ые же стояли или  сидели  в  угрюмом  молчании.  Правда,  тут  и  там
носились дети, но больше никто не шевелился  -  родители  и  те  следили  за
детьми издали. К нам доносился несогласный хор голосов, состоящий, казалось,
из одних сопрано. Разумеется, мы не понимали ни слов, ни общего смысла того,
о чем говорилось, - хотя слова и сопровождались довольно сложными жестами, -
однако, право же, кого угодно обескуражило бы то обстоятельство, что высокие
и сильные существа щебечут фальцетом.
   Мы с Амелией замерли у порога, не уверенные ни в марсианах, ни в себе.  Я
взглянул на нее, и вдруг ее лицо - усталое, перепачканное, но такое милое  -
стало для меня символом всего, что мне желанно и знакомо. Она  подарила  мне
ответный взгляд; напряжение двух последних дней не прошло для нее бесследно,
и все же она улыбнулась и, как прежде, сплела свои пальцы с моими.
   - Они самые обыкновенные люди, Эдуард.
   - Вы по-прежнему боитесь их?
   - Не знаю... мне кажется, они не причинят нам зла.
   - Раз они могут жить в этом городе, сможем и мы. Надо только  подглядеть,
как они организуют свою повседневную жизнь, и во всем следовать их  примеру.
Кажется, они не считают нас чужаками.
   В эту минуту несколько марсиан отошли от гамаков и вприпрыжку направились
в нашу сторону. Я немедля вывел Амелию  обратно  за  дверь,  на  улицу,  под
неверный свет качающихся фонарей. Отойдя шагов  на  десять,  мы  обернулись,
гадая, что предпримут марсиане. Через мгновение  вся  группа  вывалилась  на
улицу и, даже не взглянув на нас,  поскакала  в  том  же  направлении,  куда
раньше  ушли  другие.  Мы  повременили  с  полминуты,  потом  на  безопасном
расстоянии последовали за ними.
   5
   Едва мы вышли из помещения, стало ясно, что там было теплее,  и  это  нас
приободрило. В глубине души я побаивался, что  коренные  марсиане  совершено
равнодушны  к  холоду,  однако  здание  отапливалось  до  вполне  приемлемой
температуры. Я отнюдь не испытывал уверенности,  что  хотел  бы  ночевать  в
общей спальне, и тем более не желал такого ночлега для Амелии, и все-таки мы
теперь знали наверняка, что если пренебречь условностями, то  найдется,  где
преклонить голову в тепле и относительном комфорте.
   Идти оказалось недалеко. Марсиане, за которыми  мы  следовали,  вышли  на
перекресток, присоединились к группе, пришедшей  с  другой  стороны,  и  все
вместе скрылись в ближайшем к углу строении. Оно  было  обширнее,  чем  все,
какие мы видели до сих пор, и,  насколько  удавалось  судить  в  прерывистом
свете прожекторов на башнях, проще по архитектуре. В окнах горели  огни,  а,
подойдя ближе, мы услышали изрядный. шум, доносящийся изнутри.
   Амелия о преувеличенной жадностью втянула ноздрями воздух.
   - Мне чудится запах еды, - сказала она. - И звон посуды.
   - А мне  чудится,  -  отозвался  я,  -  что  вы  принимаете  желаемое  за
действительное.
   Как бы то ни было, настроение у нас обоих явно поднялось, и эта перемена,
пусть даже мимолетная, доказывала, что Амелия разделяет мои вновь обретенные
надежды на будущее.
   На сей раз, приблизившись к зданию, мы не колебались  ни  секунды  -  так
воодушевил нас первый удачный опыт, - а решительно отворили широкие двери  и
вошли в большой, ярко освещенный зал.
   С первого взгляда стало  ясно,  что  это  такое:  по  всей  площади  пола
параллельными рядами были расставлены длинные столы, и каждый стол  окружала
толпа пирующих марсиан. На столах громоздились блюда с яствами,  воздух  был
насыщен испарениями и густыми  запахами,  а  стены  содрогались  от  громких
криков. В дальнем конце зала, вероятно, располагалась кухня: десяток-полтора
марсианских рабов были заняты тем, что раскладывали кушанья  по  тарелкам  и
блюдам и выставляли их на возвышении у стены.
   Марсиане,  за  которыми  мы  следовали,  без  промедления  направились  к
возвышению и выбрали себе еду.
   - Наши беды позади, Амелия, - воскликнул я. - Вот и  ужин,  бери  сколько
хочешь.
   - По-вашему, мы можем есть эту пищу без опаски?
   - А вам она кажется ядовитой?
   - Откуда нам знать? Мы не марсиане, наше  пищеварение  может  действовать
иначе, чем у них...
   - Во всяком случае, я не намерен заморить  себя  голодом  по  собственной
трусости. И кроме того, на нас смотрят...
   Это была правда: в доме-спальне мы простояли минут пять и  нас  никто  не
заметил, здесь же наша неуверенность сразу привлекла к себе внимание. Я взял
Амелию под локоть и подвел ее к возвышению.
   Я  изголодался  настолько,  что  еще  поутру  думал:  дайте   мне   самую
несъедобную вещь, и я ее немедленно проглочу. Однако за минувшие часы  лютый
голод поутих, сменившись чувством тошноты, и влечение к еде стало отнюдь  не
таким неукротимым, как можно было ожидать. Более того,  едва  мы  подошли  к
возвышению вплотную, выяснилось, что марсианская пища при всем своем  обилии
выглядит  не  слишком  аппетитно,   и   я   испытал   непостижимый   приступ
брезгливости.  Пища  здесь,  как  правило,  была  жидкой  или  полужидкой  я
подавалась в массивных супницах или чашах. И хотя во время наших  странствий
мы встречали отдельные поля, где возделывали злаки, основу  питания  местных
жителей составляли, по-видимому, багровые растения:  во  многих  супницах  в
огромном числе плавали красные  стебли  и  листья.  Впрочем,  на  одной-двух
тарелках лежало нечто напоминающее мясо (хотя и недоваренное), а сбоку  были
нарезаны кусочки чего-то, что держи крестьяне хоть какой-нибудь скот,  могло
бы сойти за сыр. В довершение всего на возвышении стояли стеклянные  кувшины
с яркими жидкостями, и марсиане обильно поливали ими свою пищу.
   - Давайте отведаем как можно  больше  блюд,  но  по-немножку,  -  шепнула
Амелия. - Тогда, если где-то и скрыта отрава, опасность будет невелика.
   На большие, тусклого металла тарелки мы положили  столько  пищи,  сколько
они могли вместить. Разок-другой я рискнул понюхать,  что  беру,  но,  мягко
говоря, не получал удовольствия.
   С тарелками в руках мы двинулись к боковым столам, подальше  от  основной
массы марсиан. Правда, за столом, который мы выбрали, также сидело несколько
едоков, но мы,  миновав  их,  направились  к  дальнему  его  концу.  Сиденья
представляли собой длинные низкие скамьи, по скамье с каждой стороны  стола.
Мы с Амелией сели рядом; в странной этой столовой нам было очень не по себе,
хоть марсиане, едва мы отошли от дверей, вновь  перестали  обращать  на  нас
внимание.
   Каждый из нас отведал по кусочку пищи: вкусной ее назвать было нельзя, но
она по крайней мере была горячей и несравнимо  более  приятной,  чем  пустой
желудок. Спустя минуту Амелия произнесла вполголоса:
   - Эдуард, долго мы так не продержимся. До сих пор нам просто везло.
   - Не будем сейчас пускаться в споры. Мы оба вымотаны до  предела.  Найдем
какое-то пристанище на ночь, а планы будем строить поутру, на свежую голову.
   Какие планы? Прятаться, прятаться, прятаться - и так всю жизнь?..
   Мы стоически продолжили ужин,  невзирая  на  постоянный  горький  привкус
сока, знакомый нам еще с пустыни. Мясо оказалось не лучше: по внешнему  виду
оно, пожалуй, напоминало говядину, но было  сладким  и  лишенным  запаха.  А
"сыр", который мы отложили напоследок, непереносимо кислил.
   Однако события, которые разыгрывались вокруг, то и дело отвлекали нас  от
гастрономических размышлений.
   Я уже упоминал, что обычнейшее для марсиан состояние -  глубокая  скорбь;
за столами шли громкие разговоры, но веселья не было и в помине. Прямо перед
нами одна из марсианок вдруг наклонилась вперед, оперлась  широким  лбом  на
скрещенные руки, и слезы хлынули у нее из  глаз  неудержимым  потоком.  Чуть
позже в дальней от нас части зала какой-то марсианин резко вскочил на ноги и
принялся  расхаживать  меж  столов,  взмахивая  длинными  руками  и   что-то
выкрикивая странно высоким голосом. В конце концов он  подошел  к  стене  и,
продолжая кричать, стал молотить по ней кулаками. Этот поступок, по  крайней
мере, привлек внимание его собратьев, несколько марсиан поспешили к  крикуну
и окружили его, очевидно, пытаясь успокоить, но он оставался неутешен.
   И, словно уныние было заразительным, через каких-нибудь пять секунд после
этого по  комнате  прокатилась  такая  волна  всеобщего  плача,  что  Амелия
обратилась ко мне с вопросом:
   - А не может случиться так, что чувства выражаются  здесь  иначе,  чем  у
нас? Например, когда они плачут, то на самом деле смеются?..
   - Что-то  не  похоже,  -  ответил  я,  исподтишка  наблюдая  за  рыдающим
марсианином.
   Тот голосил еще минуты две, потом  внезапно  повернулся  спиной  к  своим
друзьям и выбежал из зала, закрыв лицо руками. Остальные подождали, пока  он
не исчез за дверьми, и вернулись на свои места с самым угрюмым видом.
   Мы подметили, что большинство марсиан охотно прихлебывают какое-то  питье
из  стеклянных  кувшинов,  расставленных  на  каждом   столе.   Питье   было
прозрачное; я поначалу решил, что это вода, и, только попробовав  "воду"  на
вкус, понял свою ошибку. Это оказался освежающий и в  то  же  время  крепкий
алкогольный напиток, крепкий настолько,  что  уже  после  первого  глотка  я
ощутил приятное головокружение.
   Я предложил капельку напитка Амелии, но она лишь пригубила его и сказала:
   - Слишком злая штука. Нам нельзя терять власть над собой.
   Я уже успел нацедить себе вторую порцию, но Амелия  не  дала  мне  больше
пить. И вероятно,  правильно  сделала,  -  вскоре  мы  увидели,  что  многие
марсиане быстро впадают в состояние опьянения. Они сделались более шумными и
беззаботными, чем прежде. Раз или два даже послышался смех, хотя  звучал  он
слишком резко и истерично. Алкогольное питье  потреблялось  во  все  больших
количествах, и кухонная прислуга тащила  новые  и  новые  кувшины.  Одну  из
скамей опрокинули, и все, кто сидел на ней упали беспорядочной кучей на пол,
а группа марсианок поймала двух молодых  рабов  и  зажала  их  в  углу,  что
произошло потом, мы в общем хаосе не разобрали. Из кухни выбежали еще  рабы,
и даже не рабы, в большинстве  своем  юные  рабыни.  К  нашему  глубочайшему
изумлению, они не  только  выбежали  в  зал  совершенно  обнаженными,  но  и
расселись среди своих хозяев, обнимая и соблазняя их.
   Но моему, нам пора идти, - обратился я к Амелии.
   Прежде чем ответить, она еще какое-то время следила за развитием событий,
затем согласилась:
   - Да, пора. Все это в высшей степени безнравственно.
   Мы, не оборачиваясь, двинулись к двери. Опрокинулась еще скамья, а за нею
целый стол; это сопровождалось треском битого стекла  и  громкими  выкриками
марсиан. От атмосферы мрачного уныния не осталось и следа.
   Но не успели мы  достигнуть  двери,  как  из  зала  донесся  раскатистый,
леденящий кровь звук, помимо воли заставивший нас обернуться. Резкий хриплый
окрик раздался, видимо, где-то в дальнем конце зала, но с такой  силой,  что
перекрыл общий гомон. Эффект, произведенный этим  окриком  на  марсиан,  был
поистине драматическим: прекратилось всякое  движение,  пирующие  растерянно
уставились друг на  друга.  В  тишине,  которая  воцарилась  вслед  за  этим
бесцеремонным окриком, вновь послышались чьи-то рыдания.
   - Пойдемте отсюда, Амелия, - сказал я.
   Мы выбежали из здания, взволнованные происшедшим; мы  ничего  не  поняли,
однако испугались не на шутку.
   На улицах оставалось еще меньше народу,  чем  раньше,  но  огни  с  башен
по-прежнему расчерчивали мостовые и тротуары, словно пересчитывая  тех,  кто
бродит в ночи, когда все остальные сидят под крышей.
   Я повел Амелию прочь от квартала, где марсиане собрались на свой странный
пир, в ту часть города, где мы проходили прежде и  где  была  меньше  огней.
Внешность, как известно, часто бывает обманчива: тот факт,  что  в  каком-то
строении не видно огней и изнутри не доносится шума, еще не означал, что оно
покинуто. Мы прошли с полмили, прежде чем решились войти  в  один  из  таких
темных и безмолвных домов. А внутри пылал яркий свет, и вовсю шел пир. И  мы
увидели... нет, я не могу, я не вправе описывать, что  мы  увидели.  Амелия,
разумеется, также не испытывала желания созерцать подобное распутство, и  мы
поторопились уйти. Примириться с  этим  миром,  вычеркнуть  из  памяти  тот,
который пришлось оставить, мы были по-прежнему не в состоянии.
   Когда мы поравнялись с очередным зданием, я сперва заглянул туда  один...
но внутри меня поджидали лишь безлюдье и грязь; что бы ни  находилось  здесь
раньше, все погибло в пламени пожара. Следующим по порядку оказался еще один
дом-спальня, заполненный марсианами, и мы отправились дальше,  не  привлекая
внимания его обитателей.
   Это продолжалось довольно долго - мы переходили от дома к дому в  поисках
пустующей спальни и, признаться, уже начали  думать,  что  таких  просто  не
существует. В конце концов нам повезло, мы наткнулись на комнату, где висели
свободные гамаки, заняли два из них и забылись глубоким сном.
   Глава IX
   Наши наблюдения
   1
   В течение последующих дней и недель мы с Амелией обследовали  марсианский
город со всей возможной тщательностью. Правда, нас очень связывало то, то мы
по необходимости ходили пешком, и  только  пешком,  однако  наши  наблюдения
вскоре позволили нам прийти к  довольно  определенным  выводам  относительно
того, каковы размеры города, сколько в нем жителей, где расположены  главные
городские достопримечательности и так далее. В то же время мы  по  мере  сил
старались разобраться в самих марсианах, в образе их жизни, но,  признаться,
не слишком преуспели в своих намерениях.
   В первой обнаруженной нами пустующей спальне мы провели две ночи, а затем
перебрались в другую, расположенную гораздо ближе к центру города  и  совсем
неподалеку от столовой. Эта  спальня  тоже  пустовала,  но  прежние  хозяева
оставили  нам  в  наследство  кое-какие  мелкие  пожитки  и  тем  обеспечили
относительный  комфорт.  Наши  гамаки  на  Земле,  наверное,  показались  бы
невыносимо  жесткими  -  ткань,  из  которой  их  делали,  была   грубой   и
неподатливой, - но в условиях  более  слабого  марсианского  притяжения  они
вполне  годились  для   отдыха.   Вместо   постельных   принадлежностей   мы
пользовались широкими  подушками-мешками,  набитыми  чем-то  мягким,  -  они
напоминали стеганые  перинки,  какими  пользуются  в  некоторых  европейских
странах.
   Нашли мы и тусклые желто-серые балахоны, брошенные владельцами,  и  стали
носить их поверх нашего платья. Разумеется,  они  были  нам  великоваты,  но
дополнительный слой материи  поверх  одежды  делал  нас  как  бы  крупнее  и
позволял легче сойти за марсиан.
   Амелия, подражая прическам  марсианок,  стянула  волосы  тугим  узлом  на
затылке, а я решил отпустить бороду; каждые два-три дня  Амелия  подстригала
ее маникюрными ножницами, чтобы она походила на куцые бороденки марсиан.
   В те дни наружность имела для пас первостепенное значение:  мы  прекрасно
понимали, что внешне отличаемся от жителей Марса. В этом смысле  вынужденные
двухдневные скитания по пустыне пошли нам на пользу - ведь солнечные  ожоги,
при всей их мучительности, придали нашим лицам оттенок сродни  марсианскому.
Когда по прошествии нескольких дней загар начал бледнеть, мы как-то раз даже
выбрались за город, в пустыню, и три-четыре часа на безжалостном  солнцепеке
вернули нашей коже, пусть временно, желанную красноту.
   Но я забегаю вперед: чтобы вы поняли,  как  нам  удалось  выжить  в  этом
городе, надо сперва подробно его описать.
   2
   На четвертый или пятый день нашего пребывания в городе  Амелия  окрестила
его Городом Запустения; основания для этого вам, вероятно, уже ясны.
   Город Запустения был расположен на  пересечении  двух  каналов.  Один  из
каналов, тот, на берег которого нас высадила машина времени, пролегал  точно
с  севера  на  юг.  Второй  подходил  к  первому  с  северо-запада  и  после
пересечения, где была  возведена  сложная  система  шлюзов,  продолжался  на
юго-восток. Город примыкал к тупому углу, образованному  каналами,  южная  и
восточная его стороны спускались к воде; здесь находились пристани и доки.
   Насколько можно было судить, город  занимал  площадь  порядка  двенадцати
квадратных миль, однако сравнивать его на этом основании с какими-то земными
городами нецелесообразно, ибо Город Запустения имел в плане  почти  идеально
круглую форму. Более того, марсиане куда раньше землян дошли  до  остроумной
мысли полностью отделить промышленную зону города от жилой: городские здания
строились исключительно для удовлетворения повседневных  нужд  населения,  а
все предприятия выносились в особые районы за городской чертой.
   Вблизи города располагались два индустриальных центра:  больший,  который
мы видели из окна поезда, размещался на севере, меньший приютился на  берегу
канала, уходящего на юго-восток.
   Что касается  населения,  Город  Запустения  оказался  поразительно  мал;
собственно, именно это обстоятельство и побудило Амелию  дать  городу  столь
нелестное название.
   Было очевидно, что город возводили в расчете на  многие  тысячи  жителей:
здания были многочисленны, незастроенные участки редки. Но бросалось в глаза
и то, что сегодня заселена лишь незначительная часть  города,  а  целые  его
районы оставлены  на  произвол  судьбы.  В  таких  районах  многие  строения
обветшали  и  обрушились,  улицы   были   завалены   каменным   крошевом   и
заржавленными железными балками.
   Не потребовалось много времени, чтобы обнаружить, что по ночам освещаются
лишь населенные  улицы;  хотя  мы  обследовали  город  в  дневные  часы,  но
частенько натыкались па кварталы,  пришедшие  в  упадок,  где  осветительных
башен не было и в помине. Заходить в эти кварталы ночью  у  нас  не  хватало
духу: мало того, что тут было темно, пустынно  и  страшно,  -  именно  такие
кварталы патрулировались быстроходными  экипажами,  которые  проносились  по
улицам со зловещим воем, настороженно бросая перед собой лучи прожекторов.
   Бдительное  полицейское   патрулирование   послужило   для   нас   первым
предвестием того, что и  городские  марсиане  страдают  под  игом  какого-то
драконовского режима.
   Мы терялись  в  догадках  о  причинах,  вызвавших  сокращение  населения.
Сначала мы решили, что это явление кажущееся, вызванное  постоянным  отливом
рабочей силы в связи с чудовищным размахом индустриального  производства  за
городом. В дневное время промышленные зоны легко было  видеть  невооруженным
глазом - они извергали густой дым сотнями труб, а ночью эти зоны  были  ярко
освещены, и, следовательно, работа там продолжалась; вот мы и  предположили,
что большинство горожан занято на предприятиях, где трудятся  круглые  сутки
по сменам. Однако когда мы  получше  присмотрелись  к  городской  жизни,  то
убедились, что совсем немногие из марсиан, принадлежащих к правящему классу,
хотя  бы  изредка  выходят  за  городскую  черту,  а,  значит,   большинство
промышленных рабочих относятся к сословию рабов.
   Я уже говорил, что городу была придана форма  круга.  Обнаружили  мы  это
чисто случайно через несколько дней, а позже сумели проверить свою  догадку,
поднявшись на одно из самых высоких зданий.
   Впервые догадка пришла к нам при довольно  занятных  обстоятельствах.  На
второй или на третий день жизни в Городе Запустения мы с Амелией направились
через весь город на север с намеренном проверить, не удастся  ли  преодолеть
примерно милю пустыни, отделяющую нас от крупнейшего из двух  индустриальных
центров.
   Мы выбрались на улицу, ведущую строго на север и, по-видимому, постепенно
выходящую в пустыню. Улица эта пролегала  среди  населенных  кварталов,  где
было много наблюдательных башен. Подойдя к той, которая стояла ближе всего к
пустыне, я заметил, что венчающая башню  платформа  больше  не  качается,  и
обратил на это внимание своей спутницы.  Мы  даже  засомневались,  стоит  ли
продолжать путь, но Амелия рассуд