системы молодого врача-иммортолога  на  этом,
однако, не кончились. Неведомая сила  легко  -  точно  ветерок  пушинку  -
перевернула тело Цереры на бок (Кир-Кор мог бы поклясться, что  ни  Миран,
ни Сибур в момент  переворота  к  телу  не  прикасались).  Дальше  больше:
глянцевито  поблескивающее  под  светом  фар   прекрасное   женское   тело
приподнялось над россыпью ледяных обломков, будто полностью утратило  вес,
- и, не меняя позы, неторопливо стало уплывать кверху  "с  дифферентом  на
нос" (светловолосая голова ниже бедер). Опомнясь, Миран серебряной молнией
вознесся следом в рекордном прыжке, ухватил невольную беглянку за руку.
   Ему удалось благополучно вернуться с ней обратно,  и  несколько  секунд
новоявленный Пигмалион [легендарный скульптор с острова Кипр,  влюбившийся
в изваянную им скульптуру прекрасной женщины],  оскальзываясь,  боролся  с
нарастающей подъемной силой Галатеи-Цереры. Сибур, наверняка  ошеломленный
происходящим,  не  делал  никаких  попыток   помочь   напарнику   овладеть
астральной добычей. Внезапно Церера открыла глаза и  судорожным  движением
обняла Мирана  за  шею.  Это  была  рослая  и,  очевидно,  сильная  особа.
Парализованный взглядом ее блестящих сапфировых глаз, Миран ослабил хватку
охотника за летучими девами и чуточку запоздал с повторным прыжком. Третий
его прыжок был направлен уже в обиталь челнока.  Бурный  старт,  выход  из
сумасшедшего виража - погоня.
   Обескураженному  и,  конечно,  встревоженному  неистовством   напарника
Сибуру оставалось только следовать  за  экзотической  парой.  Сближение  с
"Эспуар" он провел в форсажном  режиме,  но  вскоре  выяснилось,  что  его
тревоги  были  напрасны.  Он  застал  идиллическую  картину  трогательного
умиротворения... Пастораль, одним словом. Астральная пастораль, в  которой
летучая  дева  исполняла  сразу  две  роли   -   обнаженной   пастушки   и
экстравагантной пассажирки послушного ее воле сута. Ухватившись  за  самый
кончик правого луча "Эспуар", другой  рукой  прекрасная  Церера  указывала
куда-то вдаль под нескончаемым днищем  зеленовато-золотистого  колосса,  и
здоровый румянец уже успел преобразить ее полногрудое ладное тело, расцвел
на щеках. Поразительная метаморфоза!.. Минуту  назад  стылое,  полумертвое
существо едва шевелило руками.
   "Эспуар" шла по траектории пологого подъема с небольшим  ускорением,  и
Сибуру по-прежнему ничего иного не оставалось, как следовать в арьергарде.
Утихомиренный Миран осторожно буксировал свою... не  то  пленницу,  не  то
повелительницу к месту, куда настойчиво указывала ее божественно изваянная
рука. Это был странный полет. Не полет - пылкий бред  или  горячечный  сон
безнадежно влюбленного человека...
   Место обетованное оказалось в диагонально  противоположном  направлении
от стола  антиграва.  Церера  требовательно  помахала  свободной  рукой  в
направлении нужного ей атрия. Ничем не примечательный атрий - ни  большой,
ни малый. Средний.
   Сут Мирана стал подниматься вертикально, как лифт. Лунный свет померк -
Фетида скрылась за близким здесь краем эколата. Экстравагантная пассажирка
взмахами руки торопила, подбадривала пилота - сверху  громадным  колоколом
надвигался полумрак атрииной катакомбы. Вспыхнули фары - ответно вспыхнули
золотые зеркала продырявленных стен.
   Первый  изгиб  перехода:  суты  вошли  в  малый  атрий.  Второй  изгиб,
третий... Лучи многократно отраженного  света  фар  даже  при  замедленном
движении челноков вызывали на  стенах  золотых  залов  хаотические  потоки
ослепляюще-ярких "зайчиков". Да, летать в малых атриях при свете аварийных
фар удовольствие небольшое...
   Голос Сибура:
   "В последний раз я видел направляющий взмах руки этой похожей на Цереру
божественной женщины непосредственно перед последним - пятым - поворотом в
узле перехода. В пятый поворот навязанного нам узла  мы  вошли,  вероятно,
уже без нее: когда суты вылетели из эколата, я вдруг обнаружил, что правый
луч "Эспуар" потерял  пассажира.  Наш  переход  был  "пустышкой"  вдвойне,
потому что вдобавок мы вернулись  в  то  же  ночное  пространство,  откуда
попали внутрь эколата, - я заметил вдали серебристую вертикаль  антиграва.
Античная красавица обвела нас вокруг своего прелестного пальчика...  Я  не
знал, что и думать.
   У меня было чувство, будто я прихожу в себя после  великого  изумления.
Но не такие чувства владели моим несчастным другом: если б  не  мгновенная
реакция синапсий наших сутов, он задел бы меня лучом "Эспуар" -  настолько
резким и, как мне показалось, совершенно слепым был его старт  для  нового
захода в атрий. Конечно, я бросился следом.  Не  знаю  почему,  но  я  был
уверен, что этот неистовый поиск не принесет радости Мирану. Даже если  он
угадает  переходную  комбинацию  узла.  Упрямый  напарник   мой   метался,
перебирая различные варианты пятого поворота рокового узла, и я,  стараясь
не потерять его из виду, следовал за  ним  почти  вплотную,  как  нить  за
иглой. Не буду сейчас пиктургировать многоцветную  зыбкость  красивых,  но
пустых, с нашей точки зрения, "муаровых" пространств, в которых  мы  то  и
дело оказывались на выходе из эколата. Наконец в обычном на первый  взгляд
пространстве межзвездного вакуума Миран заметил беглянку..."
   Как бы на втором плане "обычного"  пространства  с  "обычной"  алмазной
пылью рассеянных звезд Кир-Кор увидел необычно крупное звездное скопление.
Неимоверно  большая   Галактика!..   Точнее   -   сверхгалактика.   Весьма
вместительное обиталище миров...
   Циклопический звездный остров, пылая миллиардами  далеких  разноцветных
солнц, занимал  чуть  ли  не  шестую  часть  доступной  глазу  космической
сферокартины и очень напоминал приподнявшего  крылья  орла.  Впрочем,  так
могла   выглядеть   легендарная   птица   Феникс...    Яркость    крылатой
сверхгалактики Феникс превосходила яркость светового потока  от  Пянжа  на
равнинах "дневного" Планара, но свет, источаемый  Фениксом,  не  ослеплял,
поскольку не был сосредоточен в маленьком диске солнечного зрачка.
   Проследив взглядом курсовое  направление  "Эспуар",  Кир-Кор  высмотрел
далеко  впереди  светлое  пятнышко...  Поисковый  порыв  Мирана  увенчался
успехом?..
   Сближение быстролетных сутов с беглянкой почему-то происходило  слишком
уж  медленно,  размеры  ее  фигурки  увеличивались  с   какой-то   ленивой
постепенностью. Несмотря на форсаж челноков, фигурка Цереры  довольно-таки
неохотно превращалась в фигуру. Тут было  явно  что-то  не  то...  Но  что
именно было "не то", Кир-Кор  не  додумал  -  отвлекся,  оглядывая  ободок
трехцветной радуги, обозначившей пространственный круг, куда стремила свой
целенаправленный, неудержимый и странный полет летучая дева.  А  дальше  -
додумывать  ничего  уже  и  не  требовалось:  фигура  Цереры  вдруг  стала
ускоренно увеличиваться, расти, будто торопилась наверстать  упущенное,  и
быстро превзошла свои естественные размеры!.. Кир-Кор,  вникнув  в  реалии
внезапного  гигантизма,  приготовил   себя   к   неизбежности   чудовищных
зрительно-пространственных эффектов, поэтому не очень удивился,  когда  на
последних метрах  сближения  огромная  розовая  пятка  настигнутой  сутами
великанши заслонила собой окоем. Первый зрительно-пространственный  эффект
- пяткой в глаз.
   Челноки  с  ходу  обогнули  громадную  ступню  титаниды,  прошли  вдоль
отливающего глянцем бедра,  взмыли  над  нежно-розовой  гладью  безупречно
изваянной женской спины размером с палубу декамарана. Впереди блестел холм
плеча вытянутой в направлении полета руки, блестели разбросанные  на  этом
холме соломенно-золотистые локоны.
   Поворот титанической  головы  вспугнул  разведчиков  (так  пугает  птиц
неожиданный взмах) - суты отпрянули в сторону. Искрометный взгляд огромных
сапфировых глаз, доброжелательная, но слишком широкая (шире,  чем  вход  в
морской  грот)  улыбка...   Это   были   прощальные   взгляд   и   улыбка:
гипертрофированная Церера достигла цели своего фантасмагорического  полета
- соприкоснулась с невидимой  плоскостью  обозначенного  радужным  абрисом
пространственного круга.
   По мере движения сквозь не ощутимую глазом  плоскостную  границу  вдоль
исполинского  тела  Цереры  прошла  волна  полного  исчезновения  плоти...
Кир-Кор с непонятной грустью  подумал:  "Будто  ушел  под  воду  океанский
корабль".
   Нулевой финал не устраивал разгоряченных разведчиков.
   Мирана - уж точно. Его "Эспуар", приподняв боковые лучи  (знак  Сибуру:
"Не ходи за мной!"), устремилась к середине колдовского круга - туда,  где
так непонятно исчезло сказочно  прекрасное,  но  умопомрачительно  большое
тело астральной Цереры. Пока сут Мирана целился  в  круг  передним  лучом,
радужный абрис истончился: два из трех спектральных  цветов  -  лиловый  и
голубой - пропали; на какое-то время остался лишь синий, да и тот  вылинял
в слабо светящуюся полоску. В голове Кир-Кора  мелькнула  догадка:  "А  не
Зердем ли это?.." И прежде чем зеркальный  корпус  "Эспуар"  был  "съеден"
волной исчезновения, Кир-Кор уже знал, что сут непременно вернется.
   Прогноз оправдался. Не успела угаснуть серебристая точка на самом конце
исчезающего хвостового луча,  как  в  том  же  месте  вспыхнула  звездочка
блеска: из пустого пространства выскользнул  зеркальный  бивень  -  словно
челнок пошел вспять. Возвращенная Зеркалом  Демиурга  "Эспуар"  дернулась,
как от удара.
   Свою досаду  Миран  живописно  выразил  через  крутую  спираль  высшего
пилотажа с переходом в петлю. Потом "Эспуар" причалила к  суту  Сибура,  и
обескураженные разведчики повисели относительно друг друга на  траверзе  -
луч в луч. То ли обменивались мнениями, то ли ожидали от Зердема очередных
чудес.
   Чуда не произошло - Церера не вернулась из "зазеркалья"...
   Синий абрис Зердема расширился. Угас. Теперь больше ничто не  указывало
на то, что рядом находится аномальная область. В отчаянии Миран предпринял
еще две безрезультатные попытки штурма "пустой", совершенно незаметной для
глаза плоскости - никак не хотел смириться с тем, что знал о Зердеме любой
дальнодей. Кончилось это печально: после стрессовой перегрузки Миран  впал
в прострацию. Сут Сибура уцепил захватом луч безвольно зависшей в  вакууме
"Эспуар", повел ее в обратный путь на буксире. Пылающая золотом  громадина
эколата отсюда выглядела очень странно: выпуклые грани,  слегка  изогнутые
ребра... Пожалуй, так выглядела бы торцевая  оконечность  параллелепипеда,
если смотреть на нее рыбьим глазом. "Нет, - подумал Кир-Кор, - считать это
пространство "обычным" нельзя. Скорее это космофизический парадокс, гибрид
двух топологически несовместимых пространств. Или трех".
   Голос Сибура:
   "Деформированная перспектива  и  особенным  образом  гипертрофированное
тело астральной красавицы убедили меня, что все-таки мы ошиблись в  выборе
пятого атрия в узле перехода.  Наверняка  это  был  не  тот  атрий,  через
который выбралась из эколата лукавая попутчица... Но как бы там  ни  было,
экспериментировать  и  дальше  мы  уже  не  могли   -   обнуленное   время
заканчивалось.  Синапсии  челноков  автоматически  распутали  в   обратном
порядке все узлы уже пройденных нами топологических перегибов, и вскоре мы
вышли в пространство, где в зоне стабильного дрейфа  ждали  нас  фазереты.
При подготовке к старту Миран  проявил  пугающее  безучастие,  и  в  конце
концов между нами возникла некоторая напряженность. К  исходу  обнуленного
времени я, как никогда раньше, мучился от удушья - готов  был  отдать  что
угодно за глоток кислорода.  Мучения  мои,  однако,  не  шли  ни  в  какое
сравнение с душевными страданиями моего несчастного друга... Мне казалось,
это пройдет у него  на  Новастре,  в  домашних  условиях.  Не  прошло.  Он
замкнулся, стал необщителен - все эти дни уклонялся от встреч со  мной.  А
сегодня я вдруг узнал, что Миран ушел на Планар самостоятельным  тревером.
Впервые  один!  Ладно,  если  просто  для  того,  чтобы  испытать  себя  в
индивидуальной форме дальнодейства. Хотя  и  здесь  ничто  не  мешало  ему
объясниться со мной напрямую. Неужели он думал, что я его не пойму?..  Да,
вряд ли все это понравится первооткрывателю Планара, но уж такова ситуация
на  данный  момент...  Привет  от  меня  общинникам  девидеры  Камчатского
экзархата, привет отцу!"
   Выждав немного, Кир-Кор снял напряжение ментаконтакта.
   - Свет! - произнес Ледогоров, и стало светло.
   В этот раз пиктургенты зашевелились без промедления -  со  всех  сторон
послышался разноголосый говор.
   Фундатор встал, развел руками в белых перчатках:
   - Уважаемые коллеги, извините... я думаю, с обменом  впечатлениями  нам
следует повременить. Скажем - до  завтрашнего  утра.  Информация,  которой
одарили нас грагалы, требует  сугубого  осмысления...  Итак,  доброго  вам
вечера, спокойной ночи. Поблагодарим друг друга. Да оросит нас  всех  свет
великой Ампары!
   -  Уже!  -  послышалось  из  передних  рядов.  Оттуда,  где  находились
коммуникатор и региарх.
   Автор восклицания, по-видимому, региарх.  Произнес  он  это  "уже!"  не
очень громко, но был услышан: многие повернули головы в его сторону.  Олег
Владимирский-Люпусов поднялся из кресла, обвел коллегиум взглядом. В  руке
он держал брошюру в синей обложке.
   - В каком смысле "уже"? - полюбопытствовал Ледогоров.
   - В прямом. -  Региарх  уложил  брошюру  на  ладонь,  слегка  шевельнул
пальцами - и знакомый Кир-Кору пресс-релиз, плавно  удалившись  кверху  на
метр с небольшим, завис в воздухе.
   Минуту   коллегиум   недвижно   и   молча   наблюдал   за    левитацией
синеобложечного предмета.
   - Никакими пси-кинетическими  способностями  я  раньше  не  обладал,  -
признался, глядя вверх, новоявленный чародей.
   - Я - тоже, - прогудел в бороду Алехандро Эроховерро.  Весело  сверкнув
глазами, коммуникатор встал рядом с  главой  курии  фармакопеев  плечом  к
плечу и показал всем карманный несессер. Поблескивая  лакированной  кожей,
несессер неторопливо  взмыл  выше  уровня  высоты,  на  котором  держалась
глянцево-синяя книжица. Потом вдруг камнем упал в ладонь коммуникатора.
   Тишину амфитеатра нарушил хальфе:
   - Люди, они оба инициированы!
   Пресс-релиз плавно вернулся в руку своего владельца.
   -   Совершенно   верно,    -    подтвердил    догадку    хальфе    Олег
Владимирский-Люпусов. - Но  это,  уважаемый  Умар  Ибн-Махмуд  ал-Хорезми,
только половина правды. Инициированы мы все!
   Кир-Кор беспомощно взглянул на застывшего Ледогорова.
   - Не знаю, проявление это воли Ампары или что-то  другое,  -  продолжал
региарх, - но после сеанса ретроспективной пиктургии мы  инициированы  все
до одного. Прислушайтесь к себе!.. Мой совет - пока не станет ясно, что  к
чему, старайтесь не делать резких движений.
   - Не кощунствуй! - тихо, но  внятно  произнес  хальфе.  -  Иначе  будет
лживым твой дерзкий язык!
   - Великая Ампара!.. Уважаемый захид, я ведь  просил  не  делать  резких
движений.
   Умар Ибн-Махмуд ал-Хорезми отвернулся и, встряхнув четками, засеменил к
центральному выходу. Экзарх проводил его взглядом. Снял перчатку,  мельком
глянул на поврежденную ладонь. Сказал  грагалу,  словно  бы  извиняясь  за
что-то:
   - Молодежь запросто освобождает легендарных богов из мира забвения... а
старикам  трудно  освободиться  от  современного,   слишком   рассудочного
категоризма.
   Кир-Кор не нашел, что ответить фундатору.



13. ЭПИПТЕЙЯ

   Утомленный гость философской экседры получил наконец  возможность  хотя
бы недолго побыть одному. Ледогоров оставил его в полукруглом салоне  один
на один с лазоревой глубиной светопластического воздушного океана  и  ушел
куда-то в глубокой задумчивости. "На пять - десять минут". Кир-Кор был рад
десяти или даже пятиминутному одиночеству. Он сел на подушки мягкого,  как
морская пена, дивана, позволил себе расслабиться и - не успели еще створки
двери сойтись за спиной экзарха - смежил веки. Физической усталости он  не
чувствовал - его утомило обилие впечатлений. Молодым  помощникам  сказочно
повезло...  Находка  фрактального  топопреобразователя  (в  просторечии  -
эколата) вполне может изменить условия существования Дигеи.  Как  изменила
их в свое время находка первого пампагнера.
   В салоне спокойно, тихо. Впрочем, спокойно, тихо было и по соседству  -
в зале с амфитеатром. Кир-Кор чувствовал, что, кроме него самого, на  этом
этаже высотного "яйца" АИЛАМ не было ни души... Музыкальные гномики внутри
терминала нежно озвучивали ежеминутные мерки времени - "длинь-дзинь", - да
изредка вздыхала о чем-то колонка салонного бара. Кир-Кор обнаружил, что в
недрах дивана томятся  бездействием  надувные  подлокотники;  не  открывая
глаз,   включил   привод   наддува.   Пневмоподлокотники    вспухли    под
расслабленными руками - сидеть стало удобнее. "Релаксация, - подумал он. -
Не "соскользнуть" бы в полусон до возвращения Агафона..."
   Ему показалось, диван сдвинулся. Плавно так шевельнулся вместе со  всей
внутренностью яйцеобразного здания - словно контактная линза, прилепленная
к склере гигантского глазного яблока. Обычно так  начинает  свое  движение
лювер,  когда  его  выводят   на   белотуманную   поверхность   стартового
пампагнера...
   Кир-Кор  остался  сидеть  с  опущенными  веками.  Иллюзорные   движения
заслуживают одного: полного равнодушия.  С  внезапной  ясностью  он  вдруг
увидел в туманном расплыве женскую фигуру в светлом. Подумал:  "Прямо-таки
мистическое явление". Шагов не было слышно.
   Он так и не понял, откуда Она появилась.  "Длинь-дзинь,  -  размеренно,
нежно подытоживали звукосигнальчики истекшие минуты.  -  Длинь-дзинь".  Он
ясно видел Ее сквозь  сомкнутые  веки.  Видел,  как  Она  подходит  ближе,
ближе... сероглазая, статная, будто богиня любви Фрейя, в  ниспадающей  до
лодыжек светлой одежде с голубовато-жемчужным отливом,  которая  не  могла
скрыть от его взгляда колдовски-прекрасного тела с узкой талией,  широкими
бедрами и женственно развитой грудью... Сначала он принял Ее за  участницу
отмененного сегодня спектакля "Руслан и Людмила". И вдруг понял,  что  это
не так...
   Тут многое было "не так". Он почему-то не ощущал потребности удивиться,
стряхнуть с себя собственное спокойствие. Наверное, потому, что  обыденное
здесь слишком уж гармонично  и  просто  сочеталось  с  трансцендентальным.
Ничего необычного не  было  в  том,  что  сквозь  сомкнутые  веки,  сквозь
длиннополую одежду он видел Ее обнаженное белое тело, упругую белую  грудь
с малиновыми сосками - для грагалов, не слишком  угнетенных  денатурацией,
это в порядке вещей. Но совсем не "в порядке  вещей"  было  его  нежелание
удивиться или хотя бы  встать,  подняться  навстречу  прелестной  женщине,
пусть даже невесть откуда возникшей. Приближаясь,  Она  смотрела  на  него
так, как смотрят при встрече на старого друга или  близкого  родственника,
однако лично ему в Ее облике не открылось ничего узнаваемого...  Ее  лицо,
особенности телосложения были ему незнакомы. Никогда раньше он  с  Ней  не
встречался.
   Левую руку Она положила ему на плечо, правую приблизила к  виску  -  он
ощутил  глубоко   проникающее   тепло   ее   ладони   и   одновременно   -
морозно-колючие токи мощной энергетики ее тела. "Сон?  Явь?  -  подумалось
ему. - Однако странные бывают встречи".
   При том, что от ладоней Незнакомки исходило ощутимое тепло, вряд ли Она
была человеком. От Нее пахло прозрачностью и мягким светом.  Пахло  снегом
горных  вершин,  утренней  свежестью  чистой  воды,  рассекаемой   взлетом
серебристо-белого, изящного, как молодой месяц, лебедя. Так пахнет  ранняя
заря на Байкале. "Все-таки сон?.."
   "Одрерир, - услышал он мысль Незнакомки. - Испей семь глотков - одрерир
приводит дух в движение".
   Дивной красоты руки,  увитые  блескучими  цепочками  крохотных  молний,
вложили ему в ладонь круглую, как половина кокосового  ореха,  и  светлую,
как лунный блик, чашу.
   "Фрейя... - подумал он. - Фрейя!.."
   "Длинь-