ходить  его  расставание  с  этой
роскошной планетой. И когда? Вряд ли завтра. Если без выстрелов, то скорее
всего  послезавтра.  Эх,  месяц  хотя  бы...  месяц-другой.  Побродить  по
просторам северного  захолустья,  потрещать  ледком  остекленных  утренним
морозцем луж, послушать крики улетающих в теплые края гусей...
   Голос Винаты пел песню  неизбежного  расставания.  Пел  бодро  и  почти
весело.




ЧАСТЬ ВТОРАЯ. НОЧЬ ТИГРА


1. ТЕАТРАЛЬНЫЙ

   Луна опустилась в тучу на  западе.  Кир-Кор  взглянул  на  многоцветные
гроздья алмазных звезд, кое-где обведенные серебристо-бело-голубой каймой,
и стал следить за приближением береговых утесов. Прибойные волны  с  шумом
разбивались о круто уходящие в ночное море скалы, и, если б  у  берега  не
обнаружился вдруг матово-белый, как фосфоресцирующая льдина, мыс аванпорта
для  малотоннажных  судов,  шкиперское  бесстрашие   Матея   Карайосифоглу
выглядело бы здесь неуместным. За пять секунд до лобового  удара  "льдина"
лопнула, разошлась, и катамаран сбросил скорость на полосе глянцево-темной
воды между двумя перронами.
   - Приехали, - сказала Марсана. Обхватила плечи руками, словно в ознобе:
- Ощущаете, парни, какая здесь первозданность?..
   Будто в ответ - звонкий шелест очередного  старта  с  невидимой  отсюда
авиатеррасы.  По  верхушкам   пальм   над   высоким   склоном   скользнули
золотисто-желтые лучи фар. Кир-Кор проводил взглядом эскадрилью  эрейбусов
- двадцать седьмую по счету - вот  такая  здесь  первозданность.  Впрочем,
теперь,  когда  отзвенели  голоса  певцов   и   отполыхала   фантасмагория
гигантских  светопластических  декораций,  на  островах  стало  спокойнее,
несмотря даже на старты флаинг-машин. Юркие реалеты, мигая светосигналами,
взмывали над склоном и разлетались кто куда,  а  синевато-прозрачные,  как
мыльные пузыри, грузные, с  полной  выкладкой  габаритных  огней  эрейбусы
тянулись все в одном направлении - строго на северо-запад.
   - Это в столицу, - сказал Матис. - Остров Столичный.
   - Кирилл, - сказала  Марсана,  -  вы,  должно  быть,  не  знаете...  На
Театральном нет гостиничного комплекса.
   - Но что-то ведь есть? "Пристанищ тут вокруг немало, - заметил  опытный
хитрец, - шале, фаре, отель, бунгало. Изба туриста, наконец".
   - Есть "Бунгало дель сиело" -  фешенебельный  катаготий  для  певцов  и
актеров. Вас, понятно, туда не пропустят.
   - Не волнуйтесь за меня, эвгина.
   - Я не волнуюсь - я предупреждаю.
   - Я не собираюсь там надолго задерживаться, - объяснил Кир-Кор.  -  Мне
гостиница не нужна.
   - Может, нам подождать у причала? - спросил Матис.
   - Нет. Я и так в долгу у вас за дивный вечер. Благодарен безмерно.
   - Правда? - Марсана все еще потирала плечи  руками.  -  Вам  и  вправду
понравилось? Что понравилось больше всего?
   - Совместное наше плавание. Вот...  возьмите  на  память.  -  Он  помог
Марсане  разнять  половинки  феррованадиевого  пенальчика.  -   Подставьте
ладонь.
   - Что это?.. Какая прелесть! -  Она  уставилась  на  точечные  огоньки,
непостижимо  хитро  и  волшебно  парящие  над   продолговатым   на   ощупь
кристаллом. Их было три - два голубых и один синий.
   Стоило дрогнуть руке - огоньки мгновенно перемещались  в  пространстве.
Но между собой  эти  искроподобные  точки  сохраняли  четко  фиксированную
дистанцию: две голубые - тесной парой, синяя - чуть в стороне.
   Перешагнув  через  канаты  релинга,  Кир-Кор  обернулся.   Трехточечный
самоцвет Планара, бесспорно, произвел на Марсану сильное впечатление.
   - Откуда это? - настаивала она.
   - Издалека.
   - Точнее вы не могли бы ответить?
   - Точнее... очень издалека. На  всякий  случай  не  подносите  кристалл
слишком близко к глазам при солнечном свете.
   - Не буду. У него есть какое-нибудь имя?
   - Общепринятого названия минерал пока не имеет.
   - Все эффектные драгоценные камни имеют личные имена.
   - Действительно... "Синяя птица". Как? Подойдет?
   - Желаете мне удачи?.. Спасибо, Кирилл. Вдруг захотите свидеться с нами
- добро пожаловать на остров Контур. На тот, где сегодня на  рейде  "Синяя
птица". У вас развито чувство пространственной ориентировки?
   - Надеюсь.
   - Тогда  легко  найдете  наш  Центр.  Немногим  труднее  найти  претора
директории Центра - это Матей Карайосифоглу. Как правило, всегда на  месте
эксперт по морской акустике Марсана Гай - это я.
   - Центр зонального резервирования популяции бутылконосых  дельфинов,  -
уточнил Матис.
   - Запомнили, Кирилл? Нет? Повторить?
   - Как правило, запоминаю с первого раза.
   - Не делайте сегодня исключений. До свидания. Вижу, торопитесь уйти. Ну
что ж, идите... Всего вам самого доброго.
   - Прощайте, эвгина. Прощайте, Матис. - У Кир-Кора  не  повернулся  язык
произнести "до свидания".
   - До свидания, - сказал Матис.
   "Это если мне исключительно повезет", - подумал Кир-Кор.
   - Да, - спохватилась Марсана, - а куда нам девать высотную амуницию?
   - Куда угодно, способ утилизации выбирайте сами.
   - Я сделаю из вашего  гермошлема  кубок.  Буду  пить  из  него  ледяное
кокосовое   молоко,   охлаждая   жгучее   чувство   своего    тропического
одиночества... Поцелуйте меня, Кирилл.
   "Ну конечно, - подумал Кир-Кор, - ради этого я так сюда торопился".
   - Не хотите поцеловать меня на прощание? Почему?
   - У меня есть причина не делать этого.
   - Я сама сделаю это. Почти  без  причин.  Обратите  внимание  на  слово
"почти".
   Со спортивной сноровкой Марсана, опершись бедром о  канат,  перебросила
свои длинные босые ноги с палубы на перрон. Ярко блеснули "павлиньи глаза"
ее платья, голые руки неторопливо и нежно обвили окаменевшую от напряжения
шею Кир-Кора. Он сразу вспомнил руки Винаты, и нехорошее предчувствие, так
некстати охватившее его во время пения Винаты-Биргитты, вернулось и  стало
похожим на приступ внутренней боли.
   Поцелуй Марсаны был ошеломительно жарким. Наверное,  для  нее  это  был
откровенный,  желанный,  живой  поцелуй.  Для  него  -  пытка  мучительным
раздвоением. Марсане пришлось тянуться кверху, привстать  на  носки  -  он
поневоле обнял ее упругое, все еще окутанное флером неистребимого  аромата
календулы гибкое тело. Рядом витал призрак Винаты...
   Перрон был длинный. Кир-Кор шел не оглядываясь. Аура Марсаны так хорошо
ощущалась на расстоянии, что он наконец  обратил  на  это  внимание.  Ауру
Матиса он просто не замечал. Ошеломление от поцелуя не проходило.  "Сквозь
тихое журчанье струй... сквозь тайну женственной улыбки к  устам  просился
поцелуй" [А.Блок], - припомнил он, пытаясь перевести  свое  ошеломление  в
плоскость иронии. Не получилось. Недовольство собой -  вот  все,  чего  он
достиг. Потому что сам во всем виноват, неправильно повел себя в общении с
чуточку эксцентричной, привлекательной женщиной. Да? А как правильно  было
себя  вести?  Маневрировать,  прикрываясь  словоблудием  коммуникабельного
шута? Мерзко. Ставить психоблокаду? Прямое посягательство на третью статью
МАКОДа, параграф восьмой. Блокировать эротосферу эмоций?  А  произвела  бы
эмоблокада  нужный  эффект?  Сомнительно.  Более  чем.  Женщине  с   такой
аурической мощью любая степень щадящей эмоблокады - как слону одуванчик.
   Линейки перронов заканчивались перед  вырубленной  в  скальном  массиве
щелью прохода. Кир-Кор, вспомнив фильм о  Финшелах,  узнал  это  место.  В
фильме щель имела название... То ли Ворота Аркадии, то  ли  Путь  Атланта.
Строителей заботили, видимо, прежде всего размеры  прохода  по  вертикали.
Словно проход предназначался для шествий  с  высоко  поднятыми  знаменами.
Плита опасно нависшего над  проходом  гранитного  архитрава  покоилась  на
плечах какого-то трудно опознаваемого мифического  полубога.  Полубог  был
молод и гол.
   По  законам  нормальной  архитектурной  симметрии   архитраву   удобнее
опираться на плечи титанов слева  и  справа.  Но  правый  титан,  когда-то
отколотый от  массива  землетрясением  или  ударом  огромной  волны,  упал
навзничь. Задранный кверху локоть могучей руки грозил небесам, а бородатая
голова  странно  и  жутко  была  приподнята   над   гранитными   валунами.
Поверженный  исполин  был  зрелого  возраста.  Изнемогающий  под  тяжестью
архитрава титан помоложе, казалось, смотрел на бездействующего напарника с
изумлением и упреком.
   Кир-Кор мимоходом оглядел панораму крушения. Бородатый рухнул у  кромки
воды так удачно, что служил теперь хорошей защитой  от  захлестов  прибоя.
Слишком удачно... Его диспозиция выдавала архитектурную ложь. Не было  тут
ни обвального землетрясения, ни цунами.  Камуфляж.  Имитация  естественной
катастрофы. Ансамбль грандиозного  разрушения  был  задуман  архитекторами
изначально.
   Внутри массива проход расширялся, и недалеко от входной щели начиналась
лабиринтная путаница вырубленных в скале ниш,  гротов  и  крупногабаритных
полостей, связанных между собой системой сквозных проемов и  расширяющихся
(наподобие раструбов)  произвольно  изогнутых  переходов.  Подвешенные  на
цепях старинные светильники с хрустальными украшениями не слишком уверенно
освещали вогнутые потолки сквозь решетки  щедро  вызолоченного  помпезного
обрамления  декоративных  консолей.  Куда  ни   повернись   -   стрелочные
указатели. Великое множество  стрелочных  указателей,  ярко  пылающих,  но
неизвестно на что указующих. Кир-Кор шагал наугад.  Забредая  в  тупиковые
гроты, он неизменно  обнаруживал  там  постамент  из  гранита,  увенчанный
базальтовой головой слона  с  короткими  бивнями.  Гроты  эти  можно  было
принять за некие катакомбные захоронения особо отличившихся  чем-то  перед
людьми представителей рода Elephas. Если бы не надпись на постаментах.  На
всех постаментах она была одинакова: "МАРАКАС".  Буквальное  совпадение  с
популярным дигейским ругательством развеселило Кир-Кора.
   Встречались  и  постаменты  без  надписей.  Шеренгу  из  десяти   таких
постаментов Кир-Кор обнаружил в широком, сплошь  остекленном  коридоре,  и
каждый из них был  увенчан  головой  матерого  гиппопотама.  Это  не  было
десятикратным повторением скульптурного "портрета" одной и  той  же  особи
Hippopotamus amphibius, однако и существенных различий в окаменелых чертах
изваянии Кир-Кор  не  заметил.  Кстати,  вопрос  о  вероятии  экзотических
захоронений здесь отпадал сам собой,  поскольку  своеобразная  конструкция
пола позволяла смотреть сквозь плиты прочного, как алмаз,  и  прозрачного,
как молодой лед, керамлита. Под плитами - ничего,  кроме  ажурных  опор  и
подсвеченного снизу потока воды. Поток подчинялся ритму берегового прибоя:
вода толчками увлекала вдоль  коридорного  канала  медуз,  креветок,  нити
водорослей,  рыбью  мелочь;  кувыркаясь,  как  сорванный  с  дерева  лист,
пронеслась пурпурная морская звезда.
   Коридор-канал "впадал" в большую  пещеру,  освещенную,  как  показалось
Кир-Кору издалека, жарко пылающими кострами. Освещение впечатляло.
   Ступая  по  керамлитовой  почве  над  глубью  подземного  озера  (и  не
испытывая при этом ни малейшего удовольствия), он  видел  на  далеком  дне
подсвеченные скалы.
   Языки рубиново-красного, желтого и розового пламени, стекая по  стенам,
создавали во  всех  направлениях  неуютно  обширного  пещерного  интерьера
своеобразные световые эффекты, сильно искажающие перспективу; в  сочетании
с высокими потолками и  слишком  прозрачным  полом  это  странным  образом
порождало иллюзию грандиозного всепланетного пожара:  все  четыре  стороны
света представлялись охваченными огненной  бурей  -  север,  запад,  юг  и
восток...
   Центральный участок прозрачного пола (над самой большой  глубиной)  был
занят строгим каре красновато-коричневых кресел. Кир-Кор остановился. Каре
покоилось на цилиндрическом, словно выросшем из подводных скал основании и
содержало в себе ровно  сто  шестьдесят  девять  мягких  красно-коричневых
единиц. Каждое сиденье украшал искусно выполненный  рисунок  -  предметное
изображение рога изобилия. Изображения самого рога  были  стандартными,  а
вот через край сыпалось разное: корнеплоды и клубнеплоды, монеты и ордена,
кирпичи и лопаты...  На  сиденьях  ближайших  кресел  -  рыбное  изобилие,
плодово-ягодное, злаковое, журнально-книжное. Над спинками кресел  по  обе
стороны изголовья торчали  большие  черные  наушники.  Это  выглядело  как
приглашение сесть  и  послушать.  Почему-то  вдруг  вспомнился  кресельный
подъемник в Мировом музее сословных революций. Вспомнился, видимо, кстати.
Секунду поколебавшись,  Кир-Кор  придавил  своим  телом  журнально-книжный
поток. Грандиозное  зарево  всемирного  пожара  сразу  погасло,  вспыхнуло
множество указателей, повернутых стрелками  кверху.  Подлокотники,  звонко
щелкнув,   сомкнулись   полукольцом    страховочного    захвата,    кресло
приподнялось, выдвинулось из ряда себе подобных, плавно  повернуло  против
часовой стрелки и устремилось к потолочному своду,  где  уже  раздвигались
одна за другой красные  и  желтые  диафрагмы  конического  входа  в  шахту
подъемника.  В   наушниках   звучала   нежная   сентиментальная   мелодия,
ностальгически-сладкая,  трогательная  до  слез.  В  шахте  свирепствовали
сквозняки, пахло пылью, и Кир-Кор ощутил себя запоздалым туристом.
   Наверху - утопающая в цветах обширная смотровая площадка.  Ветерок  над
обрывом, шум кипящего внизу прибоя. Запоздалый турист даже не  видел,  как
провалился в свою красно-желтую  преисподнюю  красно-коричневый  дефинитор
печатного  изобилия.  Привыкая  к   головокружительным   запахам   местных
растений, Кир-Кор смотрел с высоты гранитного выступа на огоньки в проливе
между пирамидальным островом Контур и  плоским  его  соседом.  Пролив  был
виден  отсюда  как  на  ладони:  туристская  флотилия   рекой   искрящихся
самоцветов  обтекала   застывшую   на   рейде   скромно   иллюминированную
"Пацифику". Огни "Алмаза" покачивались в открытом море.  Суденышко  успело
выполнить маневр под парусом и взять курс в нужном  направлении.  Наблюдая
за ходом катамарана, Кир-Кор обнаружил, что  все  еще  продолжает  ощущать
ауру Марсаны. Свет  звезд  переливался  на  гладких  спинах  ленивых  волн
ртутным  блеском,  из  глубины  пробивались  наверх   пятна   таинственной
люминесценции - вид ночного моря завораживал.  Способность  к  аурическому
дальнодействию природной пси-эманации Марсаны интриговала. Слишком  редкая
среди землян способность...
   Он перевел зрительное  восприятие  в  область  пиктургии  инфракрасного
диапазона.   Море   сразу   стало   другим.   Не    море    -    пустынная
переливчато-коричневая плоскость. Такое море не могло  завораживать,  зато
теперь он легко разглядел на фоне пустынного однообразия  уходящее  судно,
вертикальную красную черточку на борту, угадал  в  ней  фигуру  Марсаны  и
адресовал ей ментальный  оклик.  На  ответ  он  почти  не  рассчитывал.  И
напрасно.  Ответом  был   дикий   всплеск   совершенно   неорганизованного
ментаполя. Он ничего  не  понял  (кроме  разве  того  обстоятельства,  что
управлять своим ментаполем Марсана  решительно  не  умеет),  однако  успел
зафиксировать особенности ее ауро-модуляционной стихии.  Другими  словами,
успел настроиться на чужой камертон (так пламя свечи,  вспыхнув,  избирает
своим камертоном фитиль). Теперь он  должен  был  попытаться  использовать
камертонный эффект для импринтинга. Для  запечатлевания.  Для  аурического
запечатлевания. Коль скоро она ответила на оклик, имелось  вероятие  того,
что импринтинг может состояться. Вероятие  мизерное  и  вдобавок  напрямую
связанное   с   происхождением.   Имеется   в   виду    дигейская    ветвь
генеалогического древа... А вдруг.
   Внимание случайного прохожего наверняка привлек бы застывший у парапета
рослый человек в рубахе, украшенной  светящимся  биоценозом  верхней  юры.
Человек очень сосредоточенно (как и  подобает  внимательному  наблюдателю)
вглядывался в темноту открытого моря... закрытыми глазами.  Что  видит  он
сквозь плотно Сомкнутые веки? "Да, - спросил себя  Кир-Кор,  -  что  же  я
вижу?.." Он никак не мог  определиться  в  пространстве  зрительного  поля
Марсаны. В темной, овальной (подобно очертанию глаза)  вселенной  виделось
нечто  округлое,  еще  более   темное,   кое-где   пронизанное   лучистыми
звездочками  проблесков...  Аура  Марсаны,  увы,  не  обладала   поисковой
реактивностью - дикая и потому беспомощная, как младенец, аура,  и  наивно
было бы ждать от  нее  осмысленной  пиктургии.  Даже  в  ответ.  С  другой
стороны, чтобы младенец мог развиваться нормально, с  ним  надо  общаться.
Бережно, не пугая. Для начала, к примеру,  совместить  спектры  зрительных
восприятии в инфракрасном диапазоне. (Чем  длиннее  "фитиль"  -  тем  ярче
охватное "пламя", избравшее своим камертоном "фитиль" чужой ауры.)
   Кир-Кор,  не  зная  еще,  что  из  этого  выйдет,  мягко   задействовал
пиктургический резонанс и тут же вызвал в  себе  специфическое  состояние,
грубой аналогией которого можно считать физическое состояние  брошенной  в
воду сухой губки.
   В  овальной  вселенной  зрения   Марсаны   что-то   произошло.   Что-то
сдвинулось, словно сошла пелена, округлая темнота  приобрела  коричневатый
оттенок, а верхняя часть овала заметно побагровела.  Кир-Кор  чуть  усилил
резонансный  нажим  и  резко  расширил  спектры  основных  восприятии.   С
внезапной  ясностью  он  увидел  вверху  подсвеченную   багрянцем   палубу
катамарана и на несколько мгновений потерял ориентировку  в  пространстве.
То ли палуба оказалась над головой, то ли  сам  завис  над  палубой  вверх
ногами... Подрабатывать пиктургический ракурс он не решился - оставил  как
есть.
   Из каюты вышла вверх ногами вишнево-красная фигура с каким-то  свертком
в руке. Послышалось шипение баллончика - сверток уродливо вспух, прилип  к
перевернутой Палубе вогнутой глыбой. "Пневмокресло", - понял Кир-Кор.
   Возглас Марсаны:
   - Матис!..
   - Что случилось?
   - С тобой! Посмотри на себя! О небо!.. Взгляни на свои руки!
   Матис, помедлив, спросил:
   - Что я должен видеть на них в темноте?
   - Ты светишься, как раскаленный идол из металла!
   - Да?.. Как Молох?
   -  Смотри,  и  с  морем  что-то   случилось!..   Неужели   не   видишь?
Красновато-коричневое и кое-где прозрачное в глубине... И звезды  какие-то
странные...
   - Позволь... а с тобой ничего такого?.. - обеспокоился  вишнево-красный
Матис-Молох. Действительно, непривычное и,  наверное,  жутковатое  зрелище
для Марсаны. - Ты сядь, пожалуйста, сядь.
   - Мне надо  сесть,  -  согласилась  Марсана.  (Пневмокресло  дернулось,
исчезло, и вместо него Кир-Кор увидел у  себя  над  головой  протянутые  к
бортовому канату длинные, налитые пурпурным свечением ноги.) - О,  смотри,
и я с огоньком! - Она растерянно рассмеялась. И тут же оборвала смех.
   - Перегрелась на солнце? - предположил озадаченный капитан.
   - Ничего подобного. А вот если... Может, внушение?
   - Откуда?
   - Мне кажется, все это - результат  общения  с  Кириллом.  Есть  в  нем
что-то такое... магическое.
   - Ты это как-нибудь ощутила? - с  тревогой  спросил  светящийся  Матис.
Присел на корточки (словно приклеился к перевернутой палубе головой  вниз,
как летучая мышь), положил рядом спикард. На  багровом  лице  -  рубиновые
яблоки глаз.
   - Перед тем как все вокруг покраснело, я очень явственно  слышала  свое
имя. Будто голос Кирилла... И после этого... так странно... Может, я сошла
с ума?..  Чувствуешь?  Умопомрачительно  пахнет  левкоями...  Нет,  аромат
пуэрарии.
   - Пуэрарии!.. - протянул Матис. - П-понятно...
   - Что "понятно"? Ох, ну и вид у тебя!
   - Это тебе, кузина, привет с Театрального.
   - Какой еще привет?
   - Аурический. Псиманация...
   - Чуточку бы яснее, кузен!..
   Матис молчал.
   - Взялся говорить - договаривай!
   Матис молчал.
   - Помнится, ты осмотрел его стетосканом. И что же?..
   Матис упорно молчал.
   -  Что?  -  настаивала  Марсана.  -  Два  сердца?  Ганглии  кислородной
абсо