рбции? Сателлитовый надселезеночный суперганглий? Что?!
   - Ничего, - сказал Матис. - Кирилл был непроницаем.
   - А стетоскан твой в порядке?..
   - Думаю, да.
   - Поворачивай на Театральный, - тихо распорядилась Марсана. - Почему ты
мне ничего не сказал?
   Матис молчал.
   - Я сказала, поворачивай! Или хочешь, чтобы я самостоятельно, вплавь?
   - Нет, -  выдохнул  Матис.  -  Не  надо.  Не  заводись.  Даже  если  он
действительно грагал...
   - О, я безмозглая водоросль! - простонала Марсана. - С первого  взгляда
было заметно, что он не просто дигеец!..
   - На твоем месте я сперва поразмыслил бы, зачем  он  так  стремился  на
Театральный.
   - Знаю зачем. Догадалась. Не настолько же я  водоросль!  Увы,  там  его
ждет мощное разочарование.
   - Это его забота, - сказал Матис. - Его. Понимаешь?
   Теперь помолчала Марсана.
   - Обезоружил ты меня своей правотой, - наконец признала она.
   - Ты умная женщина, - с грустью в голосе резюмировал Матис.
   - Я талантливая. Так талантливо усложнять себе жизнь...
   - Поэтому я обязан рассказать тебе одну вещь, которая...  либо  излечит
тебя...
   - Продолжай. Либо?..
   - Либо усложнит твою жизнь еще больше.
   - Я слушаю.
   - Слушать легко, а вот говорить... Я обещал твоей  матери  не  говорить
тебе этого. По крайней мере, еще три года.
   - Матис, ты меня ужасно заинтриговал.
   - Ей хотелось, чтобы ты не знала этого вообще.
   - По крайней мере - до своего тридцатилетия?
   - Да.
   - При чем здесь мой будущий юбилей?
   - А позже эта сокрытая информация не будет иметь для  тебя  прикладного
значения.
   - О, мой интерес вырос втрое! Ты решился нарушить табу самой  обожаемой
из своих многочисленных теток!..
   - Не осуждай ее, в пользу табу есть веские доводы. Вернее -  были.  Она
"виновата" в одном: хотела видеть свою дочь счастливой.
   - И вдруг сегодня этому помешало некое обстоятельство?
   - Еще нет, но... Я не слепой, Марсана.
   - Приятно это знать.
   - Я тебя хорошо понимаю. Конечно - молодой, эффектный грагал. Если он и
в самом деле грагал. Море ясноглазого обаяния... Они чрезмерно  обаятельны
здесь, у нас, на Земле. Но там... Может быть, там, у себя, они  не  совсем
такие  или  совсем  не  такие,  кто  знает.  Может,  недаром  их  пытаются
отгородить от нас запретительными параграфами Конвенции Двух.
   - И соответственно - нас от них? - выпалила Марсана.
   Матис пропустил ее реплику мимо ушей:
   - Лично я ничего не имею против грагалов. Даже  немного  завидую  им  -
меня как биолога восхищают результаты их специфической  эволюции.  Но  они
другие люди, Марсана. Они живут иной жизнью, и вряд  ли  она  пришлась  бы
тебе по вкусу.
   - Милый мой кузен, меня одолевает недоумение. Похоже, вместо  обещанной
информации ты, не моргнув своим ужасным  глазом,  предлагаешь  мне  делать
выбор.
   - Оставайся на Земле, Марсана. Здесь тебя любят. Будут ли  тебя  любить
там?.. Подумай.
   - Ты говоришь так серьезно, будто я уже собралась в иные миры!
   - Один опрометчивый шаг с твоей стороны - и у тебя не будет выбора.
   - Не понимаю... Тебя насторожил мой поцелуй?..
   Матис молча поднялся, подобрал спикард.
   - Один опрометчивый шаг еще ничего не значит, - сказала  Марсана.  -  К
сожалению... Впрочем, ты знаешь про все это не хуже меня.
   - Есть особые обстоятельства, - сказал  Матис.  -  Опрометчивый  шаг  -
назовем это так - будет стоить тебе земного гражданства.
   - Бредишь?!
   - Нет.
   Нависло молчание. Матис выдержал длинную паузу.
   - Импринтинг, - вдруг сказал он. - Кажется, так это у них называется...
Импринтинг, будь оно проклято! Похоже, Кирилл тебя разбудил.
   - В каком смысле?..
   - У тебя не совсем обычная судьба, Марсана. Дело в том... Дело,  видишь
ли, в том... Короче говоря, ты - дочь грагала.
   Бурный финал: резкие, как вспышки молний, проявления ее  ауро-поисковой
реактивности. Совершенно  самостоятельной,  кстати.  "Ну  вот  и  все",  -
подумал Кир-Кор и оборвал пиктургию. Повернувшись  к  морю  спиной,  начал
подъем по ступеням  громоздкой  каменной  лестницы.  Подальше  от  обрыва.
Подальше от чужих проблем, которые он усугубил своим вмешательством.
   Главное сделано - импринтинг состоялся. Теперь она хотя  бы  сможет  по
мере надобности пользоваться своей врожденной способностью видеть в  более
широком, чем это доступно землянам, диапазоне. Это существеннее  самоцвета
с Планара. Она разовьет  в  себе  и  другие  способности.  Если,  конечно,
захочет. И если ей не будут мешать, отговаривать. Родня Марсаны  поступила
с ней некорректно. Чем позже дочь грагала  узнает,  кто  она,  тем  больше
адаптивных проблем ее ждет. Вопреки мнению тетушек Матея Карайосифоглу  за
гранью  тридцатилетнего  возраста  проблемы  эти  бесследно  не  исчезают.
Проблемы тут же возникнут, как только Марсана захочет взглянуть на отца...
А она захочет, можно не сомневаться. Хорошо хоть, ее замороченный  тетками
кузен взял в толк наконец, что будет лучше предоставить  право  выбора  ей
самой. Ей, Марсане Панкратии Гай... Кажется, назревает крупный сюрприз для
Пан-Гая из Эпидавра...
   Плети пуэрарии густо, цепко и ароматно оплели каменные перила  по  всей
длине лестницы. Мало того - расползлись в обе  стороны  по  откосу  живыми
коврами, захватили плацдарм наверху: ее побеги опутали колоннаду  ротонды,
перекинулись на кусты и деревья и образовали над тротуаром неширокой аллеи
низко свисающий полог.
   Аллея уводила вправо с заметным подъемом - огибала, видимо, склон.  Под
сенью пышных кустов камелии и кокосовых пальм  Кир-Кор  ощутил  себя  так,
будто ночь застала его в нескончаемом, сильно заросшем листвой  и  цветами
тоннеле. Он плохо видел зелень во  мраке:  мутно-оливковый  цвет,  силуэты
листьев, как бы подернутые несуществующим флером... А вот  цветы  излучали
интенсивное голубое свечение.
   Сквозь просветы в кустах заглядывали яркие звезды и морские  огни,  под
ногами змеились  фосфоресцирующие  узоры  тротуарной  мозаики.  В  поисках
катаготия ему пришлось идти наугад.
   В  глубине  мутно-оливкового  "тоннеля"  забрезжило   сияние.   Вернее,
забрезжили тусклые пятна от весьма экономной подсветки.  Постепенно  пятна
оформились в подсвеченный снизу каменный лик какого-то демона и в  его  же
могучий, идеально круглый, как глобус, живот. Театральный буквально утыкан
множеством разнообразных изваянии, Кир-Кор знал  это  и  прошел  мимо,  не
останавливаясь. Современную имитацию тотемов древних культур он  ценил  не
слишком высоко. Что-то, однако, заставило его оглянуться. Демон,  повернув
клыкастую голову на короткой, но, судя по всему,  исключительно  подвижной
шее, смотрел ему вслед огненными зрачками.
   Аллея вывела на виадук, и запоздалый турист снова  получил  возможность
обозреть панораму ночного моря. Центр панорамы - высокий остров  Контур  и
его меньший сосед, похожий на стол, тесно заставленный  приготовленными  к
сортировке большими кристаллами самоцветов. Иллюминации  там  поубавилось,
но все также пронзительно вспыхивал проблесковый маяк,  посылая  призывные
светосигналы одиноким судам. Кир-Кор  оглядел  нависшие  над  океаническим
горизонтом звезды и остро, как никогда  раньше  на  этой  планете,  ощутил
одиночество. Мысленно пропел под неумолчный аккомпанемент цикад:

   И в голове моей проходят роем думы:
   Прародина? Ужели это сны?
   Ведь я почти для всех здесь пилигрим угрюмый
   Бог весть с какой далекой стороны...
   [С.Есенин]

   Настроение автора песни  ему  не  нравилось.  Собственное  -  тоже.  Он
ускорил шаги.
   За виадуком - подъем, поворот. И еще добрых два километра пышных кустов
и деревьев вдоль переливающегося приглушенным  свечением  тротуара.  Потом
кусты кончились. Справа и слева - нагромождения гранитных глыб. Без кустов
тротуар выглядел голым, хотя над ним шелестели  на  легком  ветру  султаны
пальмовых вееров. Крутизна склона  здесь  была  меньше,  из  чего  Кир-Кор
заключил, что выбрался наконец на "арктические широты" островного  купола.
"Где-то в этом районе должен быть катаготий", -  прикинул  он,  обнаружив,
что большинство останцев  гранитной  твердыни  пали  жертвами  современных
ваятелей.  На  каждом  шагу  -   рисуночные   псевдохараппские   письмена,
барельефы,  скульптурные  ниши.  Уровень  мастерства  подражания  оставлял
желать лучшего. Приятным исключением здесь можно было считать горельефы  и
резные колонны фасада монолитного "скального храма". Особенно колонны. Они
и в самом деле напоминали другую  эпоху.  Оттого,  может  быть,  что  были
обвиты молодыми лианами.
   "Храм" вполне мог оказаться декорированным  входом  в  подземные  ярусы
катаготия. Кир-Кор переступил порог. Громкое шипение всколыхнуло воздух  -
будто спустили пар из котлов старинной машины. С  непереносимым  скрежетом
повернулась сзади каменная плита, заполнив собой весь  дверной  проем  без
остатка, в мутно-желтом сумраке вспыхнули и поплыли вдоль карнизов красные
фонари. Возникла заунывная мелодия, лязгнул  металл  -  посреди  помещения
ритмично задергалась, подражая переборам лап паука,  многорукая  бронзовая
фигура, обвитая кобрами. Шива Натараджа  собственной  персоной...  Танцуя,
Натараджа звонко  топтал  беспомощно  распростертого  на  полу  гуманоида.
Топтал с улыбкой. В  руках  у  него  кувыркались  два  факела  и  какие-то
сверкающие предметы непонятного назначения. Орудия не то труда,  не  то  -
убийства. Игра красных бликов на мускулах Натараджи, перестук снизанных  в
ожерелье человеческих черепов  и  неприятная  улыбка  на  трехглазом  лице
вызывали сильное  желание  поскорее  выйти  отсюда.  Противиться  желаниям
сегодня было  необязательно,  Кир-Кор  свернул  в  неведомо  куда  ведущий
боковой проход - каменный коридор с грубо обработанными стенами.
   Пологий подъем. Впереди - усеянный  звездами  прямоугольник  выхода.  И
никаких  признаков  катаготия.  В  спину  ударил  прожекторный  луч  -   в
прямоугольнике звездного неба отпечаталась тень ночного туриста...
   Необыкновенная  иллюзия  объяснялась  просто:  тень  проецировалась  на
воздвигнутую против выхода статую из темного камня.
   Статуя изображала  четырехрукого  человека  с  нечеловеческой  головой.
Знакомые бивни, хобот,  широкие  уши.  При  свете  звезд  Кир-Кор  поискал
надпись  на  постаменте.  Как  и  следовало  ожидать,  надпись  тоже  была
знакомой. Он потрогал хобот МАРАКАСА. Это был честный каменный истукан, за
его полную неподвижность можно было ручаться. МАРАКАС...
   Пробираясь сквозь заросли дикой корицы, Кир-Кор тщетно пытался выкинуть
из головы навязчивое имя (если это, конечно, имя, а не  словесная  формула
какого-то иного понятия, не связанного  с  ономастикой).  До  сих  пор  он
уверенно полагал, что слоноголовый сын Шивы, бог хитроумия и толпы  низших
божеств  дорийского  пантеона,  назывался   Ганеша.   Видимо,   устроители
Театрального в отношении слоноголовых имели сугубо свои представления.
   Узкая тропа собиралась, похоже, исчезнуть совсем, то и дело приходилось
защищать  лицо  от  ветвей  локтями.  Какие-то  насекомые  выделяли  здесь
невыносимый мускусный запах...
   Заросли кончились, тропа нырнула в промежуток между  двумя  вертикально
установленными каменными плитами доисторической наружности.  Дохнувшие  на
путника дремучестью тысячелетий менгиры  были  увенчаны  гранитным  блоком
грубой обтески. Пройдя через это подобие узких ворот,  Кир-Кор  ступил  на
лужайку, окруженную мегалитами. Сквозь подошву кедов  почувствовал:  трава
газона искусственная. Периодически где-то шипела  пневматика,  на  лужайке
перекатывались,  плавно  подпрыгивали  и   невесомо   парили   в   воздухе
розово-голубые шары метрового диаметра. Время от времени какой-нибудь  шар
начинал "постреливать" - с фейерверочным треском извергать из  себя  поток
информации: слепящие надписи,  цифры,  символы.  Местный  вариант  дизайна
мировых часов. Дизайн отличался оригинальностью.  Комплекс  мегалитических
сооружений  оригинальностью  не   отличался,   ибо   наличествовал   здесь
архитектурный плагиат -  копия  знаменитого  Стоунхенджа.  Кир-Кор  поднял
взгляд к вершине соседствующего с мегалитами  утеса.  И  замер.  Там,  под
звездным куполом неба, высилось  колоссальное  белое  изваяние  женщины  с
крыльями. Крылья опущены, руки прижаты к груди, созерцательно-вдохновенный
дивный лик обращен на восток. Поза ожидания и надежды...
   Яркий "выстрел" - прямо в глаза. Кир-Кор пнул мягкий шар и направился в
обход  подножия  утеса.  Кстати,  "выстрел"  напомнил,   что   в   столице
Финшельского архипелага истекло уже полтора часа после полуночи. Этот факт
недвусмысленно осложнял идею свидания на Театральном.
   ...Он стоял посреди эспланады недалеко от  остекленного  входа  в  холл
катаготия. Над головой расходящимся веером нависали горизонтальные корпуса
спальных секций. Ниже эспланады, на пологом склоне, благоухал тропическими
ароматами парк с бассейном и  цветниками.  Горизонтальные  корпуса,  точно
длинные пальцы, тянулись к верхушкам парковых пальм. Корпусов всего  пять,
и при  некотором  воображении  их  можно  было  сравнить  с  растопыренной
пятерней  погребенного   в   скалах   робота-исполина.   "Большой   палец"
(метрически равный, кстати, всем остальным)  указывал  в  сторону  далеких
источников красных искр, мерцающих где-то на уровне океанского  горизонта.
Наверное - маяки скрытого за горизонтом столичного острова. "Указательный"
указывал прямо на Полярную звезду.
   Итак,  вход.  Которым  в  принципе  можно  воспользоваться.  Но   лучше
повременить.  Сквозь  стекло  было  видно,   как   в   холле   у   ночного
кинематического светофонтана оживленно беседовали мужчина в  ярко-голубом,
перепоясанный чем-то вроде зеркально-блещущей портупеи, и три женщины -  в
золотистом, белом и ярко-оранжевом. У каждого из собеседников язычком огня
пылало в прическе карминно-красное перышко (у эвандра - длинное щегольское
перо, точно у  Мефистофеля).  Судя  по  интенсивной  жестикуляции,  беседа
проходила в атмосфере полного взаимонепонимания.  Портупееносец,  теснимый
троицей к  раковине  светофонтана,  вдруг  вскинул  руки  над  головой  и,
закатывая глаза, стал торопливо, взволнованно говорить о чем-то, призывая,
должно быть, в свидетели необъятное небо или, как минимум,  верхние  яруса
катаготия.
   Апелляция к небу вызвала  особенную  ярость  у  темноволосой  эвгины  в
ярко-оранжевом: свое  перышко  она  выдернула  и  от  избытка  негодования
растоптала.   Кир-Кор   перевел   взгляд   на   искусно   иллюминированную
скульптурную группу за  спиной  эвандра,  вплотную  прижатого  к  парапету
раковины. Светофонтан был  нимфоэротического  типа,  и  Кир-Кор  мимолетно
подумал о скульпторах и мастерах светопластики, сумевших  с  такой  весьма
экспрессивной  чувственностью  передать  свои  представления   о   красоте
женского  тела.  И  только  успел  он  об  этом  подумать   -   эвгина   в
ярко-оранжевом  с  размаху   влепила   эвандру   пощечину   левой   рукой.
Портупееносец   остолбенел.   Кир-Кор   тоже   замер   от   неожиданности.
Воинственная левша обняла за талию светловолосую подругу в белом,  и  обе,
излучая скорбь, канули в лабиринт декоративной зелени интерьера. Сбитое на
пол "мефистофельское" перо подобрала та, которая в золотистом. Сперва  она
воткнула его в свои охристо-рыжие  волосы,  затем  пристроила  на  прежнем
месте  -  на  голове  потерпевшего  -  и   успокоительно-нежно   погладила
оскорбленную щеку. На  этом  инцидент,  увы,  не  был  исчерпан:  внезапно
вернулась та, которая в белом, и влепила эвандру пощечину правой рукой.  И
тут же получила пощечину от  рыжеволосой.  Блондинка  в  гневе  оттолкнула
подругу - или соперницу - и направилась к выходу. Подруга (или  соперница)
в попытке  сохранить  равновесие  после  толчка  зацепила  эвандра  -  оба
взмахнули руками и очень синхронно перевернулись через парапет в фонтанную
раковину.  Мощный  всплеск.  Мельтешение  голубых   и   золотисто-охристых
ореолов, неприятно обесцвеченные фигуры нимф, утративших естественность  в
движениях, - полная дисгармония в работе водяных  струй,  светопластики  и
скульптурной кинетики... Суровая мстительница даже не обернулась.  А  зря.
Финальный результат  группового  взаимонепонимания  всегда  достоин  того,
чтобы его хотя бы увидеть.
   Стеклянная  плоскость  выхода  полыхнула  синим  огнем   и   пропустила
блондинку на эспланаду. Кир-Кор проводил ее взглядом. Она слепо  и  быстро
прошагала мимо,  спустилась  с  эспланады  в  парк,  цокая  каблучками  по
ступеням изогнутой  лестницы.  Красное  перо,  которое  она  отшвырнула  в
сторону, Кир-Кор поймал на лету, повертел между пальцами и зачем-то  сунул
в карман. Мимоходом светловолосая окатила эспланаду  такой  мощной  волной
ментально трансформированной ненависти, что он задохнулся от ощущения жути
и снова посмотрел на тех, кто сумел подобную ненависть возбудить. Оба  они
- охристо-рыжая и тот... в голубом - стояли в фонтанной раковине по колено
в воде. Рыжая раздевалась. Детали одежды швыряла нимфам на головы (одну из
последних пыталась надеть на голову злополучного партнера, но  остановлена
была пощечиной). Расплескивая воду, портупееносец  выбрался  из  раковины,
поскользнулся на мокром полу, упал. Поднялся, снова упал. На  четвереньках
доковылял до безопасного сухого места и, не задержавшись в холле ни единой
лишней секунды, исчез. Кир-Кор вздохнул с облегчением. Ему представлялось,
что цикл обмена оплеухами наконец завершен. Однако  эксцентричные  выходки
охристо-рыжей, видимо, не достигли еще апогея: в костюме  Евы  она  прошла
сквозь струйки воды и  взобралась  на  пьедестал  для  скульптур  с  явным
намерением увеличить собой число участниц эротического действа. И  в  этот
момент вновь появилась темноволосая в ярко-оранжевом. Сбросив обувь, она с
решительным видом полезла в фонтан. Кир-Кор отвернулся.
   Диковинные события, происходящие за полночь в холлах местных  гостиниц,
лично его не касались. Но это была скверная  прелюдия  перед  свиданием  с
Винатой.  Выкинуть  из  головы  и  побыстрее  забыть  жуткий  накал  чужой
ненависти невероятно трудно. Он представил  себе  оскорбленную  женщину  в
темноте ночного парка и подосадовал, что не может дать ей в сопровождающие
хотя бы нейтрального дьякола. Не имеет права. Здесь, на этой  планете,  он
гость и турист и, согласно  десятому  параграфу  МАКОДа,  не  имеет  права
продуцировать дьяколов даже для собственных нужд. Ему скорее  простят  его
дерзкий побег, чем безобидного дьякола...  Нет,  побег  не  простят  тоже.
Такие дела...
   Каждый из  нависающих  над  головой  корпусов-"пальцев"  имел  по  пять
"фаланг" - пять спальных  секций.  На  каждой  "фаланге"  с  обеих  сторон
темнели широкие боковые вырезы для аэрации. Спящим артистам весьма показан
морской  воздух,  насыщенный  ароматами  ночных  цветов.  Ночному  туристу
морской воздух тоже показан. Но  без  сильного  запаха.  "Ночному  туристу
почти не мешает ночной аромат,  -  подумал  Кир-Кор,  настраивая  себя  на
восприятие источников ментальных полей.  -  Ночные  драмы  тоже  почти  не
мешают".
   Непросто настраиваться на ясночувствие, превозмогая при  этом  вязкость
разлитых в воздухе ароматов. Ментальный пульс уснувшего  человека  слаб  и
прерывист,  нащупать  его  нелегко.  Даже  в  благоприятных   одорационных
условиях.  Еще  труднее  будет  нащупать   достаточно   близкое   сходство
сегодняшнего  ментапульса  (если  вообще   удастся   его   обнаружить)   с
сохранившимся в памяти ментапортретом спящей Винаты. Уверенно отождествить
"сонный" оригинал и "сонную" матрицу-воспоминание по силам  лишь  яснодею.
Да и то - яснодею высокого профессионального уровня. Что ж, за отсутствием
таковых...
   Запрокинув голову, Кир-Кор чутко фиксировал мерцания источников.
   Первая секция первого корпуса... Не то. Вторая, третья... Тоже не то. В
четвертой вообще никого нет. Пятая... В пятой - два  источника  ментальны