ый  карман
гимнастерки и протянул капитану удостоверение.
   - Будешь представлен к награде. -  добавил  капитан,  разглядывая  личные
документы Антона, где под затертой и пропахшей машинным маслом  фотографией,
к величайшему удивлению Антона  значилось:  лейтенант  Антон  Гризов,  141-й
истребительный авиаполк.
   Антон стоял перед капитаном Мацурой в  командирском  блиндаже  и,  хлопая
глазами, пытался осознать  происходящее.  Пять  минут  назад  истребительное
звено "Яков" вернулось с задания, уничтожив  три  немецких  стервятника.  Но
откуда в этом бою возник он -  Антон  Гризов,  оставалось  тайной  для  него
самого. Еще несколько мгновений назад он ощущал себя истребителем  "Миг-29",
несущимся лоб в лоб с американским бомбардировщиком. Затем  -  взрыв,  мрак,
миллионы звезд, сходящихся в одну гигантскую спираль и вот, снова война. Что
за война, сомнений не оставалось:  "мессеры"  с  крестами  на  крыльях  были
только в одной. Со временем Антон определился чуть позже,  когда  растянулся
на жесткой лежанке в пилотском блиндаже, который  нашел  чисто  случайно  и,
накрывшись шинелью, попытался уснуть.  Вторая  эскадрилья,  а  он  сам,  как
оказалось, служил в первой, в полном  составе  зашла  поздравить  Антона  со
сбитым фрицем. Командир второй эскадрильи старший  лейтенант  Толубеев  даже
принес с собой банку спирта, выпрошенного у медсестры Анечки  из  госпиталя.
Летчики раздавили по полстакана  за  победу  и  отправились  на  аэродром  -
сегодня  им  предстояло  сопровождать  бомбардировщики.  Бойцы   из   первой
эскадрильи  намывались  после  удачного  боя  в  полковой  бане,  а   Антон,
отговорившись дикой усталостью, остался отдыхать на лежанке. На  самом  деле
об отдыхе он и не думал. Антон изо всех сил пытался собрать воедино с  дикой
скоростью разбегавшиеся в разные стороны  мысли.  Он,  двадцатилетний  Антон
Гризов, радиоразведчик, привыкший ездить на метро,  ходить  на  дискотеки  с
девушками и есть с ними мороженое, своими глазами неоднократно  видевший  по
цветному телевизору старт космических кораблей,  теперь,  если  верить  этим
самым глазам своим, лежал  на  жесткой  лежанке  из  неошкуренных  березовых
стволов и курил папиросу "Беломорканал" выпуска 1940 года. Да, было от  чего
сойти с ума. Но толку от этого, как неожиданно  здраво  рассудил  Антон,  не
будет никакого. Пока есть жизнь - есть надежда. Черт его знает, как он  сюда
попал, но вдруг когда-нибудь он отсюда выберется( О том, что  он  застрял  в
этом времени навечно, Антон  даже  думать  боялся.  Он  докурил  папиросу  и
затушил ее о консервную банку из-под  тушенки,  служившую  импровизированной
пепельницей. Сидевший в соседнем углу радист Емельянов настроился на Москву,
и в прокуренный блиндаж ворвался металлический голос Левитана:
   - От Советского Информ-бюро...
   Шел 1944-ый. Русские наступали и били фашистов по всем  фронтам.  Авиация
уже иногда летала бомбить Берлин. Как Антон узнал позже, он соткался в  этом
мире из мыслей  и  сомнений  русоволосого  двадцатилетнего  лейтенанта  Тохи
Гризова, которого должны были убить в этом бою.  Но  не  убили.  Душу  убить
невозможно. В тот момент, когда крупнокалиберная пуля вошла Тохе в  затылок,
пробив кабину истребителя, следом за ней из будущего  просочилась  в  Тохино
тело душа Антона Гризова и  слилась  с  ним  воедино.  Долго  потом  механик
Ковырякин непонимающе рассматривал изрешеченную кабину самолета и невредимую
голову лейтенанта, но так и не понял,  каким  Макаром  его  пилота  миновали
пули. Два месяца Антон отвоевал  на  фронте,  постепенно  привыкая  к  новой
жизни. Бил немцев, летал вместе  с  капитаном  Мацурой  и  асами  из  141-го
истребительного полка прикрывать конвои мощнотелых  бомбандировщиков.  Долго
курил махорку после неудачных полетов  и  воздушных  схваток  с  выкормышами
Геринга, стоивших жизни многим нашим пилотам. После удачных -  пил  спирт  в
медсанчасти с санитарками и летчиками, рассказывал  как  ходил  до  войны  в
горные походы, ночевал при минус тридцать на перевалах под  открытым  небом.
Вспоминал иногда о Малом, Сане и Мишке. Однако, воспоминания эти с  течением
времени становились все туманнее, постепенно теряли четкость. И, спустя  еще
месяц, Антон не мог уже с уверенностью сказать,  что  он  именно  тот  Антон
Гризов, который когда-то сидел за постом "Глобальный перегон" и  пил  чай  с
Малым, а не лейтенант Тоха Гризов, зубоскал и бабник.
   По причине отсутствия бритвы Антон отпустил бороду. Но  когда  однажды  в
блиндаже ему в руки попался осколок зеркала, он увидел в нем  свою  небритую
физиономию, и после долгих размышлений решил все же  расстаться  с  ненужной
растительностью на лице. Антон раздобыл бритву у соседа летехи Вовки Брыкина
и, приступая к процессу, весело подумал о том, что не брился еще  с  прошлой
жизни. Постепенно бодрое расположение духа возвращалось  к  нему.  Помогала,
как ни странно, война. Ни на минуту он не мог остаться в покое  и  поплакать
над своей судьбой - его все время куда-нибудь посылали.  То  на  задание  по
прочесыванию вражеских тылов, то прикрывать бомбовозы, то  за  самогонкой  в
расположенный неподалеку госпиталь. За свою недолгую в этой жизни  службу  в
авиации Антон успел завалить шесть "Мессеров"  и  двух  "Юнкерсов",  прослыв
"асом" даже среди бывалых истребителей. Механик Иван Ковырякин  только  диву
давался тому как  изменился  его  подопечный  за  три  месяца.  Раньше  Тоха
считался смелым парнем, но без  "башни",  а  потому  имел  репутацию  скорее
пугала  для  немцев,  чем  аса.  Теперь  же  все  изменилось.  Размалеванные
"мессеры" боялись Антона как огня. И бросались врассыпную, едва завидев  его
темно-зеленый "Як" с большой белой  семеркой  на  фюзеляже  и  ярко-красными
звездами на крыльях. Не боялись  его  лишь  самые  отчаянные.  Тех  уж  нет.
Остальные фашистские летчики предпочитали с ним не встречаться и считали его
заговоренным. Ибо на  глазах  у  всей  шестнадцатой  эскадрильи,  состоявшей
исключительно из асов Геринга, "Як" Антона был изрешечен схватившимся с  ним
истребителем Генриха Швейцера, но даже не загорелся. Более того, он как ни в
чем ни бывало сделал разворот и вспорол Швейцеру брюхо пулеметной  очередью.
Вслед за этим эскадрилья обратилась в бегство. После восьми таких боев  Иван
Ковырякин запил горькую. А когда, после очередной попойки, его поволокли  на
допрос к капитану Мацуре, заявил, что его лейтенант -  чистый  черт.  Потому
что не может нормальный человек сквозь себя пулеметную очередь пропустить  и
остаться целым. Мацура Ковырякину не поверил и посадил  его  под  арест.  Но
зерно сомнения запало в его душу. Однажды в одном из боев на глазах капитана
самолет Гризова угодил в стену огня, выстроенного зенитками  немцев,  причем
Мацура летел рядом и явственно видел как "семерке"  разнесло  кабину  прямым
попаданием. Проводив взглядом к земле догоравшие  обломки  самолета,  Мацура
уже собирался прочесать зенитные позиции огнем и отомстить за  смерть  героя
гадам, но неожиданно увидел темно-зеленый "Як" с семеркой на борту чуть выше
себя и услышал голос в гермошлеме:
   - Капитан, все нормально, продолжаю бой!
   Едва не потеряв управление истребителем,  капитан  вывел  звено  из  боя,
вернулся на базу, и, приземлившись на своем аэродроме, первым делом потрогал
лейтенанта Гризова за плечо. Плечо оказалось самым настоящим,  нисколько  не
сделанным из воздуха. Несмотря на это и тот факт, что капитан был убежденным
коммунистом, его неудержимо тянуло перекреститься.  Спустя  некоторое  время
капитан  Мацура  немного  успокоился  и  постановил  думать,  что  ему   все
померещилось из-за ожесточенного ритма схватки, в пылу  которой  не  мудрено
что-нибудь перепутать. Однако, с тех пор Мацура потихоньку запил сам.
   В  один  из  осенних  дней  командование  задумало  массированный   налет
бомбардировщиков на крупный морской порт германии Киль, в котором по  данным
агентуры завершался ремонт четырех подводных лодок и  двух  эсминцев,  резко
усиливших бы военную мощь Германии на Балтике. Согласно диспозиции,  в  этой
операции  141  истребительный  полк  должен  был  выполнять   роль   боевого
прикрытия.  Все  содержалось  в  строжайшем  секрете.   Тактические   вылеты
отменили.  Самолеты  готовили  по  ночам.  Механики   возились   в   моторах
истребителей при несмелом свете лучины. Вылет был назначен на пять утра.
   В  то  утро  лейтенант  Антон  Гризов,  изрядно  подгулявший  накануне  в
госпитале с медсестрой Зиночкой  и  компанией  братьев-летчиков,  чувствовал
дикую головную боль. На рассвете его  разбудил  вестовой  Семен  Кандовый  и
принес, по уговору, литровую  банку  огуречного  рассола.  Антон  присел  на
лежанке и, обхватив двумя трясущимися руками банку с  живительным  напитком,
чуть ли не залпом выпил рассол. После того как огуречная жидкость растеклась
по  внутренностям,  Антон  почувствовал  себя  заново  родившимся   и   стал
натягивать форму. Облачившись в портупею, прихватив  пистолет  и  планшет  с
картой, бравый лейтенант вышел на воздух. Утренняя  прохлада  обхватила  его
своими скользкими щупальцами. Антон застучал зубами и стал быстро  трезветь.
Он посмотрел на восток, где небо начинало едва заметно светлеть и, достав из
кармана гимнастерки папиросу, медленно и с наслаждением закурил.  Постояв  с
минуту, лейтенант побрел  к  своему  истребителю.  Мокрая  невысокая  трава,
словно ковром укрывавшая весь военный  аэродром,  цеплялась  за  сапоги.  На
полдороги Антон обернулся и  заметил,  как  из  землянки  первой  эскадрильи
выползли на свет Божий его однополчане - Васька Сутулый  и  Михась  Боровой,
вчера вечером вместе  с  Антоном  лихо  хлеставшие  стаканами  неразведенный
спирт. Судя по жестам  и  измученным  физиономиям  обоим  спалось  не  очень
сладко, как и Антону. Но делать нечего - труба  зовет,  пора  в  поход.  Оба
истребителя, также носивших чины лейтенантов, закурили и  направились  вслед
за Антоном, попыхивая на ходу. Вслед за ними  показались  Генка  Везухин  по
прозвищу Штык, Федор  Пискунов  и  Егор  Семенов  -  все  без  исключения  в
состоянии глубокого отходняка. Антон  даже  запереживал  немного  об  исходе
операции, поскольку самочувствие бойцов могло вызвать многочисленные промахи
в стрельбе.
   У самолета Антона уже поджидал верный механик Иван  Ковырякин,  всю  ночь
провозившийся с мотором  легендарной  "Семерки".  Грозный  "Як-3"  мерцал  в
предрассветных   лучах   новенькой   краской   десяти   красных   звездочек,
нарисованных через трафарет рядом с кабиной пилота - по числу сбитых  немцев
Антон теперь числился самым первым, обогнав многих бывалых  пилотов  из  141
истребительного полка.
   - Ну, как дела, Ваня( - спросил Антон приблизившись.
   - Да все нормально. Я мотор  проверил  -  работает  не  хуже  нового.  Не
подведет.
   - Это хорошо. Мотор в нашем деле поважнее пулемета будет. -  назидательно
проговорил Антон, старательно игравший роль бравого лейтенанта, которая  ему
уже начинала нравиться. Он осмотрел лежавший под крылом парашют, забрался  в
кабину истребителя и, закурив новую папиросу, спросил:
   - Как там вторая эскадрилья воюет, не слыхал(
   - Да как не слыхать, слыхал. Иванян дает фрицам прикурить.  Уже  девятого
вчера ссадил над немецкой территорией.
   -  Молодец,  Иванян,  хорошо  воюет.  Придется,  Иваныч,  и  мне  сегодня
отличиться. Авось какого-нибудь "мессера" повстречаю и подпалю.
   - Оно, конечно, неплохо будет, - осклабился Иван, еще не совсем привыкший
к мысли, что его летчик выходит живым  из  любого  боя,  и  в  глубине  души
боявшийся, что Антон в один прекрасный момент подорвется в небо просто  так,
без самолета. - Да только лучше без особой нужды в пекло  не  лезть.  Я  уж,
промежду прочим, пообвыкся с энтим мотором, а там  придется,  чего  доброго,
новый изучать. Мотор - он ведь, что человек. К каждому особый подход нужен.
   - Ты что там, Ваня, каркаешь( - миролюбиво поинтересовался Антон, - Новый
мотор ведь тебе придется только с новым летчиком получать, смекаешь(  Вот  и
не бреши перед вылетом. Проверь лучше винт.
   - Да уж все проверено, десять раз.
   Антон осмотрел аэродром. Солнце еще не поднялось. По земле, скрывая ее от
взгляда, стлался зыбкий туман, обволакивая истребители, отчего они  казались
какими-то фантастическими животными, мастодонтами,  стоявшими  по  колено  в
тумане. Все летчики эскадрильи сидели за штурвалами своих  самолетов,  время
от времени перекидываясь перед боем с механиками незначительными словечками,
за которыми проступала привычная нервозность. Ждали зеленую ракету -  сигнал
к старту. За время войны летчики первой эскадрильи уже сделали не по  одному
десятку боевых вылетов. Немцев видели не на картинках, а лицом к лицу. Почти
ежедневно сходились с ними в смертельной схватке  и  выходили  победителями,
поскольку до сих пор все были живы. В эти мгновения  перед  боем  в  воздухе
повисала какая-то особая тишина. Мир  замирал,  и  в  тишине  казалось  было
слышно как благоухает окружающий лес  миллионами  неразличимых  ароматов.  И
вдруг, разрывая предрассветную зыбкую мглу, рванулась в небо зеленая ракета.
   -  От  винта!  -  крикнул  Антон  и  закрыл  кабину.  Почти  одновременно
захлопнулись кабины остальных истребителей. Закрутились  пропеллеры  "Яков",
набирая обороты, истребители, один за другим, стали выруливать  на  взлетную
полосу.  Первым  взмыл  в  мглистое  небо  "Як"  капитана   Мацуры,   следом
истребитель лейтенанта Гризова, а затем потянулись все  остальные.  Проткнув
слой низковисевших облаков, самолеты вырвались на  открытое  пространство  и
поднялись на пять тысяч метров, став доступными для солнечных лучей.  Здесь,
наверху, уже давно наступил рассвет, и  все  казалось  сочно-розовым.  Антон
даже залюбовался окрестными видами, забыв на мгновение о  цели  операции,  и
слегка нарушил строй летевших двумя звеньями самолетов. Романтические  мысли
покинули его голову только  в  тот  момент,  когда  в  наушниках  гермошлема
раздался хриплый от дикого  количества  выкуренных  папирос  голос  капитана
Мацуры:
   - Лейтенант Гризов, держать строй! Что еще за выкрутасы(
   - Товарищ капитан, проверял мотор на холостых оборотах.
   - На земле надо было проверять. Чем твой Ковырякин занимался(
   Антон вернул истребитель в строй и больше его не нарушал, хотя то и  дело
новорожденного  лейтенанта  тянуло  погонять  среди  облаков  наперегонки  с
птицами и понырять к далекой и невидимой сейчас земле на бреющем полете. Его
так и подмывало стать радиоволной, но по  какой-то  причине  он  не  мог  ей
стать, как ни старался. Разобраться в себе Антон также  не  мог  по  причине
полного отсутствия времени. Но на этот раз он решил  выяснить  все  о  своих
потусторонних  задвигах  после  налета  на  Киль.  Если  некогда  поражавшие
воображение  способности  вдруг  отчего-то  заблокировались,  то  отсутствие
собственной  смерти  в  бою  Антон  постоянно  констатировал  с  не  меньшим
удивлением. Этот факт сделал из него храбреца. Шутка ли - восемь раз  гореть
и ни одного раза не умереть. От такого можно собой  загордится.  Между  тем,
приближался квадрат  88.12  -  место  встречи  с  бомбардировщиками.  Дальше
начиналась немецкая территория, где ко всем прелестям встреч с асами Геринга
прибавлялась зенитная артиллерия противника. Спустя  двадцать  минут  полета
Антон разглядел в разрывах облаков длинные  массивные  тела  "Пе-2",  мощных
бомбардировщиков, наводивших страх  на  жителей  больших  городов  Германии.
Бомбовозы шли двумя клиньями. Тотчас в наушниках раздался голос Мацуры:
   - Звену Везухина прикрывать бомбардировщики с левого фланга. Второе звено
- следовать за мной на правый. Атаковать при первом же появлении фашистов.
   Три истребителя под командой Генки Везухина по прозвищу Штык  устремились
на левый фланг воздушной армады самолетов. Антон вместе с Васькой Сутулым  и
Мишкой Боровым повернули за капитаном  Мауцрой,  в  случае  смерти  которого
командиром звена становился лейтенант Гризов. В голове понемногу становилось
светлее. За время боев Антон уже свыкся с азартом схватки.  Он  был  уверен,
что не умрет, но все равно где-то  в  подсознании  тоненьким  червячком  жил
страх за собственную жизнь, и перед боем он обязательно давал о себе  знать.
Вот и сейчас Антону неудержимо захотелось курить. Романтических  мыслей  уже
не было и в помине. Небо, еще пять минут назад такое мирное, теперь казалось
лишь таящим в себе тотальную угрозу, а красивые кучевые  облака  раздражали,
потому что любое из них могло служить идеальным прикрытием для  истребителей
противника.  И  они  не  заставили  себя  долго  ждать.   Армада   советских
бомбардировщиков еще не успела глубоко вклиниться на территорию  противника,
как откуда-то снизу с диким визгом вынырнуло пять "Мессершмидтов".  Немецкие
истребители заплясали вокруг замыкающих левый край бомбардировщиков в  диком
танце. Застучали крупнокалиберные пулеметы, рявкнула хвостовая пушка "Пе-2",
завязался  бой.   Звено   Генки   Везухина   ринулось   на   защиту   родных
бомбардировщиков, схлестнувшись с "Мессерами". Три против пяти. Но это  была
привычная комбинация для русских. "Мессеры" оказались, как и  ожидалось,  не
обычные. Против крупных  скоплений  противника  нацисты,  уже  почуявшие  на
собственной шкуре растущее  на  глазах  мастерство  Покрышкина  и  Кожедуба,
посылали теперь только своих асов на размалеванных  устрашающими  картинками
истребителях. Помимо свастики,  хищнокрылые  фашистские  самолеты  несли  на
своем фюзеляже и плоскостях изображения огнедышащих драконов, кабанов,  змей
и прочей нечисти. На еще неокрепшую духом в боях молодежь  это  действовало.
Но на сей раз нацистам попались  опытные  противники,  которым  было  нечего
терять. Не долго думая  Везухин  атаковал  первый  подвернувшийся  "Мессер",
раскрашенный под изрядно полинявшего ягуара,  о  чем  свидетельствовала  его
оскаленная пасть, красовавшаяся на крышке мотора. Везухин  отлично  стрелял,
и, несмотря  на  бурную  ночь,  предшествовавшую  сражению,  умение  его  не
подвело. Первой же очередью Генка продырявил "ягуару" хвостовое  оперение  и
бензобак. Немец, отчаянно задымив, скрылся в закрывающих землю облаках. Трое
других, схватившиеся с Федькой и Егором, прочно увязли в схватке и не  имели
никакой возможности атаковать бомбардировщиков, продолжавших следовать своим
курсом. Один "Мессер" с  подбитым  крылом  отстреливаясь  отступал,  избегая
близкой дистанции с истребителем Федора, а два других еще  пытались  достать
Егора, но за Егора тоже можно было не  переживать  -  немцы  оказались  явно
слабее. Постепенно бой уходил в сторону от воздушной армады. Генка  Везухин,
убедившись, что помощь его подопечным не нужна,  старался  отыскать  глазами
пятый фашистский истребитель - он точно видел, что немцев было  пять,  -  но
никак не мог.  Немец,  словно  испарился.  Пропал  в  облаках.  Предчувствуя
подвох, Генка  направил  свой  истребитель  поближе  к  бомбардировщикам,  а
догнав, занял позицию с левого фланга. И вовремя. Пятый "Мессер"  неожиданно
вынырнул  из  облаков  и,  выпустив  длинную  очередь  по   бомбардировщику,
мгновенно юркнул обратно. Очередь угодила крайнему бомбардировщику  прямо  в
заднюю часть  кабины.  Особых  повреждений  у  "Пе-2"  видно  не  было,  но,
связавшись с ним по рации, Генка узнал, что убит штурман. "Вот  сволочь",  -
мысленно помянул немца Везухин и поклялся не упустить его ни  за  что,  если
тот снова посмеет показаться. Генка поднялся чуть выше общего строя и  занял
позицию почти над крайним бомбардировщиком. Наглый "Мессер" не заставил себя
долго ждать. Видимо, увидев полное отсутствие охранения, он  снова  вынырнул
из  облаков  почти  вровень  со  строем  русских  самолетов  и  ринулся   на
подраненный бомбардировщик, желая его добить. Но Везухин не спал. Он  бросил
свой остроносый "Як" навстречу немецкому асу и пошел в лоб. Расстояние