касательно меня просчитывались без особого труда.
   Максютов явился ко мне без свиты, зато при полном генеральском параде под
наброшенным на плечи белым халатом. Отменив жестом мое поползновение встать,
сам присел бочком к колченогому столу и сейчас же полез в карман кителя.
   - Это твое, Алексей. Носи. О формальностях не  беспокойся.  Носорог  свое
слово держит.
   - Спасибо,  Анатолий  Порфирьевич,  -  бесцветным  голосом  отозвался  я,
принимая  в  ладонь  майорские  звездочки.  -  Служу  России.  Кхм.  Рад  бы
пригласить на обмытие, но...
   - Ерунда. - Максютов махнул рукой. - Вернешься оттуда  -  обмоем.  И  мне
будет лестно выпить с национальным героем, - пошутил он.  -  А  пока  просто
поздравляю, майор.
   - И я вас поздравляю, товарищ генерал-лейтенант.
   - Разглядел звездочки? - довольно хмыкнул Максютов. -  Что,  под  халатом
разглядел? Молоток.  Видишь  ли,  половина  Нацбеза  сейчас  сидит  на  теме
"Монстр",  так  что  сам  понимаешь,   несолидно.   -   Он   усмехнулся.   -
Генерал-майоришка.., пфуй!
   Он вздохнул, и я его понял. Максютов достиг своего потолка, теперь  любое
движение  для  него  -  только   вниз.   Найдется   очень   много   желающих
поспособствовать этому. Не дадут ему стать Первым Шефом.., ох, не дадут.
   Прищурившись на меня одним глазом, он сменил тему:
   - А ты, Алеша, я гляжу, похудел... Пожалуй, почернел даже. Кто  это  тебе
физиономию так отделал?
   - Центрифуга.
   - Ну-ну. Терпи, казак. А как местное начальство? Не забижает?
   - Подозреваю,  что  как  раз  сейчас  оно  подписывает  Документ  о  моей
профнепригодности, - признался я.
   - Почему?
   - Таких не берут в космонавты.
   Максютов грохнул по столу кулаком. Под скулами заходили желваки.
   - Прекратить словоблудие! Причина?
   - Здоровье. И рылом не вышел.
   - Жопы! - охарактеризовал местных чинов Максютов. -  И  ты  жопа.  Да-да,
майор, я тебе, ты не оглядывайся. Почему сразу мне не доложил?
   Я не стал объяснять, что на это у меня просто не было  свободной  минуты,
да к тому же за все время нахождения здесь я не видел ни одного  телефонного
аппарата, а мобильник у меня отобрали, сказавши, что здесь не положено.
   - Хотел дождаться документа, Анатолий Порфирьевич.
   - Подотрутся они у меня этим документом, - мрачно  пообещал  Максютов.  -
Вернее, ты им подотрешься, а они сожрут. Суки! Если они тут забыли,  на  чьи
деньги собираются жить, так я им сейчас напомню.  До  смерти  не  забудут  и
внукам расскажут. Они у меня узнают, что такое  перегибы  на  местах!  -  Он
медленно  свирепел,  багровея,  и  действительно  напоминал  носорога  перед
атакой, всего лишь демонстративной, но пугающей. - А ты чего запаниковал, а?
Будь ты хоть без рук, без ног, в  параличе  да  вдобавок  болен  чахоткой  в
последней стадии, но к Монстру ты у меня полетишь, понял? Билет  оплачен.  А
если раздумал, так поздно.
   - Я не раздумал, Анатолий Порфирьевич, - сказал я.
   - Ну и молодец. Ладно, заболтался я с тобой. Сиди тут, а я пошел в народ.
На уши ставить. Я им, засранцам, покажу, каким местом рак свистит!
   - А  каким?  -  заинтересовался  я.  Он  доступно  объяснил  и  удалился.
Результатом его хождения стало то, что в тот же день руководитель подготовки
лично сообщил мне о моем  зачислении  в  отряд  космонавтов  и  распорядился
отдать в мое распоряжение один из семейных  коттеджей,  расположенных  возле
аллеи с елочками.
   Тоже облупившийся, но теплый.
   Стратегический бомбер, переделанный в летающую лабораторию-тренажер, ревя
двигателями, карабкался в стратосферу. Делал  горку  -  мигание  лампочки  -
приготовиться! - и тридцать секунд молчания турбин, тридцать  восхитительных
секунд парения  в  тишине  и  невесомости,  отработки  навыков  движения  от
простейшего перемещения вправо-влево и вверх-вниз до гораздо  более  сложных
манипуляций с фальшивыми панелями управления космическим  комплексом  -  еще
"Миром", между прочим, но не в этом дело. Принцип  един,  законы  мироздания
никто еще не менял. Кроме Монстра, но  вроде  бы  он  в  мои  тренировки  не
вмешивался.
   Пока что я проходил  обязательный  общий  курс,  специальные  же  занятия
должны  были  начаться  не  раньше,  чем  будут   готовы   макеты-тренажеры,
имитирующие "Зевс", а я освою азы.
   Я их и осваивал.  Глупые  шутки  кончились:  на  центрифуге  меня  теперь
крутили  нечасто  и  то  всего  лишь  при  четырех-пятикратной   перегрузке,
перпетуум-мобиле  я  больше  не  видел,  мой  хромой  вестибулярный  аппарат
подлечили щадящими тренировками и медикаментозно. Через месяц я  уверился  в
том, что и без скополамина не заблюю "Зевс" на первом же часу невесомости, а
дальше - как повезет. Если медицина не врет, Должен привыкнуть.
   Были и групповые занятия:  обязательный  спорт,  тренажеры  для  "Альфы",
матчасть. По сути, на "Зевсе" располагалось не так  уж  много  принципиально
новой техники - соображения  надежности  и  отпущенного  времени  заставляли
конструкторов   использовать   максимум    старых,    проверенных,    хорошо
зарекомендовавших себя систем, по возможности резервированных. Тут я  ничего
не имел против. Неотработанное - это для собаки Лайки.
   Запутанные чертежи и  схемы  матчасти,  гигабайты  технических  описаний,
инструкций по пользованию, ремонту и так далее вбивались через чип,  осевшая
в мозгу  мертвая  информация  оживлялась  бесконечными  зачетами  и  сутками
каторжной работы на тренажерах. В команде и в одиночку. При отказе  тех  или
иных систем.  При  повышенной  (это  очень  мягко  сказано!)  вибрации.  При
задымлении. При уровне шума,  близком  к  болевому  порогу.  В  сурдокамере.
Бесконечное разнообразие штатных и нештатных ситуаций.
   Из меня всерьез делали космонавта. Причем такого,  который  смог  бы  без
чьей-либо помощи управлять "Зевсом" на всех  этапах  его  полета.  По-моему,
несмотря ни на какие мои качества, это было чистым шаманством и гаданием  на
воде - считать, что Монстр если и не тронет кого-то, то обязательно меня.
   Возражать я не стал. Уж лучше что-то уметь, чем три года полета пребывать
в должности подыхающего со скуки пассажира и всякий раз  получать  по  рукам
при попытке дотронуться до любой из панелей управления.
   Однажды  вместо  стыковочного  узла  я   блистательно   припарковался   к
вспомогательной  параболической  антенне.   Ну,   перепутал,   бывает,   они
действительно немного похожи, а ржать-то зачем?
   Другой веселый - на этот раз уже лично для меня - эпизод случился в самом
начале моей карьеры кандидата в космонавты.  Компьютер,  подсунутый  мне  во
время какого-то сбоя в графике подготовки, чтобы  я  зря  не  скучал,  вещал
через  саунд-бластер  всякую  полезную  всячину  в  популярном  изложении  и
отзывался  на  голос.  В   общем,   нормальная   развивающая   игрушка   для
любознательных  детей  школьного  возраста  или  забавная  развлекушка   для
сановных посетителей. Задавай устно направление да развешивай уши.
   - Влияние перегрузки после долгой невесомости,  -  задал  я  близкую  мне
тему.
   - Стилистика учебника? - немедленно вопросил компьютер.
   - А какая еще у тебя есть? - поинтересовался я.
   - Аввакум, Аверченко,  Акутагава,  Андерсен,  Андреев,  Арканов,  Бабель,
Байрон,  Бальзак,  Бальмонт,  Батюшков,  Белый,  Борхес,  Брехт,   Брэдбери,
Булгаков, Бунин, Буркин, Буссенар, Важа Пшавела...
   - Стоп! - прервал я. Становилось интересно. - Барков.
   - Названный стилист в перечне не значится. Повторяю перечень...
   Ну точно, детская игрушка.
   - Стоп. Пикуль.
   - Перегрузка для атрофированных мышц - штука ажно  страшная.  Распластает
хуже препарированной лягухи, и будешь валяться, как распоследняя  задрыга  в
борделе портовом, да кислороды атмосферные губами ловить. Ни тебе в  трактир
сигануть, ни выпить основательно, ни закусить чем-нибудь солененьким...
   - Стоп. Э-э... Хайнлайн.
   - ..В конце концов, масса ограничений  накладывается  самой  конструкцией
человека. Человек, например, не может повернуть локтевой сустав  в  обратную
сторону, а если все же каким-то образом сумеет это сделать,  испытает  массу
неприятных ощущений. Точно так же лунарь  распрекрасно  живет  в  Луна-сити,
зато на Терре с ее шестикратной тяжестью...
   "Повернуть локтевой сустав"! Стилист безмозглый, микросхемный!"
   - Гомер, - потребовал я, продолжая хулиганить.
   - Знайте же: от перегрузок предельных отвыкнув телесно, Гибнет  бесславно
герой, и душа отлетает к Аиду.
   Сам шлемоблещущий Гектор, Арею подобный отвагой, Тяжесть  огрузшего  тела
не мог бы носить, как доспех меднозвонкий...
   Пришел инженер и выключил компьютер, а меня несильно отшлепал  по  щекам,
дабы избавить от приступа истерического хохота. Гомерического, я полагаю.
   Тем и кончились мои развлечения. А тренировки на  тренажерах  до  зеленых
чертиков в глазах - остались. Меня по-прежнему испытывали на износ, но уже с
умом, подразумевая в итоге положительный результат. Я знал, что выдержу.
   Старики учили, новички учились. Ни с кем из тех, кого натаскивали  вместе
со мной, я не свел особой дружбы - я был птицей из чужого курятника.  Слухи,
очевидно, просочились повсеместно, да никто в Звездном и  не  делал  сугубой
тайны из того, кто я такой и к чему меня готовят. Они-то смотрели на меня  с
любопытством и наивной надеждой! Вдруг  после  "Зевса"  что-то  изменится  к
лучшему, отвернутся некие клапаны в гулких чужих головах  и  я  окажусь  тем
понтоном, что вытащит со дна тухлого болота  российскую  космонавтику?  А  я
смотрел на них.., и удивлялся.  Они-то  в  самом  деле  были  добровольцами!
Наверное, это болезнь такая. Они страстно рвались туда, куда я, если  честно
признаться самому себе, вовсе не стремился! И платили-то этим ребятам за все
их мучения так себе...
   Ну да, я обыкновенный  человек.  Никогда  в  этом  не  сомневался.  Земли
творенье. Кому-то надо и ужом побыть, иначе от соколов в небе  над  Звездным
станет тесно. Притом как бы ни было иногда неуютно на нашем шарике, вне его,
убежден, гораздо хуже.
   И вообще, мое дело - хватать за жабры промышленных шпионов.  А  ожидаемый
наивными людьми небывалый взлет российской космонавтики после "Зевса" -  это
сюр еще похлеще, чем виденный мною однажды железнодорожный вагон с табличкой
"Крыжополь - Париж".
   Саша Скорняков  действительно  стал  появляться  в  Звездном,  официально
числился моим дублером, но, убежденный, что его-то уж минует  чаша  сия,  не
столько тренировался, сколько мотался туда-сюда, служа  передаточным  звеном
между мною и Максютовым, а иногда Топорищевым. Первый  в  основном  понукал,
второй присылал мне на изучение наукообразные  компиляции,  составленные  на
основе изучения последних выходок Монстра. Снабжать детальной информацией по
каждому новому факту меня  перестали,  но  листать  газеты  и  просматривать
телепрограммы никто не возбранял. В свободное от тренировок, приема  пищи  и
сна время. Минут двадцать в сутки.
   Дважды Максютов звонил мне сам, в основном  чтобы  поинтересоваться  моим
самочувствием и настроением. Потом начинал кипеть и изрыгать  хулу.  Большую
часть того, что произносилось им по адресу "этих придурков из НАСА"  слушать
было невозможно - уши вяли. "Рокосмосу и нашим тоже доставалось.
   Перебираясь в Звездный, я забыл отдать Маше ключ от почтового ящика, что,
в конце концов, не так уж страшно. Газет и журналов мы не выписываем,  писем
Маша не получала никогда, а я перестал получать их после смерти  мамы.  Если
за несколько дней до старта отпустят на  побывку,  вытряхну  из  ящика  пару
килограммов рекламной шушеры, и всего делов.
   Я не звонил Маше. Не просил Сашу занести по  адресу  записку.  Ежемесячно
высылал деньги телеграфными переводами с доставкой на дом - и все. Новый год
отметил в Звездном в компании холостяков. По правде говоря, я почти не думал
о жене, и если было время вспоминать, вспоминал дочь.
   Время не шло - летело.
   Из Индии пришло сообщение  о  катастрофе;  на  атомной  электростанции  в
Биджапуре. По всей видимости, энергоблок рассекло надвое уже  известным  нам
манером. Двое суток активная зона оставалась открытой: герои-ликвидаторы  не
могли подобраться к  очагу,  всех  смело  "эффектом  отталкивания",  включая
местных жителей, что, конечно, явилось для них благом.  Индийский  Чернобыль
потряс мир. В перенаселенной стране такого рода  аварии  чреваты  миллионами
жертв. К счастью, обширное радиоактивное облако  довольно  быстро  снесло  в
сторону Индийского океана...
   Страх! Вот то чувство, которое, если верить газетам  и  телевидению,  все
сильнее укоренялось в массовом сознании. Это  было  хуже  всего.  Не  всякая
психика выдержит спокойное принятие простого, как кирпич над головой, факта:
отныне существует нечто, способное походя сотворить с кем угодно  (с  тобой,
любимым, в том числе) что угодно в любой удобный ему  момент.  В  октябре  в
Бирмингеме   случилась   трагедия   местного   масштаба:   один   обыватель,
свихнувшийся на почве  перманентного  страха,  выбежал  на  людную  улицу  с
кухонным ножом и успел прикончить шестерых, прежде чем,  узрев  полицейских,
перерезал себе горло. Теперь подобное происходило  почти  ежедневно,  в  том
числе и у нас, родители не выпускали на улицу детей, резко подскочили  цифры
продажи  облегченных,  удобных  в  носке  бронежилетов,  газового  оружия  и
миниатюрного дамского электрошокера "Отстань".
   Множились мрачные пророчества. Заявила о себе секта,  полагающая  Монстра
нашим же человеческим порождением, - мол, сон коллективного  разума  рождает
чудовищ. В буквальном смысле. Интересно, чей  разум  эти  недоумки  имели  в
виду? Неужто свой?
   Монстр оставался на прежней орбите. Было похоже, что он потерял интерес к
другим телам Солнечной системы,  во  всяком  случае,  в  движение  спутников
Юпитера больше не вмешивался и никаких различимых в телескопы катаклизмов на
поверхности  иных  планет  не  производил.  Если  и  менял  свою  форму,  то
незначительно,  в  пределах  инструментальной   погрешности,   заведомо   не
вытягиваясь в длинную колбасу и не сплющиваясь в блин.
   Еврокосмос определился-таки с участием в  экспедиции  своего  астронавта.
Алексис Мустейкис, докторская степень в области космической  медицины,  опыт
двух полетов. Подробную компиляцию по нему я просмотрел бегло - все равно  в
должное время экипаж соберут вместе и продержат бок о бок энное  время  ради
знакомства и притирки друг к другу. И на Земле, и на "Альфе".  Краткосрочная
экспедиция на международную станцию планировалась на апрель.
   Весь  январь  и  половину   февраля   меня   продержали   на   специально
разработанном для "Зевса" полетном рационе - изучали индивидуальную  реакцию
моего  организма  на  триста  граммов  высококалорийных   витаминизированных
сублиматов (со специальными добавками  для  подавления  объемного  голода  и
полового влечения) в сутки и неограниченное количество воды.  Я  подозревал,
что по возвращении мне придется серьезно лечить требуху... Вместо ненадежной
замкнутой системы пищевого воспроизводства (этакая экспериментальная  -  век
бы ей такой остаться! - мини-ферма со скороспелым картофелем  и  кроликами),
вдобавок чересчур громоздкой для "Зевса", один из модулей должен  был  нести
восемнадцать тонн продовольствия, расфасованного для четырехразового питания
по тюбикам и пакетикам с именными наклейками. Чтобы, значит, никто никого не
объел втихаря. Учет и контроль, блин! А главное,  якобы  одним  поводом  для
разборок меньше.
   Как будто в трехлетнем полете не найдется других поводов! Впрочем, хорошо
хоть, что мне не придется потрошить кролей в невесомости...
   Комедия абсурда, да? Мне так уже не казалось.
   Прошло с полдесятка  скороспелых  процессов  над  крупными  теневиками  с
атрофированным инстинктом самосохранения, не  пожелавшими  внять  деликатной
просьбе о спонсировании программы. Остальные, очевидно, вняли.  Максютов  не
бросал слов на ветер.
   С завода имени Хруничева поступили макеты российских модулей. В  Тюратаме
и Свободном строились стартовые столы для шести "Энергий"...
   Бежали дни.
   Летели.
   Мчались.
   Гораздо быстрее, чем мне хотелось.  Ускользающее  время  засасывало,  как
водоворот, не позволяя вынырнуть и сделать вдох. Кто сказал,  что  до  конца
июля еще много времени?
   Да вот же он, рядом. Рукой подать.
   Самое трудное  -  заставить  себя  раздеться,  прежде  чем  свалиться  на
постель. Я падаю и мгновенно проваливаюсь  в  бездонный  колодец,  в  черное
ничто. Мне не снятся сны. Когда я сплю, я перестаю существовать.
   Нам с Колей Степановым обновляют старые и делают новые прививки -  в  том
числе от таких болезней, с которыми я не встречался  никогда  в  жизни  и  о
которых не знал бы ничего, если бы не море  информации,  заложенной  в  меня
через чип. На "Зевсе" будут два врача, но наша с Колей  задача  оставить  их
безработными хотя бы в отношении нас. До  иммунитета  американцев  нам  дела
нет, у них свое медицинское начальство.
   На-до-е-ло!!!
   Отработка действий в нештатных ситуациях на борту  отдельно  для  каждого
этапа полета. Варианты отказа систем ориентации, терморегуляции, водоочистки
и  удаления  отходов,  экологического  контроля,  связи...  Отказ  последней
двигательной  ступени,  необходимой  для  выхода  из  гравитационного   поля
Юпитера, сброс ее, медленная "раскрутка" на ионном  движке,  новая  полетная
Лектория, увеличение  продолжительности  обратного  пути,  голодный  паек  и
надежда на то, что через три года на Земле придумают, чем нас поймать, когда
мы будем пролетать в миллионе километров  от  родного  шарика...  Разработка
бесчисленных вариантов действий в различных моделях поведения Монстра  -  по
большей части только для меня. Насупленный Максютов, оживленный Топорищев  с
очередными вариантами под мышкой, вечно озадаченный руководитель  российской
части программы "Зевс" и я. Больше никого.
   Вариант  "Праща"  -  гравитационное  воздействие  с  выбросом  "Зевса"  в
произвольном направлении...
   Вариант "Пленники Монстра"...
   Вариант "Тюфяк" - полная индифферентность "Объекта Иванова".  Не  стыжусь
признаться в том, что этот вариант устраивал меня больше всего.  Правда,  он
же считался наименее вероятным.
   Вариант  "Круглый  стол".  Тоже  устраивающий  меня  и  притом   наиболее
желательный для интересов дела.
   Вариант "Сандалия Эмпедокла".  Все-таки  Топорищев  -  сугубо  бестактный
человек.
   Варианты, варианты...
   Как и чем удобнее уничтожить объект в случае необходимости.  И  применимо
ли к Монстру понятие "контрольный выстрел".
   Варианты.
   Уточнения вариантов.
   И уточнения уточнений.
   Утром первого марта Коля Степанов заявился в  мой  коттедж  в  тулупе,  с
рюкзачком, зимними удочками И коловоротом для льда.
   - Не хочешь съездить порыбачить? Сегодня у нас выходной.
   Я оторвался от очередной топоришевской компиляции и с  сомнением  почесал
за ухом.
   - А кой нынче градус на дворе?
   - Минус двенадцать, самое оно. Солнышко вон светит. Ветра нет, давление в
норме. Снасть проверенная, мотыль жирный. Клев будет - закачаешься.  Я  одно
место над ямой знаю, лещи там - во! В лунку не пролазят.
   - Зачем тогда ловить, если не пролазят?  -  спросил  я,  со  скептическим
прищуром рассматривая снасти. - Вообще-то я насчет зимней рыбалки не  очень.
Вот если летом...
   - До лета еще дожить надо. Давай, собирайся. Я серьезно. Проветримся.  Ты
вон совсем уже зелененький и  в  пятнах,  как  камуфляж.  А  у  меня  будешь
красненький. Вечерком после рыбалки еще в баню  сходим,  я  заказал.  Пошли,
медицина не против.
   - Так то медицина. А я?
   Но Коля не был расположен отступать.
   - Дел срочных нет? Вот и лады. Ну что, сам  поедешь  или  в  охапку  тебя
взять?
   Пожалуй, он сумел бы и в охапку. Коля Степанов мужик  кряжистый,  весь  в
мускулах. Жирком не заплыл, даром что полковник и пять  лет  не  летал  выше
атмосферы.
   - У меня вал