,  я  вскоре  подметил,  что
определенные инструменты вынесены внутрь  прозрачного  противоперегрузочного
кокона. А так как в  полете  марсианские  пилоты  находились  именно  здесь,
логика подсказывала, что отсюда они могли и управлять траекторией снаряда.
   Раздвинув ткань руками  (сейчас,  когда  полет  закончился,  она  свисала
свободными складками), я принялся изучать инструменты один  за  другим.  Они
были сконструированы  очень  прочными  -  наверное,  чтобы  могли  выдержать
большие нагрузки при выстреле и финальном падении, -  и  устроены  несложно.
Располагались они на своеобразном возвышении, укрепленном на полу кабины.  О
назначении приборов со стрелками я не взялся бы и гадать, но  главное  место
занимали две металлические рукояти.  Одна  из  них  поразительно  напоминала
рукоять на машине времени сэра Уильяма: она была  укреплена  на  шарнирах  и
могла двигаться вперед, назад и в обе стороны.  Пробы  ради  я  коснулся  ее
пальцами, потом отвел немного от себя. Тотчас же  в  дальнем  конце  корпуса
послышался гул, и снаряд слегка задрожал.
   Вторую  рукоять  венчал  набалдашник  из  ярко-зеленого  вещества.   Эта,
по-видимому, могла перемещаться лишь в одном направлении - вниз; но  едва  я
тронул ее рукой, снаружи раздался сильнейший взрыв,  снаряд  внезапно  резко
покачнулся, и я не устоял на ногах.
   Поднимаясь с пола, я вдруг понял, что  обнаружил  устройство,  вызывающее
зеленые вспышки, те, которые регулировали нашу скорость при посадке.  Только
теперь до меня наконец дошло, что механизмы на борту по-прежнему  действуют,
просто на время выключены, и я решил,  что  гораздо  разумнее  и  безопаснее
будет не баловаться с ними, а сосредоточить усилия на собственном спасении.
   Вернувшись к люку, я возобновил попытки пошевельнуть колесо.  К  немалому
моему удивлению, оно пошло гораздо свободнее,  и  люк  даже  приоткрылся  на
несколько дюймов, прежде чем заклинился опять. При этом сквозь щель  на  пол
потекла струйка мелких камешков и сухого песка. Сперва я пришел в  искреннее
недоумение, но потом понял, что при ударе во  время  посадки  большая  часть
снаряда, и в первую очередь нос, могла зарыться глубоко в грунт.
   Обдумав все хорошенько, я тщательно закрыл люк, вновь направился к пульту
управления и, пересилив страх, вновь нажал на рукоять с  зеленой  верхушкой.
Через несколько секунд, слегка оглохнув  и  не  слишком  твердо  держась  на
ногах, я вторично приблизился к люку; его опять заело, но зазор  стал  шире,
чем в первый раз.
   Потребовалось еще четыре толчка, прежде чем люк открылся настолько, чтобы
в кабину хлынула целая лавина камней и песка, а следом поток дневного света.
Я не стал медлить, лишь  подхватил  ридикюль  Амелии  и  протиснулся  сквозь
образовавшуюся щель на свободу.
   2
   После долгого карабканья по рыхлому песку, отталкиваясь от махины снаряда
как от опоры, я наконец вылез на верх грунтового вала.
   Моему взору предстала такая картина: снаряд при  падении  вырыл  огромную
яму, в которой теперь  и  покоился.  Вокруг  ямы  вздымалась  крутая  насыпь
выброшенной в стороны почвы, и над всем этим плавал едкий зеленый дым, -  по
всей вероятности, итог моих собственных усилий. Мне  трудно  было  судить  о
том, глубоко ли засел снаряд в песке при первоначальном ударе, однако я  все
же мог догадаться, что изрядно сдвинул его с места, пока выбирался на волю.
   Обойдя насыпь по бровке, я очутился возле кормовой части снаряда, которая
не только не ушла в грунт, но, напротив,  нависала  над  нетронутой  почвой.
Чудовища оставили нараспашку громадный люк, занимавший все  дно  снаряда,  и
главный отсек - как я теперь убедился, он занимал две трети  корпуса  -  был
совершенно пуст: ни самих чудовищ, ни созданных  ими  машин.  Нижняя  кромка
люка отстояла  от  песка  всего  на  фут-полтора,  так  что  попасть  внутрь
оказалось легче легкого. Надо ли говорить, что именно это я и сделал.
   Всего пять-десять минут понадобилось на то, чтобы обойти  отсек,  похожий
на пещеру, и полюбопытствовать, какие следы пребывания чудовищ он  сохранил,
- и тем не менее миновал почти час, прежде чем я окончательно  простился  со
снарядом.
   Как выяснилось, мой предварительный подсчет  оказался  точным:  в  отсеке
помещалось действительно пять  чудовищ.  Кроме  того,  на  борту  находилось
несколько экипажей - я обнаружил множество  перемычек  и  захватов,  которые
крепили их во время полета.
   В глубине отсека, у стены, разделяющей снаряд надвое,  я  натолкнулся  на
обширный  полог,  размер   и   форма   которого   со   всей   несомненностью
свидетельствовали  о  том,  что  чудовища  кроили  его  для  себя.  Не   без
внутреннего трепета я заглянул под полог... и тут же  отпрянул.  Да,  именно
отсюда управляли высасывающим кровь шкафом в отсеке для рабов: мне  бросился
в глаза набор игл, ланцетов и пипеток, соединенных  прозрачными  трубками  с
большим стеклянным резервуаром, где все еще плескалось  целое  озеро  крови.
Именно здесь, при посредстве этого механизма чудовища-вампиры отнимали жизнь
у человеческих существ!
   Отбежав к разверстому краю отсека, я выдохнул из легких  скопившееся  там
зловоние. Я был до глубины души потрясен увиденным  и  буквально  дрожал  от
отвращения.
   И все-таки чуть позже пришлось добровольно вернуться  в  утробу  снаряда.
Надо было осмотреть разнообразное оборудование, оставленное чудовищами, -  и
тут, в процессе обследования, я сделал открытие, что все усилия, приложенные
мною к освобождению, были затрачены  попусту.  Оказывается,  стенки  снаряда
были двойными, и от  главного  отсека  начинался  лабиринт  узких  проходов,
прорезавших корпус почти во всю его длину. Карабкаясь по этим проходам, я  в
конце концов попал через люк в полу, которого раньше почему-то не заметил, в
кабину управления.
   Трупы двух марсиан  служили  достаточным  напоминанием  о  том,  что  мне
довелось пережить на борту снаряда, и  я  поторопился  вернуться  в  главный
отсек. И совсем  было  собрался  спрыгнуть  на  почву  пустыни,  когда  меня
осенило, что в этом полном опасностей мире не худо бы  иметь  в  руках  хоть
какое-нибудь оружие. Я обыскал весь отсек в поисках любого предмета, который
отвечал бы этой цели; выбирать было, в общем,  не  из  чего,  поскольку  все
переносное имущество чудовища забрали с собой... Но, по счастью,  я  вовремя
вспомнил о ланцетах за пологом.
   Наполнив легкие свежим воздухом, я  поспешил  к  зловещей  занавеси.  Как
оказалось, ланцеты удерживаются на своих местах простыми зажимами; мой выбор
остановился на лезвии примерно девяти дюймов длиной. Отвернув зажим, я вытер
его досуха о ткань ближайшего противоперегрузочного кокона и бережно  уложил
в ридикюль Амелии.
   И вот наконец я покинул транспортный снаряд марсиан и вышел  на  просторы
пустыни.
   3
   Куда же теперь податься,  где  найти  укрытие?  Мне  было  известно,  что
неподалеку расположен другой город - я видел его на экране во время посадки,
- но в каком направлении вести поиски, я не имел ни малейшего представления.
   Прежде всего я взглянул на солнце. Оно стояло почти в зените. Сначала это
озадачило меня: снаряд запустили в середине дня, да я еще проспал  несколько
часов. И только потом до меня дошло, что мы улетели очень  далеко  от  места
старта. Летели мы на запад, следовательно, я попал в тот же самый  день,  но
на противоположной стороне планеты!
   Однако всего важнее было то, что в моем распоряжении еще оставалось часов
пять-шесть до заката.
   От снаряда я направился прямиком к обнажению скальных  пород,  отстоящему
от ямы ярдов на пятьсот.  Это  была  самая  высокая  точка,  какую  я  сумел
высмотреть, и мне подумалось, что с нее можно будет обозреть весь район.
   Признаться, я не обращал особого внимания на то, что меня  окружает,  мои
глаза были прикованы к почве у меня под ногами. Чудесное спасение не придало
мне бодрости, я был вновь охвачен унынием - чувством,  давно  мне  знакомым:
оно владело мной с того  самого  дня  в  Городе  Запустения,  когда  у  меня
похитили Амелию. Трезво рассуждая, не произошло никаких событий, которые  бы
прямо напомнили мне о ней. Но всякий раз, когда обстоятельства позволяли мне
отвлечься от каких-то неотложных  бед,  мысли  мои  неминуемо  обращались  к
горестной утрате.
   Вот почему я прошел, наверное, полпути к скалам, прежде чем заметил,  что
творится вокруг. Не составляло большого труда понять,  что  здесь  совершили
посадку не один, а много снарядов. В моем поле зрения их насчитывался добрый
десяток, а немного поодаль стояли в ряд  три  многоногих  наземных  экипажа.
Самих чудовищ, равно как и тех марсиан, которые их сюда доставили, видно  не
было, хотя я прекрасно понимал, что чудовища, вероятно, успели  укрыться  за
броневыми панцирями своих экипажей.
   В полном одиночестве тащился я по  бурому  песку,  не  привлекая  ничьего
интереса. Чудовища, как правило, не вникали в дела людей, а меня  нимало  не
беспокоили их заботы. Мною  руководила  надежда  установить  местонахождение
города, и я ничтоже сумняшеся продолжал свой путь в сторону скал.  Достигнув
их, я на мгновение задержался и еще раз огляделся. Камень, из которого  были
сложены скалы, отличался хрупкостью, и, едва я наступил на него, из-под  ног
так и брызнули осколочки и чешуйки.
   Я  удвоил  осторожность  и,  пока  взбирался,  помогал  себе   удерживать
равновесие, балансируя ридикюлем. Футах в двадцати над поверхностью  пустыни
мне встретился широкий уступ, и я немного передохнул. Осмотрелся по сторонам
- пустыня была испещрена безобразными кратерами, выкопанными  снарядами  при
посадке, и из каждого кратера торчали тупо  срезанные,  распахнутые  настежь
днища. Но, как я ни напрягал  зрение,  нигде  не  вырисовывалось  и  подобия
города. Подхватив ридикюль, я стал карабкаться выше, стремясь обогнуть скалу
и выйти на ее противоположный склон.
   Каменная гряда оказалась гораздо  обширнее,  чем  думалось  поначалу,  и,
чтобы добиться поставленной цели, потребовалось минут пять, если  не  шесть.
Здесь скала выветрилась еще более, и каждое движение было связано с  риском.
Я обогнул большой скальный выступ, пробираясь буквально на  ощупь  по  узкой
полочке, - и, миновав препятствие, замер в недоумении.
   Прямо передо мной, полностью заслонив от меня  пустыню,  выросла  верхняя
платформа наблюдательной башни!
   Я пришел в такое изумление, увидев  ее  здесь,  что  даже  не  подумал  о
возможной опасности. Башня стояла неподвижно; темное овальное окно  смотрело
в противоположную от меня сторону, так что чудовище, если оно сидело внутри,
заметить меня не могло.
   Немного дальше, в том направлении, куда я лез, скалу  прорезала  глубокая
расщелина. Я наклонился над ней, опираясь  на  руку,  и  взглянул  вниз;  от
поверхности пустыни меня  отделяло  теперь  не  менее  пятидесяти  футов,  а
расщелина шла отвесно. Спуститься я мог только тем же путем, каким  забрался
сюда. Я застыл в нерешительности, не зная, что предпринять.
   В сущности, у меня не было и тени сомнения  в  том,  что  там,  в  недрах
платформы, затаилось живое чудовище; но почему оно очутилось в этом укромном
месте, под сенью скалы, я не мог догадаться. Я припомнил все,  что  узнал  о
башнях в городе: в обычное, мирное время их нередко оставляли без присмотра,
и тогда они действовали автоматически. А что, если и с этой башней случилось
так же? Безусловно, неподвижность платформы уже свидетельствовала  в  пользу
предположения, что водителя там нет. Но главное - самим  своим  присутствием
она сводила на нет смысл моего многотрудного подъема. Мне во что  бы  то  ни
стало нужно было выяснить, где расположен город, а в той единственной точке,
откуда я мог его увидеть, перспективу загородила  невесть  откуда  взявшаяся
башня.
   И вдруг, взглянув на платформу еще раз, я подумал: а нельзя  ли  обратить
это досадное препятствие себе на пользу?
   Мне никогда раньше не приходилось бывать в такой близости от башни, и я с
любопытством рассматривал детали ее конструкции. У основания  платформы  шла
площадка - вернее, выступ - дюймов двадцати или немного больше в глубину; на
этом выступе вполне мог держаться человек, причем держаться увереннее, чем я
в своем нынешнем положении. Над выступом поднимался корпус самой платформы -
широкий плоский цилиндр с покатой крышей; насколько  я  мог  судить,  высота
цилиндра возрастала с семи футов сзади до десяти впереди. Крыша была  слегка
выпуклой и в тыльной своей части увенчана перильцами футов трех высотой.  На
задней  стенке  цилиндра  выступали  три  металлические  скобы  -  по   всей
вероятности, с их помощью чудовища забирались внутрь  платформы  и  вылезали
наружу, так как в крыше был вырезан огромный люк, сейчас закрытый.
   Не долго думая я схватился за скобу и, подтянувшись,  влез  на  крышу,  а
ридикюль закинул туда же перед собой. Потом  встал  и,  осторожно  шагнув  к
перильцам, сжал их рукой. Теперь, наконец, ничто не  заслоняло  мне  вид  на
пустыню.
   Передо мной развернулась картина,  какой  никогда  еще  не  видели  глаза
человека.
   Я уже писал, что большая  часть  поверхности  Марса  -  плоская  равнина,
подобная пустыне; правда, с борта снаряда  во  время  полета  мне  случилось
наблюдать и горные районы. Но я и представить себе не  мог,  что  кое-где  в
пустыне, нарушая однообразие унылой равнины, вздымаются одинокие горы  такой
высоты и мощи, что на Земле их просто не с чем сравнить.
   Именно такая громада предстала перед моим удивленным взором.
   Теперь, чтобы не сбить вас с толку, необходимо сразу же уточнить:  первое
мое  впечатление  от  этой  горы  было  куда  скромнее,  ее  размеры  вообще
показались мне не стоящими внимания. Весь мой интерес  был  сосредоточен  на
том, что я искал, - город лежал от меня примерно в пяти милях. В  кристально
чистом марсианском воздухе он  просматривался  как  на  ладони,  и  я  сразу
отметил,  что  по  своим  масштабам  он  во  много  раз  превосходит   Город
Запустения.
   Только тогда, когда я твердо усвоил, в каком направлении мне двигаться  и
какое расстояние придется преодолеть, я устремил взгляд за пределы города, в
сторону гор, у подножия которых он раскинулся.
   Сперва мне, признаться, померещилось, что это даже не отдельная  гора,  а
округлое плоскогорье: его вершина не прорисовывалась с полной  четкостью,  а
становилась в выси еще более  расплывчатой  и  туманной.  Лишь  когда  глаза
немного  приспособились  к  расстоянию,  я  догадался:  ощущение  нечеткости
вызвано тем, что я смотрю параллельно склону.  В  действительности  же  гора
настолько грандиозна, что большая ее часть  уходит  за  горизонт,  а  высота
соперничает с изгибом поверхности планеты. Где-то  далеко-далеко,  на  самой
границе видимости, я едва различал выпуклость,  которая,  вероятно,  и  была
вершиной, - белый конус с облаком дыма над вулканическим кратером.
   По первому впечатлению казалось, что высота горы не  превышает  двух-трех
тысяч футов; но если принять в расчет кривизну поверхности планеты, то  смею
заверить, что точнее будет взять цифру совершенно иного порядка:  от  десяти
до пятнадцати миль над  уровнем  пустыни!  Подобные  масштабы,  можно  прямо
сказать, лежали за гранью  восприятия  человека  с  Земли,  и  прошло  минут
десять, не менее, прежде чем я смог окончательно поверить в то, что вижу.
   Я уже собирался перелезть обратно на скалу и спуститься вниз, когда краем
глаза уловил  по  левую  от  себя  руку  какое-то  движение.  По  пустыне  в
направлении города медленно вышагивал  один  из  многоногих  экипажей.  Чуть
позже обнаружилось, что экипаж не один, их несколько десятков,  -  вероятно,
те самые, которые были доставлены сюда в снарядах, разбросанных там и сям по
пустыне. Мало того, кроме экипажей я различил многие десятки  наблюдательных
башен: иные стояли подле экипажей, иные укрылись в тени скал  наподобие  той
башни, которую оседлал я, - а скальных обнажении между мною и  городом  было
немало.
   Я  давно  уже  понял,  что  полет,  в  котором  мне   поневоле   пришлось
участвовать, являлся предприятием военного характера,  ответной  вылазкой  в
отместку за нашествие на Город Запустения. Только  мне  представлялось,  что
объектом вылазки станет какой-либо второстепенный неприятель: исходя из силы
агрессора, я никак не думал, что потерпевшие  поражение  дерзнут  на  прямое
контрнаступление. Однако я ошибался. Город, на который  нацелились  экипажи,
был огромен, и довольно было еще раз пристально  взглянуть  в  его  сторону,
чтобы уяснить себе, до какой степени он  защищен.  Внешние  его  границы,  к
примеру, прикрывал настоящий лес наблюдательных башен; местами они ограждали
купол так густо, словно вокруг него возвели частокол. А пустыня близ  города
так и кишела боевыми экипажами; они  выстраивались  в  четкие  порядки,  как
черные железные солдаты перед парадом.
   И всему этому воинству противостоял жалкий отряд атакующих, в чей  лагерь
забросил меня случай! Я насчитал  во  всем  отряде  каких-нибудь  шестьдесят
многоногих наземных экипажей и около пятидесяти башен.
   Картина предстоящей  битвы  настолько  заворожила  меня,  что  я  на  миг
совершенно запамятовал, где нахожусь. В самом деле, я позволил себе гадать о
том, какова боевая роль наблюдательных башен, совершенно выпустив из виду то
обстоятельство, что теперь мне  надо  лишь  оставаться  на  месте  -  и  все
прояснится. Наиболее логичной представлялась  мне  догадка,  что  многоногие
экипажи устремятся в атаку на город, в то время как башни останутся охранять
снаряды, в которых мы прилетели.
   До поры казалось, что так оно и  есть.  Экипажи  медленно,  но  неуклонно
продвигались к городу, а башни - те, что не прятались вблизи скал, - одна за
другой поднимали свои платформы до полных шестидесяти футов над почвой.
   Я  решил,  что  мне  лично  следует  отступить  на  исходные  позиции,  и
повернулся к скалам, впрочем, не отпуская перилец. И  тут  случилось  нечто,
чего я при всем желании предвидеть не мог. Справа от меня послышался  легкий
шум, и я оглянулся в  недоумении.  Из-за  отвесной  стены  скал  на  простор
пустыни вынырнула еще одна наблюдательная башня.
   Башня шла. Три ее опоры служили ногами,  и  эти  ноги,  сверхъестественно
сгибаясь, переступали под платформой!
   Я и ахнуть не успел, как башня, на которой я находился, вдруг накренилась
и словно упала вперед. Все башни,  сколько  их  ни  было  вокруг,  выдернули
ноги-опоры из песка и устремились следом за наземными экипажами.
   Спрыгивать с платформы и искать безопасности на скалах было  уже  поздно:
от скал меня отделяли добрых двадцать футов пустоты;  Я  сжал  перильца  изо
всех сил, а шагающая наблюдательная башня уносила меня все дальше  навстречу
битве.
   4
   Что  толку  было  теперь   упрекать   себя   за   непредусмотрительность:
фантастическая машина  уже  шагала  со  скоростью  двадцать  миль  в  час  и
разгонялась все более. Ветер  свистел  в  ушах,  волосы  развевались,  глаза
слезились.
   Наблюдательная башня, которая прошла у скал рядом с  моей,  держалась  на
несколько ярдов впереди, но ход мы сохраняли равный. Благодаря этому я сумел
рассмотреть, как треножники ухитряются переставлять  свои  внешне  неуклюжие
ноги-опоры.  В  сущности,  они   были   всего-навсего   увеличенной   копией
суставчатых ног наземных экипажей, но в данном случае впечатление  достигало
в своей чужеродности ошеломляющей силы. Когда башня шла полным ходом,  то  в
любой отдельно взятый момент почвы касались одновременно лишь две ноги, и то
на самый короткий срок. Вес башни постоянно  перемещался  с  одной  ноги  на
другую, а две ненагруженные ноги, освободившись, взмывали  вверх  и  вперед.
Верхняя  платформа  на  ходу  слегка  наклонялась  вправо,   но   из   самой
равномерности ее движения  вытекало,  что  под  платформой  скрыто  какое-то
устройство, гасящее мелкие толчки на неровностях почвы. Конечно же, на своем
нен