вспоминать, и
копаться,  и  переживать  здесь  казалось просто глупым и неуместным. Но, к
большому  сожалению,  я  принадлежу  к той категории русских людей, которые
начинают болеть ностальгией, еще не выехав за пределы родной земли. Я люблю
в  жизни  только  свое  -  дом,  близких, город, землю, даже злых соседей и
"доброжелателей".  Люблю  с  удесятеренной  силой,  как  только вижу вокруг
красивое,  порой  прекрасное,  но  не  родное.  Дома природу не замечаю. За
кордоном  же  от  одного  понятия  "средняя  полоса  России"  могу прийти в
состояние  наивысшего  душевного  подъема.  "Та  што  там гаварить", это уж
точно,  мне  будет  самый  едкий  "дым отечества и сладок и приятен". Ходи,
живи,  впитывай,  радуйся  неожиданному  просвету.  Нет, домой! Ну что тебе
дома?
   Ничего ведь дома тебя не ждет.  Сейчас твоя работа здесь - работай! Нет,
хочу домой!  Примитивная натура.  Ну  и  ладно.  Ну  и  пусть.  Зато внутри
никакого насилия. "Хай усе у твоей жизни будить свое, кровное, усе во етими
своими руками. На чужое не зарсь, будь гордою, як твой папусик".
   ...И  еще  раз  я  решила приподняться и попробовать свои силы в театре.
Схватилась за эту спасительную идею, потому что речь шла о Театре сатиры. Я
почти  на  сто процентов поверила, что работа для меня найдется - казалось,
все   мои  способности  как  нельзя  более  в  стиле  этого  театра.  Опять
договорилась с актерами "Современника". И опять обновила в памяти те же два
отрывка из спектаклей "Старшая сестра" и "В день свадьбы". В них для показа
было  все: и жанр комедии, и юмор, и пение, и гитара, и танец. Жюри в самом
что  ни  на есть полном составе - целых три ряда! Начался показ... Чувствую
десятым чувством в аудитории неестественную, напряженную тишину. У Анатолия
Эфроса в том просто драматическом театре были неожиданные горячие актерские
реакции,  и  даже  смех,  которые  актеру, играющему перед актером же, дают
понять,  что  они  на верном пути. Тут же штиль, гробовик. Играть смешное в
гробовой  тишине?  Чувствуешь  себя  голым и абсолютно бездарным. Ну что же
делать?  А  показ  идет.  Я  играю,  рассуждает во мне кто-то там другой. А
может, сама судьба, бог его знает. Чувствовала, что тону, что "захлебываюсь
аккынчательно",  но  хватаюсь  за слабенькую и глупую обнадеживающую мысль:
ведь  это  не  юмор, а сама беспощадная госпожа сатира... А в голове что-то
школьное  про  сатиру  из  Салтыкова-Щедрина, перемежающееся с Кукрыниксами
военного  времени...  И про сатиру больше - ни бум-бум... На ходу сползаю с
субтона,  с  нюансов,  именно тех, что имели успех на том показе. И начинаю
все  раскрашивать,  педалировать,  наседать.  Может, думаю, в Театре сатиры
надо  укрупнять  мазки?  Перестаю  делать  паузы,  потому  что на первой же
остановке  у  меня  так  застучало  сердце  - испугалась, что его услышат в
первом  ряду  и  я  выдам  себя, - так трястись - непрофессионально. Кто-то
справа  хохотнул  и  тут  же  осекся. Создалось впечатление, что решение не
брать  меня  в  театр  было  принято  заранее.  А  значит,  естественно, не
реагировать.  Удивительно,  но  даже  самый  молодой  член худсовета Андрей
Миронов  сидел  с  видом  скучающего  профессора.  И  скажи  ему, что через
несколько  лет мы с ним затанцуем и запоем в веселых дуэтах... Но все это -
потом.  А  тогда  на  показе...  Дошло  дело  до гитары. Я стала перебирать
аккорды...  Будто  так  надо...  А  сама  переводила  дыхание и лихорадочно
соображала,  как  достойно  выйти  из этой игры? Я видела растерянные глаза
своих  партнеров,  которые мучились вместе со мной... Почему я терплю? Ведь
тут  уже  все  решено.  И  точно  так,  как и тогда, перед тем как выйти на
площадь  Маяковского  из того театра, на меня навалилось знакомое состояние
внутренней  убежденности,  что я иду странным, но каким-то своим путем, где
не  может быть насилия над собой. Да, остановить показ - непрофессионально.
А  какое  это  имеет  значение,  если  всем  все  ясно? Профессионально или
непрофессионально,  хорошо  или  плохо,  мило или бездарно, да будь оно все
неладно! Я хочу домой, к пианино, к ребенку, к своему окну, к песням...
   - Извините, я чувствую, что все это не имеет смысла...
   - Ну что вы, что вы...
   Долгая пауза.
   - Может,  вы  нам  споете что-нибудь?  -  обратился ко  мне  по-дружески
приятный голос.
   Я села к роялю и спела "Марию".
   - Ну,  что-нибудь еще,  -  через вязкую паузу обратился ко  мне  тот  же
голос.
   Подвела меня на этот раз моя "Мария"
   Не  так  давно в  ВТО коллектив Театра сатиры отмечал присуждение звания
одному  из  актеров.  Случайно  встретились в  раздевалке.  Атмосфера  была
удивительно теплая и какая-то искренне-нежно-доброжелательная. Все-таки как
интересно все  в  жизни!  Удивительно!  Оказывается,  я  просто рождена для
Театра сатиры. Как жаль, что в то время проводилась в театре какая-то линия
"демократизма", что ли... И вот решили общим демократическим собранием, что
на тот период театру я  не нужна.  Чего-то я  не поняла до конца,  но линия
"демократизма" запомнилась.  Да  и  какое  это  теперь имеет  значение7 Нет
никаких сожалений.  Это все пошло на пользу, как одна из глав высших курсов
жизни. В трех театрах мне не повезло. На том и кончились мои прыжки в жизнь
с репетициями, спектаклями, жестким режимом.
   Но почему все-таки я  желала именно такой дисциплинирующей работы?  Было
много свободного времени,  и  инстинкт самосохранения порой бил в тревожный
колокольчик: трудиться, работать, постоянно, ежедневно, не от разу до разу,
организовывать свой образ жизни,  свой рабочий день,  свой драгоценный день
жизни.  Надо, но где? Надо, но как? Надо, но для чего? В минуты отчаяния не
верилось совершенно,  что придет время, что все еще впереди. Что-то от меня
улетало,  уходило,  убегало.  Но в том,  чтобы изменить профессию...  Такая
мысль ни разу не мелькала в голове. Иначе в минуты отчаяния я зацепилась бы
за такую спасительную идею.  Начала бы ее укреплять,  тщательно лелеять.  И
она проросла бы и дала свои плоды.
   Но нет, меня неудержимо тянуло к людям искусства...

ТОЛЬКО ОДИН ДЕНЬ

   "Дочурка,  если ты проснулася поздно,  як твоя мать,  когда на дворе вже
полный день,  -  не  лежи,  увставай зразу,  а  то у  голову полезить такое
усякое, пойдеть такая выработка..." Нет, папочка, не важно, в каком часу от
меня отлетел сон.  Важно,  в каком состоянии я была,  когда этот сон ко мне
вчера пришел.
   К вечеру тревожные мысли удается приглушить.  В темноте они умолкают. Но
зато утром они просыпаются с новыми силами и беспощадно заявляют о себе.
   Еще не  представляешь,  с  чего начинать этот бесконечный день,  но  уже
точно знаешь одно  -  день  будет бесконечным.  От  этого начинаешь сначала
испытывать   бессилие,   потом   легкое   беспокойство...   Постепенно  оно
усиливается, да так, что вдруг начинаешь слышать удары собственного сердца.
   Что там на улице? Все то же. Вылезать из постели холодно. И зачем? Никто
не ждет. Никто не звонит. Работы нет. Вот и проснулась.
   Стремление держаться в хорошей форме -  это все-таки стремление. В самом
этом слове есть движение,  цель,  направленность. И все же непонятно зачем,
просто инстинктом чуя,  где "жизнь", я веду почти аскетический образ жизни.
Щажу лицо.  И на ночь не пью ни воды,  ни чая.  А потом наступает отчаяние.
Сцепив  в  бешенстве зубы,  я  неистово начинаю делать  зарядку.  Или  тупо
бегать.  Но, быстро выдохшись, я понимаю, что мой бег, моя зарядка - это не
способ  ожить,   распрямиться,   улыбнуться.  Это  потуги  в  отчаянии.  Не
выдыхаются люди физически сильные. Здоровье, талант, красота - это все-таки
дар природы.  А  мой небольшой запас здоровья напрасно уходит на  внезапные
порывы, переходы от апатии к действиям без промежуточных стадий.
   А  вчера?  Что было вчера? Вчера... вчера я была в своей роли - веселила
компанию.  Попала туда случайно. Но, не совсем случайно. Кто-то сказал, что
я,  мол,  истории  разные  рассказываю и вообще чудная. Я уже привыкла быть
объектом  простодушных шуточек и не могла, даже и не желала отказываться от
роли  клоунессы.  Ведь  это  все-таки где-то моя профессия. Я не обижалась,
когда  меня  не  вовлекали  в  "серьезные" разговоры: меня так прямолинейно
воспринимали  до  смешного.  Кто  знал,  что  за моей болтающей, суетящейся
маской  "развлекательницы"  беспрерывно,  как  часы  -  тик-так,  тик-так -
работает   мозг.  Кто  знал,  что  он  запечатлял  в  подробностях  детали,
интонации,  мизансцены,  запахи,  атмосферу... Он готовил, запасал, оснащал
мой  организм  на  будущее.  Я  благодарна  таким  вечерам,  когда я хоть и
клоуном,  пусть  и  ненадолго,  но  была  в центре внимания. А со временем,
оглядываясь  назад,  понимаешь,  что  чье-то  невежество  и нетонкость даже
способствуют  твоей  скромности.  Уж  точно,  в  кино  теперь никаких ролей
стесняться не буду.
   ...А  пока я  лежу.  Снотворное еще  где-то  там  бродит.  Мысли во  сне
отдыхают? Мне это недоступно. Переход ко сну превратился для меня в длинный
однообразный тоннель, где нужно терпение и терпение. Наизусть знаю все щели
в  потолке и на стенах.  Но все равно смотрю и стараюсь увидеть там контуры
животных и Мефистофелей. Резко встаю. А ведь только что думала - подожду до
десяти часов и начну день со звонка моей подруге.  Зимой темно. И я включаю
настольную лампу.  Резкий свет бьет в лицо и напоминает мне свет "дигов" на
съемочной площадке. И я тут же включаю свет. Пульс резко учащается, к горлу
подкатывает знакомая боль.  Звук  собственного голоса в  притихшей квартире
меня окончательно приводит в  действительность.  В другой комнате моя Маша.
Учиться не надо -  сейчас каникулы.  Она уже,  наверное, поела и читает или
рисует профили на листочках, ставя автограф, точь-в-точь как у дедушки.
   "Мамочка, ты будешь пить чай? Хлеба мало, но тебе хватит. Потом я сбегаю
в магазин". Ей не нужно заглядывать мне в глаза. Мое настроение она чует на
расстоянии.  Потому ни "доброго утра", ни "как ты себя чувствуешь?" - сразу
к  делу.  Запомнила,  как говорю своей подруге по телефону:  "Я верю только
фактам". И ее учила - делом, делом. Потому между нами - ничего лишнего, все
просто и естественно.  Но чаю не хочется.  Свет лампы меня расстроил.  Ведь
сколько раз зажигала,  и ничего.  А вот и прорвалась тоска,  тоска по кино.
Мельком  еще  раз  проверяю  список  знакомых,  написанный  жутким  Машиным
почерком. Кто же звонил мне вчера вечером?
   ...Недавно,  переезжая на новую квартиру,  наткнулась на записную книжку
того времени.  Листая ее страницы,  я  поразилась,  сколько же у меня тогда
было знакомых и друзей!  Где же вы теперь?  Я хваталась. За меня хватались.
Встречались,  смеялись,  сходились,  расходились,  сочувствовали, клялись в
дружбе.  И...  исчезали.  Теперь нет и  сотой доли прежнего.  Время отсеяло
многих,  Как в решете с крупными ячейками,  сквозь которое проскакивает все
без задержки.  На  поверхности осталось только несколько крупных,  но самых
дорогих, бесценных.
   Уже десять часов. Целый час бессмысленно пролежала в ванной, читая Камю.
От  его  экзистенциализма на душе еще муторнее. Очень талантливо, но как-то
совсем  беспросветно.  Ведь  есть  же  и  другое  одиночество. Есть Пушкин,
Твардовский.  "Ах,  какой  вы все, ребята, замечательный народ!" Отбрасываю
Камю, беру Пушкина - и сразу хочется чаю! Ни с того ни с сего хватаю Мавпу.
Целую  ее,  тискаю,  подстригаю  ногти,  челку.  Говорю  ей, что, когда она
вырастет,  мы  ей будем обязательно подкрашивать волосы и выщипывать брови.
Она  реагирует  осуждающе. В школе за это как раз ругают девочек из старших
классов. Я ей говорю, что это мы будем делать после школы, когда она выйдет
замуж.  Она  опять не скрывает своего осуждения и говорит - чем жить так со
своим  мужем,  как тетя Зоя, она лучше поедет "до дедушки Марка и до Лели у
Харькув". Я замолкаю, безразлично мурлыкаю первую попавшуюся мелодию. А про
себя  отмечаю,  что  она  права. Надо будет не так открыто разговаривать со
своей  приятельницей.  А  то  всем сердцем участвуешь в ее горе, а ребенок,
будучи в центре событий, невольно все мотает на ус. И делает не те выводы.

                   О вы, которые любовью не горели,
                   Взгляните на нее - узнаете любовь.
                   О вы, которые уж сердцем охладели,
                   Взгляните на нее - полюбите вы вновь.

   В каком это году? Конечно, в девятнадцать лет... А в тридцать?

                   Бродячие ночлеги
                   И проказы старины
                   Позабыл для сельской неги
                   И домашней тишины.

   Но теперь, когда мне столько, сколько тебе было тогда, когда ты написал:
"На свете счастья нет,  но есть покой и воля..." Ах,  если бы ты, Александр
Сергеевич,  знал,  как меня спасают эти слова!  Я  приходила к выводу,  что
течет  время,  меняются моды,  уходят  люди,  поколения сменяют поколения -
изменяются условия  жизни.  Но  внутренняя,  духовная жизнь,  переживания и
победы людей всегда низменны. "Есть покой и воля". Воля, свобода, выдержка,
понятно. Но покой... Как найти покой?...
   Машенька пошла с подружкой в кино. Она всегда чувствует, когда мне нужно
побыть  одной.  Я  звоню  своей подруге. Я ей звоню часто. Каждый день. Она
сидит  в  большой  комнате,  в  каком-то  КБ.  Телефон  один. На столике их
начальника.  Самое  удачное время для разговора, когда его нет на месте. Но
попробуй  подгадай  это  время.  Наш  разговор  почти всегда одинаков - мои
монологи  и  ее  лаконичные ответы: "Да. Нет. Понимаю. Конечно. Безусловно.
Еще  бы.  Только  фактам".  И  никогда:  "Мне  жаль. Сочувствую. Бедная. Не
звонили".  Вокруг  нее  любопытные  коллеги. И все знают наверняка, что она
разговаривает  со  мной. Мой тембр голоса им хорошо знаком. И когда я прошу
ее,  слышу,  как  голос  подчеркнуто произносит: "Это опять тебя". Я всегда
вижу у стола главного инженера свою подругу, переминающуюся с ноги на ногу,
сосредоточенную  на  том,  чтобы не проскользнуло мое имя, не то слово. А в
конце  разговора слышу "приезжай обязательно". И я злюсь на себя за то, что
звоню  ей в рабочее время, что у нее могут быть неприятности. Почему она не
отругает меня? Я бы ей не звонила больше. Нет, я позвоню. Когда меня совсем
выбрасывало на мель, то, кроме нее, никому не могла рассказать, что было на
душе.  Она  меня  не  подводила.  Сколько  раз обжигалась, выкладывая душу,
казалось  бы,  хорошим  людям, а ко мне все возвращалось потом в искаженном
виде.  Сколько  раз проклинала себя за болтовню и откровение. Может, другой
человек  в  моих обстоятельствах мог бы просто наплевать. Пробовала. У меня
не получилось.
   Уже три часа.  Впереди еще огромный день.  В доме все чисто.  Гладить не
хочется.  Новое  платье надела вчера,  едва  вынув наметку.  На  женщин оно
произвело  впечатление.   "Премилое  платьице",  -  сказала  хозяйка  дома,
красивая брюнетка.  Но  там я  больше не появлюсь.  Красивая женщина -  как
правило,  властная.  Она уж  точно уберет из своих владений другую женщину.
Даже если она ей не соперница.  Ну,  а я ведь привлекала внимание компании.
Значит, можно быть уверенной, что мне этого не забудут.
   Быстро одеваюсь и иду к кинотеатру "Москва" встретить Машу. Я ведь мать.
Есть  у  меня  обязательства. Выхожу на площадь Маяковского - кипит, шумит,
бурлит  жизнь. На улице я уже забываю, куда намеревалась идти. Ключи у Маши
свои. И вообще, она бы удивилась тому, что я ее встречаю. С чего это вдруг?
У  нас  с  ней суровые отношения. Я, не задумываясь, иду куда глаза глядят.
Предоставляю  чему-то там внутри выбирать переулки, чередовать их безмолвие
с  шумной  улицей Горького. Люди спешат. Лица у всех озабоченные. Всех ждет
работа...   А  сколько  вокруг  объявлений.  И  все  требуются,  требуются,
требуются...  А я свободна, как птица! "Птица, которая хочет трудиться". Но
мой труд особый. Он и дефицит, он и... а что "и" - не знаю... Знаю, что мне
вот  неловко  остановить  спешащего в театр на репетицию бывшего коллегу. О
чем  спросить? Ведь разговор будет не на равных. И я опускаю глаза, сдвигаю
брови,  образовав  на  лбу  озабоченность, и тоже спешу! И оба, увидев друг
друга,  отлично играем, что не узнали. Но и в эту минуту сожаления об уходе
из  театра никакого. И на его месте я не хотела бы быть. Удивительно, но от
этого  становится  легче.  Все  же  иду,  иду  каким-то  своим путем. Такие
мимолетные  встречи  вызывают  освежающие  толчки,  которые  приободряют  и
встряхивают.  Это  как  иногда  кажется,  что  ты больна, что у тебя жар. А
смеришь температуру - она 36, 6џ. Значит, ты здорова. А это - главное.
   Я  боялась  казаться  жалкой  неудачницей. Казалось бы, что тут бояться?
Неудача,  временная  потеря  везения.  Но  однажды  я  была свидетелем, как
здоровый  красивый человек в исступленной истерике кричал своей жене - в то
время  популярной актрисе: "Я неудачник! Понимаешь ты такое, ты, звезда, ты
этого  не  можешь  понять,  ты,  ты,  ты...  я, я, я..." О, себя он, видно,
обожал. Красивый, здоровый, молодой человек - и неудачник. Не увязывались в
нем  эти  две  вещи.  Будь  на  его месте хиленький, болезненный, так его и
пожалеешь,  и не задумаешься над понятием "неудачник". Не выходил у меня из
головы  тот  энергичный неудачник. А может, дело в том, что пошел не по той
дорожке?  Про  себя трудно сказать: занялся я, ребята, не своим делом. Нет,
человек, выбравший правильный путь, с руками, ногами и здоровой головой, не
может быть неудачником.
   Еще  было  страшно превратиться в  человека одержимого,  который говорит
всегда одно и  то же,  ну,  слово в  слово.  Вчера ему все сопереживали.  А
сегодня его боятся и избегают.  Он, бедный, ходит и ходит по заколдованному
кругу.  Хочет  изменить траекторию.  Но  опять  и  опять  выходит  на  свое
наболевшее...
   ...Стою  в  очереди.  В  галантерейном  магазине  красивые  коробочки  с
импортным  туалетным  мылом.  Глаза  рассматривают пол магазина, на котором
жижа  от грязного снега и следы от разнообразной обуви. Боюсь поднять глаза
и  встретиться  с  чьим-нибудь  взглядом.  Ведь  они, глаза проклятые, сами
кричат:  "Товарищи! Это я! Неужели же я так изменилась?" И у человека вдруг
во  взгляде  что-то  вздрогнет.  Мол,  что  это  с дамочкой? Или - где я ее
видел?...  Или  просто кивнет, как дальней и забытой соседке. Или узнает...
Но  узнавали  редко.  Узнавали  те,  у кого была редкая зрительная память и
музыкальность  души.  А  если  и  заговаривали  со  мной,  то  - отмечу как
феноменальный  факт  -  все, без единого исключения, задавали один и тот же
вопрос: "Почему вы не снимаетесь?"
   ...Бог с ним,  с этим заморским мылом. Я люблю наше, Машино - "Детское".
Хотелось для разнообразия. Но вот так безнадежно стоять в очереди, будь оно
неладно.  Выбралась,  иду... Мысли, одна перебивает другую... И... ни одной
спасительной. Завтра и послезавтра... Будет одно и то же. В скверике сажусь
на лавочку. Тупо смотрю на заиндевелые деревья. "Посмотрите, какие сосульки
прелестные,  сломайте мне одну, вы такой высокий, гражданин". Я вглядываюсь
в эту женщину,  которую так восхищает сосулька.  Нет, хорошо сейчас мудрому
медведю.  Наелся себе за лето.  Залез в берлогу.  И -  привет, товарищи, до
встречи в новом году!
   Если ты  на  скамейке сидишь одна,  значит,  это не просто так.  Ведь на
скамейке должны сидеть двое.  Как  пелось в  "Кубанских казаках":  "Ворон с
Галочкой сидит на скамейке рядом".
   - Ох, присяду с вами. Не возражаете? - Ворон тут как тут. - Что-то вы не
очень того...
   - Чего того?
   - Ну, эта...
   - Что эта?
   - Ну эта, неразговорчивая...
   - А что я вам должна сказать, дорогой товарищ?
   - Ну вот,  сразу обижаете -  "дорогой товарищ"... Я вас вежливо спросил:
не возражаете... ну, в смысле моего приседания...
   - Вы же уже присели, не дожидаясь моего согласия на ваше приседание.
   - У-у, какая вы...
   - Не ваше