и пятьдесят две  карты. Если что и изменится так  это 
их порядок. Можешь считать, что ты -  такая же колода карт, и как  раз 
сейчас тебя тасует очень хороший шулер, вот и все. 
    - Хочешь сказать, что скоро сойдется даже самый сложный пасьянс? - 
Слабо улыбнулся  я.  - Ты  здорово  все  объяснил, но  мне  все  равно 
страшно... Наверное ты прав, дружище, и это пройдет, но какое мне дело 
до этого светлого будущего, если здесь и сейчас - невыносимо! 
    - Знаешь,  я слышал,  что люди,  которые очень  долго просидели  в 
темнице, нередко боятся выходить на свободу. У тебя тот самый  случай, 
Владыка. - Сочувственно сказал Джинн. - Что они с тобой сделали?! 
    - Кто - они? - Насторожился я. 
    - Твои  тюремщики,  или  товарищи по  заключению  -  называй,  как 
хочешь. Просто люди, среди которых ты слишком долго жил. Которые  сами 
слишком долго жили  друг возле  друга. В  отличие от  них, тебе  очень 
повезло, Владыка: хочешь ты, или  нет, а тебе прийдется покинуть  свою 
темницу. Так уж все сложилось. 
    - И что является "темницей" в моем случае? - Нахмурился я. 
    - Вот это. - Прохладный палец Джинна осторожно прикоснулся к моему 
лбу. 
    - Знал бы ты, в  каком количестве душеспасительных книжек  описаны 
подобные сцены! -  Нервно рассмеялся  я. -  А сейчас  ты скажешь,  что 
"дао, выраженное словами, не есть  настоящее дао" и шарахнешь меня  по 
голове чем-нибудь тяжелым. После этого сатори я непременно просветлею, 
и все будет хорошо! 
    - С чего это  я должен бить тебя  по голове, Владыка? -  Изумленно 
спросил Джинн. - Неужели тебе это нравится? 
    - Нет. - Честно признался я. - Просто выпендриваюсь помаленьку, не 
обращай внимания. Уверен, что эта шутка могла бы понравиться  Анатолю, 
но он уже дрыхнет, как и все остальные... Знаешь, наверное мне  просто 
требуется найти  себе какое-нибудь  путное занятие,  чтобы не  слишком 
отвлекаться на  все  эти глупые  страхи.  Может быть,  посмотрим  твой 
волшебный телевизор? Узнаем, что новенького... 
    -  Не  думаю,  что   пейзажи  опустевших  городов  поднимут   твое 
настроение. -  Нерешительно сказал  Джинн. -  Насколько я  успел  тебя 
изучить, ты не  слишком любишь  людей, но  тебе становится  спокойнее, 
когда ты видишь,  что они находятся  там, где им  полагается: сидят  в 
своих домах,  производят  бессмысленные действия,  именуемые  работой, 
развлекаются, или  ходят  по  магазинам.  Тебя  это  успокаивает,  как 
порядок на кухне хорошую хозяйку, разве не так? 
    - Все правильно. - Признал  я. - Но я  и не собирался пялиться  на 
опустевшие города. Честно говоря, мне уже давно хочется посмотреть  на 
наших будущих противников, да все как-то руки не доходили... Это  ведь 
возможно? 
    - Наверняка.  - Кивнул  Джинн,  ставя на  ковер уже  знакомый  мне 
маленький "SHARP", больше похожий на микроволновую печь, побывавшую  в 
руках какого-нибудь древнего художника, чем на настоящий телевизор.  - 
Вряд ли у них хватило прозорливости, чтобы окружить себя непроницаемым 
туманом... 
    - Ну, тогда крути  кино! - Для того,  чтобы выговорить эти  слова, 
мне потребовалось произвести над собой  ощутимое усилие - так  бывает, 
когда в  отчаянно жаркий  майский полдень  ныряешь с  волнореза в  еще 
по-весеннему ледяную воду: действительно  очень хочется, но  чертовски 
трудно решиться. 
    Джинн зажал  в пригоршне  штепсель, маленький  экран стал  немного 
светлее. Я не  мигая уставился  на него, с  замирающим сердцем  ожидая 
продолжения. Я очень  старался дышать  глубоко и спокойно,  но это  не 
слишком-то  помогало:  я   нервничал  куда   сильнее,  чем   требовали 
обстоятельства!  А  потом  я  увидел  совершенно  невероятный   пейзаж 
Эфиопии, их знаменитые столовые горы - в свое время в мои руки  попали 
"Эфиопские хроники", один из  самых причудливых памятников  литературы 
позднего средневековья, я так и не одолел ее до конца, но моих скудных 
знаний вполне хватило,  чтобы вспомнить,  что эти  причудливые горы  с 
плоскими вершинами  называются "амбы".  Там тоже  была ночь  -  ничего 
удивительного: по моим смутным расчетам  эти самые амбы находились  не 
так уж  далеко отсюда!  Я порылся  в скудных  познаниях по  географии, 
которые обнаружились в моей дырявой памяти и удивленно заметил: 
    - Но мне кажется,  что Эфиопия находится где-то  на юге отсюда.  Я 
ничего не перепутал? 
    - Все правильно. - Согласился Джинн. 
    - А мы идем на север. И повернуть назад мне вряд ли удастся,  даже 
если очень захочется: что-то тянет  меня на этот проклятый север,  как 
магнит, я даже храм этого чертова Сетха не смог объехать - да ты и сам 
все знаешь! Получается, что наши противники остались у нас за  спиной, 
и расстояние с каждым  днем увеличивается... И  как же, интересно,  мы 
будем с ними сражаться?  Идиотизм какой-то! Хотел  бы я знать,  какого 
маразматика назначили менеджером этого проекта?! 
    - Какая  тебе разница?  - Джинн  пожал плечами.  Моя  заковыристая 
терминология его  ничуть  не смутила,  по  крайней мере,  он  не  стал 
интересоваться: ни кто такой "маразматик", ни даже что такое "менеджер 
проекта". -  В  назначенный  день  мы все  соберемся  в  одном  месте, 
Владыка, а все  остальное не  имеет значения... И  потом, кроме  этого 
лагеря у наших противников  есть и другие.  Все они находятся  гораздо 
севернее, где-то за морем. Как  раз там, куда мы направляемся.  Хочешь 
увидеть тех, кто ждет тебя там? 
    - Мне в общем-то, все равно... Хотя, с ними можно подождать,  если 
уж они где-то за морем. Начинать все-таки следует с ближайших соседей, 
заодно узнаем,  не  собираются ли  они  свалиться нам  на  голову,  не 
дожидаясь этого самого "назначенного дня". Не люблю сюрпризы! 
    - Мудрое решение. - Одобрил он. - А кого из них ты хочешь увидеть? 
Видишь ли, их  там довольно  много, и  каждый сидит  на вершине  своей 
горы. 
    - Хорошо устроились! - Фыркнул я. - Могу им только позавидовать: у 
нас тут настоящее общежитие, да еще и для всего человечества  сразу... 
Что  ж,   думаю,   для  начала   было   бы  неплохо   увидеть   самого 
могущественного из них. Чтобы сразу понять, насколько все круто! 
    - Самого могущественного? - Задумчиво переспросил Джинн. -  Ладно, 
попробуем. 
    Экран замелькал, потом на нем  появилась другая картинка. Судя  по 
всему, на  этот раз  мне  показывали вершину  одной из  столовых  гор: 
ровная площадка, на которой возвышалось небольшое древнее  сооружение, 
наверное,  один  из   знаменитых  эфиопских   храмов,  вырубленных   в 
неподатливом теле горы, этакая голубая мечта археолога. Впрочем, я мог 
и ошибиться: старушка луна - не самый надежный осветительный прибор во 
Вселенной!  Возле  этого  сооружения  стоял  какой-то  дядя.  На   мой 
неприхотливый вкус, он выглядел более чем внушительно, настоящий герой 
древних  легенд:  высокий,   широкоплечий,  в   широкополой  шляпе   и 
развевающемся  на  ветру  белоснежном  плаще  совершенно   неописуемых 
размеров. Потом он повернулся ко мне лицом - словно почувствовал,  что 
за  ним  наблюдают  -   и  я  увидел,  что   у  этого  грозного   дяди 
наличествовала роскошная седая борода и  всего один глаз - по  крайней 
мере, второй был прикрыт черной пиратской повязкой. 
    - Ой! - Тихо сказал я. - Кажется, я знаю, кто это! Да нет,  какого 
черта, это  точно  он!  Одноглазый, в  шляпе...  Все  сходится!  Один, 
собственной персоной. Он  же Вотан, Игг,  Видур, и так  далее -  всего 
тысяча имен, если верить умным книжкам. Что он здесь делает, хотел  бы 
я знать?!  Это  же  не  его улица!  Его  владения  далеко  отсюда,  на 
севере... Ох, меньше всего на свете  мне хотелось бы с ним  сражаться, 
дружище! Во-первых,  он делает  это гораздо  лучше -  если уж  безумцы 
викинги считали его своим богом войны! - а во-вторых... Он мне  всегда 
ужасно нравился, если честно! 
    - Нравился,  или нет...  Это не  имеет значения,  Владыка.  Только 
глупцы сражаются с теми, кого ненавидят. 
    - А  с кем,  в  таком случае,  сражаются  мудрецы? -  С  невеселой 
усмешкой поинтересовался я. 
    - Мудрецы вообще ни с кем  не сражаются - разве что с  собственной 
глупостью. - Невозмутимо отозвался Джинн.  - Это тоже не твой  случай, 
Владыка. Ты - не глупец и не мудрец, а только рука судьбы. Поэтому  ты 
будешь сражаться с кем прийдется - только и всего. 
    - Ну-ну!  -  Растерянно буркнул  я.  И снова  уставился  на  экран 
телевизора: кажется, там происходило что-то интересное. 
    "Интересное" -  это еще  слабо сказано!  Одноглазый извлек  из-под 
плаща здоровенный  меч -  думаю, мне  самому эта  чудовищная  железяка 
могла бы пригодиться разве что в  качестве хорошей штанги, да и то  не 
сейчас, а только после нескольких лет упорных занятий атлетизмом. Было 
слишком темно, и я  не сразу разглядел, что  именно он проделывает  со 
своим оружием. Потом  понял, и меня  слегка передернуло: он  аккуратно 
вспорол свою левую руку, отвел ее  в сторону, чтобы кровь не  замарала 
белоснежную одежду, и  принялся увлеченно рисовать  что-то над  низким 
входом в  древний  храм указательным  пальцем  правой руки,  время  от 
времени погружая его  в рану,  как перо в  чернильницу. Результат  его 
усилий напоминал  зеркальное  отражение  буквы Z,  только  углы  этого 
зигзага были острыми. 
 
    Покончив с рисованием, одноглазый  заговорил - не слишком  громко, 
отрывисто, с неподражаемой уверенностью в своих силах, словно  отдавал 
приказ старому, надежному слуге. Его речь показалась мне незнакомой  - 
и это  после  всех заверений  Джинна,  что знание  иностранных  языков 
больше не  имеет никакого  значения!  Впрочем, возможно,  Один  просто 
произносил какое-то неизвестное мне заклинание... 
    - Что он делает?  - Нетерпеливо спросил  я - не  то Джинна, не  то 
равнодушное звездное небо над собственной головой. Но они молчали. 
    - Что ты делаешь? - Сначала этот голос показался мне запаздывающим 
искаженным эхом моего собственного, потом я понял, что он доносится из 
телевизора и  принадлежит широкоплечему  мужчине в  джинсах и  кожаной 
летной куртке,  который  только  что  вышел  откуда-то  из  темноты  и 
оказался в  зоне  моей  видимости.  В  его  лице  было  что-то  смутно 
знакомое. Приглядевшись,  я  чуть  не  стал  обладателем  здоровенного 
синяка на  груди: с  такой страшной  силой бухнулась  вниз моя  нижняя 
челюсть. Это  был  актер Марлон  Брандо  собственной персоной,  но  не 
обрюзгший старик, каким  он стал в  конце своей биографии,  а худой  и 
здорово помолодевший - сейчас он выглядел, как в свои лучшие времена. 
    - Хотел бы я знать, что он-то здесь забыл?! - Ошеломленно  спросил 
я. Джинн снова промолчал, но удивленно покосился на меня: кажется,  он 
не ожидал,  что среди  наших будущих  противников у  меня  обнаружится 
знакомый. Впрочем, Марлон Брандо и не был моим знакомым - не в большей 
мере, чем для  миллионов других  любителей кино...  Пока я  удивлялся, 
этот красавчик энергично наседал на одноглазого. 
    - С  кем ты  успел  подраться, Один?  Неужели сюда  приходил  этот 
загадочный убийца? Или ты просто решил  снова навестить Аида и на  сей 
раз выбрал кратчайший путь?... Да ты уже перемазал своей кровью вход в 
мое жилище! Но  зачем? Просто  так, для  красоты? Очень  мило с  твоей 
стороны, но мне не нравится, если  честно... А что это за знак?  Опять 
твоя загадочная дикарская магия? Я думаю, тебе надо срочно  перевязать 
руку. Или ты все-таки собираешься истекать кровью, пока не увидишься с 
Аидом? Не стоит трудиться: вряд ли он успел протрезветь. 
    - Не выдумывай, Паллада. - С царственной снисходительностью сказал 
одноглазый. -  Я не  собираюсь к  Аиду. Он  не производит  впечатление 
хорошего собеседника, с которым приятно осушить чарку меда в  звездную 
ночь. Да пес с ним, с твоим родичем! Я только что начертил  защищающую 
руну над  входом  в  твой  дом. Этот  знак  называется  Эйваз,  и  его 
предназначение - отвращать зло, увеличивать силу и защищать от  врагов 
- именно то, в чем мы сейчас нуждаемся... А перевязывать мою руку  нет 
нужды: рана уже затянулась. 
    - Так  это знак  защиты?  Спасибо. -  Улыбнулся Марлон  Брандо.  - 
Думаешь, он поможет? 
    - Сомневаюсь. - Невозмутимо признался одноглазый. - Если бы я знал 
имя того, кто охотится за вашими жизнями, от моей защиты было бы  куда 
больше пользы. Впрочем, в отличие от твоих дурней Хранителей моя  руна 
хотя бы не  поленится поднять тревогу.  Это - все,  что я могу  сейчас 
сделать, но согласись, что это - гораздо лучше, чем ничего... А  когда 
ты успела снова нацепить на себя это тело, Афина? Скажи, неужели  тебе 
до сих пор не надоело выглядеть подобным образом? 
    - Мой облик - не твоя забота! - Гордо ответствовал Марлон  Брандо. 
Потом почему-то резко сменил тон  и добавил почти виновато: -  Знаешь, 
сначала это действительно  была просто причуда.  Но в последнее  время 
это мужское тело кажется  мне чем-то вроде  теплой одежды... или  даже 
кольчуги. Когда  я принимаю  его облик,  я чувствую  себя спокойнее  - 
словно и правда верю, что смерть не узнает меня, если все-таки прийдет 
за мной. Видишь, Один, я стремительно глупею, как и все остальные -  и 
даже не стыжусь в этом признаться! 
    - Брандо  уже второй  раз назвал  этого парня  Одином, так  что  я 
угадал, к сожалению! - Шепнул я  Джинну. - Что ж, ничего не  попишешь! 
Но от кого  им потребовалось защищаться,  хотел бы я  знать? От  меня, 
вроде, еще  рано  -  особенно,  если учесть,  что  мы  идем  в  другую 
сторону... И, между  прочим, Один  назвал Марлона  Брандо Палладой,  а 
потом - Афиной. Неужели это сама Афина Паллада, собственной  персоной? 
И если я все правильно понял, она просто изменила внешность... В таком 
случае, у  этой мудрой  - если,  конечно, верить  мифам! -  богини  на 
редкость банальный вкус! Почему  именно Марлон Брандо?  На ее месте  я 
бы... - Джинн укоризненно на меня покосился. Можно было подумать,  что 
мы сидим в  кинотеатре, и я  не даю ему  спокойно посмотреть фильм.  В 
общем, я устыдился  и заткнулся. Оно  и к лучшему:  события на  экране 
телевизора были гораздо увлекательнее моего монолога. 
    Во-первых, там  появилось еще  одно  действующее лицо.  Сначала  я 
никак не мог понять, что это за существо. Оно было определенно  похоже 
на очень  большую собаку,  но я  никогда  в жизни  не видел,  чтобы  у 
взрослой собаки была такая непропорционально огромная голова, толстые, 
как у щенка лапы и подметающие землю уши. Потом я понял, в чем дело, и 
изумился -  уже в  который  раз за  этот  вечер! Это  была  игрушечная 
собака. Здоровенный плюшевый пес, который, тем не менее, вел себя  как 
самый настоящий  живой  домашний  любимец:  он  крутился  под  ногами, 
пытался  водрузить  свои  комичные  толстые  лапы  на  плечи  Одина  и 
восторженно повизгивал. 
    - Оставь меня  в покое, волчий  корм! - Сурово  проворчал Один.  - 
Еще, чего доброго, перемажешься  моей кровью - кто  ведает, во что  ты 
тогда превратишься! Хватит с нас  и тех чудовищ, которыми населил  мир 
безумец Лодур... 
    - А может быть, это пойдет ему на пользу? - Рассеянно  осведомился 
Марлон Брандо (у меня  пока в голове не  укладывалось, что его тело  - 
всего лишь вечерний туалет Афины Паллады). 
    - Может быть. -  Хмуро согласился Один.  - Впрочем, этому  отродью 
ничто не поможет стать  настоящим зверем... Знаешь,  Паллада, я бы  не 
отказался от хорошего ужина - желательно, в твоей компании. У меня был 
трудный день. 
    - Мне как раз очень хотелось  спросить, где ты пропадал. -  Кивнул 
Марлон Брандо, слегка пригибаясь, чтобы войти в древнее строение. Один 
последовал за ним, согнувшись чуть ли не вдвое. Внутри помещения  было 
гораздо светлее:  здесь горели  немногочисленные, но  яркие факелы.  Я 
увидел неровные  каменные  ступеньки,  ведущие вниз:  судя  по  всему, 
маленький храм был не жильем, а чем-то вроде холла - всего лишь входом 
в просторное подземелье. Мои новые знакомцы торопливо спускались вниз, 
игрушечный  пес   вприпрыжку   следовал  за   ними,   отчаянно   мотая 
здоровенными ушами. 
    - Я вызвал сюда  всех своих валькирий, -  на ходу говорил Один,  - 
потом за полдня облетел с ними все амбы. Убеждал твоих  многочисленных 
родичей, что теперь они  нуждаются в хорошей  охране. В конце  концов, 
все согласились с моими доводами: смерть Диониса и Афродиты сделала их 
более сговорчивыми.  Да и  Арес мне  здорово помог:  он не  постыдился 
рассказать остальным, что мои воительницы спасли его шкуру. У него все 
задатки благородного мужа:  он даже готов  говорить правду, когда  это 
может принести  пользу его  друзьям... Только  у твоего  отца  хватило 
мудрости не вступать со мной в бессмысленные пререкания. Зевс сразу же 
согласился впустить в свой дом восьмерых валькирий. Даже  поблагодарил 
меня за помощь, в отличие от некоторых... 
    - Скорее всего, он просто  надеется весело провести в их  объятиях 
несколько ближайших ночей! - Фыркнул Марлон Брандо. 
    - Ну, пусть надеется. - Снисходительно хмыкнул Один. - До сих  пор 
это не удавалось никому, даже мне! 
    - А ты пробовал? - Не без ехидства спросил Брандо. 
    - А  как  ты думаешь!  -  Расхохотался  Один. -  Но  они  обладают 
удивительным даром ускользать из объятий... 
    - Так где-то там еще и Зевс сидит! - Растерянно сказал я Джинну. - 
Шарахнет он меня молнией по темечку, чует мое сердце! 
    - Какое тебе дело до его молний, Владыка? - Равнодушно откликнулся 
Джинн. 
    - Ну да, конечно...  Все не могу привыкнуть  к мысли, что я  такой 
крутой парень!  - Фыркнул  я и  снова уставился  на экран.  В  течение 
нескольких минут мне пришлось  наблюдать, как Один  моет руки. У  меня 
сердце кровью обливалось: эти, с  позволения сказать, "боги" не  имели 
ни  малейшего  представления   о  хорошей  сантехнике,   и  вообще   о 
сантехнике, как таковой. Вместо душа (или хотя бы умывальника) бедняге 
Одину пришлось  довольствоваться  примитивным  тазиком  -  правда,  за 
обладание этим сосудом любой антиквар охотно заложил бы душу  дьяволу! 
Какое-то  невероятное  существо  поливало  ему  на  руки  из  кувшина. 
Приглядевшись, я понял, что это был каким-то чудом оживший  игрушечный 
ежик гигантских  размеров,  с трогательными  коротенькими  лапками.  В 
отличие от плюшевого пса, которого я  уже видел раньше, ежик вел  себя 
не как избалованный домашний зверек, а как настоящий денщик: он  ловко 
орудовал кувшином и полотенцем и даже  что-то ворчал себе под нос -  я 
не разобрал, что именно. 
    Один тщательно вытер  руки, отдал  полотенце игрушечному  зверьку, 
пересек короткий  коридор и  вошел в  просторное помещение.  Там  было 
светло, как  днем. Марлон  Брандо лежал  на узкой  кушетке,  устланной 
тонкими покрывалами,  и равнодушно  созерцал низенький  столик  плотно 
уставленный многочисленными мисочками и кувшинами. В сероокую  богиню, 
на которую  мне  было  чертовски  любопытно взглянуть,  он  так  и  не 
превратился. Один уселся  в высокое  резное кресло -  кресло сразу  же 
стало похоже  на  трон:  все-таки  у этого  грозного  дяди  был  такой 
величественный вид - римские кесари  могут пойти в уборную и  тихонько 
поплакать от зависти! - и  тут же приступил к вдумчивому  исследованию 
содержимого одной из мисок. 
    - Амброзию небось  жрет! - Ехидно  хмыкнул я. -  А запивать  будет 
нектаром. Во люди живут! 
    Из разговора этой парочки я узнал массу интересных вещей - правда, 
я  не  так  уж  много   понял.  Они  озабоченно  обсуждали   какого-то 
загадочного "убийцу с веретенами", от руки которого уже приняли смерть 
Дионис и  Афродита, и  другого, не  менее загадочного  парня,  который 
умудрился благополучно  удрать  после  сражения  с  Марсом  и  большой 
компанией разгневанных валькирий. Они  называли его "пернатой  змеей", 
что вызывало  у  меня  какие-то смутные  литературные  асс