стро! - Он рванул дверцу, не обращая ни малейшего внимания  на  запах
рвоты и разбросанные по салону салфетки. - Она идти  может?  -  Я  не  очень
уверенно кивнул. - Тогда за мной.
   - Водя! - всхлипнула Настька.
   - Пойдем, доча, - сказал я, выскакивая из машины. - Пойдем  к  воде.  Там
будет много воды.
   Просторное чрево "Ил-76" было загружено  едва  вполовину.  Здесь  дремали
здоровенные пыльные контейнеры ростом под самый потолок, и  груды  тюков  на
деревянных  поддонах,  стянутые  потрепанными  лохматыми  лентами.  Отдельно
возвышались аккуратные штабеля новеньких коробок,  судя  по  наклейкам  -  с
компьютерами  и  ксероксами.   Последние   явно   не   предназначались   для
пострадавших от Монстра.
   Не слишком-то щедрыми на подачки оказались англичане - не то,  убаюканные
последними репортажами, уже  перестали  принимать  Монстра  всерьез,  не  то
устали заботиться о тех, кто хронически не способен позаботиться о себе сам.
И если я готов доказывать каждому, что первое глубоко  ошибочно,  то  против
второго не поспоришь. Иногда оказывать помощь просто безнравственно.  А  еще
безнравственнее ее принимать. Вряд  ли  эта  помощь  стоила  того  керосина,
который пришлось сжечь, гоняя самолет в Хитроу и обратно. Оргтехника -  иное
дело.
   Щель между коробками и мешками оказалась достаточной для нас  троих.  Как
тараканы за плинтусом, честное Слово...
   - Папка! - тянула дочь. - Папка, водя, водя-а!..
   - Гурген... - просительно сказал я. Он отрицательно помотал головой.
   - Не сейчас. Еще возможен досмотр.
   - Какая разница! - злобно зашипел я. - Ты что, воды у пилотов  не  можешь
сбегать попросить? Блин.., будут досматривать - так и так заметят,  с  водой
или без!
   Гурген пожал плечами.
   - А это как будут смотреть...
   - Тогда я сам схожу!
   - Вам нельзя, Алексей Сергеевич, - заявил Гурген  таким  голосом,  что  я
понял: он не позволит. - Подождите.
   - Водя-а-а...
   - Ш-ш! - я приложил палец к запекшимся губам. Мне тоже  здорово  хотелось
пить. - Хочешь сыграем в зеленого огуречика?
   Шаг влево, шаг вправо 423 - Хосю. Водя...
   - Огуречиком будешь ты, -  шепотом  импровизировал  я,  не  давая  дочери
вставить слово. - Огуречик такой зелененький, свеженький. Ему надо  тихонько
сидеть на грядке, закрыть глаза и не шевелиться, а то придет большущая серая
мышь и отгрызет огуречику хвостик. Понятно?
   - Дя.
   К счастью, Гурген проникся и не мешал.
   - Это очень плохо, когда отгрызают хвостик, - шептал я. - А если огуречик
будет сидеть тихо-тихо, ему дадут много воды из лейки. Много-много  воды,  а
потом большую вкусную няняку... Ш-шш!.. Мышь идет!
   Она  послушно   закрыла   глаза   ладошками   -   страдающая   от   жажды
одиннадцатилетняя девочка с интеллектом  трехлетнего  карапуза,  позволяющая
вот так, запросто себя морочить. На несколько минут этой игры ей  хватит,  а
потом?
   Придумаю новую. А потом еще одну. Пока мои бывшие коллеги не высветят нас
здесь фонариком.
   Долгий  зудящий  гул,  вибрация  пола...  Поднимают  аппарель?  Наверное.
Значит, досмотра не будет?
   Гул раскатился последним аккордом и смолк. Стало темнее.
   А ведь верно...
   - Все! - сказал Гурген, протискиваясь мимо нас. - Сейчас будет вода. Пока
не начали выруливать...
   Он вернулся бегом, прижимая к животу четыре банки колы. Я тут  же  вскрыл
одну.
   - Вот вода, солнышко. Огуречик ты мой... Настька отняла ладошки от лица и
схватилась за банку. Опять полилось и в рот, и на пол.
   - Ты плогнал мысь?
   - Прогнал, доченька. Она убежала.
   - Плохая мысь, - уверенно сказала Настька. - Папка холосый.
   Я стиснул зубы, не зная, плакать мне или радоваться.

Глава 8

   Ярчайшие эллипсы света скользили по полю, по  волглой  полегшей  траве  в
бусинах холодной росы, то двигаясь прямо, то  выписывая  хитрые  кренделя  и
загогулины, иногда рывком возвращаясь к уже осмотренному месту, - не  меньше
половины прожекторов в запретной зоне управлялись  автоматически.  Создатели
программы божились, что любое существо крупнее  кошки  на  пути  от  колючей
проволоки до Объекта попадет в эллипс света минимум четырежды. На краю  поля
свет цеплял ряды столбов, простых и  с  изоляторами,  неожиданно  выхватывал
кусок бетонки, дробился в пеньках сведенного леса, прихотливо играя корявыми
тенями, так  что  новичку-караульному  могло  показаться,  будто  к  Монстру
подползает целое диверсионное подразделение. И казалось не  раз.  По-другому
было над рекой - на темной воде блики прожекторов маячили постоянно.
   Тем непроглядней была темень, когда луч, ударивший в триплекс  армейского
БТР, уходил в сторону и ослепленным глазам требовалось  время,  чтобы  вновь
начать видеть хотя бы на три шага вперед. Как  раз  там  кончалась  трава  и
начиналась обширная неглубокая ложбина, начисто  лишенная  растительности  -
недавнее лежбище периферийных частей больной твари. Ночь  была  темная,  без
луны, с редкими тусклыми искрами звезд.
   Зато Объект освещался постоянно. И  было  видно,  насколько  он  сдал  за
последний месяц, если слово "сдал" вообще применимо к чему-то такому, о  чем
нельзя с уверенностью сказать, что оно - существо. Монстр выглядел  неважно.
Даже не глядя на лишенную растительности широкую полосу вокруг него, не видя
срезанного торца  бетонки,  резко  обрывающейся  на  черте  его  наибольшего
продвижения вширь, можно было понять, что  он  в  самом  деле  уменьшился  в
объеме - "кожа" его перестала матово блестеть и сморщилась, словно была  ему
велика. Зев входного туннеля по-прежнему выделялся вровень с грунтом  резким
темным пятном, но уже не круглым - вполне  явственно  различались  бугристые
потеки по краям. Больное чудовище навязчиво напоминало невиданный гигантский
овощ после зимнего хранения у плохих хозяев.
   - Как не повезло яблоку, - бормотнул кто-то  позади  меня,  явно  цитируя
нечто полузнакомое-полузабытое. Я не стал удивляться сходству ассоциаций.
   Верно. Не, повезло у нас гостю. То ли он с самого начала был  болен,  как
считает Топорищев, то ли подцепил какую-то  инфекцию  уже  здесь.  А  может,
надышался нашим воздухом, таким непривычным для потомков и их  среды-няньки.
Как-никак у нас в атмосфере пока еще не два процента углекислоты. Хотя  вряд
ли причина в этом... Что ему газовый состав? По идее, если  гипотеза  верна,
он предназначен для колонизации любых землеподобных планет, в  том  числе  и
бескислородных.
   А велика ли для меня разница - в чем причина?  От  какой  бы  хворобы  ни
помирал Монстр - он еще жив.
   - Сейчас прожектора погаснут, - сказал  Максютов.  -  Все  готово.  Крыса
переела основной кабель и геройски погибла, аварийная система  включилась  с
задержкой. Труп крысы мы предъявим нашим уважаемым  наблюдателям,  чтобы  не
подумали невесть  чего.  Камеры  тоже  отключатся.  Времени  у  тебя  секунд
тридцать, так что не разевай варежку. Руки в ноги - и в Объект.
   Ее, - покосился он в сторону притихшей Настьки, -  донесут  до  входа  на
руках, если надо. Надо? Я помотал головой.
   - Нет.
   - Ну гляди. Под твою ответственность.
   - Здесь есть камеры с автономным питанием? - спросил я.
   - Да. Но это не твоя забота.
   Спасибо и на том. Можно не  сомневаться,  что  вышеозначенные  "не  наши"
камеры круглосуточного наблюдения либо передадут то, что  угодно  Максютову,
либо будут отключены или повреждены. Последнее, разумеется, спишется на злую
волю Монстра.
   - Поверят? - проявил я праздный интерес.
   - Поверить не поверят, но и возражать без доказательств вряд ли  посмеют.
Постараемся так же прикрыть тебя; когда вернешься.
   Меня... Настьки он словно не замечал, скользнул по ней взглядом один раз,
убедился в соответствии - и ладно. Дебилка и есть дебилка, что с нее взять.
   Свет прожектора налетел, резанул глаза и скользнул  дальше.  Я  заморгал,
пытаясь восстановить зрение.
   Ночь. А ведь всего сутки назад я лежал на больничной койке и готовился  к
выполнению своего  превентивного  плана:  предупредить  жену,  чтобы  она  с
Настькой на время исчезла из поля зрения Нацбеза, и чтобы ни одна живая душа
не узнала, что это я ее предупредил...
   Все  изменилось,  полетело  в  тартарары.  Жена  оказалась  шлюхой,  я  -
заурядным мокрушником, предателем и трусом. И вот  -  привязанный  к  дочери
полосатым капроновым шнуром,  снабженным  разрывным  амортизатором  и  якобы
выдерживающим трехтонный рывок, готовлюсь к своему третьему проникновению  в
объект.
   Типичная тайная операция. Ни Фогеля, ни Топорищева поблизости нет  -  они
заведомо не в курсе дела. Вообще никаких научников, только свои. Узкий круг.
   Парашют на груди. Сбоку к парашютному ранцу пришит карман для  шоколадных
батончиков. Десять штук. Максютов с полуслова понял специфику моих отношений
с дочерью. Из всей одежды на мне только шавки и каска с дужкой микрофона, на
Настьке и того меньше - трусики.  Еще  специальная  обвязка  для  кап-юновой
пуповины, исключающая возможность избавиться от соединяющего  нас  шнура,  и
такая же на Настьке. Стропореза нет. Это уж совсем глупо:  неужели  Максютов
полагает, что мне придет в голову перерезать шнур,  чтобы  Монстр  воспринял
нас порознь и, соответственно, порознь определил нашу судьбу?!
   Да нет, конечно. Наверно, он просто не уверен в адекватности моих  мозгов
под психовоздействием со стороны Монстра - помнит сброшенную каску в  пещере
Нирваны...
   По той же причине (только ли по  ней?)  нет  и  оружия.  Делаю  последнюю
попытку:
   - Товарищ генерал-лейтенант!
   - Ну?
   - Там внутри бродят два психа. И один из них вооружен.
   - Опять ты за свое. Нет, Алеша. Нет.
   Так я и думал. Пусть он распрекрасно знает, что мы с Настькой живы только
потому, что находимся под его крылом, и я не собираюсь рыпаться, ну  и  что?
Никто не любит случайностей, и Максютов не исключение.
   - Осталась примерно две минуты... Алеша, ты все помнишь?
   - Да.
   - Крайне желательно сделать все за один раз.
   - Да.
   - Удачи тебе. Приготовься.
   - Готов.
   Он хлопнул меня по плечу:
   - Ты справишься, я уверен.
   Мне бы его уверенность.
   Нет, я  не  сделаю  так,  как  желает  Максютов,  хотя  я  вынужден  быть
благодарным ему за наше спасение. Не заставлю Монстра служить  человечеству,
не стану отмычкой, при помощи которой мой дражайший шеф превратится в клапан
при потоке благ и в фигуру номер один на нашем маленьком шарике. Это я  знаю
точно. Если у меня будет возможность  не  сражаться  за  него,  я  не  стану
сражаться, зря он надеется, что моя признательность не имеет границ...
   Он, впрочем, и  не  надеется.  По  необходимости  вынужден  дарить  своей
единственной отмычке скупо отмеренные порции доверия,  только  и  всего.  Не
более. И еще рассчитывать на то, что не всегда  же  обитатели  Монстра  были
слюнявыми олигофренами. По крайней мере их предки должны были быть развитыми
настолько, чтобы создать такую вот среду обитания или хотя бы  ее  прообраз,
способный к эволюции. Нет, Максютов прав: они должны  были  предусмотреть  в
своей среде какие-то аварийные рычаги управления ею.
   "Ты найдешь эти рычаги, Алеша".
   Ради  чего?  Догадаться  совсем  нетрудно:  Максютов,  может,  и  рад  бы
остановиться на достигнутой ступеньке, да не может. Или медленно вверх,  или
кубарем вниз, иного не дано. Вниз он не хочет.
   Можно стать благодетелем для человечества и в первую  очередь  для  своей
страны. Можно не стать, но свалить Первого Шефа. Тоже выход.  И  ради  этого
Максютов будет драться насмерть.
   А я?
   Нет, это даже интересно: ради чего стоит драться насмерть? Ради мира? Да,
но не всякого.  Иногда  и  война  ради  войны  может  показаться  благом  по
сравнению с прозябанием, согласием на все ради самой возможности  жить.  Что
еще? Семья, государство, форма правления, религия, устои? Все  это  менялось
по необходимости, все это можно изменить еще  не  один  раз.  Тогда  что  же
главное?
   Неужели свобода?
   А какая часть свободы интересует  вас,  господа?  За  чью-то  постороннюю
свободу я воевать не стану, как и за красивые слова вообще.  Если  подумать,
всех нас интересует только одна  свобода:  право  самим  принимать  за  себя
решения хотя бы на бытовом уровне, и  то  с  оговорками  насчет  собственной
безопасности, а свобода с ограничениями уже не  свобода,  не  суверенитет  -
так, автономия...
   "Чиппи, наилучшее решение?"
   "Любое решение этической проблемы - наилучшее".
   Я зажмурился. Нет, каково? Юмор Монстра  я  уже  видел,  на  своей  шкуре
ощущал, а теперь со мной вздумал шутки  шутить  мой  собственный  чип!  Хотя
он-то как раз относится к моей драгоценной шкуре  гораздо  бережней,  чем  я
сам.
   Плевать.
   Может, я в чем-то не прав, даже наверняка.  Но  сейчас  я  стану  драться
только за жизнь дочери. И, если повезет, за свою.
   - Папа! Няняку!
   Как всегда, не вовремя.
   - Даст папа няняку, - объявил в ответ  тот  же  голос,  что  сочувствовал
невезучему яблоку. - Если сейчас быстро-быстро побежишь, то даст.
   Я ощутил, что слетаю с нарезки.
   - Заткнись, ты, козел!..
   - Отставить, - просипел Максютов, придержав меня за обвязку.  -  Молчать,
там... Раздавлю, мать вашу!.. Алексей, ты как7 - Я в порядке, -  буркнул  я,
пытаясь освободиться.
   - Ты все понял?
   - Да.
   Он рывком притянул меня к себе, задышал в лицо.
   - Помни, Алеша, за Носорогом служба не пропадет. Веришь?
   Достаточно сказать "нет" - и он отложит операцию. Не рискнет провести  ее
сейчас. Но иной отмычки у него все равно не будет, а значит, рано или поздно
с неизбежностью он задействует существующую. После доработки.
   - Верю.
   - Спасибо, Алеша. Так. Бери ребенка за руку. Внимание... Время!

***

Корма БТР распалась надвое. Прыжок на траву. Ударило в лицо ночной сыростью, ноги ошпарило холодной росой. Бегом!
   Полная темнота. Вой внезапно включившихся сирен. Свистящий  шорох  мокрых
трав, топот десятка ног.
   Я  все-таки  умудрился  запутаться  в  шнуре  и  вдобавок  споткнулся   о
неприметную в кромешной тьме кочку. Полон рот прелой травы пополам с песком!
Мгновенно  несколько  рук  вздернули  меня  на  воздух.  О!  Меня  несут!  Я
отплевываюсь, а им нет дела. Слава богу, мы не в диверсионном  подразделении
на маневрах и меня не станут подбадривать ни сапогами, ни  прикладом  -  нас
донесут до самого туннеля на руках!
   Настька радостно взвизгивала. Почти так же, как  давным-давно,  несколько
геологических эпох назад, когда я еще не старался прийти с работы попозже  и
с удовольствием катал ее на себе.
   Живей, хлопцы, шевелитесь! Пятнадцать секунд.
   Они успели. Должно быть, Максютов подобрал  нам  в  провожатые  ребят  не
только крепких, но и способных проникнуть за  внешний  психобарьер  Монстра.
Пробив живым тараном невидимую стену, они сбились с шага, но продолжили бег.
Наверное, этих ребят специально натаскивали  на  барьер  -  то  ли  по  ходу
каких-нибудь липовых экспериментов, то ли в ночное время,  когда  "случайно"
гасли прожектора и выключались телекамеры.
   Я ощутил под ногами почву лишь  у  самого  входа  в  туннель,  пискнувшую
Настьку приземлили рядом. Свернутый кольцом излишек шнура сунули мне в руку.
   - Вперед! - выдохнули в ухо.
   Не учи, холуй. Сам знаю.
   Я взял дочь на руки, и  она  немедленно  обвила  руками  мою  шею.  Мешал
парашют и болел бок, но можно было и потерпеть.  Папка  хороший.  Он  сейчас
даст няняку, вкусную няняку.  Он  устроил  чудесное  приключение.  Он  самый
лучший, никогда не обидит, никогда не предаст...
   Что за глупости. Она и слова-то такого не знает - "предать".
   Меня легонько, но настойчиво подтолкнули в спину. Огрызаться я не стал  -
просто сделал глубокий вдох, как перед нырком в воду, и шагнул в черноту.
   Сам не знаю, чего я сильнее боялся - то ли того,  что  Монстр  не  примет
Настьку, отшвырнет вторым барьером, то ли, напротив, того, что примет.
   Он принял нас даже слишком легко. И меня, и дочь. Возможно,  потому,  что
мы были связаны и восприниями. Нет,  она  нисколько  не  испугалась.  Трудно
пугаться, не сознавая того, где находишься и что с тобой могут сделать.
   - Дяй няняку!
   Я сдался и отломил ей половину сникерса. Пусть мусолит.
   Она и мусолила, как всегда, причмокивая и размазывая шоколад по щекам. Ну
и ладно. Щеки вон какие, есть что  мазать.  Та  еще  картина:  на  подсохшей
болячке Монстра сидит грязный после падения, почти голый мужик с  парашютом,
держа  на  коленях  сосущую  сникерс  дочь  -  тоже  почти   голую   больную
одиннадцатилетнюю  девочку  с  начавшей  набухать   грудкой,   кретиническим
взглядом и измазанными щеками. Сидит, болван, мучится неизвестностью и ждет,
что будет.
   Воспользоваться, что ли, фильтром ненужных мыслей?
   Шар холодного огня раскрылся,  предлагая  аксессуары.  Ну  нет!  Обойдусь
как-нибудь своими силами.
   Ждать пришлось довольно долго. Настька измусолила  половину  батончика  и
потребовала:
   - Папа, водя.
   Из  другого  кармана  парашютного  ранца  я  достал  плоскую   фляжку   с
подкисленной водой.
   - На. Много не пей, еще пригодится.
   Разумеется, дочь не  обратила  на  предостережение  никакого  внимания  -
пришлось отобрать воду.
   Настька захныкала. Я подчеркнуто не обратил внимания. Пройдет. Даунам  не
свойственна истерия. Ох, Настенька... "Тесетлусей"...
   Что-то громко хрустнуло подо  мною.  Сорвав  дочь  с  колен,  я  вскочил.
Нарост, на котором я сидел, лопнул сразу  в  нескольких  местах,  из  трещин
вытекало что-то похожее на  гной.  Пол  сотрясся  дрожью.  Небольшая  ровная
площадка под нами медленно-медленно  проседала,  с  мучительным  напряжением
пытаясь стать дном круглой ямы. Уродливые наросты по  ее  краям  корежило  и
сминало, кора на них глухо лопались, - Алексей! Что происходит?
   Я откашлялся прямо в микрофон.
   - Как обычно. Он пытается" поглотить нас. Но у него плохо получается.
   Ох, как я желал, чтобы не получилось!.. Но чувствовал: получится. В  этой
гадине еще много сил, она устроит нам  карусель  по  залам  и  пещерам  ради
полноценной эмоциональной жизни! Можно только уповать на то, что не начнет с
колодца Великой Скорби...
   Яма натужно углублялась у нас под ногами. Мы опускались  вниз,  словно  в
медленном грузовом лифте. Потрескавшиеся края начали  заворачиваться  у  нас
над головой.
   Ну давай, не тяни. Раз уж решил - глотай! Жри, сволочь! Все равно  у  нас
нет другого выхода. Даже если Максютов разочаруется в своей  отмычке,  вовсе
не факт, что то же самое сделает Первый Шеф.
   Края ямы медленно сомкнулись - Каверна. Сверху на мое  плечо  упал  комок
липкой слизи, я брезгливо стряхнул его.  Пискнула  Настька.  Стенки  каверны
сжимались как бы через силу, но неотвратимо. Сейчас нас облепит эта дрянь...
   Бр-р... Облепила. Нечем дышать. Ну?!
   Язык отсох?
   "Полное опознание. Ты дома".
   Вот как. Значит, сработало - благодаря связке Монстр принял меня  и  дочь
за одно существо, правда,  с  двумя  мозгами,  вроде  как  у  диплодока.  Не
равноценными. Полностью адекватен только один мозг, однако ради  него  можно
потерпеть и второй, сомнительный.
   Пещера Нирваны. Она изменилась, но я сразу узнал ее. Тот  же  овальный  в
плане зал, даже увеличившийся.., вот  только  стены  покрыты  уже  знакомыми
болячками и потолок провис.
   Не лучшее место, но и не худшее. Все-таки не колодец Великой Скорби,  что
само по себе уже хорошо, хотя для начала я предпочел  бы  грот  Отдыха.  Там
как-то спокойнее, и никто не заставит тебя выть от счастья.
   Бегом отсюда! В ближайший коридор - кстати, их теперь четыре, а  не  два.
Можно успеть унести ноги - водопад тихого счастья обрушивается не сразу...
   - Ы-ы... - промычала Настька, опускаясь на пол.
   Вот как. Выходит на нее - сразу?..
   Я подхватил дочь поперек туловища и поволок вон. Подбитый  бок  взорвался
болью, но это было  даже  хорошо  -  дольше  смогу  сопротивляться  сладкому
дурману..."
   Проклятый шнур все-таки попал мне под