Чиппи, что мне делать?"
   " Соглашаться".
   Гнида ты кремниевая, подзатыльник. И я вместе с тобой...
   - Ну что, Алеша? - участливо спросил Максютов. - Решил?
   Я кивнул. Наверное, самому положить голову на гильотину  было  бы  легче,
чем совершить это простое движение.
   - Тогда поехали.
   - Куда? - тупо спросил я.
   - На аэродром, - ответил Максютов. - Раз решил, нечего тянуть. А ты  куда
думал?..
   Я не знал, где мы сейчас летим. Наш заезженный "Ан-74" - грузовик, в  его
пузатом туловище всего два иллюминатора,  и  оба  они  находятся  в  носовой
части, сразу за пилотской кабиной, а мы сидели за крылом.  Наверно,  мы  уже
пролетели над Волгой. Что-то мешало мне встать,  подойти  к  иллюминатору  и
посмотреть на лоскутное одеяло в восьми тысячах метров под  нами.  Может,  я
уже начал ощущать себя пленником, конвоируемым? Шаг влево, шаг вправо...
   Пока еще я могу сделать шаг, мне не помешают. Только что это изменит?
   Где-то в те времена, когда я считал тройки  в  дневнике,  перебираясь  из
четвертого класса в пятый, в школах отменили военное дело, а  освободившиеся
часы отдали где под "Основы безопасности жизнедеятельности", а где и под еще
более диковинные науки. Так что в школе мне  не  довелось  вкусить  прелести
строевой подготовки,  зубрежки  уставов  и  разборки  автомата  АКМ.  Вкусил
позднее - в училище. Помню,  на  первом  курсе  среди  нас,  обритых  наголо
лопоухих курсантиков, нашелся один особенно ушастый, тонкошеий и  настырный:
"Товарищ подполковник, ну допустим, я хочу пропустить танк  над  собой,  как
положено, - а что если он начнет вращаться на месте да и закопает?"  Плотный
лысый подполковник по кличке Борман, только-только начавший обучать нас азам
общевойсковой подготовки, подробно и в общем  убедительно  объяснил,  почему
танкистам это невыгодно, однако настырный продолжал допытываться: "Ну а если
он все равно начнет вращаться?" - "Да не станет он этого делать!"  -  "Ну  а
если все-таки?.." И тогда Борман, одарив настырного саркастическим прищуром,
развел руками: "Вы знаете, на войне иногда и убивают..."
   Почему-то именно тогда до моих печенок дошло то, что прежде я  знал  лишь
умом и с  чем  по  юношеской  глупости  отказывался  мириться,  несмотря  на
наглядные  примеры:  существуют  обстоятельства,  которые  сильнее  нас.   С
которыми  не  поспоришь.  Пловец,  несомый  течением  к  бровке  Ниагарского
водопада, волен делать что угодно: заранее группироваться,  надувать  легкие
воздухом, молиться, - это не имеет ни малейшего значения,  все  равно  котел
под водопадом сделает с ним то, что пожелает. Не всегда борьба имеет  смысл.
Некоторые события надо принимать такими, какие они есть. Все  очень  просто.
Жизнь, если отбросить частности,  вообще  простая  штука.  И  вся  стратегия
счастливой жизни в сущности сводится к одной до идиотизма  простой  максиме:
выбирай противников себе по плечу, а с остальными не встречайся!
   Не можешь? Твое дело. Но помни - виноват ты сам и никто  иной.  Никто  не
посочувствует муравью, попавшему под копыто лошади.
   Кой дьявол - лошади... Носорога!
   Я сам избрал судьбу, когда пошел в Нацбез. Лучше бы стал  лоточником  или
слесарем в автосервисе, а то и дворником - с малой высоты совсем  не  больно
падать. Спихивают, стаскивают за ноги, поливают сверху кипяточком  тех,  кто
уже успел сколько-нибудь подняться. В троице  волк,  коза  и  капуста  после
волка наибольший шанс уцелеть имеет капуста, а не коза.
   Господи Боже, помоги мне. Занятому собой Монстру не до нас  -  помоги  же
мне ты! Сделай так, чтобы самолет не долетел, ведь  еще  есть  время!  Пусть
откажет один из свистящих над крылом движков, на "Ан-74" это  крайне  опасно
из-за резкого дисбаланса подъемной силы, и пилот наверняка попытается  сесть
на ближайший аэродром, возможно, пойдет и на вынужденную.., а там я исчезну.
Найду способ и средства. Наверняка,  чтобы  рулить  мною  через  чип,  нужен
мощный сигнал, иначе говоря,  нужно  точно  знать,  где  я  нахожусь.  Пусть
поищут. Настька им нужна только вместе со мной...
   А если и этого ты не можешь, Господи, сделай так, чтобы  самолет  рухнул!
Камнем. Что с того, что каждую деталь этой машины проверяли и перепроверяли,
что менее надежная машина была бы отвергнута без разговоров,  -  тебе  какое
дело? Пусть у нее отвалится крыло, пусть одну-две минуты  падения  с  восьми
тысяч мы будем визжать от ужаса, - но пусть самолет не долетит!
   Не можешь, Господи? Ничего ты не можешь... Тебя попросту нет,  ты  мертв,
ты только иллюзия, ловушка для дураков, порождение нашего несогласия с  этим
поганым  миром  и  бессилия  что-либо  изменить.  Лесной  клоп  притворяется
мертвым, чтобы враги побрезговали и не съели. Ты притворяешься живым...
   - Не нервничайте так, Алексей Сергеевич, -  вроде  бы  даже  сочувственно
проронил Коля Штукин. - Еще целый час лететь. Все будет  в  порядке,  говорю
вам. Да и как может быть иначе?
   Я знал, как может быть иначе. Сунуться в объект с Настькой - и ждать, что
выкинет Монстр... Да что угодно! Ум человеческий не способен вообразить, что
ему, Монстру, захочется сотворить с двумя человеческими  букашками.  Хорошо,
если только вышвырнет.., да Настька же вовек не догадается раскрыть парашют!
Впрочем, тут еще можно будет придумать какую-нибудь автоматику... Ну а  если
Монстр вышвырнет одного меня, а мою дочь оставит в себе? Навсегда, а?
   Конечно, Максютов постарается не допустить  этого.  Вернее  всего,  мы  с
Настькой войдем в объект в связке,  как  альпинисты,  -  известно,  что  два
связанных тела принимаются Монстром за одно. Интересное, с его точки зрения,
получится тело - с двумя мозгами, один из  которых  полностью  соответствует
кондиции, а другой не так, чтобы  очень...  Ни  я,  ни  даже  умный  носатик
Топорищев не предскажут, как отреагирует Монстр...
   Я заскрипел зубами. Нет, надо бежать... Одна Настька для  них  ничуть  не
ценнее, чем любой дебил, мы им  нужны  в  паре.  Но  долго  ли  мне  удастся
скрываться от Нацбеза со своим чипом-передатчиком в голове?  Самое  большее,
несколько часов, если только не уйти в глубокую  пещеру  или  не  носить  на
голове жестяное ведро, - вариант для киношного триллера, не для  реальности.
Клиники Ай-Би-Эм, где в принципе  можно  было  бы  избавиться  от  чипа,  не
пользуются правом экстерриториальности. Искать спасения в  посольстве..,  ну
хотя бы Норвегии? Наверно, я оправдал бы себя в своих глазах, но вот беда: я
хочу жить в своей стране, какой бы она ни была. К тому же возможность такого
варианта моих действий наверняка  принята  во  внимание.  Нет,  сбежать  мне
просто не дадут...
   А значит, будь что будет?
   Бессилие... Словно у зверя, попавшего лапой  в  капкан.  Вот  только  мне
нечего себе отгрызть, чтобы вырваться  на  волю.  Самые  хитроумные  капканы
человек ставит не на зверье - на человека.
   Посадку разрешили не сразу. Сильно припадая на крыло, самолет сделал  два
круга над Жуковским. Дома, дороги, лесок, петлистая лента Москвы-реки -  все
встало наклонно, словно вот-вот собираясь заскользить по невиданному откосу,
но одумалось и выпрямилось. Самолет плавно пошел вниз, очень мягко  коснулся
полосы, погасил скорость, зарулил на стоянку и  замер.  Оба  крепких  парня,
прежде сопровождавшие Максютова, а теперь Штукина,  одновременно  поднялись.
Тот, которого звали  Валерой,  распахнул  дверцу  и  спустил  вниз  короткую
алюминиевую стремянку.
   - Пойдемте, Алексей Сергеевич, -  сказал  Коля  Штукин.  -  Нас  ждут.  И
послушайте доброго совета.., не надо глупостей.
   - Понятно, - пробурчал я. - Шаг влево, шаг вправо - побег. Ну-ну. Но ведь
санкции стрелять у тебя нет? Или есть, но только ампулами с обездвиживающим?
   - С  серотонином,  -  отозвался  Штукин.  -  Это  очень  больно,  Алексей
Сергеевич, не советую испытывать на себе. Видите ли...
   - Я знаю, что такое серотонин.
   - Тем более. Будьте благоразумны.
   Так. Значит, Максютов не доверил Штукину управление моим  чипом  и  мною.
Если оно вообще существует, это управление. Если Максютов не блефовал...
   Но все это уже частности,  не  имеющие  большого  значения.  Нет  у  меня
желания получить в спину хорошую порцию серотонина.  В  каком-то  смысле  он
тоже  обездвиживающее  -  боль  швырнет  оземь.  Адская  боль,  нестерпимая.
Превентивное психологическое воздействие тоже тут как тут -  враз  пропадает
охота к бегу с препятствиями.
   Автомобиль с темными стеклами ждал нас на  краю  поля.  Штукин  о  чем-то
поговорил с водителем, и тот вылез. За руль сел Валера, а  Штукин  и  второй
парень стиснули меня с боков на заднем сиденье. Поехали...
   Чуть-чуть  моросило,   щетки   стеклоочистителей   размеренно   болтались
туда-сюда, как два метронома. Было половина восьмого утра, утренний час пик.
Как только пересекли МКАД, скорость пришлось сильно снизить. Дрожа в  каплях
на  стеклах,  наплывали  рекламные  щиты,  самый  кричащий  из  них   обещал
немедленно  превратить  покупателей  новой  модели  чипа   Crown-VL-3000   в
"суперхомо" - подлинного владыку мира.
   Пожалуй, за прошедшие месяцы  столица  нисколько  не  изменилась.  Та  же
жизнь, та же каждодневная суета. Спешащие люди,  сгорбленные  фигуры  нищих.
Страхи забылись. Сильно выцветший щит с надписью: "Твоя паника  работает  на
Монстра!" выглядел анахронизмом, на него никто не обращал внимания.
   Вот и мой дом...
   - Вы все помните, Алексей Сергеевич? - спросил Коля.
   Я отделался кивком. Легенда была предельно  проста:  путевка  в  закрытый
санаторий на десять дней с правом вписать в нее ребенка не старше двенадцати
лет. Руководство проявило заботу о майоре Рыльском, пахавшем весь  последний
год, как вол в упряжке. Ты ведь не против, дорогая, если я  возьму  с  собой
нашу дочь?
   Ей там будет хорошо. Конечно,  присмотрю  как  следует.  Прости,  родная,
совсем нет времени, я должен бежать...
   И Маша поверит, хотя и поворчит немного.
   Какое счастье, что у меня  слабоумная  дочь!  Она  не  сможет  рассказать
потом, что это был за санаторий. Конечно, в том случае, если  у  нас  с  ней
вообще будет какое-то "потом"
   Господи! Не оставь ее. Дай ей шанс, и я никогда больше не упрекну тебя за
то, что моя дочь - даун...
   Знакомый приставала с сизым мурлом  по-прежнему  торчал  возле  подъезда.
По-моему, он узнал меня, но, узрев за моей спиной двух скорохватов, клянчить
на  опохмел  не  решился.  Они  все  неплохие  психологи,   профессиональные
попрошайки.
   В лифт втиснулись втроем. Интересно, хватит у хлопцев ума не показываться
на глаза Маше?
   Ума у них хватило. Как и  подобает  конвойным,  один  спустился  вниз  на
лестничный пролет, второй поднялся вверх. А окна и балкон контролирует снизу
Штукин... Ну-ну.
   Не стану я никуда спешить. Позавтракаю с Машей, не торопясь выпью кофе, а
если она окажется в настроении, то  тем  более  спешить  некуда.  Пусть  мои
конвоиры ждут меня на площадке хоть час, хоть два, маясь от неизвестности  и
справляя малую нужду в мусоропровод. Свое они получат, но позже.
   Может, я даже забуду, что я - подлец.
   Дверной  замок,  сработав,  громко  щелкнул.  В   спальне   зашевелились,
зашуршали постельным бельем. И по этому-то шустрому шороху простыней, еще до
того как я увидел в прихожей чужие ботинки, я понял, что Маша не одна.
   Так.

Глава 7

   Они  подскочили  одновременно,  оба.  Маша,  охнув,  тут  же   прикрылась
простыней. Было бы от кого.
   - Одевайся, - деревянным голосом сказал я парню. - Всего хорошего.  Дверь
там.
   Он  собирал  разбросанные  по  полу  шмотки  и  облачался  с  потрясающей
быстротой, при этом, видимо,  зная,  где  я  служу,  и  предполагая  ношение
оружия, не сводил с меня опасливого взгляда. Едва не напялил брюки  ширинкой
назад. Сунул ноги в ботинки, забыв надеть носки, в последний момент вспомнил
про них и, воровато цапнув с пола, запихнул в карман.  Ничего,  на  лестнице
переобуется.
   - Надеюсь, тебе понравилось, - бросил я ему вслед,  стараясь,  чтобы  это
прозвучало как можно более гнусно. Парень ничего не ответил и заспешил вниз,
втягивая голову в плечи, - наверно, ожидал удара сзади, а то и пули.
   Обойдется. Трусы всегда глупы, страх мешает им думать и чувствовать.
   Пустота...
   Я прислонился спиной к косяку.  Вот  как,  оказывается,  рушатся  миры  -
облетают клочьями, как оборванные старые обои, обнажая серый бетон  стены  с
нарисованной кем-то похабной картинкой. И только. И ничего нет.  Мы  думали,
что строили свой маленький и радостный мир на двоих, и  сумели  потесниться,
чтобы дать в нем место безнадежно больному ребенку,  со  временем  созданный
нами мир перестал приносить нам счастье и сулил только уют, но  все-таки  он
казался таким надежным, таким прочным...
   Нет больше нашего мира. Нет ничего.
   Лишь клочья, летящие в никуда.  Скоро  не  будет  и  их.  Останется  одна
большая пустота. Бесконечная. Вакуум.
   - Дай мне халатик, - сказала Маша. - Вон там, на стуле.
   Она уже оправилась от первого потрясения и  теперь  готовилась  к  атаке.
Сейчас я же окажусь во всем виноватым.
   Я молча подал ей халатик. Не вставая с мятой постели, она накинула его на
плечи и поискала глазами вокруг себя.
   - Трусики на полу, - подсказал я. Она усмехнулась:
   - Брезгуешь подать?
   - Брезгую...
   - Ну и черт с тобой, - зло фыркнула она и, спустив  на  пол  ноги,  вдруг
пронзительно закричала на меня:
   - Ты сам виноват! Сам! Ну что смотришь? Смотри  как  следует,  твоя  жена
спит  с  посторонним  мужиком!  Да,  спит!  А  почему,  знаешь?  Что  стоишь
истуканом, язык проглотил? Нет, ты ответь...
   Я молчал.
   - Ты оглох?
   - Нет, - с трудом выговорил я. - И не ослеп. Очень жаль.
   - Ну так я тебе отвечу. - Она коротко рассмеялась. - Мне муж нужен, мужик
в доме, понятно? А ты кто? По полгода тебя нет, пропадаешь неизвестно где  и
позвонить не догадаешься, а потом являешься: здрасьте, мол, извольте  любить
и холить. Деньги присылал? Да нужны мне твои деньги! Мне внимание нужно.  Да
любая женщина на моем месте давно  сделала  бы  то,  что  я  сделала  только
сейчас! Я живая, ты понял? Не домохозяйка и не твоя собственность, что хочу,
то и делаю. А если муж не способен...
   Она кричала, заводя себя все сильнее, убеждая меня, а еще больше  себя  в
том, в чем ей очень хотелось бы себя убедить, зная, что нет лучшего  цемента
для здания семьи, чем комплекс вины у мужа. Она еще пыталась поймать и сшить
разлетающиеся клочья. А я молчал.
   - Только не заливай мне, что у тебя там не было баб! Что  я,  мужиков  не
знаю, что ли? Все вы одинаковы...
   Баб и вправду не было, на них просто не оставалось времени,  но  я  опять
ничего ей не ответил. Она бы не поверила. Не захотела бы поверить. А если  и
поверила бы каким-то чудом, то непременно назвала бы меня рохлей и дураком.
   А кто я есть? Разве нет? Поистине надо быть дураком, чтобы на двенадцатом
году супружеской жизни называть привычку верностью, а чувственность любовью.
Чего я хотел двенадцать лет назад, когда через дыру в заборе бегал к  ней  в
самоволки, идеалист паршивый? Вечности чувств?  После  рождения  слабоумного
ребенка, после моих  ночных  бдений  на  службе  и  командировок?  Вот  тебе
вечность...
   И верно - дурак. По Сеньке и шапка. Получи давно тобой  заслуженное,  ты,
веривший в чистую любовь! Поделом.
   Кушай. Хавай. Лопай, что дают.
   - Кто он такой? - спросил я.
   - Не твое дело. Нормальный мужик, не то  что  ты.  Внимательный.  Его  по
полгода по командировкам не носит. Что, застрелить хочешь? Ну давай.  Только
уж начни с меня. Чего ждешь? У меня нет оружия.
   - Что ж ты так оплошал, Джеймс Бонд, а? - Она уже глумилась.
   Кольнуло в сердце. Надо уйти. Просто повернуться и уйти. Молча.  Оставьте
в покое мою пустоту, она мне дорога, не заполняйте ее гниющим дерьмом! Пусть
природа не терпит пустоты где-нибудь в другом месте.
   - Квартиру делить будем или как? - резко, в спину. Как хлыст.
   Я не ответил. Стиснул зубы и не хлопнул дверью, а аккуратно притворил  ее
за собой. Вниз по  ступенькам  -  пешком.  У  скорохватов  оловянные  глаза,
глумиться  над  моим   несчастьем   они   не   станут.   Проинструктированы.
Закодированы на вежливое обращение с сопровождаемым. Я ценный фрукт.
   Спокойно... Моя пустота - со мной.
   На этот раз похмельный  приставала  у  подъезда  осмелел  настолько,  что
рискнул преградить дорогу и загундосить насчет "поправить здоровье" - Валера
несильно ткнул его в грудь, и тот с растерянным матюком сел в лужу. Не лезь,
похмельный. Видишь, люди заняты.
   В машину? Нет проблем. Не бойтесь, ребята, я не сбегу, мне некуда бежать.
И не покончу с собой, во всяком случае сейчас. Я еще не испил чашу до дна.
   Хоть  бы  у  Штукина  достало  ума  не  начать   балагурить   по   своему
обыкновению...
   По-прежнему моросило. Шипели лужи под колесами.
   - Все в порядке? - осведомился Штукин.
   - Да. - Я не стал уточнять, что легенда изменилась. Разницы, в  сущности,
нет никакой. Мои конвоиры все поняли, объяснят.
   Как  нарочно  подгадано!  Муж  застает   жену   с   любовником,   следует
классическая сцена.., без убийств и мордобоя, по-интеллигентному:  развод  в
перспективе и сервант пополам.., затем в расстроенных чувствах отец похищает
дочь и скрывается с ней в неизвестном направлении. Одним  словом,  банальная
бытовая история: пропавший ребенок, отец-негодяй,  потерявшая  голову  мать,
заявления, жалобы на бездействие милиции, всероссийский розыск, то-се...
   - Останови, - сказал я.
   - В чем дело? - спросил Штукин.
   - Сникерсов надо купить, штуки три. Для дочери.
   - Поехали.
   - Ну и дурак, - сухо прокомментировал я. - Хочешь, чтобы  она  орала  всю
дорогу?
   Штукин подумал.
   - Валера, останови. Вон там, у киоска. Валера остановил.
   - Только без глупостей, Алексей Сергеевич.  Витя,  выйди,  купи,  что  он
сказал.
   Недовольный  Витя  вылез   из   машины   и   скоро   вернулся   с   тремя
крупноформатными "Аленками".
   - Сникерсов не было. Эти сойдут?
   - Сойдут, - сказал я, пряча шоколадки в карман куртки. - Особенно за твой
счет. Холуй.
   - Спокойно, Витя, - сказал Штукин, хотя выдержанный Витя и  не  собирался
дергаться. - Зря вы так, Алексей Сергеевич. Честное слово зря. Не  ему  было
учить меня, что зря, а что нет. Но больше я до самого интерната не  произнес
ни звука.
   - Вообще-то не положено, - неодобрительно сказала мне  толстая  тетка.  -
Прогулка у нас перед обедом, а сейчас у воспитанников тихие игры. Но раз  уж
вы приехали на час издалека...
   - Уверяю вас, никакой беготни не будет, - я просительно приложил  руки  к
груди. - Никаких пряток, салочек, клянусь. Мне бы дочь  увидеть.  Мы  просто
погуляем в парке. Полчаса, ладно?
   - Все так говорят, а потом дети взвинчены, на  головах  ходят.  Знаем.  И
зонтика, гляжу, у вас нет...
   - Там нет дождя. Тетка задумалась.
   - Пятнадцать минут, - решила она наконец и, с трудом совершив  полуоборот
в дверном проеме, закричала, надсаживаясь:
   - Наташа, одень Рыльскую! А вы подождите, - сурово обратилась она ко мне.
- И ничем сладким ребенка не кормить, понятно?
   - Тогда это вам, - сказал я, протягивая ей шоколадку.  Она,  конечно  же,
взяла,  хотя  было  видно,  что  предпочла  бы  что-нибудь   посущественней.
Классический примитивный тип. В мечтах - ханша, собирающая дань с,  удельных
князьков. Но какому хану такая нужна?
   - Ждите тут. - И тетка удалилась.
   В тесноватом фойе сесть было некуда. Я принялся расхаживать  от  стены  к
стене, любуясь рисунками умственно отсталых  детей.  На  этих  изображениях,
приколотых кнопочками к стендам, преобладали  животные.  Вот  это,  кажется,
жираф, но почему-то полосатый - не то окапи, не  то  в  его  родословной  не
обошлось без зебры. Крокодил. Похожий на головастика кит с фонтаном.  То  ли
собака,  то  ли  лошадь.   Весьма   антропоморфная   муха-цокотуха.   Крайне
абстрактный слон.
   К счастью - ни одного изо