заданий в глубоком  тылу  врага,  сумеют  достичь  перевала  раньше
отряда Иванова то, спустившись с него всего на несколько километров вниз  по
течению реки, преспокойно взорвут электростанцию. А это будет  уже  половина
победы. Охранения на электростанции практически нет, что фашистам только  на
руку. Оставшихся простых пехотинцев, хоть и с  автоматами,  эти  натасканные
убийцы прикончат в момент. Никто не успеет даже вскрикнуть.  Затем  нацистам
останется провести аналогичную диверсию  на  заводе,  для  чего  потребуется
спуститься еще дальше вниз в долину, а затем подняться вверх на  три  тысячи
метров, пройти по западному склону Ушбы и, перевалив через несложный Чоргор,
спустится в другую долину, где расположен завод. На это у  них  уйдет  целый
день пути. Если им удастся подорвать электростанцию, то завод останется  без
энергии и оборонный заказ будет сорван, даже если нацисты  до  завода  и  не
доберутся. А если не  пропустить  их  через  Узункол,  то  они  затратят  на
обходной маневр едва ли не двое суток. Это уже срок и многое решает. Поэтому
капитан Иванов, хотя  и  старался  держаться  заданного  ритма,  то  и  дело
поторапливал  бойцов:  до  Кичкинекола  предстояло  дойти  еще  засветло  и,
преодолев его, постараться до наступления  темноты  достичь  Узункола.  Если
потребуют обстоятельства - заночевать на спуске с перевала. В  любом  случае
необходимо было торопиться.
   Антон шагал почти замыкающим, вместе с Егором. А медсестра, как  один  из
слабых членов отряда, шла впереди. Ставить впереди медленно идущих  -  закон
всех, кто ходит в горы группами  больше  одного.  Остальным,  волей-неволей,
приходилось равняться на них.  Шагая  впереди,  Катя  понимала,  что  сейчас
минуты решали все, и старалась идти изо всех сил.  Так  быстро,  как  только
было возможно, чтобы не подводить ребят и капитана. Когда  тропа  изгибалась
серпантином вдоль склона, Антон смотрел, как  она  старательно  переставляет
ногу с камня на камень и тихо радовался, что  девчонка  ничуть  не  уступает
здоровым мужикам в сноровке. Сейчас это было самым главным. Он и понятия  не
имел, чем ей дается такой ритм. Жесткие лямки рюкзака  впивались  в  ее,  не
привыкшие к такой нагрузке, плечи, оставляя на  них  красные  полосы.  Когда
объявляли короткий привал, Катя с облегчением скидывала рюкзак на  камни,  а
когда время передышки заканчивалось, с ужасом надевала его обратно, стараясь
не подавать вида. На одном из таких привалов от Антона все же не ускользнуло
молниеносно появившееся и исчезнувшее на ее лице выражение просьбы о помощи.
Ему захотелось подойти и взять часть ее вещей себе, но капитан бы  этого  не
позволил. Он и так уже о чем-то догадывался и косо  посматривал  на  Антона,
словно это он обманом заманил медсестру  в  горы,  а  не  сам  капитан  взял
девушку в отряд.
   За почти полдня пути Антон успел составить  себе  первое  впечатление  об
обмундировании. Это конечно были не фирменные пластиковые ботинки с шипастой
подошвой и яркое капроновое снаряжение из альпинистской истории его  прошлой
жизни, но выданные куртка и брюки пришлись впору и  нигде  не  жали,  свитер
грел исправно, а черные кожаные  ботинки  пока  не  натирали  ноги.  Немного
мешала болтавшаяся за спиной австрийская винтовка с оптическим прицелом,  да
оттягивавшие карманы узкотелые гранаты, но скоро Антон привык к их ритмичным
тупым ударам по телу, и перестал обращать внимание. После трех часов  солнца
погода опять начала портиться и, когда отряд подошел под перевал Кичкинекол,
внезапно поднявшийся из долины вязкий туман  почти  лишил  людей  видимости.
Капитан Иванов принародно  покрыл  матом  местные  метеоусловия  и  приказал
начать подъем при плохой видимости -  времени  ждать  не  было.  По  счастью
перевал был не очень сложным. Не  надо  было  вешать  страховочных  веревок,
поскольку крутизна  и  высоты  были  еще  не  те.  По  сути  дела  пока  все
расстояние, которое они прошли, было только продолжением предгорий,  но  еще
не самими горами. А то, что называют Кавказом, только теперь  начиналось  за
Кичкинеколом. Первая серьезная долина, с двух сторон над которой возвышаются
мощные хребты, уже слегка увенчанные снегом, предвещавшие  скорое  появление
горных вершин, с чьих отрогов снег не спадал никогда.
   Первые бойцы поднялись на двадцать метров по  тропе  и  сразу  исчезли  в
тумане. Иванов приказал всем снять притороченные до поры  к  бокам  рюкзаков
ледорубы, чтобы использовать их  для  страховки.  Камни,  обильно  смоченные
промозглой туманной влагой, стали казаться еще более мокрыми  и  скользкими.
Бойцам приходилось очень осторожно ставить ноги, чтобы не споткнуться  и  не
съехать вниз, свалив кого-нибудь из идущих  сзади.  За  Антоном  шел  только
Егор, который умудрялся даже иногда любоваться красотами окружающих видов, и
угрюмый боец, имени которого Антон не успел спросить, но  знал,  что  друзья
кличут его Емелей. На каждом перевале, видимо  желая  подбодрить  остальных,
Емеля негромко, как бы невзначай, высказывал вслух предположение о том,  что
немцы уже давно прошли Узункол и наверное  спускаются  к  электростанции,  а
потому весь их поход потерял смысл. Но мысль свою Емеля ничем не заканчивал,
а говорил словно сам с собой. Когда  Антон  смотрел  на  Емелю,  то  у  него
возникало стойкое ощущение, будто такие жизнерадостные люди в  отряде  нужны
исключительно для того, чтобы остальным жизнь медом  не  казалась.  Впрочем,
Емеля был мужик выносливый и пер как вол,  потому  и  стоял  замыкающим.  По
первой  военной  специальности  он  был  артиллерист,  а   теперь   считался
снайпером, так же как и Антон.
   Все  время,  пока  отряд  непрерывно  поднимался,  Антон   видел   только
расплывчатые очертания мелькавшей в тумане спины впереди идущего  бойца,  он
думал о том, что случилось вчера вечером. Теперь он не сомневался в том, что
нравится Кате, но чувство радости было слегка подпорчено недавними грустными
воспоминаниями. Временами ему хотелось  догнать  ее  и  при  всех  попросить
прощения за то,  что  накричал  на  нее  вчера,  но  первое  желание  быстро
сменялось желанием этого не делать, а подождать пока  она  сама  подойдет  и
заговорит. Ведь, в конце концов, он был прав, черт возьми.  Нечего  ей  было
делать в горах, где большинство из них почти наверняка  скоро  ждала  верная
смерть, потому что они были не столь обучены и опытны как немцы.  Опасностей
хватало и там, откуда она пришла. И там тоже можно было служить родине. Но в
глубине души Антон знал, что там Катя  имела  бы  больше  шансов  выжить,  и
злился оттого, что она отказалась их использовать. Отказалась из-за него.  И
теперь Антон чувствовал тревогу и за свое и за ее  будущее,  ответственность
за которое как бы легла на него  самого.  Добровольцами  из  отряда  двигало
только одно желание  -  остановить  врага,  но  враг  был  хитер,  жесток  и
беспощаден, а потому Антон старался не думать о том, что должно  было  скоро
произойти.  Каким-то  подсознательным  чувством  он  надеялся  на  то,   что
останется жив. Кроме надежды никаких гарантий у него  не  было,  но  тем  не
менее он шагал по мокрым  холодным  камням  вверх,  сжимая  гладкий  приклад
австрийской винтовки, и надеялся победить. Так прошло три часа.
   Наконец,   впереди   раздался   негромкий   окрик,   это   Семен   Ершов,
впередиидущий, повторил переданную по цепочке команду  Иванова  остановиться
на привал. Антон снял с плеча винтовку, скинул  рюкзак  на  большой  плоский
камень, присел на него сверху и закурил. Осмотрелся. Туман слегка поредел  и
теперь взгляд проникал сквозь него метров на двадцать-тридцать. Чуть впереди
скалы сужались  и  между  ними  был  виден  распадок,  уходивший  вниз.  Это
означало, что отряд уже поднялся на перевал и  сейчас  начнет  спуск.  Рядом
присел Егор.
   - Ну, как ощущения, сапер( - поинтересовался Гризов.
   - Хорошо, - бодро ответил Егор, прикуривая папиросу, -  Даже  не  хочется
ничего взрывать, такая кругом  красота.  Идешь  себе,  любуешься  окрестными
видами и не верится, что где-то в соседнем ущелье прячутся фашисты,  готовые
в  любой  момент  пристрелить  тебя  как  собаку.  Ну  не  могут  они  мирно
сосуществовать с такой красотой. Не стыкуется все это.
   - А они и не стараются мирно сосуществовать.  Им  дела  нет  до  красоты,
поскольку задание имеется: уничтожить побольше русских военных  объектов.  -
ответил Антон, - Идут себе они чрез горы и размышляют только о том,  как  бы
нам напакостить, сукины дети. А мы идем им на встречу и думаем о том же. Так
что, жизнь не так проста, как кажется - она  еще  проще.  А  задание  у  нас
вообще проще некуда - остановить немцев. Как  уж  это  получится,  один  Бог
ведает и верховное командование. Хотя, я думаю, что  верховное  командование
на самом деле понятия не имеет чем эта операция может закончиться.
   Егор молчал. Было видно, что он над чем-то усиленно раздумывает.
   - Ты о чем  задумался(  -  спросил  Антон,  -  Изобретаешь  новую  бомбу,
террорист(
   - Навроде того, - ответил Егор,  -  Соображаю,  сколько  взрывчатки  надо
заложить в заряд, чтобы одновременно и народу положить немало, и лавину себе
на голову не вызвать. Проблема, понимаешь.
   - Да уж, - протянул Антон, - Проблема. Горы,  они  сотрясения  воздуха  и
камней не переносят. Чуть перебрал - и разгневаются горные  духи,  забросают
тебя камнями.
   - Ладно тебе, - прервал его  Егор,  услышав  негромкую  команду  капитана
продолжать движение,  -  кончай.  Как  нас  учили  на  рабфаке  -  духов  не
существует. И вообще, пора идти.
   - Это ты-то говоришь про духов,  что  их  не  существует(  -  переспросил
Антон, - Ты, потомок священнослужителя(
   Егор нахмурился.
   - Я забыл об этом. И вообще, мои родители со мной ничего общего не имеют.
Пойдем, капитан сигналит.
   Антон не стал продолжать. Они встали, затушили папиросы, кинув их в снег,
и  медленно  зашагали  за  остальными  солдатами,  включаясь  в  общий  ритм
движения.  Отряд  вновь  вытянулся  по  тропе,  образовав   ломаную   линию,
походившую на плавно извивавшуюся в тумане огромную змею.  Антон  осмотрелся
по сторонам. Распадок резко расширялся  на  восток,  и  не  будь  тумана,  с
перевала открывался бы наверняка живописнейший вид. Но, увы, на этот раз  не
повезло. Кругом висела серая хмарь, позволявшая видеть только  на  несколько
метров перед собой.  Тропа  круто  шла  вниз  и  Антон  передвигался  теперь
прощупывая путь ледорубом - кто его знает, что может оказаться  под  ногами.
Тем более, что справа скала резко переходила в довольно глубокий обрыв,  дна
которого не было видно.  Выскользни  какой-нибудь  камешек  из-под  ноги,  и
костей не соберешь, а идущие рядом и моргнуть не успеют, как будет покоиться
твой труп на дне глубокого ущелья. На  память  почему-то  пришел  эпизод  из
прошлой жизни. Антон тогда ходил в поход на  далекий  и  знойный  Тянь-Шань.
Группа начинающих туристов  уже  почти  закончила  все  свои  восхождения  и
спускалась в последнюю долину, у  выхода  из  которой  начинались  цивильные
места. И вот, проходя вдоль последнего обрыва, одна из  молоденьких  девушек
на глазах всей группы по чистой случайности сорвалась в  пропасть.  Раздался
крик, все обернулись, но на краю обрыва уже никого не было. Люди застыли  на
месте, не в силах пошевелиться и осознать случившееся. И только руководитель
группы приблизился к обрыву, постоял несколько секунд смотря в  пропасть,  и
вдруг бросился следом. Никто не мог понять почему. Потом  Антон  узнал,  что
ему все равно грозила бы тюрьма, а он не хотел садиться.  Наверное  -  решил
все ускорить.
   Спуск продолжался почти час. Антон сверхосторожно переступал с  камня  на
камень, инстинктивно стараясь держаться как можно дальше от близкого обрыва,
глубину  которого  он  чувствовал  чуть  ли  не  печенкой,  хотя  и  не  мог
рассмотреть глазами. Катя шла далеко впереди, и ее  было  совсем  не  видно.
Гризов изо всех сил надеялся, что с ней все будет хорошо. По расчетам Антона
где-то через пару часов отряд  должен  был  спуститься  вниз  с  перевала  и
втянуться в долину. Шли, в принципе, неплохо. Если удастся  сохранить  такой
темп, то к вечеру могли добраться и до Узункола. Антон поправил свой карабин
и ощутил холодную сталь оптического прицела. Раньше он был летчиком.  Теперь
- снайпером. Надо сказать,  что  это  начинало  ему  нравиться.  Сказывалось
магическое влияние австрийской игрушки за плечами. Антон никогда  не  ощущал
жажды убийства,  но  имея  на  плече  столь  качественное  ружьишко,  так  и
подмывало  передернуть  затвор,  прицелиться   кому-нибудь,   стоявшему   на
расстоянии километра, прямо в глаз, и спустить курок.  Увидеть,  как  где-то
далеко, словно в кино, человек хватается за голову и  медленно  заваливается
навзничь. Он падает, руки его  разлетаются  в  стороны,  безвольные,  словно
ветки  ивы.  На  лице  застывает  маска  смерти.  Антон  так  явственно  это
представил, что позабыл, где  находится  и  едва  не  свалился  в  пропасть,
оступившись. Но когда он удержал равновесие,  качнувшись,  впереди  раздался
истошный крик.
   Первые секунды Антон стоял, прислушиваясь к раздававшимся звукам. Тишина.
Затем негромкий перестук посыпавшихся в пропасть камешков. И  где-то  далеко
внизу - тупой удар о камни живого тела.  Все  повторялось.  Почти  так,  как
произойдет через сорок лет, если  не  считать,  что  сейчас  в  горах  отряд
специального назначения, а не бесшабашные студенты.  По  цепочке  разнеслась
негромкая  команда  -  "отряду  сгруппироваться  к  голове  колонны".  Антон
медленно пошел вперед, предчувствуя непоправимое. Он не ошибся. Метров через
тридцать,  у  кромки  бездонного  обрыва,  в   глубине   которого   клубился
непроницаемый туман, стоял капитан Иванов и несколько бойцов. Они смотрели в
пропасть с выражением застывшего ужаса на лицах.  Когда  Антон  приблизился,
капитан вытер проступивший холодный пот со лба, взглянул  в  его  сторону  и
медленно проговорил:
   - Егоршин оступился. - и, помолчав, добавил, - всем удвоить осторожность.
Мы не можем погибать вот так, не нанося урона нацистам.
   Отряд снова растянулся по тропе. Спустя пару  часов,  как  и  предполагал
Антон, крутой спуск вдоль обрыва  закончился  и  началась  довольно  пологая
тропа, петлявшая меж огромных валунов. Чувствовалось, что местность  немного
выравнивается, и уже где-то недалеко находится долина. По наблюдениям Антона
в долину они вышли и уже шагали по дну широкого ущелья, обрамленному с  двух
сторон высокими горами, но осознать это смогли только  спустя  четыре  часа,
когда  туман  понемногу  рассеялся.   Глазам   уставших   бойцов   предстали
величественные скалы, давившие  людей  своей  непрошибаемой  мощью.  По  дну
ущелья тек неглубокий ручеек. Иванов остановил отряд и дал двадцать минут на
отдых. Это было много.
   - Орлы, - сказал он, - До Узункола нам осталось четыре  часа  ходу.  Если
поторопимся - успеем подняться до половины и заночевать под самым перевалом.
А если пойдем без отдыха - должны успеть  взять  перевал  раньше  срока.  Не
исключено, что фашисты идут быстрее нас. Разрешаю высказаться.
   Он посмотрел в уставшие лица бойцов. Никто из них не  возразил  капитану.
Антон поискал глазами Катю, которую закрывали от него тела других солдат, но
так и не нашел.
   - Ну вот, - удовлетворенно проговорил Иванов,  -  Принято,  так  сказать,
единогласно. Перекурить, отдохнуть на десять  минут  дольше  положенного,  и
марш-бросок.
   Антон скинул рюкзак и повалился  на  холодные  камни.  Полежал  несколько
минут, расслабляясь.  Потянулся,  посмотрел  в  небо.  Очень  высоко  бежали
стайками рваные серые облака. Когда-то давно, сейчас ему даже казалось,  что
этого вообще могло с ним не быть, он запросто летал меж этих  серых  облаков
со скоростью мысли, резвясь и обгоняя эфирные радиоволны и иные  сотрясения.
Быть  радиоволной  ему  нравилось,  что  ни  говори.  Можно  перемещаться  в
пространстве, ощущая себя только  частью  этих  безбрежных  воздушных  масс,
наполненных снегом и дождем. Никаких тебе моторов и  крыльев,  просто  часть
неба, которая перемещается сама по себе, лишь иногда прихватывая с  собой  с
одного места планеты  в  другое  какие-нибудь  небесные  прибамбасы  в  виде
неучтенных прогнозом погоды молний и града. Полная  власть  над  временем  и
пространством. Почти что король небес. А теперь этот  король  лежал  себе  в
теплой куртке на голых и острых  камнях  посреди  кавказских  гор,  созерцая
самого себя. Он был и не был одновременно.
   - По-о-о-дъем! - разнеслось по долине. Капитан Иванов уже стоял на  тропе
с рюкзаком за плечами и автоматом на шее. Ледоруб за ненадобностью в  долине
был  засунут  за  боковые  стяжки  рюкзака.  "Здоровый  мужик"  -  подивился
выносливости немолодого уже капитана Антон. Хотя,  действительно  ли  Иванов
ходил в столь невысоком звании  для  своих  лет,  Гризов  очень  сомневался.
Особенно после обмолвки часового в поселке. Но вопросов не задавал, в особом
отделе свои порядки и причины. Лучше их не знать.  Меньше  знаешь  -  дольше
живешь.
   Бойцы  нехотя  поднимались,  бряцая  оружием.  Предстоял   недолгий,   но
изматывающий  марш-бросок.   Иванов   подождал,   пока   все   приготовятся,
развернулся и быстро зашагал  по  тропе.  До  самого  Узункола  оборачивался
только пару раз, чтобы посмотреть не упал ли кто от изнеможения.  Через  час
ходьбы окружающее для Антона стерлось и слилось в нечто расплывчатое. Он  не
видел  окрестных  гор,  а  лишь  шагал  как  заводной  автомат  или   робот,
неосознанно переставляя ноги. Шумно вдыхал  воздух  как  загнанная  скаковая
лошадь. Мысли, между тем, текли своим чередом. Он снова вспомнил про Катю  и
захотел  извиниться.  Потом  вдруг  перед  его  глазами  всплыл  родной  зал
микрофонщиков, посты радиоперехвата и сидевшие за ними солдаты. Они  курили,
пили чай и о чем-то  переговаривались.  Затем  появился  полковой  плац,  по
которому, лихо задирая ноги в кирзовых сапогах, шагала строем целая рота.  В
сторонке стоял прапорщик Жмень и удовлетворенно попыхивал  папиросой  -  ему
безнаказанно удалось  стянуть  мешок  картошки  со  склада.  Неожиданно  все
заслонила долговязая фигура комбата. Волков  словно  бы  смотрел  на  Антона
сквозь  увеличительное  стекло,  моргал  и  злорадно  потирал  руки.  Антону
неудержимо  захотелось  врезать  комбату  по  носу,  но  рук  своих  он   не
чувствовал. В настоящий момент  для  него  существовала  только  растущая  с
каждым шагом тяжесть за спиной. Она придавливала Антона  к  земле.  Винтовка
оттягивала  плечо  так,  что  хотелось  ее  сдернуть  и  выкинуть  -   былой
мистической  любви  к  австрийской  игрушке  уже  не  чувствовалось.  Только
тяжесть.  Ноги  постепенно  отказывались   сгибаться   и   переставлять   их
приходилось большим усилием воли. Видимо, все остальные бойцы  находились  в
таком же положении, поскольку за все время марш-броска никто его не окликнул
и не спросил о чем-нибудь. Со всех сторон слышалось лишь натужное молчаливое
сопение. Когда Антон услышал откуда-то издалека команду, означавшую  привал,
то не поверил и продолжал шагать автоматически. А потом,  осознав,  медленно
повалился на камни и задышал словно паровоз после пробега Владивосток-Питер.
   Мысли медленно приходили в стройное  соответствие.  Горы,  небо,  долина,
снег. Снег( Антон приподнял голову и огляделся. Отряд остановился  у  самого
подножия огромной горы, все склоны которой  были  усыпаны  глубоким  на  вид
снегом. Видимо, это и была долгожданная Свага. Справа от  ближайшего  склона
виднелась широкая морена. Кругом  -  горы  чуть  пониже,  но  тоже  высокие,
увенчанные островерхими шапками, на которых кое-где на  предзакатном  солнце
тускло блестел лед. Антон поднял глаза на солнце и понял,  что  день  быстро
гас. Еще час и наступят сумерки, а почти сразу затем ночь. Темнело  в  горах
мгновенно. Идти на подъем ночью и с пр