й работы,  изображающий  дюжину
витязей, скрестивших миндалевидные червленые щиты и высоко поднятые  мечи;
бдительность была  написана  на  их  лицах.  Золоченое  воинство  охраняло
установленный в центре павильона большой круглый стол  -  очевидно,  самое
ценное из атрибутики этого помещения. И действительно, было что  охранять:
украшенная  перламутровой  инкрустацией  столешница   представляла   собой
немалую  художественную   ценность.   Перламутровая   картина   изображала
развертку из  пяти  континентов  земной  поверхности  в  окружении  людей,
разнообразной живности и цветов. Там, где сходились меридианы на  Северном
полюсе, мерцала жемчужными бликами четырехлучевая звезда.  Кир-Кор  втянул
носом воздух: ему показалось, будто  в  воздухе  плавают  ароматы  чего-то
съестного. Он поднял взгляд к светящейся линзе вогнутого потолка и  увидел
Герб Земного  Человечества  во  всем  его  четырехцветном  великолепии.  В
сердцевине герба - красная  фигурка  обнаженного  Мыслителя  у  "подножия"
большого  белого  Солнца,   лучи   которого,   исчертив   белыми   линиями
околосолнечное красное поле, вонзают острые концы в черноту "космического"
обрамления. На фоне солнечного лучистого  диска  словно  парит  над  миром
крупная (крупнее фигурки Мыслителя) массивная ярко-зеленая  Корона  Флоры,
очень похожая по форме  на  очаровательную  тыкву  с  проделанными  в  ней
прорезями. Гербовый  девиз  по  правую  руку  Мыслителя  -  на  геялогосе:
"Человек в естестве своем"; по левую - на латыни: "Homo  per  se"  (что  в
переводе означает почти то же самое).
   Расположенные вокруг стола золотистые с красным парадные мягкие  кресла
обращали на себя внимание наличием гидравлики -  амортизаторов  повышенной
функциональности. "Для  комфортного  самочувствия  собеседников  во  время
камчатских землетрясений", - подумал Кир-Кор.
   - Доброе утро, - произнес со стороны входной двери павильона  приятный,
с легкой лукавинкой женский голос, нежный, как дуновение утреннего бриза.
   - Здравствуйте! - живо ответил Кир-Кор и приготовил  себя  к  нечаянной
встрече - руки сами собой подтянули набедренную повязку.
   Овал двери плавно  вошел  в  проем  и,  отдуваясь  по-коровьи  утробно,
зарастил выход -  так  закрываются  крышки  герметических  люков.  Кир-Кор
усмехнулся.
   - Пожалуйста, займите кресло номер  три,  -  нежным  голосом  пригласил
автомат (звук  исходил  теперь  откуда-то  сверху).  -  Сейчас  вам  будет
предложен легкий завтрак.
   "Павильон принудительного ожидания", - понял Кир-Кор.
   Откуда-то выплыл и приподнялся над подлокотником прозрачный цилиндр.  В
нем был накрытый салфеткой бокал.
   -  Спасибо,  -  сказал  Кир-Кор  -  неизвестно  кому.  Снял   салфетку.
Автоматика не обманула - завтрак вполне заслуживал эпитета "легкий".
   Кир-Кор содрал верхний слой фольги, обнаружил в углублении  пластиковой
крышки бокала круглый бутерброд и проглотил его в  два  приема.  Бутерброд
был с ломтиком солоноватого  сыра,  а  напиток  в  бокале  -  с  ароматами
каких-то незнакомых трав.
   Он еще размышлял, не  заставить  ли  автоматику  выдать  вторую  порцию
миниатюрного  ленча,  как  вдруг  ощутил  толчки,   покачивание...   Стены
павильона содрогнулись от мощного жужжания, застонали амортизаторы  кресла
-  нагрузка  росла...  Довольно  быстрый  подъем!..   Кир-Кор   машинально
приподнял подлокотник, затолкал смятый бокал в щель утилизатора. Полотнища
алого шелка сползли со стекол трапецеидальных окон - и с  высоты  птичьего
полета во всю свою ширь открылась круговая камчатская панорама...
   Окрестности восхитительно живописные. Внизу - слегка подернутые туманом
после ночного дождя просторные парки экзархата и взятые в  бетон  водоемы,
правее - стальная гладь  акватории  Авачинской  бухты.  Возвышающаяся  над
бухтой  Мишенная  сопка  с  двумя  башенными  корпусами  самой  высокой  в
Петропавловске гостиницы. Господствующие над ландшафтом громоздкие  конусы
Авачинского   и   Корякского   вулканов,   наполовину   скрытые   крыльями
перламутровых  облаков.  Геометрически  организованная  мозаика   большого
многоцветного города. Порт с белыми, как чайки на воде, кораблями. Сзади -
три скалы на входе в бухту - как три  богатыря.  И  синевато-серая  полоса
океана... А прямо по ходу - нагромождение  сопок,  чьи  вершины  выступали
зелеными шапками из полуразмытого наволока утренней дымки...
   Аэромашина-носитель  прекратила  подъем  и   взяла   курс   на   запад.
"Шверцфайтер или шверцкаргер?" - гадал  Кир-Кор,  оглядывая  нависший  над
окнами круговой карниз. В  отличие  от  черного,  "шляпного  поля"  боевой
машины этот карниз отливал серебристой голубизной.
   "Цвет  -  не  слишком-то  надежный  дефинитор",  -   выразил   сомнение
внутренний голос.
   "Да. Но в стартовых шахтах экзархата, по идее,  не  может  быть  боевых
машин".
   "Много ты знаешь про идеи, заложенные на дне местных стартовых шахт".
   "Я  неплохо   знаю   Ледогорова.   Идеями   не   "Во   благо"   он   не
руководствуется".
   "Пейсмейкеры тоже, наверное, убеждены, что все их идеи - "Во благо". Ты
как полагаешь?"
   "Орден пейсмейкеров - слишком политизированная организация. Поднаторели
они  не  столько  в  делах  совершенствования  философской  системы  своих
полумистических представлений,  сколько  в  деле  напористого  навязывания
всему миру стиля жизни в русле пейсмейкерских интересов".
   "По-твоему, девидера Камчатского  экзархата  исповедует  иные  принципы
воздействия на мир?"
   "Да. Воздействует методом заботы и воспитания".
   "Заботливо оставили тебя без штанов, - напомнил внутренний голос. - Или
это сделано в воспитательных целях?"
   "И многие другие общины - все эти просветительские и  благотворительные
киновиаты, девидеры, курии, ордена, суфиаты - во взаимоотношениях с  миром
предпочитают метод заботы и воспитания. По  крайней  мере,  у  меня  такое
впечатление".
   "Однако ты и сам не отрицаешь, что плохо разбираешься в  разновидностях
религиозно-философских течений школы Ампары".
   "В разновидностях - да, но это все-таки нечто иное".
   "Хотя бы из любопытства ты попытался бы вникнуть в  суть  главных  идей
этой школы. Хотя бы касательно сопряжении Времен и Пространств".
   "Даже  к  научно-канонической  теории  Пространств  я  отношусь...  ну,
скажем, без трепета. А необузданность фантазий школы Ампары способна  лишь
позабавить дальнодея, и только. Их фантазии хотя и наукообразны по  форме,
все же мистические по сути".
   "Может, это не мистика и не фантазии вовсе, а...  предчувствия  будущих
великих открытий? Догадывались ведь древние  греки  об  атомной  структуре
вещества! Что же  невозможного  в  том,  что  школа  Ампары  предвосхитила
кое-какие открытия касательно эволюционных форм нашей части Вселенной?"
   "В диспуте с собственным  внутренним  голосом  я  уже  слышу  интонации
Ледогорова!  Конечно,  опережающие  свое  время  догадки  и  поразительные
предчувствия - все это очень мило. Но никто из философов школы  Ампары  до
сих пор не удосужился объяснить мне коротко, внятно  и  точно,  что  такое
Ампара".
   "Скрывают?"
   "Не думаю".
   "Тогда, может быть, каждый из них понимает это по-своему?"
   "Допускаю. Тем более что в каждой общине учрежден  институт  парампары.
Именно по  цепочке  духовной  преемственности  парампар  и  передаются  из
поколения в поколение особенности очень своеобразного менталитета общины".
   "Вот! Все  это  -  сложный  сплав  нетрадиционной  логики,  озарения  и
скрытого от посторонних глаз трепетного предчувствия".
   "Синтез нетрадиционной логики и  трансцендентной  интуиции,  -  пошутил
Кир-Кор. - За пределами здравого смысла. Вот и попробуй тут разберись!"
   "Да, пробовал ты не слишком настойчиво..."
   "Недосуг мне было затевать с эвархами продолжительные умные  беседы  на
эту тему. Моложе был, непоседливее, что ли..."
   "Легкомысленнее", - подсказал внутренний голос.
   "Возможно. Но и  теперь  мой  мозг  не  готов  подступиться  к  идее  о
"направленных вариантах инвариантности Ампары", честное слово!"
   "Фраза, вырванная из контекста чуждого тебе  менталитета,  это  еще  не
идея".
   "А что такое "солитон инвариантности Ампары в пространственно-временных
фракталах?" А "Локон Ампары в  агрегации  завитков  возвратного  времени"?
Тоже фразы, вырванные из контекста?"
   "Может быть, понятие  "Ампара"  -  это  своеобразная  эволюция  понятия
"Демиург"? Или понятия "Промысел Божий"?"
   "Уж скорее  -  концепт  понятия  "Воля  Вселенной".  Впрочем,  это  мой
домысел. Гипотеза, если угодно. На самом же деле  я  не  знаю,  что  такое
Ампара".
   "Узнаешь.  Теперь,  когда  ты  увидел,  какие  страсти  здесь  возбудил
открытый тобой Планар, тебе непременно захочется разузнать, кто или что их
подогревает".
   -  Да,  любопытно,  -  пробормотал  Кир-Кор.  Подумал  чуть  ли  не   с
раскаянием: "Надо же было именно мне открыть проклятый Планар!"
   "Кстати, - добавил внутренний голос, - Олу Фад погиб именно после того,
как открыл не менее странный космофизизический объект..."
   "Олу Фад был опытный дальнодей - за свою жизнь много чего наоткрывал".
   "Не увиливай, ведь  не  поможет,  -  упорствовал  внутренний  голос.  -
Объект, открытый Олу Фадом во время своего последнего тревера, был  Зердем
- вакуумное зеркало".
   "Зердем - Зеркало Демиурга. Во всяком  случае,  Олу  Фад  сам  так  его
величал. Что ж... право первооткрывателя, подогретое всплеском эмоций".
   "Тебе не кажется, что Зердем и Планар, при всей их внешней непохожести,
имеют нечто общее?"
   "Совершенно разные объекты. Другое дело, что нам пока неизвестно, как и
зачем мать-Природа соорудила их в нашем мире... Да мало  ли  диковинок  мы
уже повидали в Галактике!.."
   "Однако если два разных объекта имеют некую весьма специфическую  общую
особенность..."
   "Стоп! Птицы и облака имеют специфическую общую  особенность  -  умение
держаться в воздухе. Ставить между ними знак тождества на таком  основании
я, извини меня, воздержусь".
   "А параллель все же просматривается..."
   "Планар  -  вещественное  твердое  тело,  которое  можно  пощупать.   А
Зердем... у него и внешности нет. Там, среди звезд, это нечто  неосязаемое
даже для глаз. Олу Фад пролетел на суте сквозь  него,  как  сквозь  пустое
пространство. Без каких бы то ни было физических ощущений..."
   "...Но пролетев, сразу увидел, что летит теперь в обратном  направлении
- прямо противоположным курсом!"
   "Да... бедняга подумал было, что сходит с ума", - припомнил Кир-Кор.
   "Экспериментируя,  он  в  конце  концов  понял,  что  Зеркало  Демиурга
"работает" лишь одной стороной - лицевой. С другой стороны нет ничего.  То
есть - обычный межзвездный вакуум. Фигурально выражаясь, Олу Фад обнаружил
вакуумную медаль без оборотной стороны!"
   "Ну что ж, наши топологи это как-то себе представляют. В  их  понимании
Зердем - просто вакуумный монотоп ненормально большого размера".
   "Просто?"
   "Специалисты разберутся. Рано или поздно - разберутся".
   "Видно,  философы-полумистики  известного  ордена  разобрались  в  этом
раньше специалистов".
   "По чему это видно?"
   "По факту убийства Олу Фада. По факту покушения на твою жизнь".
   "Настоящий философ не убивает и не покушается".
   "На этой планете под маской философов иногда скрываются респектабельные
мерзавцы".
   "Истина старая, как сама планета, - подумал Кир-Кор. -  Но  вернемся  к
проблемам космической топологии. Итак, забрезжило подозрение, что Зердем и
Планар - две стадии одного и того же процесса?"
   "По крайней мере, это не исключено".
   "На каком основании?"
   "Олу Фад не нашел обратной стороны Зердема. А год спустя ты  открываешь
односторонний Планар".
   "Выходит, если я не сумел увидать "обратной стороны Планара..."
   "И Сибур не сумел", - напомнил внутренний голос.
   "Хорошо, Сибур не сумел, я не сумел и кто-то еще не  сумеет.  Может  ли
это  служить  доказательством  того,  что  обратной  стороны   у   Планара
действительно не существует?"
   "Аргументом - да".
   "Аргумент не кажется мне достаточно сильным".
   "Почему?"
   "Потому что Планар - твердое планетарное тело,  у  него  есть  дневная,
освещенная солнцем сторона. Значит, должна быть ночная".
   "Должна быть - тоже не ахти какой аргумент".
   "По возвращении я  постараюсь  разгадать  топологический  ребус.  Если,
конечно,  Сибур  не  сделает  этого   раньше.   Он   парень   настойчивый,
честолюбивый, просто так не отступится".
   "Будущее покажет".
   "Между прочим, настоящее показывает мне в  окнах  роскошного  павильона
великолепный  камчатский  ландшафт.  Куда  же  меня,   маракас,   все-таки
транспортируют?.."
   "Куда-нибудь подальше от  бурных  диспутов  Большой  Экседры.  В  глубь
полуострова, курсом на запад. Уж не к берегам ли Охотского моря?"
   "Сомнительно.   Слишком   неторопливо   летим.    Чувствую,    начинаем
снижаться..."


   Много разнообразных речных долин перевидал Кир-Кор на этой планете,  но
долины с такой почти идеальной симметрией еще  не  встречал.  Долина  была
небольшая. Тесная, можно  сказать,  долинка,  зажатая  лесистыми  сопками.
Крутые склоны, сосны, лбы обнаженных скал. И водопад. Среди яркой зелени -
изящная полоска жидкого хрусталя,  ось  долинной  симметрии.  (Левобережье
было  почти  зеркальным  отражением  правобережья.)  В  высоком   небе   -
перламутровые облака и синие  окна.  И  серебристая  "шляпа"  предательски
улетающего шверцкаргера с кристаллом-двенадцатигранником павильона в лапах
захвата... "Плевать, - подумал Кир-Кор, потуже затягивая на  бедрах  кусок
красной в белый горошек ткани. - Поймаю мамонта, сделаю себе меховые штаны
и начну жизнь сначала".
   Птичий  щебет  смешивался  с  шумом  водопада.  Пахло  хвоей,  грибами,
студеной водой. Ласковый, как шелк,  ветерок  волнами  приносил  сюда  еще
тысячи полузабытых (за два года отсутствия) запахов, ароматов. "Прелестное
утро, - думал Кир-Кор, наслаждаясь зеленым и перламутрово-синим покоем.  -
Будто и не было ночью обложного дождя..."
   "Будто и не было ночью кошмаров над  океаном",  -  дополнил  внутренний
голос.
   "Не надо про океаны. Хочу  походить  босиком  по  траве,  поглазеть  на
зеленые мирные сопки".
   "Выбрал время и место!"
   Кир-Кор оглядел островок, на котором стоял,  -  единственное  в  долине
искусственное сооружение. Омываемый двумя рукавами белого от пены  потока,
высокий, круглый и плоский, как барабан, островок облицован травертином  -
местным  туфом  приятного   кремово-"теплого"   цвета.   Кое-где   гладкая
травертиновая поверхность была устлана прямоугольными циновками из рисовой
соломы. Ни узоров на циновках,  ни  орнаментов.  Лишь  на  одной  из  них,
квадратной, контрастно выделялся темно-фиолетовый круг, обведенный лиловой
окружностью. Круг с окружностью делали  островок  похожим  на  мишень  для
воздушных стрелков.
   "Или космических", - подсказал внутренний голос.
   "Если есть на Камчатке Мишенная сопка, - подумал Кир-Кор, -  то  почему
бы не быть и Мишенному острову?"
   Квадратная циновка с круглым рисунком привлекала внимание и, видимо, на
что-то намекала...
   "Утром  встретимся  на  кругах  своих!"  -  вдруг   вспомнил   Кир-Кор.
Демонстративно поцеловал болтающееся  на  шее  колечко  Марсаны  и  ступил
босыми ногами в фиолетовый круг.
   Интим с природой на этом закончился.
   Периферийная часть островка обросла по краям  частоколом  выдавливаемых
снизу столбов цвета молодого чистого льда. Подросшие столбы распахивались,
подобно бридам, огромными веерами, точнее, опахалами из льдисто-прозрачных
перистых пластин -  с  наклоном  от  периферии  к  центру.  Пластины,  как
лепестки морозных узоров, быстро удлинялись до стыковки друг с  другом,  и
меньше  чем  за  полминуты  мобильная  скорлупа  стеклянистого  купола   с
мелодичным звоном сомкнулась высоко над головой,  решительно  отсекая  шум
водопада, щебет птиц, запахи  грибов  и  хвои,  а  заодно  -  и  все  иные
аромато-звуко-тактильные  прелести  этой  долины  (пейзаж  за  прозрачными
стенками  сразу  утратил  сочность  окраса  и  сделался  до  невозможности
рафинированным).
   Не оборачиваясь, Кир-Кор вслушивался в то, что происходило  в  тылу,  -
там складывалась звуковая картина другого рода: с тихим рокотом  открылись
два люка, шаркнули сползшие  с  крышек  циновки,  зажурчали  эскалаторы...
Ощутив сзади группу людей,  Кир-Кор  прикрылся  "шубой"  пси-непроницаемой
зашиты.  Люди  прибывали  и   прибывали,   группа   росла.   Похоже,   они
выстраивались за его спиной полукругом.
   Хор голосов:
   - Грагал, прими наше присутствие в твоей жизни!
   Он окинул взглядом полукружье шеренги:
   - Примите мое присутствие в вашей жизни, эвархи.
   Девятнадцать босоногих мужчин ответили приветственными жестами.



2. ДЖУТОВЫЕ МЕШКИ В СИММЕТРИЧНОЙ ДОЛИНЕ

   Все девятнадцать были очень разные внешне: молодые,  пожилые,  среднего
возраста, коротко стриженые и длинноволосые, блондины, брюнеты, шатены,  с
растительностью  на  лице  и  без,  цвет  кожи  от   молочно-розового   до
шафранного,   шоколадного   и   даже   черного,   рослые,   длинноголовые,
круглоголовые, приземистые, волоокие, узкоглазые, разноглазые... а один  -
итого страннее - совершенно  золотоглазый.  Словом  -  шеренга  антропного
разнообразия. Однако две общие для босоногой  братии  особенности  роднили
их, как близнецов. Это, во-первых, сама босоногость. И надетые на всех без
исключения джутовые мешки, во-вторых. Обыкновенные грубые  мешки  с  тремя
дырами - для рук и головы. У одного  из  мешконосцев  -  могучего  с  виду
красавца -  правая  рука  была  закована  в  латы  и  походила  на  клешню
серебристого  краба.  Живое  воплощение  героя  Пунических  войн.  Или   -
Крестовых походов.  У  остальных  восемнадцати  -  никаких  дополнительных
аксессуаров. Только мешки... "Ритуальная униформа ЭЗБУ! - понял Кир-Кор. -
То есть с абсолютной  очевидностью  из  этого  следует,  что  мне  оказана
небывалая честь присутствовать  на  закрытом  для  непосвященных  собрании
эвархов-философов под названием Экседра Зыбкой Безупречности Ума!.."
   "Для  тебя  у  них,  видать,  мешка  не  хватило",  -  прокомментировал
внутренний голос.
   Кир-Кор внутренне содрогнулся: "И без того я выгляжу  здесь  достаточно
карикатурно".
   "Ты выглядишь как молодой мухомор  среди  достигших  товарной  кондиции
шампиньонов".
   "Что ж... у каждой эзбушки свои погремушки".
   Агафон  стоял  четвертым  справа.  Кир-Кор  едва  удержался  от  вполне
невинного желания поприветствовать его  кивком,  улыбкой.  Даже  в  грубом
мешке этот рослый по сравнению  со  многими  своими  коллегами  человек  с
аккуратной  русой  бородкой  прямо-таки  излучал  флюиды  благородства   и
редкостной среди землян благонамеренности. Внутренней, глубоко  заложенной
и, может быть, выстраданной благонамеренности, происходящей от  искреннего
аскетизма, врожденной совестливости и недюжинного ума.  Внешне  экзарх  за
последние два года нисколько не изменился.  Разве  что  чуточку,  кажется,
похудел...
   - Известно ли тебе, грагал, кого  ты  видишь  перед  собой?  -  спросил
Ледогоров.
   - Да. Здесь, как я  полагаю,  главы  общин  философской  школы  Ампары.
Некоторых из вас, эвархи, я знаю лично, многих знаю в лицо.
   - Перед тобой -  нуклеус  Большой  Экседры,  состоящий  из  блюстителей
равновесия между изысками Ума и  укорами  Совести,  -  пояснил  Ледогоров.
Спросил: - Как ты относишься к нам?
   - С уважением и интересом.
   - Мы собрали здесь  вторую  Экседру  Зыбкой  Безупречности  Ума,  чтобы
исполнить закон, предписанный  Марсианской  Конвенцией  Двух.  В  смирении
стоим перед тобой, но твердо говорим: нарушение статей МАКОДа есть шествие
зла и непременно влечет за собой нелицеприятное обсуждение ответственности
тех, кто эти статьи нарушает.
   - С пониманием и раскаянием приму на себя всю  тяжесть  ответственности
перед людьми и законом.