образовался новенький Миг-29.
   Пит  Джассини  удивленно   уставился   на   огонек   вызова   на   пульте
радиоприемника - никакого ответа на доклад не должно было  быть.  Но  огонек
продолжал настойчиво мигать, и Пит вышел на  связь.  В  гермошлеме  раздался
скрипучий голос майора Патерсона. Майор казался испуганным  и,  нарушая  все
законы конспирации, говорил открытым текстом.
   - "Труба Всему", Алл„, Рассел, черт тебя побери!
   - Да сэр, - ответил за него Пит.
   - Минуту назад поступил  сигнал  от  наших  наблюдателей  за  космическим
пространством. Они уверяют, что в вашем квадрате заработал русский источник.
Отмечен  огромный  выброс  энергии  и  ее  мгновенная  конденсация.   Будьте
настороже...
   Но последние слова Пит не расслышал. Их перекрыл вопль Лэсли Форда:
   - Сэр! Нас атакует русский Миг.
   Антон  взлетел  вверх,  поднялся  над  бомбардировщиком  и,  на   секунду
зависнув, бросился на него, словно коршун на зайца. Гризов не хотел смерти и
решил отогнать этот вероломный самолет подальше отсюда. Поэтому первый  залп
он дал мимо. Две его ракеты рванулись из-под крыльев и пронеслись под  самым
носом у американца,  обдав  его  воздушным  потоком.  Бомбардировщик  сильно
встряхнуло.
   - Сэр! - заорал Билл Хармэн. - Он промазал!
   Рассел, едва успевший удержать машину, послал все и всех очень далеко.
   - Хармэн, отгони его! - приказал он стрелку.
   Но тот и так уже выцеливал вертящийся Миг.
   - Огонь!
   Бомбардировщик вздрогнул и выпустил ракету из-под  правого  крыла.  Антон
едва успел увернуться, ощутив всем корпусом исходящее от нее  тепло  смерти.
Он зашел в хвост пытающемуся уйти в сторону Северного моря  самолету  и  дал
второй залп. Ракеты взорвались не долетев, так он им приказал. Две  огромные
вспышки разорвали ночной мрак. На секунду небо вокруг осветилось, и самолеты
стали видны друг другу словно на ладони.
   - Мазила! - заорал Громоотвод, в  свою  очередь  пытаясь  поймать  Миг  в
перекрестье электронного прицела.
   - Это Миг словно играет с нами. - сказал Питфайер.
   - Да, Джонни. У меня такое же ощущение. Он уже дважды мог разнести нас  в
щепки, но не сделал этого.
   Рассел снова изменил курс. Мельком бросив взгляд на приборы,  он  увидел,
что бомбардировщик уже был в зоне действия своих "игрушек".
   - Эй парни! - крикнул он по рации Лэсли и Дику. - Готовьте свои гостинцы.
Пуск по команде.
   Лэсли хаотично проверил блок управления.
   - Готово, сэр!
   - Громоотвод, отвлеки Миг!
   - Понял, - рявкнул в ответ Хармэн и  выпустил  еще  одну  ракету.  Увидев
приближающуюся горящую  точку,  Антон  Гризов  выпустил  ей  навстречу  свою
ракету. На бешеной скорости два реактивных снаряда  сшиблись  и  взорвались,
разбросав вокруг огненные  протуберанцы.  А  когда  вспышка  потухла,  Антон
различил в ночной мгле  еще  две  маленькие  светящиеся  точки,  уходящие  в
направлении его воинской части.
   "Ах ты, гад!" - мелькнуло у него в  голове.  Эти  маленькие  точки  несли
смерть друзьям и всем остальным.
   Он ненадолго оставил Б-52 в покое и устремился  за  ракетами.  А  догнав,
изменил траекторию и направил на американскую космическую станцию "РОН-2", к
которой были пристыкованы два спутника-шпиона. Ракеты  разметали  станцию  в
клочья, наполнив космос тучами мусора.  "Ну,  что  ж,  -  подумал  Антон  со
злостью, - настала пора  разобраться  с  этой  летающей  железякой".  Сделав
мертвую петлю, Миг-29 устремился к бомбардировщику, изменившему  курс.  Б-52
уходил в Исландию.
   - Когда они достигнут цели, Форд( - по лицу Рассела тек ручьями пот.
   - Через двадцать минут, сэр, - ответил Лэсли.
   Питфайер смотрел в предрассветную зыбкую серость неба, пытаясь разглядеть
что-нибудь.
   - Не могу понять, куда делся Миг. И что он хотел от нас(
   - Джонни, по-моему это и была та секретная энергия русских.
   Неожиданно раздался голос Дика Биллинго:
   - Сэр! От вибрации отошла крышка пускового устройства наших ракет. Внутри
часовой взрыватель. Нас разнесет через две минуты.
   - Что-о-о(!!! - заорали в один голос Кремп и Питфайер. - Что ты сказал(
   -  Сэр,  -  повторил  дрожащим  голосом  Биллинго.  -  Мы   заминированы.
Остановить механизм невозможно.
   В ту же секунду они увидели заходящий со стороны солнца  Миг.  Уже  почти
наступил рассвет, и небо  на  востоке  слегка  окрасилось  в  розовый  цвет.
Истребитель грациозно сделал вираж, блеснув плоскостями,  и  пошел  прямо  в
лоб. Джонни приник к штурвалу:
   - Он что, сумасшедший(
   - Нет, Джонни, - сказал Кремп. - Но нам уже все равно.
   Две металлические стрелы неслись навстречу друг  другу  со  сверхзвуковой
скоростью. Расстояние между ними исчезало все быстрее. Лэсли  Форд  рванулся
из своего кресла, но ремни не пустили его. Тогда он уронил голову на грудь и
прошептал:
   - Я не хочу так рано...
   Ракет у Антона больше не осталось. Не было  и  энергии  для  того,  чтобы
создать их. Не осталось уже ничего, лишь желание уничтожить. И себя  и  этот
бомбардировщик. Он вдруг увидел, как сходятся в небе  две  звезды:  огромная
белая Альмиора и синий Благран. Сливаются и исчезают. И в эту секунду  Антон
ощутил в себе огромную силу, которой никогда раньше не знал.
   Гигантская белая вспышка разорвала  небо,  окончательно  уничтожив  ночь.
Антон увидел вокруг миллионы светящихся линий,  сходившихся  в  одной  точке
рождая спираль, и себя, падающего в этот бездонный колодец.
   Часть вторая
   По ту сторону смерти
   Глава первая
   Крейсер "Изумруд"
   Полыхая огнем из кормовых орудий,  крейсер  "Изумруд"  уходил  в  сторону
Порт-Артура, пытаясь оторваться от наседавших  японских  миноносцев,  словно
водомерки, чертивших море вокруг русского корабля. Крейсер, успевший  крепко
насолить флоту его императорского  величества,  вызывал  у  отчаянных  сынов
страны восходящего солнца дикую ненависть и жгучее желание  пустить  его  на
дно. Однако русским морякам терять  было  нечего,  поэтому  орудия  крейсера
работали с удвоенной силой.
   - Левее бери, дура, на десять градусов! - орал на матроса кормовой  башни
боцман Батарейкин, заменивший на посту лейтенанта Зорина, раненого  осколком
снаряда в голову.
   - Левее цель, говорю!  Боеприпасы  наперечет.  Не  дай  Боже  мазнешь  по
японцу!
   - Никак не можно, - отвечал матрос, выцеливая заходивший с  левого  борта
юркий миноносец.
   - Готово, Ваш бродь! - доложил он через секунду.
   - Огонь! - заорал боцман.
   Двенадцатидюймовка  рявкнула,  выплюнув  бронебойный   снаряд   навстречу
японскому миноносцу  "Томадзуру",  заходившему  на  исходную  для  нанесения
минного удара. Снаряд  вошел  в  носовую  часть  корабля,  выше  ватерлинии,
разметав в щепки все палубные  надстройки.  "Томадзуру"  задымил  и,  черпая
носом воду, стал выходить из зоны обстрела. Это событие на русском  крейсере
встретили бурными криками радости.
   - Аккурат по носу, Вашбродь, -  радостно  доложил  матрос,  отрываясь  от
визира.
   - Получи, япона мать! - довольно  осклабился  Батарейкин  и,  хлопнув  по
плечу матроса, добавил: Молодец, Попадайло! Живы  будем,  получишь  от  меня
стакан водки.
   - Рад стараться, Вашбродь! - рявкнул в ответ матрос.
   Подбив еще два японских  миноносца  и  избежав  благодаря  хорошему  ходу
попадания  вражеских  торпед,  через  три  часа   "Изумруд"   оторвался   от
преследования.  До  самого  вечера  море  вокруг  оставалось  на   удивление
спокойным: ни русских, ни японских кораблей. Чудом отделавшись  в  Цусимском
сражении легкими  пробоинами,  крейсер  "Изумруд"  прорывался  в  осажденный
Порт-Артур.
   Капитан  первого  ранга  Яшин  принял  командование  крейсером  "Изумруд"
незадолго до генерального сражения в Японском  море.  Приказом  командующего
черноморской эскадрой адмирала Колчака он был переведен на балтийский флот и
назначен   в   эскадру   адмирала   Рождественского,    отправлявшуюся    из
Санкт-Петербурга на выручку русского флота, потрепанного японским  адмиралом
Того на рейде  Порт-Артура.  Настроение  в  балтийской  эскадре  было  самое
боевое, среди офицеров царило  воодушевление  и  восторг  перед  схваткой  с
врагом. Никто тогда не сомневался, что японцы  будут  разбиты  в  первом  же
серьезном сражении. Если бы кто-нибудь сказал Яшину каким вселенским позором
обернется для русских это морское сражение, он собственноручно застрелил  бы
любого только за одно предположение. Сразу по прибытии в  Петербург  капитан
первого ранга Яшин принял командование крейсером "Изумруд" - одним из  самых
скоростных кораблей в  балтийской  эскадре.  Быстрее  был,  пожалуй,  только
крейсер "Новик", недавно спущенный  со  стапелей  Филадельфии  и  обладавший
ходом в двадцать узлов - самой высокой  скоростью  в  мире  среди  крейсеров
своего класса. Яшин несказанно гордился назначением, но старался не подавать
вида. В первых же учебных стрельбах на Балтике крейсер подбил две движущиеся
мишени и выиграл тактическое сражение  у  крейсера  "Коршун",  изображавшего
корабль противника.  За  успешные  стрельбы  Яшин  был  награжден  недельным
отпуском. В Санкт-Петербурге у капитана жила родная тетушка графиня Пелагаея
Ильинишна Хлопова, владевшая трехэтажным особняком на Васильевском  острове.
Кроме тетушки, которую Александр посещал в первую очередь, его  постоянно  и
неудержимо тянуло заглянуть к княгине Марии Ланской, обитавшей на Фонтанке в
семейном особняке. Княгиня была молода и  хороша  собой.  Каштановые  локоны
приятно оттеняли ее круглое личико с умными черными  глазами.  Она  сочиняла
стихи, музицировала и очень любила проводить  время  в  обществе  кавалеров,
чувствуя себя центром внимания всего светского Петербурга. Блестящий морской
офицер Александр Яшин частенько захаживал к ней  в  салон,  когда  позволяла
служба,  и  проводил  с  княгиней  все  свободное  время.  Александр  боялся
признаться самому себе, но он был страстно влюблен  в  черноглазую  княгиню.
Она же чувствовала, что разом пленила сердце морского волка и откровенно над
ним подшучивала, задавая каверзные вопросы и заставляя его краснеть. Дерзкий
и напористый в бою, на капитанском мостике быстроходного крейсера, оставаясь
наедине Александр робел перед этой черноглазой девчонкой,  очень  бойкой  на
язык, и временами не знал, что ей ответить. Маман княгини  Марии,  Елизавета
Петровна, благосклонно относилась к молодому офицеру и  выделяла  его  среди
всех других кавалеров, крутившихся вокруг Машеньки,  видя  в  нем  возможную
партию  для  дочери.  Временами  она  оставляла  их  вдвоем,  подталкивая  к
объяснению,  но  каждый  раз  Александр  в  замешательстве  вежливо  уходил,
припертый к стенке откровенным вопросом  Машеньки  "Ах,  скажите,  Александр
Владимирович, вы меня правда любите( Как это забавно!". И вот  сейчас,  стоя
на капитанском мостике прорывавшегося в  осажденный  Порт-Артур  "Изумруда",
Яшин снова вспоминал эти прекрасные и насмешливые черные  глаза,  а  в  ушах
звучало "Вы меня правда любите( Как это забавно, маман!".
   Заметно темнело. Море, довольно спокойное  на  протяжении  суток,  слегка
взволновалось. На темной воде появились белые барашки.  С  востока  пригнало
ветром огромные облака, среди которых виднелось  несколько  грозовых  туч  -
первых вестников возможной непогоды. "Что-ж, буря  нам  только  на  руку,  -
думал капитан Яшин, - за ней мы, даст бог, можем и проскочить  незамеченными
японский архипелаг. Проливы наверняка перекрыты крейсерами адмирала Того, но
если поднимется буря...А если  нет  -  придется  идти  в  обход  архипелага.
Топлива должно хватить до самого Порт-Артура, но вступать в бой с  десятком,
хотя  и  легких,  пробоин,  крайне  нежелательно".  Прижав   тридцатикратный
цейсовский  бинокль  к  глазам,  Яшин  попытался  разглядеть  на   темнеющей
поверхности моря признаки кораблей, но за пять минут тщательного осмотра  не
обнаружил на  открытой  воде  ни  одного  дымка.  Дав  помощнику  приказание
неусыпно следить за морем, капитан спустился в  каюту  -  надо  было  слегка
вздремнуть, пока была  такая  возможность.  Неизвестно,  что  принесет  день
грядущий.
   Каюта капитана крейсера "Изумруд" походила скорее  на  обитель  патриарха
русской словесности Льва Толстого: повсюду, куда ни кинь взгляд, были книги.
Стеллажи с книгами  занимали  все  стены,  оставляя  свободным  только  одну
единственную  -  ту,  в  которой  находились  блестевшие   тусклым   золотом
иллюминаторы. Рембо, Флобер, Люк де Клапье де Вовенарг выстроились  друг  за
другом на полках: капитан Яшин любил французскую поэзию и философию, хотя  и
не  до  фанатизма.  Своих  соотечественников  он  чтил  не  меньше.  Посреди
достаточно широкой каюты стоял стол из красного дерева, все изогнутые  ножки
которого были намертво  привинчены  к  полу.  Фонари,  точно  также,  прочно
крепились на стенах на  небольшом  пространстве,  что  оставалось  от  книг.
Только красивая японская люстра с соломенным абажуром, украшенная  картинами
из жизни самураев, на свободном шнуре была прикреплена к потолку так,  чтобы
во время сильной качки она не могла разбиться. На столе,  помимо  раскрытого
томика стихов Брюсова, лежала коробка с крепкими папиросами  "Дункан".  Яшин
подошел к встроенному в переборку шкафчику и достал оттуда бутылку  "Старого
Рейнского". Налив себе полбокала, он  вытащил  из  початой  пачки  папиросу,
закурил, и раскрыл иллюминатор, впустив в каюту струю свежего ветра. Морской
воздух  заставил  капитана  вспомнить  о  далеком  Санкт-Петербурге,  старых
друзьях, тетушке, и еще  о  той,  что  так  заразительно  смеялась,  задавая
нетактичный вопрос: "Вы меня правда любите, Александр  Владимирович(".  Яшин
сильно затянулся и выдохнул струю дыма в иллюминатор. "А, черт возьми, что я
нашел в этой девчонке( - подумал он, - В самом деле, ведь она так  со  всеми
шутит.  Вокруг  нее  столько  кавалеров  крутится,  со  всеми  она  мила   и
приветлива, а мне хоть бы раз показала, что думать, и стоит  ли  надеяться."
Яшин отпил большой глоток вина и попытался встряхнуться. "Брось, - сказал он
сам себе, - Возьми себя  в  руки,  капитан.  Сейчас  не  время  раскисать  и
предаваться розовым мечтам. Если нам суждено прорваться, то приди  к  ней  в
Петербурге и в последний раз спроси ответа на чувства. Если выживешь,  то  в
ее глазах будешь героем.  А  если  умрешь,  то  тебе  не  о  чем  будет  уже
беспокоиться. Так или иначе  пора  рубить  этот  узел,  нельзя  же  ведь  до
скончания века ходить при ней просто в кавалерах. " Решившись, Яшин  немного
успокоился, затянулся еще раз крепким табаком и выкинул окурок в море. Затем
прилег на диван, также привинченный к полу, взял томик  Рембо,  и  попытался
читать - спать он все равно не мог. Несмотря на усталость, мысли  о  далекой
черноглазой княгине Ланской не давали  ему  покоя.  Спустя  двадцать  минут,
убаюканный слабой килевой качкой, капитан все же задремал. Во сне он  увидел
себя сначала учителем в детской гимназии, линейкой отчитывавшего  нерадивого
ученика  за  леность,  затем  поваром   в   офицерской   столовой,   занятым
приготовлением фазана с  черносливом  и  грецкими  орехами.  Вслед  за  этим
капитан вдруг оказался посреди зимы в какой-то  русской  деревне.  Наверное,
где-то под Черниговом.  Крестьянские  девки  и  ребята  катались  с  высокой
ледяной горы с визгом и хохотом. Капитану тоже очень хотелось скатиться хотя
бы раз, но на нем был офицерский мундир,  а  морским  офицерам  не  пристало
кататься с горок как малым детям. И Яшин продолжал с легкой завистью взирать
на происходившее у него на глазах народное веселье. "Наверное,  Масленница",
- подумал Яшин во сне, и тут же, не заставив себя  долго  ждать,  перед  его
носом возникли ароматные и поджаристые блины. Блины висели прямо в  воздухе,
слегка подрагивая, подставив капитану свои политые маслом румяные бока.  Они
словно бы говорили "Съешь меня, капитан, ничего с тобою не будет".  Но  Яшин
усилием воли отогнал от себя  наваждение.  Затем  вдруг  он  увидел  себя  в
открытом море. Капитан сидел на учебной парусной яхте еще с десятком кадетов
своего курса, а усатый  дядька-боцман,  приставленный  к  ним  для  надзора,
сверкал глазищами и то и дело покрикивал на кадетов: "Живее за шкоты дергать
надо, олухи, перекинет парус на другой борт, так и на корм  рыбам  пойти  не
долго". Яхта шла уверенно,  рассекая  килем  небольшие  волны,  и  тут  Саше
впервые понял, насколько сильно он любит море.
   Стук в дверь заставил Яшина открыть глаза. Через секунду он уже стоял  на
ногах, застегивая ворот кителя  на  крючок.  За  дверью  оказался  ординарец
матрос Лыкин.
   - Ваше высокоблагородие, - доложил Лыкин извиняющимся голосом, -  Старший
помощник Логинов просют вас подняться на мостик.  Слева  по  борту  замечены
неизвестные дымы.
   - Идем, Лыкин, - сказал капитан Яшин и, обогнав матроса, первым  поднялся
по металлической лестнице на верхнюю палубу. На  мостике  "Изумруда"  помимо
старшего  помощника  Логинова  находился  рулевой  старшина  второй   статьи
Переверзев и ответственный за дальномеры лейтенант Ухин. Как только появился
капитан корабля, Логинов поспешил доложить.
   - Господин  капитан,  слева  по  борту  на  расстоянии  пять  кабельтовых
периодически  появляются  неопознанные  дымы.  Они   то   приближаются,   то
пропадают. Из-за плохой видимости идентифицировать корабли пока не удалось.
   Яшин взял из  рук  помощника  цейсовский  бинокль  и  попытался  пронзить
взглядом серую хмарь, висевшую над водой. Рассвет еще не наступил,  но  тьма
понемногу растаскивалась ветерком. "Да, спал я часа полтора, - подумал Яшин,
- еще даже не рассвело, но, слава Богу, что вообще удалось глаза сомкнуть. А
ветерок-то слабенький, если дальше так пойдет, эта хмарь провисит  еще  часа
три после восхода солнца".
   - Курс не менять, - приказал Яшин, - идем в  сторону  японских  проливов.
Даст бог, проскользнем у самураев под носом.
   - Господин капитан, - возразил Логинов,  -  не  лучше  ли  не  испытывать
судьбу и сразу двинуться в обход архипелага(
   - Нас наверняка ждут, один черт, и в проливах и  у  северной  оконечности
гряды островов Рику. Адмирал Того имеет достаточно кораблей, чтобы  охватить
такое пространство. Следуя логике, больше всего ждать нас  будут  именно  на
обходном пути. А мы идем прямо черту в пасть. Он обязательно  ее  захлопнет,
но шанс  проскочить  меж  зубов  все-таки  остается.  Попробуем  перехитрить
японского адмирала.
   - Надеюсь, господин капитан, что у адмирала Того не очень много зубов,  -
пошутил Логинов.
   Спустя полчаса, вопреки надеждам Яшина, ветер начал усиливаться.  Причем,
настолько  быстро,  что  грозил  в   скорости   перейти   в   шторм.   Когда
предрассветный туман разогнало, дежуривший у визира матрос сообщил о наличии
дыма слева по борту. Яшин приник к  окулярам  визира  и  внимательно  изучал
болтавшийся на высокой встречной волне корабль. Он никак  не  мог  оказаться
гражданским - все торговые  суда,  прекрасно  осведомленные  о  войне  между
Россией и Японией, обходили район восточно-китайского моря стороной. И Яшин,
к сожалению, не ошибся. Их нагонял на всех  парах  легкий  японский  крейсер
"Фукузи". Крейсер шел быстро и  несмотря  на  встречную  волну  мог  догнать
"Изумруд" через двадцать минут. Не известно, отважится ли  японский  капитан
вступить в бой в одиночку - традиционно японцы не боятся смерти, но  трезвый
европейский расчет им далеко не чужд.  Это  показало  генеральное  сражение.
Гораздо легче позвать на подмогу курсирующие неподалеку крейсера и миноносцы
и растерзать одинокий русский  крейсер  без  особой  опасности.  Между  тем,
"Фукузи" несся вперед. Видимо им управлял отчаянный моряк.
   - Кормовые орудия к бою, - приказал Яшин, оторвавшись от окуляров.
   По палубе застучали  матросские  ботинки.  Бронированная  кормовая  башня
крейсера  медленно  повернулась  в  сторону,  нашаривая  цель.  Стволы  двух
двенадцатидюймовых  орудий  плавно  поднялись