детод! - мысленно скомандовал Кир-Кор  фазово-силовой  системе  лювера.  -
Батод - на контрмениск, матод - на форсаж!" И замер в ожидании результата.
   Лювер встряхнуло толчком,  сут  отозвался  протестующей  дрожью;  пилот
отчетливо слышал тревожный перестук обоих своих сердец...
   Как-то при обустройстве очередного  мемориала  на  "заочном"  некрополе
один из грагалов мрачно сострил в плане того, что население Новастры можно
поделить  на  три  примерно  равные   категории   -   живых,   мертвых   и
промежуточных. К последним остряк относил, разумеется, дальнодеев.  Нельзя
сказать, чтобы эта жестокая шутка укоренилась в новастринском обиходе,  но
дальнодеи иногда вспоминают ее при входе в  область  гиперпространственной
аномалии и гораздо чаще - при выходе. А все из-за того, что,  сунувшись  в
шизантеру, никогда не знаешь заранее, куда  тебя  вынесет  при  выходе  из
гипра в нормальное пространство. В нопр из гипра  (на  сленге  дальнодеев)
через шизантеру выносит, бывает, в такие неуютные места  нашей  Галактики,
откуда к родным пенатам не возвращаются даже в виде пепла. Разве что  -  в
виде звездного света через тысячи лет. Поэтому  при  выходе  в  нормальное
пространство -  повышенное  сердцебиение.  Страх?  Может  быть.  Но  страх
своеобразный - как у игрока в русскую рулетку. У опытного дальнодея  страх
изрядно приглушен привычкой к риску и  неизменной  надеждой  на  очередное
везение... До сей поры везло ведь всегда, а дальше - видно будет...
   Кир-Кор  увидел  звезды,  улыбнулся  им.  Погасил  батод  и  вывел   из
форсажного   режима    матод    (эпиплазменный    вихрь,    обеспечивающий
жизнеспособность лювера). И на  этот  раз  повезло,  хотя  шизантера  была
чрезмерно активной и пугающе необычной.
   Место выхода  в  нормальное  пространство  оказалось  удачным  во  всех
отношениях. И на редкость красивым. Над головой - колоссальный (в половину
пространственной  космосферы),  невыразимо  роскошный  зонт  из  множества
крупных и мелких звезд  -  красных,  желтых,  изжелта-зеленых,  оранжевых,
золотисто-белых, инфракрасно-туманных. Обездвиженная картина  праздничного
фейерверка... Ближе к краям "зонта" - крупные, налитые  лучистой  энергией
самоцветы,  ближе  к  зениту  -  богатая  россыпь  бриллиантов   помельче.
"Идеальный финиш, - поздравил себя Кир-Кор. - Периферия большого  шарового
скопления не слишком горячих звезд". Крупнейший из  самоцветов  разглядеть
как следует он пока не мог, но чувствовал энергию его  светового  давления
где-то за левым плечом. Судя по  излучению,  местное  солнце  было  старой
звездой спектрального класса "К" - оранжевый карлик. Непонятно почему,  он
сразу окрестил его именем Пянж.
   Планета, которую ориент-системы  лювера  высмотрели  в  противоположной
зениту  точке  -  надире,  получила  предварительный  регистрационный  код
ПБА-18:1000-НКК. Код означал, что новастринский дальнодей Кирилл  Корнеев,
исполняя в  режиме  свободного  поиска  тысячный  тревер,  обнаружил  свой
восемнадцатый по  порядковому  номеру  планетарный  объект  без  визуально
наблюдаемой атмосферы. Он поздравил себя еще раз, ибо  самое  ценное,  что
может найти дальнодей в чужих звездных  системах,  -  бесспорно,  планета.
Пусть даже она похожа издали  на  переспелую  дыню.  Овальную  дыню  сорта
"новастринская канталупа" с золотисто-оранжевой кожурой.
   Не  всякий,  правда,  дальнодей  способен  удовлетвориться  голой,  как
околоземная Луна, планетой. Особенно -  дальнодей  молодой.  Им,  молодым,
подавай инозвездную цивилизацию. Или хотя бы ее следы. А откуда  иноразуму
взяться,  если  даже  самая  мощная  в  смысле  воображения  школа  земной
философии  сильно   подозревает,   что   в   Галактике   нет   никого   из
"разумно-цивилизованных", кроме наших потомков, наших предков и  наших  же
полиастральных ветвей...
   До ПБА-18 было еще далеко. Он взглянул на высвеченный  ориент-системами
лювера цифро-буквенный формуляр и велел детоду  отработать  тридцать  пять
импульсов пунктирного сближения - без выхода на мениск.
   Четкая картина обзора  смазалась,  и  несколько  секунд  перед  глазами
пульсировала синевато-серая муть. Когда картина  прояснилась,  он  увидел,
что лювер завис  над  краем  очень  протяженной,  уходящей  в  перспективу
медно-красной плоскости. До поверхности ПБА-18 было теперь  всего  полторы
тысячи километров.  С  такого  расстояния,  маракас,  любая  планета  -  с
атмосферой или без -  просто  обязана  выглядеть  сфероидом,  и  никак  не
иначе!..
   Он разглядывал  новооткрытый  объект,  пытаясь  уразуметь,  почему  это
вместо  обязательного  сфероида  глаза  его  видят  плоский  диск,  больше
напоминающий старинный медный гонг с изъеденными коррозией краями. Запахло
сенсацией!..
   Все  остальные  планетарно-физические  характеристики   недоумения   не
вызывали.  Объект   обладает   гравитационным   полем,   следовательно   -
материален. Судя по величине ускорения свободного падения на такой высоте,
масса его примерно вдвое превосходит массу планеты  Меркурий  в  Солнечной
системе. Отражательная способность объекта на разных участках неодинакова,
но  везде  довольно  низка  (значит,   поверхностный   грунт   заслуживает
определения "темный" или "очень темный").  На  общем  пятнисто-красноватом
фоне глазу едва удается выделить весьма невыразительные, невысокие цепочки
гор, неглубокие впадины. Все остальное - обширные равнины.
   Сильное увеличение существенно  не  изменило  картины  ландшафта,  лишь
добавило резкости плохо различимым  с  высоты  деталям:  проступили  яснее
кое-как подчеркнутые слабыми контурами теней холмы и валы,  узкие  каньоны
соседствующих  параллельных  трещин  -  риллей.  И  еще  одна  особенность
поверхности: не было видно ни экскавационных бассейнов, столь  характерных
для планет безатмосферного типа, ни оспин ударных кратеров, ни ступенчатых
эскарпов.  Тысячекилометровые   равнины...   Да,   в   отношении   рельефа
новооткрытый объект скучноват. Если бы это была  планета,  можно  было  бы
уверенно сказать, что более скучных планет дальнодею Кир-Кору за  все  его
дальнодейское  многолетие  просто  не  попадалось.  Но  плоскость  -  даже
планетомасштабную  -  нельзя  было  назвать  планетой.  Ни  планетой,   ни
планетезималью,  ни  планетоидом,  ни   скоплением   протопланетного   или
постпланетного материала. Что касается формы - этот  скучный  в  отношении
рельефа новооткрытый объект по праву приобретал статус дива дивного.
   Дивному диву он дал название Планар и приказал люверу открыть  обиталь.
Внутри лювера словно бы промурлыкал кот-великан.
   Сут всколыхнула плавная  судорога,  картина  обзора  смазалась.  Толчок
вперед, толчок назад. Ощущение телесной общности с лювером плавно  перешло
в ощущение общности с челноком.
   Медленно вращаясь, сут вышел из обитали в  пространство.  Восстановился
обзор, и пилот получил возможность  осмотреть  лювер  снаружи,  что  он  и
сделал  в  первую  очередь.  Перед  его  глазами  в  такт  оборотам   сута
поворачивался зеркальный корпус разведывательно-поискового фазерета (класс
"лювер", тип "одиночка", модель "Озарис"). Поворачивался  вместе  со  всей
пространственной  космосферой,  предъявлял  к  осмотру  то  нацеленный  на
медно-красную плоскость Планара острый, сведенный  на  конус  "менисковый"
конец,  то  широкую,  как  "юбка"  детского  волчка,   триофазовую   муфту
преобразователя. Муфта заслоняла местное солнце.
   Привычным усилием мысли он велел челноку стабилизироваться относительно
лювера. Сут реагировал послушно и быстро:  погасил  вращение,  на  секунду
застыл, точно легавая на охоте, и, улавливая  желание  хозяина,  поплыл  к
выступающему из муфты ребру "экваториального" фаздиска -  матода.  Ниже  и
выше ребра этой наиболее крупной на фазерете конструкционной  детали  были
заметны краевые ребра  еще  двух  упрятанных  в  муфту  фаздисков  меньших
размеров - детода и батода. Если б дитя великана из любопытства развинтило
и разобрало на части блистающий этот "волчок", под зеркальной  броней  оно
обнаружило бы нечто вроде трех линзовидных маховиков, насаженных  на  одну
веретенообразную ось.
   Когда сут вышел из тени и завис над ребром матода,  пилот  взглянул  на
украшенный протуберанцами диск  оранжевого  Пянжа,  покосился  на  зеленые
строчки цифро-буквенного формуляра. Да, он не  ошибся,  местное  солнце  -
оранжевый карлик спектрального класса "К", подкласса "К-5".  Звезды  этого
подкласса дальнодеи называют титановыми.
   Внешний осмотр муфты не принес никаких  неожиданностей,  визуально  все
было в порядке. Ребро  матода  казалось  гребнем  ледяной  горки  с  двумя
дорожками крутых спусков -  влево  и  вправо.  Правая  освещена  оранжевым
солнцем, левая - огромной красной луной, которая совсем не луна и даже  не
совсем планета... Он славировал  влево  -  и  сильно  искаженное  выпуклой
поверхностью отражение сута скользнуло  вдоль  "ледяной  дорожки"  светлым
копьем. На прощанье он мимолетным усилием  мысли  закрыл  щелевой  вход  в
обиталь  фазерета  (для  порядка,  мало  ли  что...)  и  направил   челнок
форсированным ходом к Планару.
   Сначала он был намерен познакомиться с поверхностью ПБА-18  без  особых
затей: перед посадкой сбросить на нее зонд проверки на возможную опасность
аннигиляции и при отсутствии таковой пощупать грунт  Планара  собственными
ногами. Однако уже на пятисоткилометровой высоте его  вниманием  завладело
явление еще более странное,  чем  просто  ненормально  большая  плоскость.
Медно-красная  плоская  громадина,   заслоняющая   без   малого   половину
пространственной космосферы, не имела четко очерченной краевой линии.  То,
что видели его  глаза  на  краю  Планара,  напоминало  золотисто-оранжевые
кружева... Планар был окружен широким поясом из несметного,  неисчислимого
количества каменных островков.
   Точно круглая льдина, плотно окруженная  крошевом  своих  подтаявших  и
отколовшихся кромок... Знакомство с поверхностью ПБА-18 пришлось на  время
отложить и направить челнок к поясу каменных глыб.
   С трехкилометровой высоты он разглядел все до мельчайших  подробностей,
но это только усилило его недоумение. К своему краю равнина выполаживалась
и сходила на нет -  так  сходит  на  нет  плоский  мыс,  уходящий  в  море
песчаными косами. У края  равнины  лениво  фланировали  осколочные  глыбы,
окруженные  свитами  более  мелких  обломков,  -   плоский   мир   Планара
окантовывала кольцом довольно протяженная зона обломочного материала.
   Лучи Пянжа падали на равнину под небольшим углом, и детали рельефа были
едва подчеркнуты узкими тенями. Тем зловещее выглядели  контрастные  пятна
теней от фланирующих над "береговой" кромкой равнины обломков. Сут  быстро
шел на сближение  с  Каменным  Поясом,  а  пилот  пытался  найти  хотя  бы
мало-мальски   правдоподобное   объяснение   неправдоподобно   свободному,
вальяжному, можно сказать, поведению блуждающих скал. Если Планар обладает
гравитационным  притяжением,  то  непонятно,  маракас,  каким  образом   и
посредством какой  энергетики  самые  крупные  из  скалистых  глыб  иногда
позволяли   себе   пересекать   "береговую"   границу   и,   фланируя   по
горизонтальной  дуге,  углубляться  довольно  далеко  в  пространство  над
равниной... Этакие каменные облака!..
   Естественных объяснений для этой загадочной несуразицы не было. То есть
они, естественно, были, но он не имел о них никакого понятия.  "Аномальная
область, - подумал  он.  -  Поскольку  аномальные  области  встречаются  в
нормальном пространстве значительно реже, чем в гипре, я имею полное право
поздравить себя в третий раз".
   По иронии обстоятельств в плане сут напоминал астроиду  -  знак  Ампары
(или - как шутили  грагалы  -  знак  туза  бубновой  масти  с  удлиненными
лучами), и теперь его астроидно-крестовидная тень отпечаталась на одном из
наиболее удобных для  посадки  каменных  островков  -  глыбе  темно-серого
цвета. В теневое перекрестье, как выстрел в мишень, вонзилась капсула  для
проверки на вероятность аннигиляции.
   Взрыва не последовало (значит, глыба не из антиматерии),  но  в  момент
посадки  челнок  встряхнуло   довольно   сильным   разрядом   статического
электричества, и несколько минут вокруг  расплывалась,  постепенно  редея,
пыльная пелена. Сут выдал пилоту цифро-буквенный формуляр с информацией  о
химическом и минеральном составе рассеянного вещества.  Никаких  особенных
неожиданностей, если не  считать  таковыми  аномально  высокое  содержание
осмия. "Каменные облака" были тяжелее свинца!
   Во время посадки сут выгнул вниз кончики четырех своих лучей  и  впился
ими в утес летучего космодрома. Тяжести  пилот  не  ощущал  -  практически
полная невесомость. По меньшей мере загадочно... Будто влекомая скользящим
на  равнине  пятном  собственной  тени,   космодромная   глыба   шла   над
поверхностью  Планара  на  полуторакилометровой  высоте,  заметно  забирая
влево. Впереди - гряда невысоких холмов, а все, что за  нею,  сгущалось  в
золотисто-оранжевую полосу.
   Он  разглядывал  эту  яркую  полосу,   прикидывая,   как   рациональнее
использовать остальные  часы  обнуленного  времени  для  осмотра  плоского
феномена. Программа-минимум: промчаться над блином Планара по его диаметру
с остановкой в  геометрическом  центре  дневной  стороны  и  то  же  самое
попытаться сделать на  обратной,  ночной.  Программу-максимум  планировать
пока не стоит. Он уже чувствовал, что здесь одним  тревером  не  обойтись,
разведка  блинообразного  уникума  потребует  двух,  а  возможно,  и  трех
дополнительных посещений. После отпуска, разумеется.
   Мысль об отпуске согрела и ободрила.  Как  согревала  мысль  об  отдыхе
усталых искателей жемчуга. В сумеречном безмолвии опасных глубин ныряльщик
за драгоценными  раковинами,  наверное,  тоже  бодрил  себя  предвкушением
эйфории на берегу, и берег тот для него был не просто прогретой, утыканной
пальмами твердью, но праздником  света,  красок,  запахов,  безмятежности,
неги. Ну и, конечно, любви...
   Тень летучего космодрома, едва  достигнув  подножий  холмов,  пошла  на
попятную, все так же забирая влево. Пора было сниматься с точки и начинать
перелет по диаметру. Он медлил. Почему-то  ему  расхотелось  прямо  сейчас
вылетать на диаметр. Теперь  ему  захотелось  прежде  всего  взглянуть  на
обратную  сторону  Планара   -   ночную.   Программу   ничего   не   стоит
откорректировать или даже начать с конца.  В  свободном  поиске  дальнодей
сродни свободному художнику - сам себе господин и указчик.
   Глыба-носитель  постепенно   увеличивала   скорость   обратного   хода,
уволакивая свою тень с голой равнины в направлении "береговой" кромки.  Он
решил позволить себе прокатиться на  даровом  носителе  до  того  места  в
окрестностях Планара, откуда уже можно будет стартовать для осмотра ночной
стороны, а по дороге туда - спокойно понаблюдать, поразмышлять.
   Итогом надпланарных и околопланарных наблюдений стал ничего практически
не значащий вывод: такого объекта,  как  ПБА-18,  в  условиях  нормального
пространства существовать не должно. И если плоская эта штуковина все-таки
существует - что подтверждается солидным объемом наблюдательных данных,  -
значит, нопр искажен здесь  сразу  двумя  аномалиями  -  топологической  и
гравитационной.  В  ничем  особенно  не  примечательной   области   нопра,
озаренной оранжевым карликом, матушка-Природа  ухитрилась  устроить  сразу
две экстравагантные шутки. Вполне хватило бы и одной.
   Трама судорожным колыханием потревоженных внутренностей мягко  изменила
свое положение в чреве челнока:  теперь  пилот  был  обращен  лицом  в  ту
сторону, куда, ускоряя  ход,  отступала  глыба-носитель,  а  в  результате
каждый из лучей сута получил новый статус: передним (ведущим) стал  бывший
левый луч,  правым  -  бывший  ведущий.  Который  из  четырех  лучей  сута
направлен вперед - для  полета  совершенно  безразлично,  было  бы  удобно
пилоту.
   Тем временем летучий космодром прошел над неровной  линией  "береговой"
кромки Планара и  выбрался  к  блуждающим  обломкам  в  "прибрежной"  зоне
Каменного Пояса. Мысль пилота побудила сут  выпрямить  лучи  и  нырнуть  в
украшенный звездами сопредельный  с  кромкой  Планара  океан  космического
вакуума. Там, в глубинах ночного неба ПБА-18,  сияла,  радуя  глаз,  очень
ровная цепочка из четырех крупных звезд.
   Он дал этому созвездию название Жезл.
   Ориент-система челнока нацелена на альфу Жезла - золотисто-зеленую, как
чистый кристалл хризолита, звезду. На крейсерской скорости сут  уже  почти
пересек воображаемую плоскость, центральную область которой  занимал  блин
Планара, как вдруг произошло что-то странное: будто лопнуло перед  глазами
звездное пространство и в прореху уставился пилоту в лицо пылающий  арками
протуберанцев оранжевый зрак.
   Секундное замешательство. Он не был готов к такому повороту  событий  и
не сразу поверил, что впереди светит Пянж. Тот самый Пянж, который  только
что светил со стороны затылка!..
   Поверить пришлось: с крейсерской  скоростью  он  мчался  в  направлении
Пянжа, удаляясь от воображаемой плоскости, а на альфу Жезла был  направлен
теперь задний луч сута!.. Вспомнилось  изумление  Олу  Фада  при  "штурме"
Зердема. Тот же эффект неожиданной и, главное, инерционно неощутимой смены
курса на прямо противоположный. Эффект курсового реверса.
   Трама развернулась внутри челнока вместе с пилотом (исходная позиция по
направлению). Быстрое торможение. Просто так сдаваться  он  не  собирался,
хотя уже чувствовал,  что  попытки  прорваться  на  "ту  сторону"  методом
лобовой атаки обречены. Пришлось перенацелить ориент-систему с альфы Жезла
на альфу другого созвездия - он назвал его  Крюк.  Идея  состояла  в  том,
чтобы пронзить воображаемую  плоскость  планарной  ориентации  под  острым
углом. Во время разгона он обратил внимание, что Пянж светит слева.  Почти
по левому траверзу.
   Попытка проникнуть на ночную сторону Планара не удалась  и  под  острым
углом. Опять, увы, разрыв пространственного занавеса, и прямо по  курсу  -
оранжевый  зрак  с  арками  переплетенных,   точно   кровеносные   сосуды,
протуберанцев. Итак, вход под углом - то  же  самое,  что  и  при  лобовой
атаке: выход курсом прямо на Пянж.  Не  так,  как  было  у  Олу  Фада  при
"штурме" Зердема: там угол входа в невидимую плоскость  был  строго  равен
углу выхода из нее (зеркальный эффект). Что ж, Планар - это вам не Зердем.
Совершенно разные объекты.
   Неудача кавалерийских  наскоков  на  ветряную  мельницу  топологической
тайны побуждала вернуться к первоначальной программе-минимум. Вернее  -  к
первой ее половине: пройтись по диаметру дневной стороны.
   Астроидно-крестовидная  тень  трепетала,   как   мотылек,   на   слегка
всхолмленной равнине чуть впереди летящего челнока. Высота полета была без
малого пятьдесят метров,  но  отчего-то  казалось,  будто  сут  сглаживает
брюхом спины холмов или - лучше сказать -  извилистых  валов.  Вялый  узор
извилистых валов  местами  слабо  напоминал  извилины  коры  человеческого
мозга.  Он  улыбнулся  забавному  сравнению.  Ничего  более  занятного  на
освещенной Пянжем каменистой равнине он пока обнаружить не мог.
   Пустынный ландшафт был настолько однообразен, что это  ему  надоело,  и
подчиненный его желаниям сут невольно увеличил скорость.
   На левом траверзе  проступила  гряда  возвышенностей  темно-коричневого
цвета, которые с большой натяжкой можно  было  бы  назвать  цепочкой  гор.
Жалкие морщины, рубцы... Очень похоже на засохшую кору старого дуба...  Он
назвал новооткрытую "горную область" Кавказом, решив для себя,  что  потом
непременно тут побывает, и продолжил  полет  по  диаметру.  И  лишь  через
тысячу километров встретил первую систему глубоких каньонообразных  трещин
- риллей. Этой системе он дал название Дельта Первая. В большинстве  своем
рилли соблюдали относительную прямолинейность, но  все