с  грехом
пополам поднялся на ноги и, превозмогая головокружение, огляделся.
   На всей улице я был единственным живым существом. На мостовой вокруг меня
лежало до десятка марсиан; я не осматривал их всех, но