Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
Могу еще раз сказать, что никакой я не
враг - ни тебе, ни кому-то еще... Ладно, не буду!
- Улисс сказал мне, что твои люди иногда называют тебя по имени.
Тебя действительно зовут Макс?
- Вроде бы, да... - Задумчиво протянул я. - Но это - не то имя,
которое Один может сообщить своим рунам: не подействует! Все вокруг то
и дело твердят, что оно не настоящее.
- А я не затем спрашиваю. Просто надо же мне тебя как-то
называть...
- Называй. - Согласился я.
- Ты думал о том, что с нами случится? - Неожиданно спросила
Афина. - Я имею в виду - после этой проклятой Последней Битвы? С
тобой, с Одином, со мной, со всеми остальными богами... с твоими
людьми, в конце концов. Мы умрем навсегда, или...
- Откуда мне знать? - Я пожал плечами. Вообще-то ситуация
складывалась более чем комичная! Вот уж не думал, что когда-нибудь ко
мне явятся боги, чтобы спросить у меня, что будет с ними после
смерти...
- Ты действительно не знаешь, или не хочешь говорить?
- Разумеется, не знаю. Знал бы - непременно выболтал бы! Разве у
меня на лице не написано, что я патологически болтлив? - Горько
усмехнулся я. А потом я и сам не заметил, как внезапно переменилось
мое настроение: только что я был готов заплакать от невыразимой
жалости к себе и прекрасным богам угасающего мира заодно, а теперь мои
губы сами расползлись в мечтательную улыбку.
- Вы ведь очень любите кино - ты и твои родственнички, правда?
- Уже нет, наверное... Но прежде любили. - Удивленно ответила она.
- А при чем тут кино?
- Ты помнишь, был такой фильм - "Унесенные ветром"?
- Да. Ну и что?
- Вслушайся в эти слова, Паллада: "Унесенные ветром" - по мне, так
дерьмовая мелодрама, нежно любимая невзыскательным большинством, но
какое восхитительное, завораживающее, воистину магическое название!
Когда слышишь его в оригинале, получается еще лучше: "Gone with the
wind" - "ушедшие с ветром"...
- Почему ты об этом говоришь?
- Да я вот думаю: а может быть, это выход?
- Что - выход?
- Уйти вместе с ветром.
- Для кого?
- Для всех, душа моя, - я даже рассмеялся от избытка чувств, - для
всех!
- Объясни. - Нахмурилась она.
- Для этого мне сначала прийдется проснуться - далеко-далеко
отсюда, а потом оседлать джиннов смерчик и вернуться к тебе. Я не могу
ничего объяснить - ни тебе, ни даже себе самому... Просто сейчас я
ЗНАЮ, что есть выход - выход, который устроит всех, представляешь?! -
но пока понятия не имею, какие выводы мне следует сделать из этого
бесценного знания, и какие действия предпринять... Есть только эта
магическая фраза: "ушедшие с ветром", и она уносит меня все дальше -
туда, где обитает надежда!
Я внезапно почувствовал, что этот счастливый приступ хорошего
настроения окончательно меня обессилел: мне очень хотелось лечь плашмя
на выжженную траву и уснуть - если разобраться, выходило, что на самом
деле мне хотелось проснуться, но в настоящий момент мне было плевать
на точность формулировки...
- Отвернись пожалуйста. - Попросил я, и сам едва услышал свой
голос. - Мне пора просыпаться, а пока ты смотришь на меня, это очень
трудно сделать.
- Приходи еще, поболтаем, - как-то нерешительно предложила она, -
во сне, или наяву, как получится...
- Спасибо, я прийду... - я на секунду замялся и добавил: -
наверное. Я боюсь давать обещания, Паллада.
- Я понимаю. - Кивнула она.
- Только не рассказывай Гекате, что я снова повадился ходить сюда
в гости. Она утверждает, что играет на моей стороне - ты знаешь об
этом? - но мне она почему-то здорово не нравится...
- Еще бы! - Звонко рассмеялась Афина. - Геката просто не может
нравиться - никому... кроме, разве что этого одноглазого бродяги!
Впрочем, это приносит пользу: она выболтала ему все свои секреты, или
почти все... Не такие уж великие секреты, конечно! Одним словом, я
знаю, что она старалась натравить на нас разъяренных Охотников - всех
разом, и теперь очень зла на тебя за то, что ты ей помешал...
- А еще больше за то, что я не прельстился ее воистину неземной
красотой! - Фыркнул я.
- А ты не прельстился? - Недоверчиво спросила Афина. - Она
говорила...
- Могу себе представить! Подумай полчаса и реши, кому из нас
следует верить.
Афина действительно задумалась - правда, всего на секунду - и
снова хихикнула, тоненько, как девчонка:
- Вообще-то, никому, но в данном вопросе... скорее уж тебе! Могу
тебя понять! Ничего, пусть себе злится... - Она внезапно стала
серьезной и доверительным шепотом сообщила: - Геката хорохорится, но
ее дела очень плохи. Может быть, хуже, чем у всех нас вместе взятых...
Один сказал мне, что у нее болит зуб - представляешь? Геката это
скрывает, но уж он-то умеет почувствовать чужую боль, если захочет...
Вообще-то, это совершенно невозможно: зубы болят только у людей!
- И это лишний раз доказывает, что я - обыкновенный человек... по
крайней мере, был им не так давно. - Печально усмехнулся я, вспомнив
свой последний визит к стоматологу - не так уж давно это было, если
измерять время с помощью часов и настенных календарей! Я решительно
отогнал сие омерзительное воспоминание - только этого мне не хватало!
- и попросил Афину: - А теперь все-таки отвернись, ладно? Мне
действительно пора...
Она кивнула, развернулась на сто восемьдесят градусов и быстро
зашагала по залитой лунным светом тропинке. Потом меня подхватила
упоительно сладкая темнота, а через несколько мгновений - или часов? -
я проснулся возле своего угасающего костра, в таком замечательном
расположении духа, что это даже настораживало.
- У тебя снова изменились планы, Владыка? - Понимающе спросил
Джинн. На сей раз его глухой голос не звучал укоризненно: наверное, он
уже смирился с моими причудами...
- Представь себе, нет. - Улыбнулся я. - Нет у меня никаких планов,
так что и меняться нечему. Пусть себе идет, как идет!
- Я воистину счастлив услышать, сколь искренне ты произносишь это
вечное заклинание мудрецов. - Почтительным шепотом сообщил Джинн.
- Сейчас я тебя разочарую. - Улыбнулся я. - Я вспомнил, что у меня
все-таки есть одно неотложное дело. Сначала я его сделаю, а вот потом,
пожалуй, действительно стану мудрецом: всю жизнь собирался, а тут
такой шанс...
У меня действительно имелась проблема - всего одна, но мне
казалось, что ее надо уладить как можно скорее. Все эти религиозные
секты, о которых рассказывал Анатоль... Смех смехом, но было в них
что-то катастрофически неправильное! Пока я пил изумительный чай с
сильным привкусом кислых зеленых яблок, я понял, в чем дело. В этом я
был ужасно похож на своего коллегу, Одина: я тоже ужасно боялся
совпадений с каноническим описанием конца мира. Только для Одина
"каноническим" было прорицание Вельвы, а для меня - видения сумрачного
отшельника Иоанна. Вообще-то пока все было в порядке: я имел все
основания полагать, что все-таки не являюсь "зверем, выходящим из
бездны", или "космическим узурпатором", а обещанная "труба архангела"
принадлежала чернокожему Чарли Паркеру, да и действовал я отнюдь не
"во имя свое", а по просьбе этого неотразимого мультяшного красавчика,
Аллаха... Но были там слова "в храме Божием сядет он как Бог, выдавая
себя за Бога". Разумеется, ни за какого "бога" я себя не выдавал - и
не собирался! - но мне очень не нравилось, что мои ребята справились с
этой задачей и без моего участия. Надо было выбить из них эту дурь, и
чем скорее, тем лучше!
- Мне надо прочесть коротенькую, но содержательную лекцию своему
верному войску. - Сообщил я Джинну. - Как бы мне устроить, чтобы они
меня услышали - все до единого?
- Забавный вопрос, Владыка! - Снисходительно улыбнулся он. - Тебе
достаточно просто этого захотеть... Впрочем, я могу помочь тебе
вознестись в небо над их головами...
- Пожалуй, не стоит... - Нерешительно возразил я. - Я как раз
собираюсь сообщить им, что я, в сущности - такой же чайник, как и они
сами. Если при этом они увидят в небесах мой сияющий лик, все мои
аргументы будут выглядеть довольно бледно, сам понимаешь...
- Ты собираешься сказать этим несчастным людям, что ты - не бог, и
поэтому они не могут рассчитывать на то, что в последний момент ты
спасешь их никчемные жизни и души заодно? - Печально спросил Джинн. -
Но им вряд ли нужна такая жестокая правда. Ты отнимешь у них последнюю
надежду...
- Вот! Именно это я и собираюсь сделать! - Весело согласился я. -
И не потому, что я - такой уж великий злодей, скорее наоборот. Чтобы
получить шанс на бессмертие, надо отказаться от надежды на него...
вообще отказаться от надежды. Отчаяние - удивительный ключ к
могуществу, даже не ключ, а отмычка, способная открыть почти любой
замок... и обычно это - единственный ключ, доступный человеку!
- Я не понимаю. - Нерешительно сообщил Джинн.
- Конечно, ты не понимаешь! Ты же не человек. - Согласился я. - А
мой рецепт хорош только для людей.
- И ты действительно уверен, что отчаяние пойдет им на пользу? -
Впервые на моей памяти голос Джинна звучал столь недоверчиво.
- Я никогда ни в чем не уверен. - Улыбнулся я. - И скажу тебе по
секрету: это самое неоспоримое из моих немногочисленных достоинств!
А через полчаса я уже разглагольствовал, стоя в центре необозримо
огромной толпы. Таинственная связь, которая установилась между мной и
моей армией во время перехода через призрачный храм Сетха и заставила
их дышать в одном ритме со мной, снова дала о себе знать: теперь я
чувствовал, что даже те люди, чьи головы казались мне разноцветными
точками у линии горизонта, и те, кого я не видел вовсе, слышат каждое
мое слово - мне даже не требовалось повышать голос.
- Я пришел, чтобы отнять у вас последнюю надежду. - Начал я,
памятуя о недавнем диалоге с Джинном. - Я пришел, чтобы сказать вам: я
- не тот, кто сможет спасти вас. Единственное, что я могу, так это в
назначенный срок привести вас к тому месту, где решится наша общая
судьба. Поклоняться мне глупо и бесполезно, ребята. С таким же успехом
вы можете поклоняться друг другу - или выпросить у моего Джинна по
зеркалу и молиться собственному отражению - чем не икона?! Может быть,
я - просто один из вас, может быть, меня лепили из другого теста -
какая, к черту, разница! Я, как и вы, не знаю, что ждет нас завтра - и
уж, тем более, в это роковое полнолуние последнего декабря... Я, как и
вы, боюсь смерти, и пытаюсь отсрочить тот день, когда она пригласит
меня прогуляться за линию горизонта. И имейте в виду: если кто-то и
сможет уговорить судьбу переменить свое ужасающее решение, то этот
парень - не я. Поэтому не тратьте драгоценное время на то, чтобы
повторять мое имя перед тем, как заснуть: эти удивительные мгновения
между явью и сном можно использовать с большей пользой... А меня не
надо ни любить, ни бояться - это просто непрактично, поскольку ничего
не меняет. Я - не "большой папочка", который может спасти праведных и
наказать нехороших - его попросту нет, и никогда не было. У вас
осталось слишком мало времени, чтобы тратить его на старые добрые
глупости.
Миллионы человек вокруг меня молчали, затаив дыхание. Их молчание
не было ни гневным, ни испуганным - это обнадеживало. Мне даже
показалось, что в конце моего "большого откровения" по толпе пробежал
тихий вздох облегчения, всколыхнувший неподвижные лица людей, как
полуденный ветерок сухую траву. А потом я понял, что все они ужасно
хотят спросить у меня: "ладно, шеф, положим, ты действительно не
"большой папочка", но скажи: что нам теперь делать?" - даже не так, на
самом деле, каждый из них хотел спросить: "что теперь делать МНЕ?"
- Давайте будем просто жить и идти дальше - это наша судьба,
изменить которую мы с вами пока не в силах. - Мягко сказал я. - Мы все
знаем, что скоро этому прекрасному миру прийдет конец, но сегодня
сверкающие песчинки рассыпаются под нашими ногами, и солнце каждое
утро и каждый вечер поджигает горизонт - специально для наших с вами
глаз - все еще широко открытых! - а потом сумерки окрашивают все в
изумительно синий цвет... У нас очень мало времени, но оно все еще
есть, и мы можем попробовать закончить свою биографию, коряво
нацарапанную на клочке туалетной бумаги таким ошеломительно красивым
росчерком, что ангелы, ответственные за чтение этой макулатуры,
раскаются и сделают себе харакири... Только прекратите ваши идиотские
споры о том, каким образом следует преклоняться перед моей персоной,
ладно? Как крупный специалист в области познания себя, могу однозначно
порекомендовать: ничего не надо. Вообще ничего!
Я повернулся и пошел прочь - в ту сторону, где не было никакой
толпы, только вдалеке паслись несколько белоснежных дромадеров, хозяев
которых я уже как-то незаметно привык считать своими друзьями... Я
чувствовал себя очень усталым и одновременно таким легким, что
хотелось набить карманы камнями, чтобы ветер не унес меня как
воздушный шарик - как любой человек, только что успешно закончивший
тяжелую, но очень нужную работу, которая долгое время висела на нем
невидимым, но тяжелым грузом...
Наше путешествие на север продолжалось. Я не вел счет дням и не
утруждал себя составлением перечня событий. Кто бы мог подумать: я был
спокоен и почти счастлив... и самое главное: я больше ничего не
боялся! Я даже не спешил на свидание к Афине - не потому, что мне
этого не хотелось, просто знал, что время еще не пришло: в моем сердце
появился какой-то загадочный таймер, возможно - просто старинные
песочные часы, и я с ленивым любопытством наблюдал, как золотистые
крупицы одна за другой оседают в нижней половине этого невидимого
прибора.
В один из дней я обнаружил, что в ушах Анатоля поселились
крошечные наушники, а в кармане его куртки - аккуратный голубой плеер
"sharp". У него было счастливое отрешенное лицо удачливого
путешественника по виртуальной реальности, и я тут же начал умирать от
зависти.
- Где ты взял эту игрушку? - После того, как я проорал этот вопрос
раз пять, Анатоль наконец встрепенулся и соизволил удовлетворить мое
любопытство.
- Как это - "где"?! Попросил у твоего собственного Джинна, о
недогадливый Владыка двадцати девяти с половиной триллионов песчинок!
- А ты уверен, что их именно двадцать девять с половиной
триллионов? - Уважительно осведомился я.
- Почти уверен. Впрочем, можешь пересчитать! - Безмятежно
улыбнулся он.
Я изумленно покачал головой: я так долго объяснял своим спутникам,
что со мной надо обращаться без излишних церемоний, а теперь, когда у
одного из них наконец-то начало получаться, растерялся от
неожиданности! Я тут же призвал к себе Джинна, ткнул пальцем в сторону
блаженствующего Анатоля и коротко сообщил: "Хочу!" Mой могущественный
интендант тут же вручил мне точно такой же голубенький "sharp", как у
Анатоля. "Так, понятно: этот парень просто лоббирует интересы фирмы
"Sharp"! - Весело подумал я. - Интересно, сколько они ему
заплатили?,,," Потом я занялся подбором фонотеки. Джинн, которому
поневоле пришлось принять участие в этом процессе, внезапно
заинтересовался содержимым многочисленных компакт-дисков. Сначала он
попробовал воспользоваться моими наушниками, но они оказались слишком
неудобными для его призрачных ушей.
- Если хочешь послушать музыку, тебе просто нужно добыть
нормальный проигрыватель с колонками. - Подсказал я. - Тогда наушники
не понадобятся.
- А что такое "нормальный проигрыватель"?
Джинн с интересом выслушал мои путаные объяснения - нет ничего
сложнее, чем описать какую-нибудь банальную вещь вроде проигрывателя
существу, которое никогда в жизни ее не видело! - понимающе покивал, и
извлек на свет божий еще один "sharp", побольше - я ни на секунду не
сомневался, что он уже никогда не изменит своей любимой фирме! Через
несколько минут он с исказившимся от неописуемого волнения лицом
слушал первые аккорды знаменитого Болеро Равеля в исполнении
Лондонского симфонического оркестра: я почему-то решил, что начинать
его музыкальное образование следует именно с этого - и не ошибся! С
этого дня наше путешествие проходило исключительно под музыку.
Новенький плеер мне так и не понадобился, скорее уж мне требовались
какие-нибудь мощные затычки для ушей: музыкальный центр был водружен
на спину моего многострадального Синдбада, а когда я протягивал руку,
чтобы выключить его хоть на время, Джинн не возражал, но смотрел на
меня глазами голодного ребенка, которого за руку уводят от
рождественского стола - этого взгляда я вынести не мог!... Поэтому
музыка не утихала даже ночью: джинны ведь не спят. Правда, по ночам
Джинн милосердно уменьшал громкость, к тому же наши с ним пристрастия,
к счастью, полностью совпадали: чаще всего мы крутили "Квин" - то
"Ночь в опере", то "Innuendo", а то просто сборники их хитов, и нам не
надоедало, почему-то...
Однажды утром я обратил внимание, что окружающий нас пейзаж
неуловимо изменился. Впрочем, перемены обнаруживались во всем:
утренний ветерок был непривычно свежим, где-то высоко в небе кружили
почти невидимые птицы, и даже в моем благодушном настроении появились
почти неразличимые аккорды беспокойства - впрочем, это даже доставляло
мне некоторое удовольствие. Я вдруг понял, что кажется, пришла осень,
да и море уже совсем близко, и озадаченно улыбнулся этому открытию.
Честно говоря, я до сих пор не очень-то представлял, как мы будем
переправляться через это самое море! Убаюкивающая фраза "как-нибудь"
больше не казалась мне четким ответом на этот вопрос...
Этой ночью мне опять не спалось. Я сидел у костра и смотрел на
огонь: в последнее время это был мой любимый способ коротать досуг,
новая привычка, которая казалась мне не самым плохим приобретением.
Внезапный, почти ураганный порыв ветра - на удивление холодного,
словно я уже успел забрести далеко на север, ошеломил меня своим
неожиданным нахальством: с какой это стати? Вроде бы, я ничего такого
не заказывал! А мысль о том, что какие-то причудливые природные
явления могут происходить не только по моей инициативе, вызывала у
меня смутное недовольство. Пламя моего костра судорожно задергалось,
словно собиралось угаснуть, но уже через секунду вспыхнуло с новой,
порядком обескуражившей меня силой. Теперь столб огня был не меньше
человеческого роста, а его цвет показался мне противоестественно
ярким, вызывающе морковно-оранжевым, как в каком-нибудь безумном
мультфильме.
Я разинув рот уставился на это редкостное безобразие и с
изумлением обнаружил в центре огненного столба смутный силуэт
какого-то человекообразного существа. "Саламандра, наверное. -
Растерянно подумал я. - Саламандрам же положено плясать в пламени...
Хотя ЭТО не пляшет, да и на ящерицу оно не слишком-то похоже..."
- Привет, коллега! - Голос был вполне человеческим, но пол
говорящего совершенно не поддавался определению. Мне при