Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
человечества. Но
в тот раз дарителем был не я.
Теперь он не откажется.
Я знаю.
Он не может причинить мне вреда. Вероятно, он не видит во мне врага. Он
ошибается. Может быть, он не замечает меня вообще...
"Внимание! Расстояние до объекта увеличивается! 540 метров... 565...
590..."
Он видел меня. Возможно, он знал о моих намерениях больше, чем я сам, но
почему-то не атаковал - вместо этого бежал прочь!
"Чиппи, контроль над компом!"
"Выполнено".
"Включить тягу/Довести скорость до десяти метров в секунду".
Гадючье шипение воздуха в соплах. Несколько мгновений непривычной
тяжести. "Выполнено".
"Докладывай изменение расстояния до объекта каждые, две секунды".
"510... 500... 495... 500... 515..."
Он снова уходил от меня.
"Увеличить тягу! Не выключать!"
"Выполнено. 520 метров... 490... 450... 410... 440..."
"Тягу на максимум!"
"Выполнено. 420... 380...415... 460..."
"Еще быстрее!"
"Дальнейшее увеличение ускорения невозможно".
"Моя скорость?"
"Относительно солнца: тринадцать, точка, ноль шестьдесят восемь
километров в секунду".
"Скорость удаления от "зевса", дубина!"
"69 м/с... 70... 71... Продолжать отсчет?"
"Нет. Дай расстояние до объекта".
"490... 500... 500... Внимание! Давление в маршевых баллонах снизилось до
60 % от номинального".
Вот как... Решение надо было принимать сейчас. Если оставить погоню и
немедленно начать тормозиться, у меня еще хватит сжатого воздуха, чтобы
малым ходом вернуться в корабль, издалека поймав локатором его маячок.
Кислорода для дыхания у меня осталось на десять таких возвращений.
Но Монстр - уйдет.
Отстрелить в его сторону гостинец и смываться? Что-то подсказывало мне:
толку не будет. Я должен сам!
"Сохранять тягу! Переключить баллоны для дыхания па редуктор двигателя!"
"Выполнено. Текущая скорость 122 м/с, ускорение предельное. Расстояние до
объекта 495... 490... 485... 480..."
Я все-таки догонял его. Медленно-медленно выигрывал метры, проигрывая
ласкали давления в полупустых баллонах, транжиря последний кислород. Словно
отрывал от себя и швырял в пустоту еще не прожитые мной годы.
"Чиппи! Через сколько времени движения в этом режиме я уже не смогу
вернуться?"
"Время принятия решения наступит через девять секунд"
Ясно.
"Через восемь.., семь..."
"Заткнись!"
Подкладка скафандра промокла от пота. Нет, я не герой. Мне не нужно
оваций, а лавры я предпочитаю в супе. Но с какими глазами я вернусь на Землю
и благополучно доживу до старости? Зароюсь поглубже в нору, сменю фамилию,
внешность и, может быть, научусь каждодневно сосать водку, чтобы забыть
главное: я не сделал того, что мог сделать. Наверное, только я один и мог.
"Расстояние, сволочь!"
"440,..435...430..."
Время принятия решения наступило и прошло.
Я принял решение.
И уже начал задыхаться - раньше времени. Где воздух? Отдайте, гады.
Почему нет воздуха?!..
"435... 450... 490..."
Монстр опять удалялся, и очень быстро. Он просто-напросто играл со мной.
Заманивал туда, откуда нет возврата.
Не диагностируемая компом скафандра утечка? Очень возможно. Чего еще
ждать от техники, создаваемой в дикой спешке. Надежности? Ха!
"560.,. 635... 720..."
Все было бесполезно. Вся программа "Зевс" была обречена на неудачу еще на
стадии замысла. Нет смысла даже в том, чтобы отстрелить гостинец, - Монстр
уйдет. Вдвойне обидно погибнуть зря...
Воздуха мне!!!
Я захрипел и рывком сел на постели. Разлепил веки. В обалдении
осмотрелся, помотал головой.
Брр... Приснится же...
Вдох - выдох. И еще раз, и еще. Я жив. Это надо удвоить. Если болит
голова, значит, она есть. Отбойным молотком стучит сердце, но это пройдет.
Главное - жив. И буду жить.
Почему-то в Звездном мне не снилось никаких снов, во всяком случае, я их
не запомнил. А здесь...
Шалит подкорка на безделье. Когда-нибудь изобретут чип, способный
управлять снами, вот тогда-то мои сны станут умеренно приятны либо эйфоричны
- на выбор.
В номере гостиницы было душно, как в скафандре, - не продохнуть. И это
несмотря на открытое настежь окно, выходящее вдобавок на север. Раскаленный
радиатор парового отопления шипел от плевка и разве что не излучал в видимом
свете. Вчера при попытке найти виновника местных Каракумов я обнаружил в
котельной солдата восточной наружности, с песнями швырявшего уголек в хайло
гудящей топки. "?!!" - "Куча выдыш? Прыказ такая. Мала-мала кыдать, пока
куча савсэм нэт, да?" Моя жалоба коменданту не возымела действия - вероятно,
злосчастная куча угля представлялась ему не желающим сдаваться и потому
обреченным на уничтожение противником.
Вообще, легендарный Капустин Яр, сильно обветшавший обломок эпохи великих
свершений, не произвел на меня сугубого впечатления. Здесь строился
резервный старт, и, когда не выгорела наша с Колей поездка в Штаты, меня
послали сюда взглянуть на это чудо-юдо в натуре. Нет, "Энергия" прекрасный
носитель, ничего не скажешь - надежный, мощный, даже экологичный и все
такое, но что она умеет лучше всего, так это калечить при запуске стартовые
столы. А кто сказал, что с запусками в Байконуре и Свободном все пройдет
гладко?
Кстати. Кто сказал, что теперь вообще понадобятся какие бы то ни было
пилотируемые полеты к Юпитеру? Если Монстр откочевал, скажем, к Урану или
хотя бы к Сатурну, до него не доберется никакой "Зевс".
Может, он просто перестал излучать, каким-то образом обойдя законы
термодинамики, и все же остался на своей орбите? Ничего подобного.
Запущенный уже довольно давно космический аппарат "Евдокс", вообще-то
предназначавшийся для изучения ледяных тел пояса Койпера на периферии
Солнечной системы и приблизившийся к Юпитеру исключительно ради
гравитационного маневра, был аккуратно перенацелен и тем самым принесен в
жертву вместе с одним из направлений работы НАСА. Расчетной встречи
"Евдокса" с "Объектом Иванова" (попросту говоря, столкновения на скорости
порядка двадцати километров в секунду) не случилось. Приборы аппарата не
зафиксировали ничего из ряда вон выходящего.
Монстр исчез.
Странные катастрофы и аномальные явления на Земле остались.
Телевизор перегревался через полчаса работы. Я просматривал исключительно
программы новостей, по самое не хочу набитые очередными сведениями о
безобразиях Монстра. Ругали астрономов, до сих пор остающихся в неведении
относительно нового места пребывания зловредной космической гадины. Сразу
два частных фонда объявили о готовности предоставить пожизненный грант
исследователю, который решит эту задачу. В Куала-Лумпуре толпа разгромила
молельню монстропоклонников и учинила самосуд над молящимися.
Очень скоро я понял, что Роскосмос выпихнул меня сюда за вероятной
ненадобностью и лишь формально продолжает числить в отряде космонавтов, дабы
не обострять раньше времени отношения с Нацбезом. Очевидно, денежные
вливания начали поступать с перебоями.
Максютов обо мне забыл. Вернее сказать, держал меня во втором эшелоне.
Мои попытки связаться с ним напрямую не принесли успеха. Честное слово, я
мечтал о группе "Шторм", как Настька о шоколадном батончике! Как-то там
справляются без меня?
Который день делать мне было практически нечего. Я спал допоздна,
одевался, завтракал в местной столовой и, отметив пропуск у караульного,
уходил за ворота подальше от признаков цивилизации. После бурного
снеготаяния степь просохла в три дня, и уже посвистывали сурки, потешными
столбиками торчащие на отвалах возле своих нор. Юго-восточный "афганец",
мчащий по равнине растрепанные шары перекати-поля, ломил стеной, пока еще не
раскаленной, а приятно теплой. Возникали и опадали крутящиеся башенки пыли.
Дважды вдали пронеслись сайгаки, и даже не преследуемые кем-то на армейском
джипе, а просто так. Степные зайцы в разгар брачного сезона посходили с ума,
аборигены ленились их стрелять, полагая такую охоту не заслуживающей
внимания. Иногда пробредало молочное стадо местного кооператива - три
изможденных коровенки, сопровождаемых нетрезвым хомо сапиенсом на верблюде,
с длинным дрыном наперевес. Пасущийся на прошлогодней траве табунчик
полудиких лошадей, по-видимому, принадлежащих тому же кооперативу, никто не
сопровождал - эти звери носились по степи как угорелые, поднимая шлейфы
пыли, катались по жухлой траве от избытка чувств и отнюдь не выглядели
недокормленными. Возможно, как раз по причине отсутствия приставленного к
ним для их же блага хомо сапиенса.
Насмотревшись на весь этот сюрреализм, я возвращался на КПП. К обеду
начинало порядочно припекать. На скворечнике, притороченном к стволу сухого
тополя, верещал скворец. Я брел в столовую, затем тащился в раскаленную
гостиницу, выколачивал из одежды пыль, раскрывал окно пошире, нагишом
валился на койку и начинал скучать. Пойти мне было некуда. Читать книги из
местной библиотеки надоело. Я сам себе библиотека. Пить водку с соседями по
гостинице - не хотелось.
Если верить рассказам старожилов, недели через три начнется самая
красота: степь расцветет недолгим буйством красок, по малоприметным низинкам
запылают огненные озера и заливы низкорослых тюльпанов. Правда, тогда же во
множестве появятся степные гадюки, и променады без сапог станут
небезопасными. Потом цветы увянут, зато поднимутся травы. Потом увянут и
они.
И что же, мне тут и торчать? Дожидаться настоящего, августовского
"афганца"?!
Разумеется, нет. Что я, Максютова не знаю? В один истинно прекрасный день
из Москвы позвонят с требованием сей секунд найти майора Рыльского и
обеспечить ему скорейший вылет внеплановым бортом, а если меня поблизости не
окажется, поставят местных на уши. С вертолетов меня начнут по степи
высматривать, пригонят полк и прикажут прочесать плавни в пойме Ахтубы...
Так и случилось, причем даже раньше, чем я думал. До прочесывания плавней
дело не дошло, но вертолет был.
Еще недавно это обширное низкое помещение на минус четвертом этаже
главного здания Управления скромно именовалось тиром номер шесть - теперь
оно являет собой нечто среднее между оперативным штабом, заглубленным
командным пунктом стратегических сил и небольшим планетарием. Двухтамбурный
шлюз с хищно лязгающими запорами и слегка уменьшившийся объем кубатуры прямо
указывают на хорошую экранировку. Мишени исчезли. Звукоизолированная
кабинка, где некогда помещался выдававший патроны прапорщик, расширилась
втрое, несколько допущенных компьютерщиков посменно дежурят в ней перед
мониторами, соединенными с "головным мозгом" Управления, и, по-видимому, не
маются бездельем. Скорее наоборот. Половина ресурсов Большой Считалки
находится в нашем распоряжении. Не хватит - добавят еще.
Предусмотрено, может, и не все, но многое. На случай вероятных
катаклизмов в нашем распоряжении имеется резервный командный пункт за чертой
Большой Москвы, заглубленный на сто пятьдесят метров и оборудованный даже
лучше, чем этот. Чтобы попасть в него, достаточно спуститься еще на два
этажа. Ножками или лифтом. А дальше мотовагон домчит нас до цели по
подземному туннелю за двадцать минут, и даже на это время мы не полностью
утратим контроль за ходом событий. Если, конечно, события вообще позволят
нам иметь над ними хоть какой-либо контроль...
Свет притушен - плоский экран от пола до потолка не дает достаточной
яркости. Да и изображение само по себе темноватое - густо-синий фон и
несколько десятков светящихся горошин.
Солнечная система на данную минуту. Планеты и спутники. Макет. И
ярко-красная точка между Землей и орбитой Венеры, несколько ниже плоскости
эклиптики.
Монстр. Двадцатого апреля он был найден в пятидесяти миллионах километров
от Солнца, далеко вне эклиптики, приблизительно со стороны Южного полюса
нашего светила. Сколько он там находился - неизвестно. Космические
инфракрасные телескопы сканируют небо не слишком оперативно, а кроме того,
кому из разработчиков многочисленных программ поиска могла прийти в голову
мысль первым делом прочесать пространство внутри орбиты Меркурия? Самым
любопытным было то, что Объект не двигался относительно Солнца, а висел в
одной точке, как приклеенный. Температура его поверхности оставалась
неизменной - около трехсот Кельвинов.
Второго мая он пришел в движение. Еще целые сутки можно было гадать - к
Земле или к расположившемуся почти на одной линии с ней Сатурну? Гадать,
ждать новостей из центров обработки информации, поступающей с инфракрасных
телескопов (за последние месяцы их было запущено еще три - два американских
и один японский), и надеяться, что как-нибудь пронесет... Затем сомнения
исчезли.
Не пронесло. Объект шел к Земле методом "трехточки", словно зенитная
ракета, догоняющая маневренную цель. Как будто Земля могла сойти с орбиты
хитрым противоракетным финтом...
Хорошо, что лица Максютова почти не видно. Зрелище и теперь жутковатое,
мешки и складки на болезненно-желтом фоне, а что с ним творилось за день до
того, как Монстр был найден! Теперь-то Максютов в своей тарелке и быстро
оживает. Видимый противник - уже половина успеха, если он вообще возможен,
этот успех. И звездный час Максютова впереди.
Шкрябун доволен. Его паранормалы имели тьму откровений свыше и выдали
десятка три пророчеств о местонахождении пропавшего Объекта - одно из них
почти идеально совпало с точкой пространства, где Монстр был повторно
обнаружен. Подполковник Шкрябун может спать спокойно: он нужен, его не
выпрут в отставку в деревню Жидобужи. Даже если никто из его подопечных
больше ни разу не выдаст удачного предсказания, его оставят как последнюю
соломинку, за которую в случае чего можно ухватиться.
Еще двое - Топорищев и я. С тех пор как программа "Зевс" лишилась смысла
и стало ясно, что скорректировать ее или подготовить новую за отпущенный
лимит времени не удастся, я нахожусь в распоряжении Максютова. Группа
"Шторм" продолжает работать без меня. Каспийцев выкарабкался, зато Жоре
Гаврилюку не повезло на ровном месте - без видимых причин третью неделю не
приходит в сознание, и никто из врачей не понимает, что с ним такое.
Мы ночуем в Управлении. У нас желтые лица. Кто-нибудь постоянно дежурит в
бывшем тире, готовый чуть что поднять на ноги остальных. Мы принимаем
поступающую информацию, ежедневно составляем краткие сводки для президента,
а в остальное время просто сидим, пьем минералку и кофе и смотрим на
ярко-красную точку, с каждым днем все ближе подползающую к плывущей по
орбите ярко-голубой горошине.
Фактически мы не делаем больше ничего. Где-то вовне - суета, приведение в
повышенную готовность всех структур, какие только можно использовать для
отражения агрессии инопланетного чудища или хотя бы для уменьшения
собственных потерь, фильтрованные сводки теленовостей, советы сохранять
спокойствие, буйство никого не радующей весны, растерянность,
администрирование и политиканство... А мы просто ждем, скрывая нервозность,
и даже успешно гоним прочь скверные мысли о ближайшем будущем. В конце
концов, будь у Монстра намерение уничтожить всякую жизнь на Земле, а то и
расколоть на части саму планету, он уже сделал бы это, можно не сомневаться.
Тысячу раз был прав Амброз Бирс, определивший будущее как тот период
времени, когда дела наши процветают, друзья нам верны и счастье наше
обеспечено. Кто доказал, что Монстр - враг?
Никто.
Топорищев морщит свой редкостный шнобель. Только что Максютов сказал как
очевидное: Монстр слетал поближе к Солнцу, чтобы заправиться энергией.
- Порядка полумиллиона тераджоулей, - брезгливо роняет Топорищев. - Вот
сколько он там получил. Даже если он улавливает нейтринную энергию, порядка
величины это не меняет. Как по-вашему, этого достаточно, чтобы двигать
континентами?
Максютов и Шкрябун не знают. Я пытаюсь произвести в уме подсчет и тоже
упираюсь в нехватку данных.
- Проще сдвинуть руками Эльбрус, - продолжает вразумлять несмышленышей
Топорищев. - А телепор-тация9 Пусть даже правы те, кто считает, будто
никакой мистики не было, а Объект попросту унесся от Юпитера с
фантастическим ускорением, - все равно прикиньте-ка энергетику!
- Тогда в чем смысл маневра? - задает сакраментальный вопрос Шкрябун,
заведомо не надеясь получить ответ. - Загорать он туда летал, так, что ли?
- Почему бы нет? - Топорищев разводит костистыми руками. - Ежу понятно,
что это не межзвездный зонд от братьев по разуму.., во всяком случае, не
зонд в нашем понимании. Скорее всего он - живое метаморфное существо...
- Это мы уже слышали, - бурчит Шкрябун.
- А раз живое, что мы можем сказать о его логике? Служитель в обезьяннике
и то не всегда способен угадать, когда бабуин его укусит. Логика человека
также, насколько мне известно, не алгоритмизирована в полной мере. А что
можно сказать о мотивации, например, медузы?
Я вовсе не уверен, что у медузы существует какая-то там мотивация, однако
в спор не лезу. Во-первых, мое мнение здесь мало кого интересует, а
во-вторых, надоели мне эти споры до изжоги. Просто-напросто способ убить
время.
- Мы будем думать, что делать, или рассуждать о медузах? - Шкрябун
начинает раздражаться.
- Раньше надо было делать, - парирует Топорищев. - А главное, раньше надо
было думать.
- В смысле?
Топорищев вздыхает. Сейчас начнет просвещать несмышленышей.
- Ну вот такой пример... Всем известно, что для раскрашивания
политической карты мира достаточно красок четырех цветов, не так ли?
Элементарная задача и элементарное решение. Однако оно верно только для
существующей конфигурации государственных границ. Не представляет никакой
трудности выдумать модель, в которой для раскрашивания карты понадобятся и
пять различных цветов, и десять, и сколько хотите. Необходимое количество
цветов - лишь функция конфигурации. В данной аллегории краски суть не что
иное, как наш набор средств, необходимых для того, чтобы не попасть впросак.
А конфигурацию задает Монстр, хотим мы этого или нет. Но ведь у нас всего
четыре цвета, в большем количестве мы до сих пор не нуждались. Вся программа
"Эскалибур", да и "Зевс" тоже - типичный пример четырехцветного мышления. Мы
- вернее, вы - не ждали ничего принципиально нового. Убеждены ли вы теперь в
том, что нам удастся обойтись четырьмя цветами?
- Что-то я не вполне... - недовольно бурчит Шкрябун. - На карте больше
четырех цветов.
- О господи! - стонет Топорищев. Он тоже раздражен, ему не разрешают
здесь курить. - Да вы еще безнадежнее, чем я думал!
Шея Шкрябуна меняет окрас с желтого на багровый. Ну, быть баталии.
- Алексей, дай на экран сетку, - просит Максютов, пресекая в зародыше
готовую начаться свару.
Я вывожу мелкую сетку, по ней удобно отслеживать перемещение ярко-красной
точки. С начала моей смены она находилась в середине клетки - теперь заметно
сдвинулась к краю.
- Еще два миллиона километров, - хрипло комментирует Шкрябун. Будто мы
сами не видим.
Целый час после этого мы почти не разговариваем, лишь Максютов иногда
берет телефонную трубку, что-то выслушивает и отвечает коротко "да", "нет" и
однажды "мудаки". Я распоряжаюсь принести легкий ужин, кофе, боржом и по
просьбе Топорищева "Арзни". Боль