ушилось и падало. Но моряки - народ опытный, и
поэтому все в крохотном кубрике Антона было привинчено либо к полу,  либо  к
переборкам. Никаких личных вещей у него давно не было. Взрывы  от  глубинных
бомб грохотали почти целый  час,  видимо  противолодочный  корабль  выследил
лодку и преследовал ее, упорно стараясь потопить. Затем все внезапно смолкло
и взрывы больше не повторялись. Подлодка смогла уйти от корабля нацистов.
   Спустя еще несколько дней люк в кубрик Антона отворился, когда  он  спал.
Переступив через порог, в кубрик вошел капитан. Антон сел и  протер  ладонью
глаза.
   - Слушай, летун, - приветствовал его капитан, - пришло радио  с  базы.  Я
запрашивал о тебе и вот получил ответ. Лейтенант Гризов из сто сорок первого
истребительного полка, погиб смертью храбрых  в  бою  над  немецким  городом
Киль. Что скажешь(
   - А что говорить, - пробормотал Антон, -  Интересно,  кто  это  видел(  А
может и действительно подумали, что погиб, я ведь на таран пошел. А  очнулся
на земле - сам почти ничего не помню.
   - Ну, в общем так, мы уже почти на базе. К утру дойдем.  Первым  делом  я
тебя сдам в комендатуру.
   - Да куда угодно, - ответил Антон, - главное, что я  уже  не  в  немецком
плену.
   - Ну да, - процедил капитан сквозь зубы, - Прощай. Больше я тебя навещать
не буду. Поминай, как звали.
   Антон повернул голову и сказал:
   - Спасибо тебе капитан, ты ведь меня от смерти спас.
   Капитан еще раз внимательно посмотрел на  Антона  и  молча  вышел.  Через
несколько часов люк  со  скрипом  отворился  снова.  На  сей  раз  в  проеме
показался широкоплечий матрос Филипенко с автоматом в руках. Он повел  дулом
автомата в сторону люка и пробасил:
   - Выходи, да смотри мне, без фокусов.
   Антон осторожно, чтобы не  удариться  головой  или  плечом  о  переборку,
перешагнул через порог.
   - Прямо и вверх по лестнице. - указал путь Филипенко.
   Антон медленно стал подниматься по узкой лесенке, ведущей, скорее  всего,
в рубку. Так оно и оказалось. Филипенко не отставал, но все время  находился
на таком расстоянии, что его  невозможно  было  достать,  захоти  Антон  его
ударить. Поднявшись в рубку, Антон столкнулся там еще с  двумя  офицерами  и
несколькими матросами. И наконец, поднявшись еще выше, он оказался на свежем
воздухе. Соленый ветер ударил в лицо. Антон жадно  вдохнул,  набирая  полную
грудь чистого  кислорода,  которым  казался  свежий  воздух  после  спертого
воздуха в подлодке. Голова закружилась, словно принял стакан чистого спирта.
Долго блаженствовать ему, однако, не пришлось. Филипенко ткнул в спину дулом
автомата и напомнил:
   - Вниз по лестнице и на пристань, медленно.
   Спустившись  на  палубу  подлодки,  Антон  осмотрелся  вокруг,  насколько
позволяло время, отпущенное шагавшим позади  Филипенко.  Подлодка  стояла  в
довольно широкой гавани, образованной  далеко  выдававшимся  в  море  мысом,
благодаря которому гавань была защищена с трех сторон. На самом  конце  мыса
виднелись несколько орудий  береговой  артиллерийской  батареи.  Впереди  на
берегу - приземистые строения, скорее всего казармы обслуги  базы  подводных
лодок. Филипенко снова напомнил о себе, и Антон послушно поднялся  по  трапу
на пирс. Они зашагали по небольшой дороге, ведущей к видневшемуся на  холмах
городку. Судя по всему это был оплот советского военно-морского флота  город
Мурманск. Ничего против Мурманска Антон  не  имел.  Какая  разница  в  каком
именно месте, но он опять оказался на своей земле. Он так обрадовался этому,
что ускорил шаг. Но очень быстро понял, что поторопился. В  процессе  ходьбы
плечо снова разболелось и дало о себе знать приливом горячей волны  к  лицу.
Так что в комендатуру Антон добрался уже шатаясь и, едва  переступив  порог,
рухнул на пол.
   Очнулся он в лазарете. Рядом с ним сидела медсестра,  а  чуть  поодаль  -
сухопутный автоматчик, положив свое оружие  на  колени.  Когда  он  очнулся,
медсестра смочила его лоб мокрой тряпкой, стараясь  облегчить  страдания,  а
охранник, наоборот, насторожился. Из чего Антон заключил, что  его  личность
все еще вызывает опасения. Его даже сфотографировали и отослали фото  в  сто
сорок первый авиаполк. Ответ пришел неожиданно быстро. Особый отдел  признал
лейтенанта Гризова в лицо и предписывал переправить его в расположение полка
для дальнейшего разбирательства в происшедшем как можно быстрее. Его  срочно
погрузили в самолет,  направлявшийся  в  Белоруссию,  где  в  данный  момент
базировался полк. Весь полет Антон провел в полузабытьи,  время  от  времени
приходя в себя и опять проваливаясь в черную  темноту.  В  полусне-полубреду
ему казалось, что он снова стоит на коленях в  каюте  немецкого  крейсера  и
смотрит в пасть овчарке. Потом он снова отстреливался от фашистов около дома
на берегу, пикировал куда-то на  своем  истребителе,  шел  на  таран,  снова
пикировал, косил немцев из пулемета в пылу схватки.
   Когда он, неизвестно в который раз, пришел  в  себя,  то  обнаружил,  что
лежит в большой белой палате с высоким потолком. Рядом стояло еще пять коек,
на которых лежали раненые бойцы. Антон попытался приподнять  голову  и  едва
смог это сделать - так сильна была слабость.  Посмотрев  вокруг,  он  увидел
сидевшего на койке у окна бойца и спросил:
   - Что со мной было(
   Боец с перевязанной рукой повернул к нему свое небритое лицо  и  спокойно
сказал:
   - Ты чуть не умер, паря, только и всего.  Еле  выходила  тебя  сестричка.
Дохтуру, да ей жизнью обязан.
   Антон уронил голову на подушку и снова спросил:
   - А где я, боец, в Мурманске(
   - Да, видать тебя крепко  задело,  -  проговорил  боец  с  сочувствием  в
голосе, - Ты в Белоруссии, паря, недалеко от Гродно.
   - А немцы где(
   - Немцы( Да не боись.  Немца  уже  далеко  отбросили,  аж  за  Вислу.  Но
повоевать еще успеешь, крепко дерется еще фашист.  Да  хребет  уже  сломали,
недолго ему осталось.
   В этот момент в палату вошел Михась Боровой и увидев живого  Антона  едва
не закричал от радости.
   - Жив, черт тебя подери, а мы уж тебя похоронили. Ну как ты, рассказывай.
   - Да что тут рассказывать, - Антон обвел взглядом  палату.  -  лежу  вот.
Вспоминаю. Вы-то как, как ребята(
   Михась нахмурился.
   - После того налета из наших вернулись только я, Васька Сутулый  да  Егор
Семенов. Генку Везухина, Пискунова, тебя и капитана  Мацуру  мы  похоронили.
Ждали долго, да потом замполит  объявил  вас  геройски  погибшими.  Даже  за
упокой души уже всем миром выпили. А ты вот он - живой.
   - Да что со мной  станется,  -  сказал  Антон,  -  потом,  как  оклемаюсь
немного, расскажу где меня носило.
   - Слушай, - сказал Михась, и заговорщически подмигнул, - Погоди  немного,
у меня тут фельдшер знакомый, враз со спиртом обернусь. Выпьем за здравие.
   Антон слабо попытался отговориться.
   - Да мне нельзя еще, наверно.
   - Слушай, лейтенант, - оборвал его Михась, - ты что, не знаешь, что спирт
- самый полезный продукт в любом виде( Давай не ломайся, а то обижусь.
   - Ну валяй! - согласился Антон, и Михась исчез в коридоре.  Не  прошло  и
минуты, как он уже снова сидел на  подоконнике  палаты,  разливая  спирт  по
стаканам, предусмотрительно прихваченным у того же дружественного фельдшера.
На радостях Михась налил всем, кто был в палате. Наполнив посуду наполовину,
Михась поднял стакан и сказал:
   - Первую, за тех ребят, кто не вернулся.
   Все выпили, помолчали, каждый о своих погибших друзьях.  Михась  наполнил
вторую и снова поднял стакан вверх. Делал он это бережно,  словно  держал  в
руке богемский хрусталь.
   - Ну, а теперь выпьем за тех, кто заново родился.
   - Да, лейтенант, точно. - поддержал Михася небритый боец  с  перевязанной
рукой. - Ежли один раз помирал и не помер, то уж теперь жить тебе долго.
   У Антона едва не вырвалось, что помирал  он  уже  целых  девять  раз,  но
промолчал, крепко стиснув зубы. Еще подумают, что умом повредился. Так молча
он и выпил. В этот момент в палату вошла  медсестра  и,  увидев  больных  со
стаканами спирта, подняла такой крик, что  Михась  был  вынужден  в  срочном
порядке ретироваться. Особенно досталось Антону.
   - Вы что, товарищ лейтенант, - говорила обиженно  молоденькая  медсестра,
обращаясь к нему, - Вы же только что пришли в себя. Едва не умерли, и  сразу
пить. Хотите, чтобы у вас поднялось давление и стало хуже?
   - Да когда же от спирта хуже становилось( - подал голос небритый больной.
   - А вы вообще, Федотов,  не  выступайте.  Итак  слишком  много  нарушений
больничного режима. Я о вас доложу старшему военврачу. Он вас накажет.
   Федотов предусмотрительно замолк и больше голоса  не  подавал.  По  всему
было видно, что медсестра была хоть и небольшого росточка, но с  характером.
И  пользовалась  среди  раненых  бойцов  авторитетом.  Все   ее   любили   и
побаивались, поскольку девушка спуска никому не давала,  держала  обитателей
палаты в строгости. Антону она сразу понравилась. Несмотря на небольшой рост
девушка была довольно стройна и красива.  Из-под  белой  косынки  выбивалась
непослушная прядь светло-русых волос,  которую  она  то  и  дело  заправляла
обратно. Карие глаза выдавали в ней мечтательность  характера,  которую  она
всячески скрывала от окружающих за внешней строгостью.
   - Как вас зовут, товарищ медсестра( - неожиданно прервал ее Антон.
   -  Катя,  -  быстро  ответила  девушка  и  сразу  смутилась,  -  Ефрейтор
медицинской службы Катерина Истомина, товарищ лейтенант.
   - Товарищ ефрейтор, - сказал  Антон,  -  разрешите  вас  называть  просто
Катей(
   Девушка смутилась еще больше и проговорила еле слышно:
   - А зачем( Можно ведь и по званию.
   - По званию как-то официально, мы ведь сейчас не в строю.
   - Ну, если хотите... - пробормотала она и вдруг набросилась на Федотова -
А вы почему вчера в столовой  не  отдежурили(  Сегодня  за  это  второй  раз
пойдете, вы - легкораненый.
   Бедолага Федотов покорно согласился. Отчитав бойца, медсестра Катя  сразу
ушла из палаты и Антон снова остался один. От нечего делать он стал смотреть
в большое окно, за которым раскинулся парк. Госпиталь расположился в усадьбе
какого-то помещика,  после  революции  сбежавшего  за  кордон.  Здание  было
красивое,  трехэтажное  с  большими  белыми  колоннами  у  входа   и   двумя
одинаковыми флигелями. Палата, где лежал Антон,  находилась  в  правом.  Все
окна  палаты  выходили  на  живописный  парк,  посаженный  и   выпестованный
садовниками прежнего хозяина усадьбы. Несмотря на войну и позднюю осень парк
неплохо сохранился и еще являл собой великолепное зрелище. Вековые  деревья,
вернее те из них, что не пошли пока на  дрова,  а  каким-то  чудом  пережили
трудное  время,  красовались  перед  людьми  своими  раскидистыми   кронами.
Несмотря на то, что  листва  уже  почти  везде  облетела,  деревья  казались
по-прежнему величественными. Отдавало от них за версту  характером  прежнего
хозяина, который, как поговаривали, был помещик знатный и богатый.  Находясь
здесь, все бойцы как-то незаметно  менялись  на  время,  словно  забывали  о
войне, что ли. Те, что постарше, чаще вспоминали о  доме  и  молодых  годах,
когда гуляли со своей зазнобой где-то под такими же  деревьями,  целовались.
Молодежь, не имевшая опыта  ни  в  чем,  кроме  войны,  только  смотрела  на
раскидистые кроны и пыталась торопливо осознать  что-то  неуловимое,  словно
скрытое за  этими  деревьями.  Антон  снова  вспомнил  про  медсестру  Катю.
"Хорошая девушка, - подумал он,  -  Надо  будет  назначить  ей  свидание  на
окраине парка, когда буду здоров. Вдруг придет".
   Так прошла почти неделя. Антон постепенно  выздоравливал.  Частенько  его
навещали Михась с Васькой Сутулым, рассказывали о  том,  что  происходило  в
полку, расквартированным неподалеку от госпиталя. Немцев уже  почти  выгнали
из Польши и Чехословакии. Бомбардировщики постоянно  летали  на  Берлин,  по
воздуху до него уже  было  почти  рукой  подать.  Антон  рвался  за  штурвал
истребителя, но главный военврач Николаев пока отказывался  выписывать  его,
поскольку  рана  Антона  заживала  плохо  -  слишком  долго   находилась   в
антисанитарных условиях, как  он  сказал.  Антон  согласился,  добавив,  что
выздоровление идет медленно еще и потому, что его организм  рос  в  условиях
плохой экологии, но военврач Николаев его не понял. Как бы там ни было, пока
Антон валялся в госпитале, пил чай, иногда тайно спирт с Михасем, и наблюдал
за медсестрой Катей, которая после  инцидента  со  всеобщей  выпивкой  стала
появляться в палате намного реже. Заходила только перевязать легкораненых  и
прибраться в палате. Бойцы сразу заметили в ней эти перемены и  решили,  что
молоденькая медсестра на них обиделась. Посовещавшись всей  палатой,  решили
прекратить пить спирт в дневное время, а боец  Федотов  даже  решил  бросить
курить махорку, от которой Катя иногда кашляла. Только Антону казалось,  что
дело совсем не в спирте. Однажды, когда ему  уже  разрешили  ходить  и  даже
гулять по парку, он встретил Катю в коридоре. Она шла усталая, держа в руках
сумку с вещами. Плечи ее  казались  обвисшими,  но  глаза  были  по-прежнему
живыми.
   - Здравствуйте, товарищ Катя. - сказал Антон.
   Девушка остановилась и несколько  секунд  молчала,  словно  собиралась  с
мыслями, которые блуждали где-то не здесь.
   - Здравствуйте, товарищ лейтенант. - сказала он потухшим голосом.
   - Вы устали(
   - Немного, если честно. Помогала на операции. Танкисту ампутировали ногу.
   - Да, - сказал Антон, - девушке  на  это  смотреть  нежелательно.  А  вы,
кстати, не зовите меня "товарищ лейтенант", какая разница в каком я  звании.
Мы ведь с вами, наверное, ровесники.
   - Вы старше выглядите.
   - Да, жизнь моя не сахар, хотя, честно говоря, я вообще еще не родился.
   Катя подняла на него непонимающие  глаза.  Антон  сообразил,  что  сказал
лишнее и попытался исправить ситуацию.
   - В том смысле, что вот выйду я из госпиталя и  начнется  у  меня  совсем
новая жизнь. Катя, да вы сейчас уставшая,  можно  я  вас  провожу  и  помогу
донести вещи, все легче будет.
   Катя внимательно посмотрела на него и сказала:
   - Можно, товарищ лейтенант. Только я далеко, за парком на окраине  города
живу. Вам, наверное, еще туда нельзя ходить, еще простудитесь.
   - Кому суждено быть повешенным, тот не утонет, - подбодрил  ее  Антон,  -
давайте вашу сумку, Катя. И показывайте дорогу.
   Они спустились по широкой лестнице бывшего особняка,  на  которой  курили
выздоравливающие бойцы, и вышли в сад. На улице, несмотря  на  конец  осени,
было довольно тепло. Медленно побрели по центральной аллее, а затем свернули
на узкую дорожку,  ведущую  к  калитке  на  окраине  парка.  Антон  усиленно
размышлял о чем бы рассказать девушке, чтобы занять ее разговором, и в то же
время не наскучить пустой болтовней.  Ему  показалось,  что  Катя  не  любит
пустобрехов. Но она первая задала вопрос, который поверг его в изумление.
   - А вы, товарищ лейтенант, говорят, уже за многими медсестрами ухаживали(
   Антон даже сумку чуть не выронил от удивления. Но потом все же взял  себя
в руки и промямлил:
   - Это кто же, интересно, говорит(
   - Да так, случайно  слышала,  как  товарищи  ваши  рассказывали  о  ваших
подвигах на любовном фронте.
   Антон даже покраснел, чего с ним раньше никогда в  жизни  не  бывало  при
охмурении какой-нибудь девушки. Да, эта медсестра сумела  его  одним  ударом
выбить из седла. И, кроме  того,  он  никак  не  ожидал  от  этого  хрупкого
создания такой смелости в ближнем бою.
   - Да как вам сказать, Катя, - пробормотал Антон, -  ухаживать-то  конечно
ухаживал, да только это все так было, несерьезно... Ну шутки ради.
   - Вы, значит, шутить любите, товарищ лейтенант. - проговорила Катя не без
сарказма, - Да, почти так о вас друзья и говорили. Лейтенант  Гризов  -  это
веселый парень и большой мастер увлекать девушек своими рассказами.
   Антон опять замолчал. Нет, эта девушка его определенно видела насквозь, и
от этого становилось  как-то  зябко  и  не  очень  уютно.  Антон  словно  бы
стеснялся своих мыслей, хотя надо сказать, в них  не  было  ничего  особенно
предосудительного. Они  прошли  молча  еще  метров  сто.  Потом  Катя  снова
заговорила:
   - Да вы не пугайтесь,  товарищ  лейтенант.  Вы  ведь  с  немцами  в  бою,
наверное, не в пример смелее. Я ведь не кусаюсь.  А  что  про  подвиги  ваши
слышала, так это же случайно получилось. Могла ведь и не узнать.
   - Да уж, - пробормотал Антон, - Вы меня, Катя, теперь  наверное  завзятым
бабником считаете. В общем, если честно, так  оно  и  есть  на  самом  деле.
Вернее было. Но если хотите, я могу к вам больше не подходить.
   Он даже остановился от обиды на самого себя. Катя взглянула ему в лицо  и
улыбнулась.
   - Ну вы хоть сумку-то мою до калитки донесете(
   Антон послушно двинулся вперед. У Калитки он отдал  девушке  сумку  и  не
оборачиваясь пошел в сторону госпиталя. Катя его окликнула.
   - Товарищ лейтенант, - крикнула он в след, - Вы не обижайтесь.  Я  завтра
рано с утра опять на операции помогать буду. А потом заходите.
   Назавтра Антона  вызвали  к  главвоенврачу.  Николаев  сообщил  ему,  что
здоровье его уже почти на уровне нормы, еще два-три дня, и Антона отправят в
полк. Но уже сегодня с ним  хочет  переговорить  майор  Шелегов  из  особого
отдела, который  ждет  его  через  пятнадцать  минут  в  кабинете  помощника
начальника госпиталя. Никакого майора Шелегова, тем более из особого отдела,
Антон никогда в жизни не знал, но армия есть армия. Отдан приказ - надо идти
беседовать. Только вот о чем  пойдет  беседа,  он  и  предположить  не  мог.
Вообще, встреча с особым отделом никогда не  сулит  ничего  хорошего,  а  на
войне особенно, поэтому Антон особенно не радовался предстоящему рандеву. Но
делать нечего, выкурив на лестнице папиросу, лейтенант Гризов  отправился  в
кабинет   помощника   начальника   госпиталя.   Постучавшись    и    услышав
утвердительный ответ, Антон вошел в кабинет.  За  массивным  столом,  скорее
всего оставшимся от прежнего владельца усадьбы, сидел  невысокий  человек  в
форме сухопутного майора и дымил папиросой.
   - Разрешите войти( - спросил Антон.
   - Входите, если не ошибаюсь, вы - лейтенант Гризов( - спросил сидящий.
   -  Так  точно,  -  ответил  Антон,  -   лейтенант   сто   сорок   первого
истребительного полка Антон Гризов.
   - Садись, лейтенант, - указал майор на стул, а сам встал  и  прошелся  по
кабинету, - разговор у нас будет неожиданный. Через пару  дней,  как  сказал
главвоенврач,  тебя  выпишут  и  отправят  обратно  в   полк,   за   штурвал
истребителя.
   - Так точно. - подтвердил Антон, пока еще не понимая куда клонит майор.
   - Так вот, то, что я тебе сейчас скажу, должно остаться между  нами.  Это
не просьба - это приказ, который ты должен  выполнить,  если  откажешься  от
моего предложения.
   Антон кивнул.
   - Так вот, лейтенант. На Северном Кавказе недавно в  тяжелейших  условиях
завершилось строительство двух высокогорных электростанций,  предназначенных
для работы секретного завода по производству компонентов для нового  мощного
оружия, расположенного в том же районе. Подобного оружия у немцев сейчас нет
и не будет еще полгода. А  на  войне  это  срок  немалый.  Неделю  назад  мы
получили донесение из Германии от нашего разведчика, что в  район  Северного
Кавказа, где находится  завод  и  энергетическая  база,  готовится  выброска
десанта. Это не  простые  десантники.  По  нашим  сведениям  для  выполнения
диверсионного  задания  будет  отправлена  группа  "Эдельвейс",   специально
подготовленная для боевых действий в высокогорных районах. Я знаю, что у вас
есть опыт  альпинистских  восхождений,  поэтому  предлагаю  войти  в  состав
группы, которую мы формируем для нейтрализации диверсантов из  подразделения
"Эдельвейс". Повторяю, вы можете отказаться. Вы - летчик и найдете  в  своем
полку достойное применение, ес