Фамилия  у  него
хищническая, точно не помню. Тигров, Вепрев...
   - Может Волков? - спросил Малой, слегка погрустнев.
   - Точно, Волков.  Сейчас  поднимется.  Он  там  с  начальником  госпиталя
разговаривает внизу о вас.
   - Этого счастья нам только не хватало.
   И Малой с Антоном даже немного  съежились,  словно  настоящие  ежи  перед
схваткой со змеей. Спустя пару минут в дверном проеме  вместо  милой  Олечки
образовалась крепко сбитая, но от этого все равно не пролезавшая в  дверь  с
первого раза, фигура комбата. Нагнув голову, Волков вступил в палату. В руке
он держал полиэтиленовый пакет с апельсинами.
   - Ну что, дармоеды,  отдыхаете?  -  поприветствовал  комбат  лежавших  на
койках бойцов, которых при этом невольно потянуло  встать  и  вытянуться  по
стойке "Смирно".
   - Так точно, товарищ полковник - ответил за двоих более  окрепший  Малой.
На его лице играла едва заметная улыбка, оттого что он мог  разговаривать  с
комбатом, не вставая с постели, а в этом для  солдата  было  даже  некоторое
наслаждение вперемешку с самоутверждением.
   Волков осмотрел  Малого  повнимательнее  и  нашел  его  вполне  жизне-  и
боеспособным. Свои наблюдения он завершил постановкой диагноза.
   - Да ты, Родионов, я смотрю совсем здоров? Молодец! Значит скоро мы  тебя
выпишем и на "Смену". Я уже с доктором говорил. А то сидеть на посту  совсем
некому из сержантов стало. Всего двое старших "Смены" остались.
   Малой при этих словах чуть было по старой памяти не грохнулся в  обморок.
Волков подошел к тумбочке, стоявшей рядом с кроватью Малого,  и  положил  на
нее пакет с апельсинами.
   - Держите вот, короеды, заправляйтесь, пока время есть.
   Малой вторично переживал полуобморочное состояние. Смотреть на апельсины,
как бы приближавшие время выписки из госпиталя, ему совсем не хотелось.
   - Ну а ты, Гризов, - обратился добрейшей души человек к  Антону,  -  Чего
лоб наморщил? Взгляд какой-то у тебя маслянистый. Ты хоть меня видишь?
   И комбат помахал перед носом у  Антона  рукой,  словно  был  окулистом  и
проводил прием.
   - Вижу, товарищ полковник, - слабо ответил Антон,  -  Но  сфокусироваться
пока не могу. Поэтому вы, уж извините товарищ полковник, у меня перед  носом
слегка плаваете, словно по палубе корабля во время шторма передвигаетесь.
   - Ну да, доктор говорил, - подтвердил  комбат,  но  тут  же  оптимистично
заметил, - Ничего, Гризов,  не  расстраивайся.  Скоро  мы  и  тебя  выпишем.
"Глобальный перегон" по тебе уже соскучился.
   "В гробу я видел  этот  "Глобальный  перегон",  подумал  Антон,  а  вслух
сказал:
   - Доктор говорил, что минимум еще недели две понадобится, чтобы полностью
оклематься.
   - Полностью оклемываться, Гризов, дома будешь, после дембеля.  -  сообщил
беззлобно комбат, - А сейчас у нас на "Смену" ходить  некому.  Зеленых  вон,
десять человек прислали. Кто их учить-то армейской жизни будет?
   "Да уж, - подумал Антон, - и помереть спокойно не  дадут  в  этой  армии.
Обязательно помирать надо на боевом  посту.  Да  когда  же  она  закончится,
„-мое."
   Комбат словно  прочитал  мысли  Антона  по  выражению  лица,  потому  что
добавил:
   - Короче, вас обоих придется  на  дембель  первыми  отправлять,  но  пару
месяцев еще послужите  родине.  Так  что,  поправляйтесь,  апельсины  жуйте.
Где-нибудь недельку покантуетесь и в часть.
   С этими словами полковник Волков повернулся, нагнулся и вышел в  коридор,
захлопнув за собой дверь.
   - Вот сволочь, - сказал ему в след Малой, - Народу, блин, ему на  "Смене"
не хватает. Самому осенью в отставку, так нет же, вс„ жилы тянет  по  старой
памяти. Козел бородатый.
   - Да, Малой, ты прав, - поддержал его Антон, - Этот упырь  никого  просто
так на дембель не отпустит. Я теперь думаю как нам с тобой  дожить  до  него
вообще. Раньше кони не двинуть.
   - А, пошел он на фиг, - сказал Малой, - Если он меня на "смену"  посадит,
я просто забью на вс„. Пускай себе летает что угодно и где  угодно.  У  меня
выход с поста будет пару самолетов в день, а не тридцать-сорок, как обычно.
   Мысленно Антон поддержал Малого на все сто процентов, но вслух ничего  не
сказал, поскольку от такой бури  переживаний  у  него  вдруг  резко  сначала
заболела, а потом закружилась голова.  Он  рухнул  на  подушку  и  попытался
расслабиться.  Через  несколько   минут   пульсирующая   боль   утихла,   но
головокружение продолжалось. Так Антон и лежал с закрытыми  глазами  до  тех
пор пока спасительный сон не увел его в свою обитель.
   ...Лес был какой-то темный и замшелый.  Страшный  лес.  По  всему  видно,
водились здесь звери дикие в  большом  количестве,  а  может  в  стародавние
времена и нечисть какая. Только пока еще  никто  не  показывался  охотникам.
Таились все в чащобе, чтобы напасть наверняка.
   Машины оставили далеко у таежной тропки, которую в здешних  местах  гордо
называли дорогой. Два модерновых джипа Land Rover с лебедками на передке.  А
сами раскинулись цепью и шли осторожно, еле  ступая,  чтобы  не  подломилась
невзначай сухая ветка под ногой, медленно сжимая кольцо, в  центре  которого
по наводке местных егерей находилось логово тигра.  Страшно  было  всем,  но
азарт брал свое. Людей было много - целая стая, а в стае  всегда  спокойней.
Платили  за  все  англичане,  которым  захотелось  получить  шкуру  матерого
уссурийского тигра.  Англичан  было  двое  -  Ральф  и  Гордон.  Здоровенные
рыжеволосые детинушки,  словно  сошедшие  с  этикеток  крепкого  виски.  Они
передвигались рядом, с тяжелыми ружьями наперевес.  Готовые  при  первой  же
опасности всадить пулю зверю в глаз, чтобы не попортить шкуру. Охота длилась
уже много часов. Тигр не показывался. Русские  понемногу  начинали  роптать,
однако Ральф и Гордон не желали отступать. Все  шло  тихо,  но  вдруг  слева
раздался мощный рык потревоженного зверя. Вслед за тем  раздался  торопливый
выстрел и полный ужаса человеческий крик. Когда охотники добрались до  места
трагедии, было уже поздно. По всей опушке валялись рваные лохмотья одежды, а
в самом центре в луже крови лежало разодранное тело охотника. Зверь оказался
быстрее человека. Людская стая бросилась вдогон, но тигр уходил, ловко путая
след. Спустя еще час безрезультатного преследования, продираясь сквозь чащу,
Антон услышал непонятный голос где-то в глубине своего сознания: "Не ходи за
мной и удержи остальных. Здесь мои дети.  Иначе,  убью  вас  всех".  Еще  не
соображая, что делает, он схватил бежавшего рядом Гордона за  рукав  кожаной
куртки и крикнул ему в лицо:
   - Стой! Отпустим его.
   - Я охотник! - отмахнулся англичанин и исчез за деревьями. Тотчас из чащи
раздался его дикий крик. Так кричит человек, когда его рвут на части.
   ...Антон стоял прислонившись плечом к высокой сосне и уткнув ружье  дулом
в мох, когда на противоположный  край  полянки  неслышно  вышел  здоровенный
огненно-рыжий зверь. Тигр замер и посмотрел на человека. Между ними было  не
более пяти метров. Их взгляды встретились. Огромные глаза  опасного  хищника
словно гипнотизировали человека. Но страха не было совсем. Хрустнула ветка и
тигр исчез, словно его и не было...
   Антон открыл глаза. За окном было уже почти  темно.  Малой  спал,  уронив
книжку на пол. Апельсины лежали на тумбочке совершенно не тронутыми,  видимо
он не смог перешагнуть через отвращение к комбату. Антон повернул голову  на
подушке и посмотрел в окно. Занавесок на ставнях не было, поэтому он  увидел
кусочек звездного неба. Далекие звезды  мерцали  и  переливались  загадочным
светом. Младшому вдруг сильно захотелось есть. Он с минуту в нерешительности
разглядывал комбатовские апельсины, но голод оказался сильнее воли.  "Значит
выздоравливаю", - подумал Антон и, протянув  руку  к  пакету,  вытащил  один
апельсин. Очистив его, с неподдельной радостью съел цитрусовый плод, получив
несказанное удовольствие. Затем перевернулся на другой бок и снова заснул.
   ...Он сидел посреди большой и  белой  комнаты,  стены  которой  светились
ровным мягким светом. Ни спереди, ни сзади, ни  с  боку  не  было  никого  и
ничего. Ни одной живой души, ни одного предмета. Единственным предметом было
его  собственное  тело,  висевшее  в  десяти  сантиметрах  от  пола.  Голова
необыкновенно чиста, хотя, действительно ли это была голова,  он  поручиться
не мог. И видел он себя как-то по-новому, непривычно, будто со стороны.
   Откуда-то издалека пришла мысль: "Где я ?", но  показалась  она  какой-то
странной и неуместной в этой белой комнате. Вслед за  первой  пришли  другие
мысли-ответы: "Я там, где хорошо", "Там, где всегда  покой",  "Там,  где  не
бывает тревог и волнений". И вдруг,  между  этими  ответами,  невесомым,  но
настойчивым облачком снова всплыл вопрос, показавшийся как и все  вопросы  в
этой комнате лишним: "Где же я ?" Стены комнаты слегка изменили свой свет на
более  яркий.  Показалось,  что  шестигранная  комната  закрутилась   вокруг
собственной оси и, в то же  время,  все  чувства  говорили,  что  она  стоит
недвижимо. И вот появилась ещ„ одна мысль-ответ, ясная, четкая  и  спокойная
как лед: "Ты в гостях у своей смерти". Он вскочил  во  весь  рост,  и  босые
стопы его коснулись светящейся матовой поверхности  пола,  теплого  и  жутко
холодного одновременно. Он больше не висел в воздухе, а стоял,  опираясь  на
собственные ноги. Исчезла былая легкость, у тела появился вес,  и  вместе  с
тем  дикая  боль  пронзила  его  словно  удар  молнии.  Он  сделал   шаг   и
почувствовал, что ноги его будто опутаны  свинцовыми  цепями.  Он  не  может
идти... "Да, ты уже в конце пути, еще немного." Нет, я могу! "Ты пришел,  ты
нашел свой покой." Нет, я не хочу покоя!
   Он рванулся изо всех сил к стене и коснулся  ее  рукой.  И  вдруг,  стены
рассыпались и наступил мрак. Он ничего не  видел,  но  чувствовал  терзающую
боль, словно его кололи  тысячами  зазубренных  ножей  одновременно.  Где-то
рядом он услышал приглушенные голоса.
   - Мы уже на подходе. Через пять  секунд  входим  в  тоннель  смерти.  Все
готовы?
   - Да.
   - Внимание, приготовиться. Пятисекундная смерть.
   - Здесь что-то есть! В тоннеле неизвестная энергия!
   - Исключено.
   - Я чувствую эту энергию!
   - Отбой! Всем вернуться...
   И, вдруг, мрак раскололся гигантской вспышкой, и он  увидел  на  короткое
мгновение большую комнату с круглым  черным  столом  посередине.  Вокруг,  в
высоких кожаных креслах, сидело несколько человек, положив руки  на  стол  и
закрыв глаза. Среди них был  невысокий  брюнет  с  невыразительными  чертами
лица. Новая вспышка ослепила Антона и выбросила в небытие...
   Он открыл глаза и рывком сел на  койке.  Голову  пронзила  дикая  боль  и
наступил обморок.  Утром,  когда  он  очнулся,  у  его  койки  стояли  майор
Черемыхов и Малой. От майора привычно пахло самогоном и табаком, но  на  его
профессиональные качества это никак не влияло.  В  окно  дул  легкий  теплый
ветерок, приятный атрибут наступившего бабьего лета.
   Черемыхов внимательно посмотрел на Антона и, ни слова  не  говоря,  двумя
пальцами оттянул ему веко, чтобы осмотреть глазное яблоко. Видимо  оставшись
довольным результатом осмотра, он крякнул и спросил:
   - Ну, как самочувствие, боец?
   Антон немного поежился от воспоминаний о ночных кошмарах, но сказал:
   - Нормально в целом. Только  голова  немного  побаливает  и  снится  дурь
всякая.
   - Это в твоем состоянии даже нормальная вещь, - успокоил Черемыхов,  -  А
если дурь снится, так с утра сразу в окно смотри - моментально забудешь. Для
того вас поближе к окну и положили, чтоб головы посвежее были.
   - Ну, ладно, мы тебя еще недельку подержим,  -  сказал  майор  Антону  и,
повернувшись в Малому, добавил, - А тебя, брат, извини,  комбат  послезавтра
просил выписать обязательно. Придется уважить  начальство,  да  и  состояние
твое вполне удовлетворительное.
   Малой горестно вздохнул, но ничего не сказал.  Спорить  с  комбатом  было
бессмысленно, да и себе дороже. Осмотрев Малого и еще  раз  подтвердив  свое
решение, майор Черемыхов удалился в свой кабинет пропустить утреннюю чекушку
спирта.
   - Вот, - подытожил Малой, - дали ему год...
   - Да не грусти, сержант, - сказал Антон, - Все там будем.  Скоро  и  меня
вслед за тобой отошлют стеречь небесные  просторы.  Немного  покантуемся,  а
там, глядишь, и дембель долгожданный нагрянет.

   Антон повернулся на подушке и посмотрел в  окно.  Бабье  Лето  неожиданно
рано входило в силу. На дворе  стояла  середина  сентября.  Щебетали  птицы.
Светило еще  теплое  солнце,  посылая  на  стены  палаты  игривых  солнечных
зайчиков. Где-то в глубине души неудержимо  хотелось  домой.  В  ту  далекую
жизнь, где нет офицеров, отбоев и подъемов, а есть мама и друзья. Но была ли
та жизнь, или  она  только  привиделась  в  очередном  сне?  Антон  поспешил
отогнать бередящие душу теплые образы и вернуться в неприглядную реальность.
Армия, пока только армия. Лямка. "Смена".
   Через несколько дней Малого, как и  обещал  комбат,  отослали  обратно  в
часть и на какое-то время Антон остался один.  Однако,  его  здоровье  скоро
пошло на поправку, поэтому скучать в одиночестве и выть  на  луну  долго  не
пришлось. Не успел Антон Гризов оглянуться, как уже снова ходил в погонах  с
двумя золотистыми лычками, а не  в  синей  больничной  пижаме.  И  ноги  его
украшали не войлочные тапочки, а гроза всех  американских  солдат  -  черные
кирзовые сапоги.
   Глава 4
   Операция "Карающий меч"
   Конец лета на солнечной Кубе ничуть не отличается от ее начала. Осень  не
назовешь  даже  бархатным  сезоном,  скорее  просто  продолжение  жаркого  и
влажного лета. Эту осень лейтенант кубинских ПВО Альваре Родригес дель  Чито
встретил и провел на своем боевом посту точно  также,  как  предыдущие  семь
лет. В его обязанности входило слежение  за  воздушным  пространством  между
Кубой  и  Соединенными  Штатами  Америки.  Точка  ПВО,  в   которую   входил
радиоцентр, РЛС и два ракетных комплекса  средней  мощности,  находилась  на
северном побережье Кубы и была замаскирована под рыбачий поселок,  живописно
раскинувшийся на скалистой горе. На расстоянии двух километров от  горы,  на
побережье, у самой воды, стоял ещ„ один, самый настоящий рыбачий поселок. По
легенде, внушенной всем жителям этого селения с помощью  полицейских  палок,
любому появившемуся в поселке неизвестному человеку, который  заинтересуется
поселением на горе, необходимо  было  рассказывать  легенду  о  живущих  там
старых заслуженных рыбаках. Старые рыбаки в море  не  ходят,  но  прибрежное
селение регулярно снабжает их рыбой и хлебом, как бы за былые заслуги  перед
страной. Обо всех новых  людях  предписывалось  сразу  докладывать.  Легенда
оказалась очень удачной и помогла выловить почти два десятка  диверсантов  в
течение трех последних  лет,  неоднократно  желавших  в  корзинах  вместе  с
благотворительной рыбой заодно отправить на  базу  и  несколько  килограммов
тротила. Сподвижники великого Фиделя Кастро хорошо охраняли свои владения.
   Один раз в  неделю  в  горы  поднимался  небольшой  отряд,  состоящий  из
обслуживающего старых рыбаков персонала. Персонал нес еду, ящики непонятного
происхождения, и, на всякий пожарный случай, каждый человек  имел  на  плече
автомат Калашникова - мало ли какая опасность может повстречаться рыбакам на
узких горных тропинках.
   Альваре Родригес дель Чито не спускался в долину уже пять лет.  Последний
раз, ровно пять лет назад, он ездил в недельный отпуск в Гавану, где в одном
из беднейших кварталов жила его семья. Для самого Альваре была предначертана
дорога в сапожники. Ему была завещана лачуга и  инструменты,  оставшиеся  от
сапожника деда. Однако, Альваре решил нарушить семейную  традицию  и,  когда
президент свободной Кубы очередной раз бросил клич, пошел служить  в  армию.
Будучи от природы смышленым парнем, он попал в радиоразведчики. Прошел  курс
обучения, политподготовки, и был отправлен на службу в скалистые  горы,  где
располагалась "деревня рыбаков".
   Служить в армии  возмужавшему  Альваре  Родригесу  дель  Чито  по  началу
понравилось. Он ходил в форменной  одежде,  регулярно  получал  жалованье  и
ежедневно  клялся  в  верности  великому  отцу-Фиделю.  Однако,  с  течением
времени, служба начала ему приедаться. Он был согласен служить и дальше,  но
очень скучал по семье. А в отпуск полагалось ходить только раз в пять лет на
одну неделю. Лейтенанту  Альваре  все  чаще  снились  по  ночам  инструменты
сапожника-деда и родная лачуга в грязном квартале Гаване. А вечерами,  когда
он смотрел из окна казармы на закатное море, загадочно блестевшее и  таившее
в себе неисчислимые секреты, ему хотелось уплыть в океан на большом корабле.
Стать моряком или пиратом. В свободные от боевых дежурств часы, а  иногда  и
на вахте, вдохновленный видом моря, лейтенант кубинских ПВО Алваре  Родригес
дель Чито  вдруг  стал  писать  стихи,  а  потом  и  рассказы  о  рыбаках  и
путешественниках. Рассказами его зачитывалась вся воинская часть, где его  в
шутку прозвали вторым Хэмингуэем. Рассказы были и в самом деле  полны  такой
романтики  и  чувства,  что  старик  Хэмингуэй   мог   гордиться   достойным
продолжателем своего дела.
   В последнее время на боевых дежурствах Родриге все  чаще  начала  заедать
хандра. В этот осенний вечер он сидел за своим  постом  и  отрешенно  слушал
эфир. Фиксируя малейшие шорохи, крутилась пленка в магнитофоне. Рядом  лежал
блокнот и авторучка. Ситуация в эфире была не особенно напряженная.  Военные
американские самолеты редко пытались нарушить воздушные  границы  суверенной
Кубы. Они знали, что с подданными Фиделя лучше  не  шутить.  Кубинцы,  щедро
оснащенные советскими ракетами, не  раздумывая  долго  сбивали  все  подряд.
Самому Фиделю было героически наплевать на все, что подумает о  нем  мировое
сообщество. Он был готов воевать со всеми  хоть  до  скончания  своих  дней.
Гораздо больше проблем у ПВОшников  было  с  контрабандистами  наркотиков  и
кубинскими гражданами, почему-то не желавшими жить на счастливой и свободной
Кубе. То и дело с территории острова в США или  Мексику  пытался  прорваться
какой-нибудь двухместный  самолетик  с  дестью  пассажирами  на  борту.  Все
летящие  объекты,   пытавшиеся   пересечь   невидимую   воздушную   границу,
безжалостно сбивались. С учетом ежедневных попыток прорыва,  можно  сказать,
что у  кубинских  ПВО  была  очень  большая  практика  военных  стрельб,  а,
соответственно, высокая подготовка кадров.
   В этот вечер в эфире слышалась  в  основном  болтовня  пилотов  аэробусов
гражданских авиалиний разных  стран.  Мимо  Кубы  в  различных  направлениях
летала тьма самолетов, но большинство из них не интересовало ПВО,  поскольку
в истории свободной Кубы ещ„ не было  примера  приземления  по  собственному
желанию какого-нибудь "Боинга 747" с переселенцами из  Англии,  Франции  или
США.
   Альваре  слегка  насторожился,  услышав  в   наушниках   короткий   вызов
неизвестного самолета и столь же короткий ответ. Несмотря на слабый  сигнал,
лейтенант запеленговал объект, который двигался на  небывало  низкой  высоте
вдоль самого побережья Кубы в надежде уйти от радаров. По всем признакам это
были контрабандисты. Альваре  передал  координаты  объекта  на  находившийся
неподалеку  ракетный  комплекс  береговой  охраны.  Там  самолет   еще   раз
идентифицировали и попытались связаться, но  безрезультатно.  После  попытки
связи самолет, которым оказалась двухместная  юркая  Cessna,  резко  изменил
курс и стал уходить в море по направлению к США. Вослед ему береговая охрана
выпустила ракету, разнесшую маленький самолетик в пух и прах.
   Альваре записал о происшествии в журнал и снова захандрил. Ему вспомнился
грязный и бедный квартал в Гаване, на задворках которого прошло его детство.
С каким азартом он  играл  с  соседскими  мальчишками  в  войну,  пиратов  и
разбойников, и еще Бог знает во что, провоцируя жалобы соседей на постоянный