, в мертвой тишине.
   Амелия призналась, что никак не ожидала появления чудовищ в лагере именно
в этот вечер: близ зарослей осталось не мало трупов, и  она  надеялась,  что
сегодня чудовища удовольствуются кровью, выкачанной из этих уже  бездыханных
тел.
   5
   За Амелией и за мной прислали Эдвину.
   - Мы хотим слышать приключения  бледного  карлика,  -  обратилась  она  к
Амелии. - Это поднимет наш дух.
   - Неужели мне надо выступать перед ними? - спросил я. - Я просто не знаю,
что говорить. И потом, как они поймут меня?
   - Они ждут вашего рассказа. Ваше появление было очень  эффектным,  и  они
хотят услышать все из ваших уст. Эдвина будет вашей переводчицей.
   - А вам случалось проделывать это самой?
   Амелия кивнула.
   -  Мне  сообщили  об  этом  ритуале,  когда  я  учила   Эдвину   говорить
по-английски.  Как  только  она  овладела  достаточным  запасом   слов,   мы
подготовили маленькую речь, и с того дня я стала их признанным  вождем.  Вас
не примут здесь окончательно до тех пор, пока вы не пройдете тот же ритуал.
   - Но обо всем ли можно им рассказать? Говорили вы им, что мы с Земли?
   - Нет, я чувствовала, что меня не поймут, и говорить об  этом  не  стала.
Земля упоминается в их легендах - они называют ее "теплый мир",  -  но  лишь
как небесное тело. Так что  тайну  нашего  земного  происхождения  я  им  не
выдала. Между прочим, Эдуард, я думаю, настало время нам с вами отдать  себе
отчет, что родины нам больше не видать. У нас нет  ни  малейшей  возможности
вернуться. С того дня, как я попала в этот лагерь,  я  успела  смириться  со
своей судьбой. Мы теперь оба марсиане.
   Я обдумывал ее слова в молчании. Не могу  сказать,  чтобы  такой  поворот
событий мне особенно нравился, но я уяснил себе ее  точку  зрения.  Пока  мы
цепляемся за ложную надежду, мы не сможем как следует приспособиться к новой
жизни. Наконец я решился:
   - Ладно, я расскажу им, как прилетел сюда в  снаряде,  как  взобрался  на
наблюдательную башню и как разделался с чудовищем.
   - Если вы хотите соответствовать своему мифическому образу,  Эдуард,  то,
боюсь, вам придется применить глаголы посильнее, чем "разделался".
   - А Эдвина поймет меня?
   - Поймет, если вы будете сопровождать слова подобающими жестами.
   - Но ведь они своими глазами видели, как я спускался  с  башни,  покрытый
кровью!
   - Важен сам ритуал рассказа. Просто повторите им то же, что  рассказывали
мне.
   Эдвина выглядела самой счастливой из всех марсианок, каких  я  когда-либо
видел.
   - Мы услышим приключения бледного карлика? - повторила она.
   - Раз вы этого хотите, - ответил я.
   Мы встали и последовали за Эдвиной в общую спальню. Часть гамаков убрали,
и рабы сидели на полу. При нашем появлении они поднялись на ноги и принялись
ритмично подпрыгивать.  Зрелище  было  довольно  комичное  -  и  не  слишком
успокоительное, - но Амелия шепнула мне, что так марсиане выражают наивысший
энтузиазм.
   В глубине комнаты, у стены, я заметил шестерых горожан.  Ясно  было,  что
они еще не вполне заодно с рабами, но и безотчетного страха,  как  в  Городе
Запустения, они у своих подопечных не вызывали.
   Амелия утихомирила  толпу,  подняв  над  головой  руку  с  растопыренными
пальцами. Когда волнение улеглось, она сказала:
   - Мой народ! Сегодня мы видели,  как  этот  человек  умертвил  одного  из
тиранов. Сейчас он пришел к нам, чтобы поведать о своих подвигах.
   Эдвина переводила, не отставая от Амелии, - произносила короткие слоги  и
сопровождала их сложными движениями обеих рук. Когда они обе  умолкли,  рабы
запрыгали снова, сопровождая прыжки резкими звуками - не то  визгом,  не  то
свистом. Я пришел в замешательство - этому, казалось, не будет конца.
   Тогда Амелия шепнула:
   - Поднимите руку.
   Я уже жалел, что согласился на ее уговоры  и  пришел  сюда,  но  послушно
поднял руку, и, к моему удивлению, мгновенно наступила тишина. Я смотрел  на
этот странный народ -  на  долговязых  краснокожих  инопланетян,  к  которым
забросила нас судьба и среди которых нам суждено теперь доживать свой век, -
я пытался найти подходящие  для  обращения  к  ним  слова.  Но  в  помещении
по-прежнему стояла мертвая тишина, и я не без робости  стал  описывать,  Как
меня загнали на борт снаряда. Эдвина тут же начала вторить моим словам своим
необычным, пересыпанным жестами переводом.
   Сперва я говорил  нерешительно,  боясь,  как  бы  не  сболтнуть  лишнего.
Слушатели хранили молчание. По мере  того  как  я  входил  во  вкус  и  стал
уснащать свой рассказ подробностями, перевод Эдвины приобретал  все  большую
выразительность, и, подхлестнутый этим, я дал волю  своему  воображению,  не
останавливаясь перед преувеличениями.
   Битва в моем изображении превратилась в непрерывный  лязг  сталкивающихся
металлических гигантов, в  сплошную  череду  ужасных  криков  и  -  наиболее
правдоподобная деталь - нескончаемое сверкание тепловых  лучей.  Кое-кто  из
рабов вновь вскочил на ноги и принялся увлеченно прыгать. Когда  же  рассказ
подошел к критической точке - к тому  моменту,  когда  кровожадное  чудовище
повернуло тепловой луч против народа, - все слушатели уже были на  ногах,  а
жесты Эдвины приобрели самый драматический характер.
   Не скрою, описывая свои подвиги, я, пожалуй, отсек больше щупалец, чем их
было в действительности, и вообще убить чудовище стало куда сложнее, чем  на
самом деле, однако я считал своим долгом  придерживаться  духа  событий,  не
связывая себя требованиями нудной подлинности.
   Закончил я  свое  повествование  среди  всеобщих  восторженных  криков  и
картинных слаженных прыжков. Я бросил взгляд на Амелию: довольна ли она?  Но
прежде чем мы сумели перекинуться  словом,  нас  обступила  толпа.  Марсиане
взяли нас в кольцо, подталкивая и подпихивая, - я принял эти толчки за новые
проявления энтузиазма. Однако нас повлекли, настойчиво  и  твердо,  в  одном
направлении  -  -  к  углу,  выгороженному  Амелией  для  себя;   когда   мы
приблизились к гамакам, образующим перегородку, возбуждение достигло апогея.
Нас еще немного потрепали - не больно, скорее добродушно -  и  втолкнули  за
разделительный барьер.
   Крики снаружи сразу же стихли, как по команде.
   Взбудораженный оказанным мне приемом, я привлек Амелию к себе.  Она  была
возбуждена не менее моего и отвечала на мои поцелуи с большой готовностью  и
пылом. Поцелуи раз от раза становились все продолжительнее, и во мне вопреки
моей  воле  проснулись  те  естественные  желания,  которые  я  столь  долго
подавлял; тогда я с неохотой оторвался от ее губ и ослабил объятия,  ожидая,
что она отстранится. Но Амелия продолжала обнимать меня.
   Из-за перегородки вновь донеслись голоса рабов. Они  не  то  что  запели,
скорее  затянули  вереницу  тихих  нот  без  мелодии.  Это  странное   пение
убаюкивало, навевало сладостный покой.
   - Что же дальше? - спросил я через несколько минут.
   Амелия  ответила  не  сразу.  Потом  прижалась  ко  мне  еще   теснее   и
проговорила:
   - Неужели вам надо подсказывать, Эдуард?
   Кровь бросилась мне в лицо.
   - То есть... быть может, есть какой-то обряд, который мы должны соблюсти?
- произнес я.
   - Только тот, что предписан нам легендой. В ночь,  когда  бледный  карлик
спустился с башни... - Остальное она прошептала мне на ухо.
   Какое счастье, что она не могла видеть мое лицо: глаза у меня были плотно
зажмурены, и я почти не дышал от возбуждения.
   - Амелия, мы не можем. Мы не женаты.
   Это была последняя дань условностям, которые до того  правили  всей  моей
жизнью.
   - Мы теперь марсиане, - сказал Амелия. -  Мы  не  обязаны  блюсти  земные
обычаи.
   И пока марсианские рабы за  висячей  перегородкой  тянули  пронзительными
голосами свою унылую песню, мы отбросили все,  что  еще  уцелело  в  нас  от
англичан и подданных Земли. Эта ночь как бы благословила нас на  наши  новые
роли и обязанности вождей угнетенного марсианского народа.
   Глава XV
   Замышляется революция
   1
   С момента нашего пробуждения рабы обращались к нам обоим - к Амелии и  ко
мне - с  покорностью  и  почтением.  Тем  не  менее,  поскольку  наша  жизнь
строилась теперь в соответствии с легендами,  а  они  настаивали,  чтобы  мы
работали вместе со всеми в красных  зарослях,  большую  часть  дня  пришлось
провести в холодной грязи по колено. Эдвина работала  рядом  с  нами;  в  ее
вежливом, но неотступном внимании было  нечто  тягостное  для  меня,  однако
пользу она, без сомнения, приносила большую.
   Рубкой стеблей мы с Амелией почти не занимались. Не успели  мы  добраться
до зарослей, как нас стали одолевать рабы и надсмотрщики, жаждущие встречи с
теми, кому суждено возглавить восстание. Вслушиваясь  в  вопросы  и  ответы,
которые старательно, хотя подчас и  невразумительно,  переводила  Эдвина,  я
понял, что уверения Амелии о близости революции возникли отнюдь не на пустом
месте. Иные из надсмотрщиков явились из города, и от них  мы  узнали,  сколь
тщательно разрабатываются планы свержения чудовищ.
   День выдался насыщенный,  и  радостно  было  сознавать,  что  мы  наконец
объединили  этих  людей,  подняли  их  против  ненавистных  владык.   Амелия
намеренно  и  неоднократно  напоминала  всем  о  моем  героическом  подвиге,
свершенном  накануне.  Часто  повторялась  ставшая  крылатой  фраза:  тираны
смертны.
   Однако, смертные или нет,  чудовища  пока  еще  отнюдь  не  перевелись  и
представляли собой постоянную угрозу.  В  течение  дня  к  зарослям  нередко
подступал какой-нибудь  из  огромных  боевых  треножников,  и  тогда  всякую
заговорщическую деятельность приходилось на время  прекращать,  притворяясь,
что мы, как и все остальные, заняты рубкой стеблей и ничем иным.
   Выждав момент, когда  мы  остались  вдвоем,  я  спросил  Амелию,  к  чему
продолжать этот тягостный труд, если подготовка к восстанию  зашла  уже  так
далеко. Она ответила, что на заготовке стеблей занято абсолютное большинство
рабов и, если ее прекратить  до  того,  как  революция  свершится,  чудовища
немедленно заподозрят неладное. А  кроме  того,  в  этом  случае  пострадают
прежде всего сами  рабы:  ведь  растения  для  них  -  единственный  продукт
питания.
   -  А  кровавые  жертвоприношения?  -  осведомился  я.  -  Неужели  нельзя
прекратить хотя бы их?
   Амелия пустилась в объяснения: да, отказаться давать  чудовищам  кровь  -
единственный верный способ победить их, и на протяжении многих лет  марсиане
неоднократно пытались  отменить  этот  страшный  обычай.  При  каждом  таком
столкновении чудовища  карали  ослушников  быстро,  жестоко  и  повсеместно.
Последняя попытка, месяца два назад, завершилась тем, что чудовища  перебили
больше тысячи рабов. Кровавый террор не  ослабевал  ни  на  минуту,  и  даже
сейчас, в дни подготовки к мятежу, отвергнуть ежедневные жертвы  было;  увы,
невозможно.
   Впрочем, в самом городе угроза  свержения  укоренившихся  порядков  стала
вполне реальной. Рабы и горожане наконец  начали  объединяться,  там  и  сям
возникали ячейки добровольцев - мужчин и женщин, которые в  назначенный  час
по команде пойдут в атаку на заранее определенные цели. Наибольшую опасность
представляли собой боевые машины: пока несколько генераторов тепловых  лучей
не окажутся в руках восставших, треножники будут неуязвимы.
   - Почему же мы не  в  городе?  -  спросил  я.  -  Если  ты  действительно
руководишь восстанием, то делать это несомненно легче оттуда...
   - Разумеется. В мои  планы  входило  вновь  отправиться  в  город  завтра
поутру. Сам увидишь, как далеко мы продвинулись в своих приготовлениях.
   Затем  нас  опять  потревожили  посетители  -  на   сей   раз   делегация
надсмотрщиков, занятых в одной из промышленных зон. Они сообщили  нам  через
Эдвину, что им  удалось  разработать  целую  программу  саботажа,  и  выпуск
продукции в цехах сократился наполовину.
   Так прошел день, и к  вечеру,  когда  мы  вернулись  в  барак,  я  был  и
возбужден и измучен. Просто в голове не укладывалось, как это Амелии удалось
использовать месяцы, прожитые среди рабов, с  таким  толком!  Кругом  царила
атмосфера приподнятого, целеустремленного ожидания... и еще безотлагательной
спешности. Я не  раз  своими  ушами  слышал,  как  Амелия  убеждала  марсиан
поторопиться, чтобы как можно скорее перейти к решительным действиям.
   После  умывания  и  еды  мы  с  Амелией  удалились  в   свой   отдельный,
принадлежащий теперь нам обоим угол. Когда мы остались наедине,  я  спросил:
какая нужда в особой спешке? Ведь  чем  тщательнее  подготовка,  тем  больше
шансов на успех.
   - Видишь ли, Эдуард, - отвечала Амелия, - самое важное  -  точно  выбрать
срок. Надо напасть на них тогда, когда они неподготовлены  и  слабы.  Сейчас
самое подходящее время.
   - Но они сейчас в расцвете своего могущества! - вскричал я в изумлении. -
Нельзя же не видеть этого!
   - Дорогой мой, - возразила Амелия, - если мы не выступим против чудовищ в
ближайшие дни, дело угнетенных этого мира будет проиграно навсегда.
   - Не могу понять почему. До сих пор чудовища: пользовались  безраздельной
властью.  На  каком  основании  ты  считаешь,  что  сейчас  они  не   сумеют
противостоять восстанию?
   И вот какой ответ дала мне Амелия  -  ответ,  собранный  по  крупицам  из
преданий и легенд; недаром она прожила среди марсиан так долго.
   2
   Марс по возрасту много старше Земли, и древние марсиане развили  науку  и
основали цивилизацию много тысячелетий назад. Как и на Земле, на Марсе  были
свои  империи  и  войны;  как  и  земляне,  марсиане  были   честолюбивы   и
дальновидны. Лишь в одном отношении Марс, к несчастью,  резко  отличался  от
Земли: он значительно уступал ей по размерам.  В  результате  первоэлементы,
необходимые для поддержания разумной жизни - воздух  и  вода,  -  постепенно
утекали в пространство, притом  с  такой  скоростью,  что  древние  марсиане
осознали печальную истину; их цивилизации суждено  погибнуть  не  позже  чем
через тысячу марсианских лет.  И  в  распоряжении  ученых  не  было  никаких
средств остановить постепенное умирание родной планеты.
   Не найдя прямого решения задачи, марсиане пошли другим,  окольным  путем.
Они задумали создать новую расу, используя клетки, взятые  из  мозга  ученых
древности, - расу, единственной характеристикой  которой  стал  бы  огромный
интеллект.  Так  с  течением  времени  появились  первые  чудовища.   Амелия
полагала, что на это ушло не менее нескольких сотен лет.
   Первые жизнеспособные чудовища находились в полной зависимости от  людей:
они не умели передвигаться, нуждались  в  периодических  переливаниях  крови
домашних животных и были подвержены любым инфекциям. Но  поскольку  им  дали
средства к самовоспроизводству, они на протяжении поколений развили  в  себе
сопротивляемость болезням и умение переползать с места на место,  хотя  и  с
большим трудом. Едва эти  существа  обрели  относительную  независимость  от
внешнего мира, перед ними поставили  задачу  отыскать  выход  из  положения,
угрожающего сохранению жизни на Марсе.
   Одного не предвидели  древние  ученые:  чудовища  действительно  обладали
огромным интеллектом, но наряду с этим отличались крайней жестокостью и, раз
уж взялись за  решение  научной  проблемы,  не  терпели  никаких  препон  на
избранном пути. И самые интересы человечества, которым чудовища  в  конечном
итоге служили, неизбежно отступили для них на задний  план  по  сравнению  с
проблемой как таковой. А затем, шаг за шагом, марсиане были порабощены теми,
кого сами же породили.
   Шли столетия, монстрам требовалось все больше крови.  Со  временем  кровь
животных вообще перестала  их  удовлетворять.  Так  возник  обычай  жестоких
жертвоприношений, которому мы стали свидетелями.
   На начальных этапах эволюции чудовища при всей своей  безжалостности  еще
не были символом всех зол; напротив, они принесли миру немало добра. Это они
предложили  прорыть  каналы,  орошающие  сухие  экваториальные   районы,   и
руководили осуществлением проекта. А чтобы свести к минимуму испарения  воды
в пространство, они вывели растения с высоким содержанием  воды  в  стеблях,
которые можно было высадить как кормовую культуру по берегам каналов.  Более
того, именно им принадлежит открытие высокоэффективного источника тепла  для
снабжения  энергией  городов  (позднее  этот   источник   видоизменили   для
выбрасывания тепловых лучей); они же изобрели купола из электрических полей,
которые сохраняли плотность атмосферы над поселениями.
   Однако с течением времени часть чудовищ отчаялась найти  решение  главной
проблемы. Другие же их собратья продолжали настаивать на том, что  задача  в
принципе разрешима и что, как бы ни  изменились  взаимоотношения  чудовищ  и
людей,  работу  необходимо  довести  до  конца.  Ожесточенная  борьба  между
сторонниками  противоположных  точек  зрения  затянулась  на  целый  век   и
переросла в вооруженный конфликт, который  не  угас  и  поныне.  Хуже  того,
военные действия год от года обостряются, так  как  теперь  предметом  спора
сделались сами люди: их число неуклонно сокращается, и чудовища обеспокоены,
как бы не остаться без пищи.
   Сейчас войну друг с  другом  ведут  два  лагеря:  чудовища  из  соседнего
города, крупнейшего на Марсе, которые убеждены, что  скорую  гибель  планеты
предотвратить невозможно, и чудовища из трех других городов -  в  том  числе
Города Запустения, - которые полны решимости вести поиски дальше. Но ведь, с
человеческой точки зрения, одно ничуть не лучше другого:  рабство  останется
рабством при любом исходе борьбы.
   И все-таки разница есть: сегодня чудовища этого города более уязвимы. Они
готовятся к переселению на иную планету и настолько заняты  приготовлениями,
что цепи рабства ослабли, как никогда.  Переселение  должно  начаться  через
два-три дня;  улетают  не  все  чудовища,  многие  остаются  здесь,  и  если
восстание вообще может  увенчаться  успехом,  то  именно  в  те  дни,  когда
чудовища всецело поглощены своей затеей.
   3
   Когда Амелия закончила свой рассказ, я вдруг заметил, что у  меня  дрожат
руки и что, несмотря на привычный для барака холод, лицо и ладони  покрылись
испариной. Довольно долго я просто  не  мог  найти  подходящих  слов,  чтобы
выразить овладевшее мной смятение. Наконец я спросил:
   - Амелия, есть у тебя хотя бы приблизительное  представление  о  том,  на
какую именно планету они собираются переселиться?
   Она ответила нетерпеливым жестом.
   - Не все ли равно? Пока они заняты своей  экспедицией,  они  уязвимы  для
нападения. Если мы пропустим такой случай, другого может не представиться.
   Я вдруг заметил в Амелии черты, каких не примечал до разлуки. Она, правда
на свой манер, стала суровой до нетерпимости. Но  по  зрелом  размышлении  я
осознал, что кажущаяся суровость объясняется одной-единственной причиной: мы
заставили себя смириться со своей судьбой, и это лишило ее чувства жизненной
перспективы.
   Движимый сочувствием и любовью, я спросил:
   - Амелия, ты что, и в самом деле стала настоящей марсианкой?  Или  ты  не
страшишься того, что  может  случиться,  если  эти  чудовища  вторгнутся  на
Землю?
   Высказанная мною догадка явилась для нее таким же потрясением, какое чуть
раньше испытал я сам.  Лицо  у  нее  посерело,  глаза  внезапно  наполнились
слезами. Она всхлипнула, поднесла ладонь к губам...  Потом  вдруг  рванулась
мимо меня, за  перегородку,  стремглав  пробежала  через  общую  спальню.  А
добежав до дальней стены, закрыла лицо руками,  и  ее  плечи  затряслись  от
рыданий.
   Мы провели беспокойную ночь, а  утром  отправились,  как  и  предполагали
ранее, в город.
   Нас сопровождали трое марсиан: Эдвина, поскольку мы по-прежнему не  могли
обойтись  без   переводчика,   и   два   надсмотрщика-марсианина,   небрежно
помахивающие электрическими  бичами.  Никому  из  марсиан  мы  и  словом  не
обмолвились о вечернем разговоре; для всех на