В: Что она рассказала про ночную отлучку из Эймсбери?
   О: Все отрицала, сэр. Сперва смешалась, потом вскинулась, потом  скисла
- и я мигом смекнул, что она лжет.
   В: Прежде чем вы узнали, что Дик допущен в ее постель, не  замечали  вы
их взаимной склонности?
   О: Что до Дика, сразу было  видно,  что  он  от  нее  без  ума:  стоило
посмотреть, что с ним делается, когда она рядом. Бывало,  глаз  с  нее  не
сводит. Станет прислуживать хозяину - заодно и ей прислужит.
   В: Как?
   О: Как только может. То ужин ей снесет, то узел притащит. Вон и  старое
присловье говорит: "Кто до баб слаб, тот у баб раб".
   В: Она была сдержаннее в рассуждении своих чувств?
   О: Не то чтобы сдержаннее, сэр, а хитрее. На  людях  обходилась  с  ним
так, будто он ей не любовник, а  любимая  собачонка.  Но  после  Эймсбери,
когда дело вышло наружу, она уже не так таилась. Как  сейчас  вижу:  сидит
перед ним на коне, прижалась щекой к его груди  и  спит  -  точно  отец  с
дитятей или муж с женой.
   В: Это при ее-то чопорности?
   О: На то, сэр, и присловье: "Все они Евины дочери".
   В: Она чаще усаживалась впереди него или позади?
   О: Поначалу - как водится, позади: ровно  попугай  на  жердочке.  А  на
третий день перебралась вперед: дескать, на холке  мягче.  Сказала  бы  уж
напрямик, что ей мягче сидеть между ног этого похотливца, да простит  меня
ваша честь.
   В: Вы не заговаривали с  ней  о  Дике?  Не  спрашивали,  имеют  ли  они
намерение пожениться?
   О: Не спрашивал, сэр. Мистер Лейси шепнул мне, чтобы я к ней  больше  с
вопросами не лез - а то как бы не подумали, будто я по его наущению шпионю
за мистером Бартоломью. Я и прикусил язык. Притом мне пришло  на  мысль  -
может, она просто углядела в моих  словах  насмешку  над  ее  влеченьем  к
убогому. А строгостью желала мне сразу показать, для моей же  пользы,  что
надеяться здесь не на что.
   В: Как это понимать?
   О: Девица-то далеко не уродина, сэр. Я полагал  поначалу,  что  страсть
тропинку к женскому сердцу отыщет. Она все могла прочесть в глазах моих...
   В: Вздумали приударить?
   О: И приударил бы, если б позволила. Хотя бы для того, чтобы проверить,
что она в этом деле смыслит. И убедиться, точно ли это не овечка из  стада
мамаши Клейборн, как мне сперва почудилось.
   В: Имеете ли еще что-нибудь о ней сообщить?
   О: Нет, сэр.
   В: И после апреля тридцатого числа вы ни о ней, ни о  Дике,  ни  об  их
хозяине вестей не получали?
   О: Нет, сэр.
   В: А в газетах вам никаких известий о них не попадалось?
   О: Истинный Бог, не попадалось.
   В: И вы убеждены, что мистеру Бартоломью удалось увезти свою суженую  и
предприятие это не имело  следствием  никакого  преступления,  в  коем  вы
видели бы и свою вину?
   О: До сего дня я в этом  не  сомневался.  А  нынче,  хоть  впору  бы  и
встревожиться, но я все же спокоен, потому что вины за  собой  не  знаю  и
вижу  справедливость  и  великодушие  вашей  чести.  Я   до   этого   дела
касательства толком не имел, и должность моя в нем была не  более  важная,
чем у какого-нибудь привратника.
   В: Отчего же, коли так, вы остались в Уэльсе, а не вернулись  в  Лондон
получить у мистера Лейси свою долю?
   О: Я, сэр,  еще  три  месяца  назад  посылал  мистеру  Лейси  письмо  с
изложением своих резонов.
   В: Он ничего о нем не знает.
   О: Немудрено. С вашего позволения, сэр, я объясню. Едва  я  оказался  в
родных краях, меня ошеломили известием, от которого  я  разрыдался  -  да,
ваша честь, разрыдался, как дитя.  Меня  уведомили,  что  моя  престарелая
матушка, царство ей небесное, уже  три  года  как  покоится  в  могиле.  А
полгода назад скончалась любимая сестра. Остались мы с  братом  вдвоем.  А
брат еще беднее Джонса,  притом  валлиец  до  мозга  костей:  у  валлийца,
известное дело, ближе нужды родичей нету. Пожил я у него месячишко, вижу -
плохо наше дело: сколько ни бьюсь, а из нищеты никак не выберемся.  Вот  я
себе и говорю: пора тебе, Джонс, обратно  в  Лондон;  ну  что  такое  твой
Суонси, одно слово - дыра. А Джонс и деньги - что  лондонские  часы:  нету
между ними согласия, все врозь разбегаются. Все  денежки,  что  я  привез,
пропились да проелись. И отправился я в Лондон на своих двоих, потому  как
ни на чем другом по недостатку средств путешествовать не мог. А в Кардиффе
мне повстречался приятель. Пригласил к себе, приветил. И  случись  об  эту
пору у него в доме один человек, который,  узнав,  что  я  умею  читать  и
считать и повидал свет, рассказал мне про лавку, где  он  служит  -  лавку
мистера Уильямса, где ваш доверенный меня и разыскал. Прежнего  приказчика
мистера Уильямса, изволите видеть, за три дня до того хватил удар, он  уже
не жилец на этом свете. Вскоре он и точно помер.  И  на  мистера  Уильямса
свалилось столько хлопот, что...
   В: Довольно, довольно. Переходите к письму.
   О: Что ж, сэр, я написал мистеру Лейси про  то,  какая  у  меня  теперь
должность и что я на нее не нарадуюсь, что новый  хозяин  хвалит  меня  за
сметку и усердие и что в Лондон я выбраться не смогу. Что  мне  стыдно  за
свой проступок, но я надеюсь, что мистер  Лейси  меня  простит  и  в  этом
случае я почту за величайшее одолжение, если он найдет средство  переслать
мне то, что причитается.
   В: С кем вы передали письмо?
   О: С одним человеком, который по своей надобности отправлялся в Глостер
- а уж он обещал позаботиться, чтобы оттуда письмо дошло до Лондона. Я дал
ему шиллинг на расходы. По возвращении он уверил меня, что все  исполнено.
Да только, видно, напрасно я старался, напрасно тратился: ответ так  и  не
пришел.
   В: Больше вы не писали?
   О: Я, сэр, рассудил, что не стоит труда: верно, мистер  Лейси  на  меня
гневается и хочет отплатить мне за небрежение той же монетой.  И,  сказать
по правде, его можно понять.
   В: Вам показалось, это такие гроши, что хлопотать себе дороже станет?
   О: Да, сэр.
   В: Сколько, по вашим прикидкам?
   О: Я в свое время уже выпросил у мистера Лейси малую часть.
   В: Сколько?
   О: Да как будто несколько гиней, сэр.
   В: Укажите точнее.
   О: Гинею - в задаток перед отъездом, а потом еще.
   В: Сколько же еще?
   О: Это уже в Тонтоне, сэр. Вроде бы гинеи две или три.
   В: Мистер Лейси показал - одну.
   О: Точно уж и не помню, сэр. Что-то как будто бы больше.
   В: Для вас деньги такой сор, что вы не видите  разницы  между  одной  и
тремя гинеями? (Non respondet  [не  отвечает  (лат.)].)  Вы  получили  две
гинеи, Джонс. Стало быть, какой остаток вам причитался?
   О: Восемь, сэр.
   В: Сколько составляет ваше годовое жалование на нынешнем месте?
   О: Десять фунтов в год, ваша честь. Я  понимаю,  к  чему  клонится  ваш
вопрос. Но я полагал, те деньги для меня потеряны - ну и махнул рукой.
   В: Махнул рукой? Это же почти что ваш годовой доход!
   О: Все равно я не знал, как их вытребовать.
   В: Разве между Уэльсом и Лондоном не ходят  суда  с  углем?  Да  притом
часто.
   О: Вроде бы ходят, сэр.
   В: Вроде бы? Служите у судового поставщика, а за верное не знаете?
   О: Точно ходят, сэр.
   В: И вы даже не подумали передать с оказией письмо, а  то  и  самолично
отправиться в Лондон за своими деньгами?
   О: Помилуйте, сэр, ну какой из Джонса мореходец! Я страх как боюсь моря
и каперщиков [капер - торговое морское судно, с  разрешения  правительства
совершающее нападения на суда недружественных государств].
   В: Ложь. Вы имели другую причину.
   О: Нет, сэр.
   В: А вот и да, сэр. Вы прознали о своем путешествии на запад такое, что
не отважились  открыть  мистеру  Лейси  и  что  могло  навлечь  на  вас  и
сотоварищей ваших беды вроде нынешней. Разве без важной причины  бросились
бы вы наутек, отступившись от обещанной награды?
   О: Я знал лишь то, что нам сообщили, сэр. Как Бог свят! А обо всем, что
мы выведали сами, уже показал мистер Лейси.
   В: Раскинули сеть, да сами же и попались. В том письме к мистеру Лейси,
перед бегством вашим, вы поминали корабль, уходящий из Барнстапла в Суонси
первого мая. Так вот, я навел справки. Такого судна в тот день не  было  -
не было до самого мая десятого числа.
   О: Да ведь я, когда писал письмо, думал, что это правда. А после, уже в
Барнстапле обнаружилось, что вышло недоразумение.  Тогда  мне  дали  совет
попытать счастья в Бидефорде. Я - в Бидефорд, и не прошло трех дней, как я
уже плыл на судне, везшем уголь. Чистейшая правда, сэр. Хотите  -  пошлите
проверить. Корабль назывался "Генриетта", а вел его мистер Джеймс Перри из
Порткола - бывалый капитан, его все знают.
   В: Что же вы поделывали эти три дня?
   О: Первый день проболтался в Барнстапле, на второй подался в  Бидефорд,
повыспросил  в  порту  касательно  корабля,  отыскал   мистера   Перри   и
уговорился, что он возьмет меня с собой. А на третий день мы вышли в  море
и, слава тебе Господи, благополучно добрались до места.
   В: Кто в "Черном олене" ввел вас в заблуждение относительно корабля?
   О: Право, сэр, из головы вон. Но кто-то точно был.
   В: Мистеру Лейси вы написали, будто это был Пуддикумб.
   О: Выходит, он, сэр.
   В: Смотри  мне,  Джонс.  От  твоих  слов  разит  ложью,  как  от  твоих
единоземцев луком [лук-порей является эмблемой Уэльса].
   О: Бог свидетель, не вру, сэр.
   В: Вот твое письмо, в котором черным по белому указано, что про корабль
ты уведомился от Пуддикумба. Но тот божится, что ничего подобного тебе  не
говорил, а уж он-то во лжи не замечен.
   О: Я, верно, спутал, сэр. Письмо писалось наспех.
   В: И курам на смех - как  и  вся  твоя  небылица.  Я,  Джонс,  писал  в
"Корону" и справлялся касательно коня. Вы и теперь повторите, что  первого
мая - или пусть не первого, пусть в другой день -  оставили  коня  в  этой
гостинице? Что, язык проглотили?
   О: Виноват,  сэр,  оплошал.  Теперь  припоминаю:  я  доехал  верхом  до
Бидефорда и остановился в трактире "Барбадос", а  отъезжая,  оставил  коня
там. И заплатил, чтобы за ним был уход, пока  не  заберут.  И  не  упустил
послать в Барнстапл, в "Корону" мальчишку с известием, где его искать -  а
то, чего доброго, заподозрят в воровстве. Вы уж не взыщите, сэр,  ей-богу,
ум за разум заходит. При первом разговоре  я  нес  незнамо  что,  лишь  бы
отстали поскорее. Я же не знал, что это важно.
   В: Так я тебе растолкую, отчего ты, каналья, виляешь; я  тебе  объясню,
почему по тебе виселица  плачет.  Дик  мертв,  и  у  нас  имеется  сильное
опасение, что он убит. Он был найден удавленным в  пределах  дня  езды  от
того места, где ты провел ночь. Сундук его хозяина опустошен, прочий скарб
сгинул. Ни о хозяине, ни о горничной  с  той  поры  ничего  не  слышно.  И
зловещая эта неизвестность производит  то  подозрение,  что  и  они  лежат
где-то убитые. И еще большее подозрение, что это твоих рук дело. (При  сих
словах допрашиваемый что-то вскрикивает на валлийском  наречии.)  Что  это
означает?
   О: Неправда, неправда! (Вновь говорит по-валлийски.)
   В: Что неправда?
   О: Женщина жива! Я с ней потом видался!
   В: Ишь как сразу вздрогнул.  Смотри,  как  бы  не  вздрогнуть  тебе  на
виселице - а если солжешь еще хоть раз, я тебе это обещаю.
   О: Ей-богу, ваша честь, я с ней потом видался!
   В: Когда потом?
   О: После того, как они добрались до места.
   В: Как вам может быть известно, куда они направлялись? Разве вы  бежали
не в Барнстапл?
   О: Нет, сэр, на свою беду, не в Барнстапл. Господи ты Боже мой!  (Снова
по-валлийски.)
   В: Вы знаете, где горничная обретается сейчас?
   О: Богом клянусь, не знаю, сэр. Может, в Барнстапле  -  потом  объясню,
почему. Только какая она горничная.
   В: А мистер Бартоломью?
   О: Боже ты мой, Боже!
   В: Отчего вы не отвечаете?
   О: Я ведь знаю, кто он таков на самом деле. Потому-то  и  дернула  меня
нелегкая впутаться в эту историю. Но у меня и  в  мыслях  не  было  ничего
дурного. Верьте слову, ваша честь, я никого ни о чем не спрашивал, а узнал
против чаяния от парня, который...
   В:  Погодите.  Назовите  мне  имя,  которое  вам  передали.  Ответ   не
записывать.
   О: (Respondet [отвечает (лат.)].)
   В: Случалось ли вам письменно или изустно сообщать кому-нибудь это имя?
   О: Боже упаси, сэр, ни одной живой душе. Клянусь матушкиным спасением.
   В: Стало быть, вам ясно, чьим именем я веду  розыски?  Смекаешь,  зачем
тебя сюда доставили?
   О: Догадываюсь, сэр. И  униженнейше  прошу  его  о  снисхождении.  Ведь
ему-то, сэр, я и хотел угодить.
   В: Об этом после. Повторяю: что  вам  известно  о  похождениях  мистера
Бартоломью, воспоследовавших за первым мая? Довелось  ли  вам  говорить  с
ним,  получать  от  него  известия   или   прослышать   что-либо   о   его
обстоятельствах?
   О: Я, сэр, не имею понятия, где он сейчас пребывает, жив он или нет.  И
про гибель Дика мне сказать нечего. Поверьте,  ваша  честь,  Христом-Богом
молю, поверьте: я утаил правду лишь оттого, что страх меня обуял.
   В: Что утаил? Экая баба! Поднимайся, полно в ногах валяться.
   О: Слушаюсь, сэр. Я разумел, сэр, что уже знал про смерть Дика, царство
ему небесное. Только про это, клянусь гробом Давидовым.
   В: Как же вы узнали?
   О: Верных сведений у меня не было, сэр, - сердце подсказало. Прожил я в
Суонси недели две, а может, больше, и  вот  как-то  в  таверне  сошелся  с
моряком, который только что приплыл  из  Барнстапла.  А  он  возьми  да  и
расскажи про найденного в тех краях мертвяка с фиалками во рту.  Просто  к
слову пришлось: вот, мол, какие чудеса на  свете  делаются.  Имени  он  не
привел, но я призадумался.
   В: Дальше.
   О: В другой раз, уже в Кардиффе, дома у моего хозяина - мистер  Уильяме
ведет дела прямо на дому - я разговорился с приезжим, как раз  в  то  утро
прибывшим из Бидефорда. Он завел речь об этой оказии, и я узнал про  вновь
открывшиеся обстоятельства - в Бидефорде о них много судачили. И что будто
бы ходят толки, что порешили не одного, а пятерых. Правда, имен он тоже не
называл, но я как услышал про пятерых да прибавил к  этому  еще  кое-какие
подробности из его рассказа, так поджилки и затряслись. Так и жил в страхе
до нынешнего дня. Я, сэр, сразу бы к вам бросился, если бы не  моя  бедная
матушка да...
   В: Довольно. Когда вы получили это второе известие?
   О: В последнюю неделю июня, не тем будь помянута. Только я, сэр,  ни  в
каком злоумышлении не повинен.
   В: А когда так, то чего же ты дрожишь?
   О: Мне, сэр, довелось увидать такое, что, расскажи  кто  другой,  ни  в
жизнь бы не поверил.
   В: Ну уж мне-то выложишь все как на духу. Иначе не миновать тебе петли.
Не удастся вздернуть тебя за убийство - вздернут за конокрадство.
   О: Всенепременно, сэр. (Вновь говорит на валлийском наречии.)
   В: Поди ты со своей тарабарщиной!
   О: Слушаюсь, сэр. Это всего-навсего молитва.
   В: Молитва тебя не спасет. Только полная правда.
   О: Ничего не утаю, сэр. Верьте слову. Откуда прикажете начать?
   В: С того места, где ты впервые солгал. Если только местом этим не была
колыбель.
   О: До нашего первого ночлега после Эймсбери - то бишь до Уинкантона - я
ни в чем от истины не отступил. Все было, как показал  мистер  Лейси.  Вот
только касательно Луизы...
   В: Что Луиза?
   О: Мне казалось, что догадка, которой я  поделился  с  мистером  Лейси,
все-таки верна. Ну, про то, где я впервые ее увидел.
   В: Это про заведение Клейборн? Вы  разумеете,  что  она  подлинно  была
шлюхой?
   О: Так, сэр. Но мистер Лейси не захотел и слушать. Я  его  убеждать  не
стал, но про себя решил, как говорится, чему поверилось, тому и верить.
   В: Что мистер Лейси был введен Его Милостью в заблуждение?
   О: Да. А для какой причины - хоть убей, не пойму.
   В: Вы не говорили ей, за кого вы ее почитаете?
   О: Напрямик нет, сэр: мистер Лейси не дозволил. Только так,  играючи  -
вроде бы хочу о ней поразузнать, а заодно и себя потешить. А она, как я  и
сказывал, стоит на своем. И отвечает так - ну горничная и горничная.
   В: И ваша уверенность поколебалась?
   О: Да, сэр, но лишь до той поры, когда я  проведал,  что  она  проводит
ночи с Диком. Тут уж я не знал, что и подумать. Разве что она  насмехается
над хозяином за его спиной. А у меня все не идет из головы, что ее-то я  в
Лондоне и видел. И, как оказалось, я не обманулся. Я вам потом расскажу.
   В: Вам доподлинно известно, что Его  Милость  не  оказывал  ей  особого
расположения, никогда с ней не уединялся или еще что-нибудь в этом роде?
   О: Мне, сэр, такого видеть не случалось. Ну, пожелает ей доброго  утра,
в пути нет-нет да и спросит, не притомилась ли, не скучает ли - обычнейшая
учтивость знатного джентльмена в обхождении с младшей братией.
   В: Не припомните ли, чтобы она втихомолку пробиралась в его покой?
   О: Нет, сэр. Откуда бы мне было узнать: в верхнее  жилье  я  поднимался
редко - только что к мистеру Лейси. У трактирщиков ведь какой  порядок:  у
горничных своя почивальня, а мужская прислуга  к  ней  и  не  приближайся,
пусть спит где-нибудь подальше.
   В: Дельное  правило.  Хорошо.  Расскажите  теперь,  что  происходило  в
Уинкантоне.
   О: Остановились мы в "Борзой". И вот подходит ко мне человек в дорожном
сюртуке  -  этот  человек  нас  сразу  заприметил.  Подходит,  значит,   и
спрашивает: "Что это вы затеваете?" - "Ничего, - говорю, - не затеваем.  А
что это вдруг за расспросы такие?" Он подмигивает: "Да полно тебе. А то  я
не знаю, кто он, этот твой мистер  Бартоломью.  Я  два  года  тому  служил
кучером у сэра Генри У., так этот джентльмен к нему, бывало, захаживал.  Я
его и этого немого из тысячи узнаю. Это не кто иной, как..." Ну, та  самая
особа, про которую я сейчас говорил.
   В: Он назвал его по имени?
   О: И его, и его вельможного родителя. Вот, думаю, незадача! Ну что  тут
будешь делать? Спорить я не стал, а только подмигнул  в  ответ  и  говорю:
"Может, он, может, не он. Только  ты  набери  в  рот  воды:  он  свое  имя
открывать не желает". А он мне: "Так уж и быть, можешь не беспокоиться.  И
куда же это он следует?" - "А на запад, - говорю, - поохотиться. Есть  там
у него одна перепелочка на примете". А он: "И  уж,  верно,  гладенькая  да
пригожая?" И добавил: "Стало быть, я угадал".
   В: Кто был этот человек?
   О: Кучер одного адмирала, сэр. Вез свою хозяйку в Бат. Тэйлором  звать.
Вы не подумайте, сэр: малый славный, а что выспрашивал, так единственно из
любопытства. Поэтому мне не составило труда увести его от этого разговора.
Я сказал, что истинная наша цель  -  покорить  сердце  девицы,  однако  мы
делаем вид, будто путешествуем просто для удовольствия. Что мистер Лейси -
наставник Его Милости, а Луиза нам будет надобна, когда юная леди окажется
у нас в руках. И тут откуда ни возьмись - Дик. Тэйлор его приветствует,  а
этот дурень чуть не испортил дела: прикинулся, что не узнает, и был таков.
Пришлось мне Тэйлора умасливать: дескать, стоит ли обижаться на  недоумка.
А минут через десять приходит Луиза: "Фартинг, хозяин зовет". Вышли  мы  с
ней за дверь, она и говорит: "Вас хочет видеть не мистер Браун,  а  мистер
Бартоломью. А для какой нужды - не знаю". Прихожу  к  мистеру  Бартоломью.
Тот говорит: "Джонс, сдается мне,  что  нас  разоблачили".  Я  соглашаюсь:
"Боюсь, что так, милорд". Растолковал ему, что да как,  передал  все,  что
рассказал Тэйлору. "Хорошо, -  говорит.  -  Принимая  в  соображение,  что
мистер Лейси ничего не знает, давайте оставим все как есть".
   В: Он привел свои резоны?
   О: Сказал, что из почтения к  мистеру  Лейси  не  хочет  причинять  ему
беспокойства. Я же на это отвечал,  что  во  всем  послушен  Его  Милости.
"Тогда, - говорит, - никому ни слова. А это отдайте кучеру: путь  пьет  за
мое здоровье да не болтает лишнего. Вот, кстати, и вам полгинеи". Деньги я
взял и был ему премного благодарен.
   В: Не сообщили вы об этом происшествии мистеру Лейси?
   О: Нет, сэр. А после, когда мы с Тэйлором выпивали, он  рассказал,  что
по слухам высокочтимый родитель Его Милости очень гневается на сына,