мое интересное, - сказал Ледогоров. -  Ведь
вручил ты грагалу жетон-вадемекум все-таки на Лавонгай - это есть в памяти
информатория "Восточного экспресса". По крайней  мере,  так  сообщили  мне
функционеры МАКОДа.
   - Но я не мог этого сделать, фундатор!
   - Не мог сделать сознательно, - мягко поправил его Ледогоров. - Конечно
же, сознательно ты не стал бы посылать грагала  в  Лавонгайский  экзархат,
зная, что ради  встречи  с  Кириллом  философская  школа  Ампары  созывает
Большую Экседру в экзархате Камчатском.
   "Ого! - изумился Кир-Кор. - Ради меня даже Большая Экседра!.."
   - В таком случае я должен публично извиниться  перед  Максимилианом,  -
произнес Алехандро. - Хвала Ампаре! А я уж, грешным  делом,  подумал,  что
здесь имеет место прозаический адюльтер.
   - Что же это получается? - спросил, ни к кому персонально не обращаясь,
Олег   Владимирский-Люпусов.   -   Выходит,    Максимилиана    элементарно
подставили?..
   Участники Экседры Зыбкой Безупречности Ума  обратили  свои  взгляды  на
гроссмейстера.
   - Разумеется, вы можете разглядывать меня сколько угодно, -  проговорил
верховный пейсмейкер без тени смущения.  -  Была  бы  польза.  -  Его  рот
покривился в улыбке.
   - Кроме этой сентенции мы вправе услышать хоть какие-нибудь объяснения,
- заметил фундатор.
   - Нечего мне  объяснять  и  не  в  чем  оправдываться.  -  Гроссмейстер
передернул  плечами,  и  на  мгновение  из-под  ворота  мешковины  золотом
блеснули звенья шейной цепочки. - После уже упомянутого мною  разговора  с
экзархом  Приземелья  мы  получили  из   Лунного   экзархата   официальное
уведомление о том, что грагал вылетает на Лавонгай.  Эвархи  Лавонгайского
экзархата были приятно удивлены и приготовились к встрече. Это все.
   Было заметно, как  Максимилиан  Экспромтов  пытается  овладеть  мимикой
своего лица.
   - Эвархи Лавонгайского экзархата могут документально подтвердить  такое
"наше" уведомление? - спросил он нахмурясь.
   - Естественно. Почему бы нет? В любое время.
   Ледогоров сделал умиротворяющий жест. Подытожил:
   - История сия уходит явно в детективную плоскость, и заниматься  ею  не
нам. Теперь, мне представляется, мы должны извиниться  перед  грагалом  за
подозрительную неразбериху в собственных экзархатах.
   - Нет! - тихо, но решительно сказал гроссмейстер.  -  С  капитулянтской
рекомендацией я не согласен.
   - Предложи, будь любезен, свою.
   - Во  мне  вызрело  твердое  убеждение,  что  прежде  всего  мы  должны
извиниться перед общиной Лавонгайского экзархата. Какая  бы  ни  случилась
досадная неразбериха там, в небесах, община на Лавонгае в том не  виновна.
Не так ли, фундатор?
   - Это достаточно очевидно. Хорошо, продолжай.
   - Кроме того, обязан извиниться перед общиной грагал.
   - Он, я уверен, не заставит просить себя об этом дважды.
   - Однако он должен принести свои извинения очно.
   - То есть?..
   - То есть он должен не мешкая вылететь на Лавонгай,  объяснить  эвархам
ситуацию, принести свои извинения, а уж  затем,  если  ему  будет  угодно,
вернуться в экзархат на Белый Берег Камчатки.
   "Лихо!" - мысленно восхитился Кир-Кор.
   - Супернерационально, - произнес Агафон с олимпийским спокойствием.
   Джугаш-Улья Каганберья сурово изрек:
   - Супернерационально - это когда задеваются честь и достоинство эвархов
Лавонгайского экзархата. И настолько, что ни один из них не счел для  себя
возможным прибыть сюда, на Большую Экседру. Ни один!
   - В том, что со стороны Лавонгая нам объявлен  бойкот,  есть,  конечно,
известная доля трагизма...
   -  Ситуацию  раскола,  фундатор,  создал  грагал.  И  никакие  просчеты
делопроизводства в офисах Приземелья  не  могут  служить  оправданием  его
авантюрного - не побоюсь этого слова - поступка. Мы вправе обязать грагала
немедленно устранить последствия его  ошибки.  Это  мой  совет  участникам
экседры и, если хотите, мое требование. Требование главы великого ордена.
   -  Оно  невыполнимо,  гроссмейстер.  Грагал  должен  быть  сегодня   на
заседании Большой Экседры, и он будет на нем. Я полагаю, участники Экседры
Зыбкой Безупречности Ума не сочтут  возможным  обмануть  ожидания  двухсот
двадцати участников Большой Экседры. Верно, друзья?
   - Аой! - хором отреагировали философы. На этот раз более согласованно.
   - Но речь не идет об отлучении грагала от участия в Большой Экседре!  -
с некоторой даже горячностью возразил верховный пейсмейкер. - Речь идет  о
срочном его отлете на Лавонгай, срочном урегулировании возникшей  проблемы
и срочном же возвращении к началу Большой Экседры. Технически  это  вполне
осуществимо, была бы на то ваша воля,  коллеги.  Кстати,  Большая  Экседра
приобретет легитимный статус только в том случае, если с грагалом прибудут
сюда и все эвархи Лавонгайского экзархата. В конце концов, начало  Большой
Экседры  можно  отсрочить  на  час-полтора.  На   одной   чаше   весов   -
всего-навсего сэкономленный час, на другой - вероятность вечного  раскола.
У нас есть время подумать. Думайте, коллеги, думайте!
   Кашлянул в бороду, привлекая внимание, Алехандро Эроховерро:
   - Я солидарен с призывом гроссмейстера. И народная  мудрость  советует:
когда речь держит лисица, пусть эту речь хорошо обдумают петухи.
   Гроссмейстер вскинул руку над головой, угрожая небу острым, как стилет,
указательным пальцем:
   - Заявляю протест!
   Ледогоров посмотрел на неугомонного коммуникатора:
   - Протест принимается. Одной фразой ты, Алехандро, хотел свалить  груз,
который несут поколения...  Итак,  эвархи,  он  был  вами  предупрежден  и
теперь, согласно нашему уставу, должен покинуть экседру.
   Барба Сибросса молча попрощался с экседрой двумя полупоклонами -  влево
и вправо, молча изобразил рукой крыло открытого семафора.
   Спускаясь  в  люк,  коммуникатор  (как  и  положено   уважающему   себя
правдоискателю в изгнании) гордо не обернулся.
   - Один-ноль непонятно в чью пользу, - обронил хорошо знакомый  Кир-Кору
раис табориата масхаробозов  Закир-ишан  Саади  -  мускулистый  молодец  с
выражением озабоченности в больших персидских глазах.
   (Благодаря раису и его фольклорной  группе  Кир-Кору  однажды  довелось
вместе с Ниной побывать в заповеднейших уголках Центральной Азии...)
   - Ноль-три, -  уточнил  региарх.  -  Кое  в  чем  Алехандро  Эроховерро
превосходит троих.
   Демонстративно твердым шагом Джугаш-Улья Каганберья вернулся в шеренгу.
Он, дескать, достаточно четко обрисовал коллегам суть проблемы,  и  теперь
им решать, в какую сторону склонить весы.
   - Гроссмейстер, - сказал  Ледогоров,  -  даже  если  мы  разделим  твой
оптимизм  и  уверуем  в  скорое  возвращение  грагала  с   умиротворенными
представителями Лавонгайского экзархата, есть еще одна серьезная  причина,
по которой твое требование невыполнимо. Ночью  при  посадке  на  эспланаду
"Ампариума" произошла  авария  аэромашины,  ведется  следствие.  Свидетели
этого прискорбного происшествия не вправе покидать территорию  Камчатского
экзархата до окончания  первого  этапа  следственного  разбирательства.  В
числе прочих свидетелей дал подписку о невыезде и наш новастринский гость.
   -  Странный  случай,  -  произнес  герой  Крестовых  походов,   блеснув
закованной  в  латы  рукой.  -  Простите,   грагал...   -   Он   адресовал
новастринскому гостю вежливый полупоклон, учтиво представился:  -  Магистр
ордена артуридов лорд Олуэн, потомок рода Гвенуйферов  из  Аваллона.  -  И
опять Ледогорову: - Извините, фундатор, моих ушей достиг  слух,  будто  бы
злосчастная  аэромашина  -  чуть   ли   не   аэрокосмический   виндикейтор
эсбеэсэс...
   -  Слух  верен,  милорд.  Потерпел  аварию  люфтшниппер.  Нам   сообщат
подробности прискорбного происшествия.
   - Когда? - быстро вставил вопрос Джугаш-Улья Каганберья.
   - Едва только  будут  подведены  итоги  предварительного  Следствия,  я
полагаю. Монополия на  информацию  -  в  руках  объединенной  следственной
комиссии, гроссмейстер.
   - Благодарю, - обронил верховный пейсмейкер.
   - Благодарю вас, фундатор.  -  Потомок  рода  Гвенуйферов  из  Аваллона
учтиво склонил голову и отступил в полукруг.
   - Похоже, намерен взять слово хальфе суфиата аскетов, - отвлек внимание
коллег от "аварийной" темы Ледогоров. -  Пожалуйста,  уважаемый  Умар  ибн
Махмуд ал-Хорезми.
   Крохотным - на полступни - шагом выдвинулся из шеренги моложавый старик
невысокого роста.  Шафрановые  щечки  с  румянцем,  проницательный  взгляд
черных глаз... Выбритую до глянцевого блеска голову очень  украшали  белые
усы и белая бородка клинышком.
   - Фундатор прав, - признал белобородый хальфе,  -  я  и  в  самом  деле
намеревался кое-что уточнить. Но сначала - преамбула...
   "Боюсь старцев, преамбулы произносящих", - подумал Кир-Кор с  нехорошим
предчувствием. Старец продолжил:
   - Пусть ни у кого не возникает впечатления, будто я уже принял чью-либо
сторону на сегодняшней экседре. Пока что у меня появились свои симпатии  и
антипатии,  но  еще  нет  решения.  Я   готов   принять   только   сторону
безукоризненной объективности, и пусть грагал не будет на меня  за  это  в
обиде...
   Субтильный объективист привычным для себя мимолетным  движением  провел
пальцами по  усам,  обрисовывая  рот  овалом,  и  пропустил  сквозь  кулак
клинышек белой бородки.
   -  Понимать  так,   уважаемый   Умар   ибн   Махмуд   ал-Хорезми,   что
безукоризненная  объективность  заведомо  не  в  мою  пользу?  -   вежливо
осведомился Кир-Кор.
   -  Понимать  так,  грагал,  что  твое  намерение  быть  с  нами  вполне
откровенным плохо вяжется с твоим поведением на экседре,  -  сухо  ответил
хальфе. - Объясни мне и другим эвархам,  по  какой  причине  в  преддверии
нашей беседы ты предпочел воздвигнуть между собой и нами пси-непроницаемый
барьер?
   - По той же причине, по какой Сулейман ибн Дауд в оное время ставил  на
узкогорлых  кувшинах  свою  непроницаемую  печать.  Запечатанные   кувшины
безопаснее в обращении.
   - Ответ остроумен, но смысл его завуалирован туманом  аллегории,  -  не
удовлетворился хальфе. - У меня,  как  и  у  моих  коллег,  полагаю,  была
надежда на лучшую видимость.
   - Я вас понимаю, - сказал Кир-Кор. -  В  свою  очередь  вы  все  должны
понять и меня -  я  стараюсь  выбрать  краткую  форму  ответа.  Иначе  мне
пришлось бы пространно  рассказывать  вам  про  уклад  повседневной  жизни
грагалов на родимой Новастре, про хуторскую систему нашего обитания  из-за
проклятой  нашей  способности  постоянно  интротомировать  друг  друга  на
расстоянии ближе девятисот метров, про вынужденную привычку напяливать  на
себя  "шубу"  пси-непроницаемой  защиты  в   общественных   местах   наших
практически нежилых из-за этого трех городов  -  привычку,  которую  можно
сравнить разве что со звериным инстинктом...
   - Все это мы знаем, - сказал хальфе и досадливо дернул себя  за  кончик
бородки. - Даже верблюду понятно, что Земля для грагалов - курортная зона,
где в условиях привлекательного для  вас  многолюдья  вы  можете  спокойно
обретаться  с  открытым  пси-контуром.  Правда,  "снимать",  как  сами  вы
выражаетесь, "шубу" можно и на планетах Дигеи... но там еще нет  желанного
вам многолюдья  -  источника  легкомысленных  приключений  и  сомнительных
любовных утех.
   - Отчего ж непременно сомнительных? - удивился Кир-Кор.  -  По  большей
части любовные связи  грагалов  развиваются  на  очень  достойном  уровне.
Гораздо более достойном, чем  у  большинства  землян.  Бывает,  за  любовь
грагалы платят и жизнью...
   - Бывает, - согласился хальфе. - Чего только не бывает в этой  забавной
Галактике... Однако вернемся, как говорится,  к  нашим  баранам.  Если  ты
действительно нас понимаешь, грагал, перечисли, пожалуйста, все причины  -
все до одной! - которые заставили тебя полностью погасить свою  псиманацию
в нашем присутствии.
   - Причина вообще одна, - сказал Кир-Кор. - Та,  которую  мы  обсуждаем,
эвархи. Среди  миллиардов  жителей  Земли  едва  наберется  две-три  сотни
ухватистых интротомов, и случайная встреча с  феноменальным  землянином  у
грагала практически равна нулю. Поэтому я, как верно отметил хальфе,  могу
позволить себе роскошь  появиться  в  обществе  людей  и  без  пресловутой
"шубы". В обществе обычных людей, разумеется, не сенситивов. Иное  дело  -
общество эвархов! Почти каждый из вас - интротом, а каждый третий - мощный
псиманант. Я даже не представляю себе,  как  вы  ухитряетесь  регулировать
общение между собой при постоянно  открытых  пси-контурах!  Вероятно,  вас
выручает культура пси-энергетической толерантности. Грагалы лишены  такого
рода культурных традиций, им остается завидовать вам. Лично я  не  обладаю
готовностью... или смелостью,  если  хотите,  бестрепетно  интротомировать
чужую мысль и безоглядно излучать  свою.  Других  причин  сдерживать  свою
псиманацию в вашем присутствии у меня нет.
   - По-моему, -  сказал  Ледогоров,  -  объяснения  грагала  естественны,
доводы обоснованны. Кто-нибудь возразит?
   - Я. - Хальфе вскинул руку и ткнул в зенит темным от загара пальцем.  -
Утверждение грагала, что ему якобы  нечего  от  нас  скрывать,  так  и  не
рассеяло моих сомнений.
   Ткнул пальцем в зенит и фундатор:
   - Грагал обещал ответить на любой вопрос, но это не значит, что  он  не
видит  разницы  между  устным  ответом   и   результатами   беззастенчивой
интротомии.
   - Мы с тобой тоже не слепы, фундатор, однако  ни  ты,  ни  я  не  гасим
псиманацию друг перед другом.
   - Ну... если не учитывать при этом маскировочный  многослойный  мимесис
[умение маскировать собственное пси-излучение]. - Было заметно, как Агафон
пожал плечами под мешковиной.
   - Грагалы всегда достаточно гибко  используют  свои  пси-энергетические
возможности, - не сдавался хальфе.
   - Да, но они не владеют  искусством  мимесиса  и,  в  отличие  от  нас,
совершенно беззащитны перед интротомией, если пси-контур  открыт.  Мне,  к
примеру, неловко интротомировать беззащитного псимананта.  Это  все  равно
что разглядывать обнаженного человека из-за угла.
   Умар Ибн-Махмуд ал-Хорезми снова дернул  себя  за  кончик  бородки,  но
указывать загорелым перстом в остекленный зенит почему-то раздумал.
   Из шеренги выдвинулся махариши Ксюм Пикчу по прозвищу Спартак  -  самый
загадочный для Кир-Кора  участник  экседры  (и  самый,  пожалуй,  грузный;
махариши едва умещался в мешке: ритуальная мешковина плотно  облегала  его
тело - как боевые доспехи торс гладиатора). Кир-Кор был много наслышан  об
этом таинственном человеке и, хотя никогда раньше не  видел  его  в  лицо,
узнал о присутствии  махариши  в  первые  же  секунды  своего  визуального
ознакомления  с  полукругом  философов:   любуясь   этнической   пестротой
босоногих  эвархов,  он  вдруг  почувствовал  на   себе   чей-то   взгляд,
обостренный  сильнейшей  пси-реактивностью.  Так  бывает,  когда  в  толпе
псиманантно  индифферентных  землян   один   грагал   внезапно   встречает
другого... Он с интересом посмотрел в глаза махариши: зрачки были окружены
сплошной радужкой цвета самородного золота. Золотые  в  буквальном  смысле
этого слова глаза не имели обычной для глаз человека склеры...
   На большой, как котел, коротко стриженой голове златоглазого  в  районе
темени одиноко торчал султанчик подкрашенных охрой волос, туго перетянутых
у основания цветными нитями. Качнув султанчиком, златоглазый представился:
   - Ксюм Пикчу,  риши  кояженги  "Пемидум  по  Восемнадцати  Видящих".  -
Приложил руку к груди и с достоинством поклонился. - И да примет всех  нас
судьбоносное время Ампары всадниками на магических белых конях  Лун-та!  -
Голос у него был негромкий, но  проникающе-звучный,  произношение  четкое,
ясное.
   Коснувшись  своего  лба  средним  пальцем  правой  руки  -  чуть   выше
переносицы, где,  как  показалось  Кир-Кору,  прилипла  капелька  засохшей
крови, - адепт магической кавалерии продолжил:
   - Право грагала держать пси-контур закрытым настолько очевидно, что это
просто не может быть предметом дискуссии. Римпотши, риши и  махариши  тоже
не испрашивают у кого-либо особого позволения уходить в нек. Уходят в нек,
когда им заблагорассудится и где угодно - в нижних  мирах,  в  средних,  а
бывает, и в верхних, если того требует  обстановка,  и  даже  высшие  силы
своевольного Логоса не могут  им  в  этом  препятствовать.  Узелок  спора,
только  что  развязанный  фундатором,  возник,  на   мой   взгляд,   из-за
невнятности самого вопроса.  Иными  словами,  Умар  Ибн-Махмуд  ал-Хорезми
хотел выяснить у грагала  не  совсем  то,  о  чем  спрашивал.  Я  попробую
поделиться с вами догадкой о том, что  именно  беспокоит  хальфе.  На  мой
взгляд, хальфе одолевают сомнения: не связан ли уход  грагала  в  глубокий
нек с тем  обстоятельством,  что  ему  хочется  скрыть  от  нас  кое-какие
подробности о Планаре... Возможно, я ошибаюсь. Если да -  Умар  Ибн-Махмуд
ал-Хорезми поправит меня. Благодарю эвархов и грагала за  долготерпение  и
внимание, с которым я был выслушан на этой экседре.
   Махариши снова коснулся лба средним  пальцем  правой  руки,  и  Кир-Кор
увидел, как темно-багровая, почти черная капля засохшей крови вдруг ожила:
быстрыми   переливами   стала   менять   свой   цвет   от   исходного    к
серебристо-белому и обратно - через гамму пурпурных, сердоликовых, алых  и
розовато-желтых тонов. Световая дисперсия "капли" подсказала ему, что  это
- какой-то необычный кристалл-самоцвет, оформленный  в  виде  миниатюрного
кабошона. Кир-Кор  подумал:  "Уж  не  частица  ли  это  знаменитого  камня
Чинтомани из тибетских легенд?.." И  еще  он  подумал,  что  если  догадка
верна, то махариши, награжденный кем-то когда-то за  что-то  гладиаторским
прозвищем Спартак, наверняка очень крупная величина в  эзотерическом  мире
Азиатского континента. Возможно, даже - один из Девяти Неизвестных...
   Внезапное появление самоцвета на лбу златоглазого ни у кого из  эвархов
почему-то  не  вызвало  заметного  интереса.  Взоры  присутствующих   были
обращены на хальфе. Глава аскетов, будто очнувшись,  бесцельно  ощупал  на
себе ритуальную мешковину (как это сделал  недавно  лунный  экзарх)  и  не
слишком охотно признал:
   - Махариши близок к истине, коллеги...  Прошу  меня  извинить,  но  мои
сомнения действительно таковы.
   - Это существенно, - подытожил фундатор с  нескрываемым  огорчением.  -
Сомнения хальфе относятся к той группе вопросов, без ответов на которые мы
не в состоянии выполнить свои обязательства  перед  МАКОДом.  То  есть  не
можем  сейчас  достаточно  объективно  оценить  правомерность   пребывания
грагала Кирилла Всеволодовича Корнеева на Земле.
   Воцарилась гнетущая тишина. Кир-Кор  с  совершенной  ясностью  осознал:
желанный отпуск повис буквально на волоске. Дунь - оборвется!..
   Из полукруга примолкших философов вышел препозитор Европейской коллегии
футурологов Базил-Базилио Джоловаччи, кивнул Кир-Кору,  то  ли  здороваясь
персонально, то ли напоминая на всякий случай  об  их  давнем  знакомстве,
состоявшемся в читально-демонстрационном зале библиотеки Ватикана.
   Его продолговатое холеное лицо с припухлыми губами  и  зорким  взглядом
круглых,  как  у  птицы,  глаз,  обрамленное  напуском  подбритых   вкосую
височков,  казалось  надменным.  Гладко  причесанную   у   висков   голову
препозитора от лба до затылка пересекала  широкая  полоса  коричневого  от
загара безволосья. Базил-Базилио Джоловаччи сказал:
   - Не знаю, кто или что тому  виной,  однако  созданная  вокруг  грагала
искусственная, я считаю, ситуация не украшает нашу  экседру,  отнюдь.  Да,
действительно, не  очень  приятно  общаться  с  собеседником,  у  которого
полностью закрыт пси-контур и даже погашена аура. Вместо  пси-эманации  от
нашего гостя исходит  холодная  пустота  -  как  от  каменного  столба.  И
все-таки упрекать в этом грагала  неэтично,  коллеги.  Ибо  фактически  мы
упрекаем его за некие способности, которыми не обладаем сами.