ылке, махнул рукой, и
Роза Армстронг растворилась  в  тумане  за деревьями. -  Ладно. Как только я
очутился  в  Париже,  мы со Спеклом Джоном немедленно  окунулись  в  работу,
выступая в  театральных  и концертных  залах по всей  Франции.  Из-за шумихи
вокруг "чудодоктора"  я опасался приезжать надолго в Англию, однако и там мы
неоднократно  побывали,  главным  образом  по пути в Ирландию.  Используя  в
полной  мере  наши способности и  знания, мы  придумали  зрелище  совершенно
нового типа и очень скоро достигли пика  популярности. Главной  нашей  целью
было   ошеломить,  потрясти   публику,   причем  так,  чтобы   по  окончании
представления  ни  один  человек  так  толком  и  не  понял  бы,  что с  ним
происходило во время нашего действа. Любой самый талантливый иллюзионист нам
и в подметки  не годился, что  стало  общепризнанным фактом. Одним из  наших
знаменитейших номеров был Коллектор, поначалу выдуманный мною всего лишь как
шутка. Только полтора года спустя я пришел  к выводу об использовании в роли
Коллектора живого человека вместо куклы.
     Дэл, вздрогнув всем телом, испустил вздох, и маг поднял брови.
     - Что, у тебя на  этот счет имеются возражения морального порядка? Были
они и у Спекла Джона: он настаивал на продолжении работы с куклой, что имело
гораздо меньший успех, нежели появление на сцене, так сказать, одушевленного
Коллектора. Первым таким  Коллектором  стал джентльмен  из  Швеции по  имени
Хальмар Харальдсон, который в один  прекрасный день  явился к нам  в Париж с
намерением ни  больше, ни меньше  как  стать магом.  И знаете  зачем?  Чтобы
отомстить опять же не более, не менее  как  всему миру  за  непризнание  его
талантов;  в нас  же  Хальмар разглядел могущество,  не  идущее  ни в  какое
сравнение с тем, что обыкновенные иллюзионисты делали на сцене. Да и в самой
магии он видел лишь ее антиобщественную, подрывающую устои  сущность (кстати
говоря, в этом он был недалек от истины).
     Устои же эти, как и  общество  в целом, он возненавидел настолько,  что
был готов все отдать ради частички нашего могущества. Ходил он исключительно
в  черных дешевых костюмах, его  костлявая голова напоминала то ли  земляной
орех,  то  ли череп,  он  баловался  наркотиками  и  в  целом  был  ярчайшим
представителем    сильно   распространившегося   послевоенного    нигилизма.
Сознательно или нет, но он походил как две капли воды на персонажей безумных
полотен Эдварда Мунка <Мунк, Эдвард (1863 -  1944), норвежский живописец,
график, театральный художник; один из основоположников экспрессионизма.>.
     Короче говоря, в тот же вечер,  когда он пришел ко мне, я засунул его в
Коллектора, и моя игрушка словно обрела новую жизнь.
     - И  что  случилось  с  этим Хальмаром? - Голос Тома  дрожал  от ужаса,
смешанного, однако, с любопытством. - Что происходит  с  теми, кого вы таким
образом используете, - ведь были и другие Коллекторы?
     -  Подожди,  сынок,  не  опережай  события.  Хальмара  я  освободил  со
временем,  когда  он выполнил свою  роль. Спекл Джон принялся  настаивать на
том,  чтобы  отказаться  от  Коллектора вообще,  но  к  тому времени  я  уже
полностью контролировал  ситуацию. В конце концов, мне предназначалось стать
его преемником, и очень скоро наша мощь сравнялась.
     Он  уже не  мог мною  командовать, мало-помалу  лидерство переходило ко
мне, что, как я стал  замечать  во время  наших гастролей, его все больше  и
больше  удручало. Заметьте, однако,  что  все  это развивалось на протяжении
ряда лет.
     Наверное, это обычная ирония судьбы, когда партнеры работают бок о бок,
вместе  добиваются успеха, и  одновременно в их личных отношениях  пролегает
трещина,  которая со временем  становится все глубже  и глубже.  Он  дал мне
понять,  что  павший на  меня  выбор,  по  его мнению, был ошибкой.  К моему
глубокому сожалению, Спекл Джон оказался человеком с узким кругозором, почти
абсолютно лишенным  честолюбия  и  с  чересчур  упрощенным пониманием роли и
предназначения магии.  "Зрелый  маг не должен пользоваться своим  талантом в
обыденной жизни", - говорил он. А я на это отвечал: "Истинный  маг обыденной
жизнью не живет".
     Спустя какое-то время Роза присоединилась к нашим выступлениям: карьера
певицы ей  не удалась, и она нуждалась в  какой-нибудь работе.  Спеклу Джону
она нравилась,  кроме того, поскольку ей уже доводилось петь со сцены, у нее
не  было обычного  для новичков  страха перед аудиторией. Мы обучили ее всем
стандартным  трюкам,  и  вскоре  она стала выполнять  их с блеском,  а образ
девушки-подростка обеспечивал  ей  неизменный  успех. Партнер  мой  всячески
опекал  ее, будто отец  родной, что  мне казалось просто смешным.  Роза была
моей, должна была  делать то, что требовал я,  и  все же ее  продолжительные
беседы с моим партнером  не  вызывали у меня возражений, поскольку,  с  моей
точки зрения, помогали  ей привыкнуть  к  ее новому положению. Не возражал я
еще и потому, что столь  нелепая забота о вполне  взрослой, способной  самой
позаботиться о себе девушке в моих глазах доказывала то, что ошибкой был мой
партнер, а  вовсе не я.  Моя маленькая пастушка  была не более  чем красивой
куклой, статуэткой из фарфора, приятной взору, но пустой внутри  - так к ней
и следовало относиться.
     Внезапный порыв ветра разорвал туман  в клочья и принялся их разгонять.
На поляне сильно похолодало.
     -   Артисты,  в  особенности  все  время   гастролирующие,  вроде  нас,
постепенно узнают  всех своих коллег, выступающих в тех же залах. Среди них,
к  примеру,  были такие, как Джимми Нирво, Тедди Нокс,  Мэйди  Скотт,  Вэнни
Чард, Лайэн д'Ив... Меня  особенно заинтересовала  одна группа: мистер Пит и
"Странствующие   друзья".    "Друзей"   мистера    Пита   было   шестеро   -
здоровяки-акробаты и, судя по всему, крутые ребята. Как я потом выяснил, все
они   в  разное  время  отбыли  срок  за  вооруженные  нападения,   грабежи,
изнасилования.  Прочие артисты держались от них  подальше,  впрочем изоляция
шла им на пользу - так на них больше внимания обращала пресса. Выступали они
с  веселыми куплетами  и драками  на сцене;  последним,  впрочем,  время  от
времени занимались и вне сцены: несколько раз в пьяных драках избивали людей
до  полусмерти. Короче, они  представляли собой что-то вроде тупиковой ветви
эволюции, этакую ошибку природы. У меня возникло желание нанять их для наших
выступлений,  а  когда  я  переговорил  на этот  счет  с  их  руководителем,
Арнольдом Питом,  тот сразу же дал согласие  -  лучше  быть второй  скрипкой
знаменитого оркестра, чем,  сохраняя  видимую независимость, пробавляться на
задворках.
     Он  также  согласился  на   то,  что  его  "друзья"  -  громилы  станут
одновременно  моими телохранителями  на  сцене. Замечу, что впоследствии они
стали меня бояться - во-первых, потому, что от меня зависел их заработок,  а
во-вторых, им было отлично известно, что я могу убить их одним взглядом, так
что слушались они меня беспрекословно. Выступать мы стали гораздо  успешнее:
присутствие их на сцене придавало спектаклям налет некоторой  необузданности
и привлекало  публику.  А  главное, я  полностью сосредоточил  руководство в
своих руках.
     Вскоре мы сделались  самыми знаменитыми магами  в Европе. Известнейшие,
влиятельнейшие персоны  искали  нашего  расположения, приглашали  на приемы,
обращались  к  нам  за советом.  Я  познакомился  со  страшно модными  тогда
сюрреалистами, с  именитыми художниками и  поэтами,  встречался в  Париже со
многими  американскими  писателями,  меня  принимали  герцоги  и   графы,  я
предсказывал  будущее  тем, кто  стремился  планировать свою  жизнь  и искал
поддержки и помощи у магии. Как-то раз в кафе на Монпарнасе Эрнест Хемингуэй
велел официанту принести мне за его счет бутылку шампанского, однако  сам за
мой столик  присаживаться не стал -  он тогда во всеуслышанье  называл  меня
шарлатаном  и  (это  я  слыхал  собственными  ушами)  "дешевой  пародией  на
Распутина". Впрочем, мне было наплевать.
     Кто был действительно дешевым Распутиным, так это  англичанин по  имени
Алистер Кроули, который строил из себя демона. Я встретился с ним в Англии и
раскусил его мгновенно - этот напыщенный  пустослов и надувала годился разве
что на роль шамана племени мумбо-юмбо.
     Встретились мы  с Кроули в саду особняка в Кенсингтоне, принадлежавшего
одному богатому и придурковатому поклоннику оккультизма, который спонсировал
нас  обоих и вознамерился полюбопытствовать, что произойдет, если свести нас
вместе. Я был уже в саду, когда дверь в форме черепа распахнулась и в проеме
показался Кроули.  Этот  слизняк сразу внушил  мне  отвращение  своим черным
кафтаном, босыми грязными ногами, бритой головой и физиономией психопата. Он
принялся сверлить  меня  своим  "магнетическим"  взглядом,  пытаясь,  видно,
напугать.
     - Здорово, Алистер! - сказал я ему.
     - Изыди, сатана! - выкрикнул он в ответ, выбросив вперед руку и едва не
ткнув толстым пальцем мне в лицо. Ну, тогда я  превратил его палец в  птичий
коготь, и Алистер чуть не откинул копыта прямо там.
     - Изыди  сам! - бросил я ему, и он, сунув свой новоприобретенный коготь
под кафтан,  весьма поспешно ретировался. Позже я  услышал,  что  он сначала
демонстрировал   коготь   поклонницам   в  качестве   доказательства   своей
демонической сути, а  потом потратил несколько месяцев, пытаясь заклинаниями
вернуть пальцу изначальный вид. В конце концов ему это, правда, удалось.
     Среди деревьев возле просеки вдруг что-то промелькнуло.
     -  Из  услышанного вы, очевидно, уже поняли, что я перестал  испытывать
беспокойство, пребывая в Англии. В тысяча  девятьсот двадцать первом году мы
уже  путешествовали по  всей стране, от  Эдинбурга до Пензанса, хотя большую
часть представлений давали в Лондоне,  особенно в театре  "Вудфин Импайр". Я
уже  думал,  что все  давно забыли  о  таинственном  докторе Найтингейле, но
оказалось,  что  не  все. Того,  кто не забыл,  я  встретил после одного  из
выступлений в "Вудфин Импайр" летом  того  же  года.  Он  поджидал  меня  за
кулисами, и  мне даже не нужно было разглядывать его лицо: достаточно издали
увидеть ярко-рыжую шевелюру.
     Фонарик снова загорелся  в просеке и осветил кирпичную стену, ступеньки
и что-то вроде узенького  прохода.  По лестнице спускалась знакомая фигура в
плаще  и шляпе, а  позади нее Том разглядел  Розу. Маг поднял бутылку, будто
приветствуя  самого себя,  однако пить не стал. Из  его следующих  слов  Том
понял, что приветствовал он вовсе не себя.
     - Вот она, Роза Форте, фарфоровая пастушка, моя очаровательная рыбка. Я
был рад, что она тоже там присутствовала и могла в полной мере осознать  мои
способности. Мне хотелось дать ей понять, что ни ей, ни Спеклу Джону не  под
силу встать на  моем  пути к заветной цели. И я, ребята, хочу, чтобы вы тоже
это поняли: остановить меня невозможно.
     Сценка  в  просеке   между  деревьями  тем   временем  приобрела  некий
необъяснимо зловещий подтекст: полутемная  лестница, на ней двойник Коллинза
в  длинном плаще и шляпе, хрупкая девушка у него за спиной - там,  в клочьях
тумана, рождалось нечто первобытно-свирепое, беспощадное.
     В тумане, ставшем уже  почти прозрачным,  возник еще один, рыжеволосый,
персонаж.
     -  Уизерс  встретил меня  словами: "Я знал, что  рано  или  поздно  ты,
кровопийца,  где-нибудь  всплывешь.   Теперь  ты  называешь  себя  Коулменом
Коллинзом,  убийца? Что  ж, должен  сделать  тебе  комплимент:  шоу  у  тебя
получилось просто классное. Интересно, позволят ли тебе выступить в тюремной
художественной самодеятельности?" Он прямо-таки дышал  мне в лицо ненавистью
и  уже,  по  его  мнению, почти удовлетворенной жаждой мести. Этот маленький
вонючий  доктор-недоумок,   расист-южанин,   путешествующий  по   Европе  на
всесильные тогда, после войны, американские доллары и собирающий анекдоты об
идиотах-европейцах,  чтобы  рассказывать  их  потом  своим  собутыльникам  в
Атланте или Мейконе, вообразил, что на этот раз он расквитается со мной.
     - Ты что, Уизерс, вздумал угрожать мне? - осведомился я.
     -  Именно.  -  Уизерс  просто-таки  захлебывался  от  привалившего  ему
счастья. - Ты ведь считаешься дезертиром, так?
     А значит, до сих пор  должен числиться в розыске. Что ж, я позабочусь о
том, чтобы розыск скоро и успешно завершился.
     В общем, мне пришлось вызвать Хальмара Харальдсона и,  как цепного пса,
спустить его на Уизерса.

x x x

     Дебильно  ухмыляющаяся   физиономия  Коллектора   материализовалась   в
фосфорическом свете. Рыжеволосый отпрянул.
     Из-за спины двойника  Коллинза Роза  не  могла видеть, что так напугало
человека в роли Уизерса. Девушка смотрела на него с  удивлением, к которому,
однако, уже примешивалась тревога.
     - Эй! - закричал рыжий. - Эй, мистер Коллинз, что это?!
     Сердце  Тома  екнуло: по  всей видимости, это уже была не инсценировка.
Коллектор рванулся к рыжеволосому. Роза, увидев его, вскрикнула.
     - А теперь, дети мои, понаблюдайте, как замечательно сыграет отведенную
ему роль ваш старый добрый знакомый, мистер Ридпэт.
     - Боже милостивый, - в ужасе прошептал Дэл и приподнялся.
     Роза закричала снова, и двойник Коллинза крепко схватил ее за руку.
     - Остановите  его,  Коллинз!  -  орал  как резаный  рыжеволосый.  -  Да
помогите же мне, о Господи!
     Коллектор сбил его с  ног,  с головы слетел рыжий  парик, и Том узнал в
"докторе  Уизерсе"  человека  с  поезда  -  постаревшего   Скелета  Ридпэта.
Коллектор,  пригвоздив  его к земле, со всего размаху  молотил по лицу, рыча
при этом, словно разъяренный дикий зверь.
     Дэл, вскочив, кричал от ужаса, Роза тоже кричала, не в силах сдвинуться
с места.
     - А ну, тихо! - цыкнул Коллинз, и Дэл умолк.
     Удары сыпались один за  другим, костлявые кулаки монстра месили то, что
еще  недавно  было  лицом  бедняги. Роза отвернулась, вжавшись  в  кирпичную
стену, плечи ее тряслись.
     - Вам необходимо  это видеть так же, как видел  я, - спокойным  голосом
проговорил Коллинз. - Хорек этот, конечно, толком ничего заранее не знал, но
в этом ведь и состояла его роль - сыграть перед вами Уизерса.
     Коллектор тем временем молча добивал несчастного старика.
     - Личность эта, чтоб вы знали,  абсолютно ничтожная:  неудавшийся актер
по  имени  Крикмор,  -  хмыкнул  Коллинз. -  Явился  ко мне  по  объявлению,
представляете? Меня он утомил  почти так же, как сам Уизерс. Тот, видите ли,
знал, что я вытащил деньги из  кармана Вандури, как будто это преступление -
взять деньги мертвеца.
     Коллинз приложился к бутылке.
     То, что сотворил Коллектор - Скелет Ридпэт  с  актером,  не поддавалось
описанию.  Лицо  бедняги представляло  собой сплошное месиво из крови, мяса,
лоскутов  содранной  кожи  и  торчащих  наружу  костей  черепа. Том медленно
поднялся и отвернулся: его тошнило.
     - И даже не думай  бежать - твой  старый  знакомый  поймает  тебя в два
счета,  -  послышался  голос  Коллинза.  - И  вот  тогда  уже все  будет  не
понарошку.
     Том  снова  посмотрел  на   кошмарную   сцену.   Коллектор   постепенно
растворялся в тумане, мертвое тело исчезло,  а возле лестницы, скрестив руки
на груди, стояли Снейл, Торн и Пиз.
     - Так это было понарошку? - спросил Том.
     - С  Уизерсом - нет,  сынок.  Что  же  касается  Крикмора, за  него  не
беспокойся. Несколько царапин, только и всего.
     Завтра я хорошо ему заплачу и отправлю его назад. Уверяю вас,  он будет
вполне доволен.
     Дрожь понемногу отпускала Дэла.
     - Это действительно был Скелет, - пробормотал он. -  Как  он изуродовал
его лицо.., и столько крови...
     -  Несколько  пластиковых мешочков  со  свиной  кровью,  спрятанных  за
щеками,  -  пояснил маг. -  Крикмор  сейчас  уже  умывается в летнем домике,
намереваясь откупорить очередную свою бутылку.
     На лестнице  во  вновь  сгустившемся  тумане  Роза  медленно  поднимала
голову. Коллинз махнул рукой, и свет на просеке погас.
     - Ну а для меня ужас только-только начинался, - сказал он.
     Том и Дэл, все еще дрожа, снова присели на влажную от измороси траву.

Глава 3

     - Зверство Харальдсона  поразило даже меня. Вы, ребята, видели немножко
поросячьей крови и  пусть даже жуткую, но всего лишь инсценировку, я же стал
свидетелем того, как по-настоящему буквально расчленяют  человека, стараясь,
чтобы тот до конца прочувствовал свою агонию, чтобы жизнь в нем теплилась до
самого последнего момента. До этого я  воспринимал Коллектора как игрушку, в
качестве которой он и был изобретен... Конечно, действовал Харальдсон не  по
собственной,  а по моей воле,  он был всего лишь  моим инструментом, куклой,
ожившей  благодаря  силе  моего воображения. Теперь же Харальдсон  стал  мне
помехой. Я понял,  что его может заменить  кто  угодно,  в том числе и, если
будет  нужно, кто-нибудь из "Странствующих  друзей". Убедившись,  что Уизерс
мертв, я освободил Харальдсона, и  почти сразу же он  был  схвачен полицией.
Его приговорили к смертной казни за  убийство Уизерса, однако приговор так и
не  был приведен  в исполнение:  шведа, абсолютно невменяемого, поместили  в
сумасшедший дом. Пресса  поначалу подняла шумиху, но вскоре она стихла. Мы к
тому времени  были  уже  далеко, работали в провинции, и никому не пришло  в
голову связать Уизерса и Харальдсона со мной.
     Расправа Коллектора с Уизерсом навела меня еще на одну мысль, а  именно
о том, что в  "Странствующих друзьях"  я больше  не нуждался. В самом  деле.
Коллектор был для меня  лучшим телохранителем.  Мысль эта  еще только-только
начала  формироваться; пока же я развлекал "Странствующих друзей" любимой их
забавой  -  травлей  барсуков.  Всякий раз,  как мы  оказывались в  сельской
местности, они  добывали пару хороших охотничьих псов, и  мы глубокой ночью,
прихватив  лопаты  и  щипцы,  отправлялись  за барсуками.  После  того как я
избавился  от  Уизерса, нас занесло  в деревню к западу от  Йорка, где  мы и
организовали барсучью охоту.
     Наблюдая  за шестерыми троллями и их главарем, смаковавшими мучительную
смерть бедных животных, я, кажется, впервые  задумался: а нужны ли они  мне?
Мысль эту я тем не менее прогнал: в то время голова моя была забита другим.
     В  частности, размышлениями о Розе  Форте:  в  последнее  время она все
больше  отдалялась от  меня,  как-то вроде  бы даже  ко  мне охладела, и это
приводило меня в бешенство.
     Я стал ее поколачивать, особенно когда напивался.  Вела она себя крайне
непоследовательно,  так  что  нельзя  было  понять,  любит  она меня  или же
ненавидит.  Спекл  Джон,  который  к тысяча  девятьсот двадцать второму году
окончательно смирился с ролью второй скрипки, пытался давать мне советы, как
всегда дурацкие: будь  с ней  поласковей,  помягче, выслушай ее и  все такое
прочее.  Она  же  повадилась  плакаться ему в  манишку.  В  общем,  я  начал
презирать их обоих.
     Другой моей заботой  стали  деньги. В те  времена  иллюзионисты были  в
моде,  мы  пользовались  особенным успехом,  и  все  же  денег постоянно  не
хватало.  Помимо   наших   выступлений  я  очень   неплохо   зарабатывал  на
предсказаниях и советах  богатеньким губошлепам, однако даже этого мне  было
мало. Я  уже привык жить в роскоши  и  комфорте,  к тому  же  спектакли наши
требовали все больше  и  больше  средств,  и, наконец,  уже  тогда  я  начал
подумывать  о  своем  прощальном  представлении  как  о  зрелище  совершенно
грандиозном. Меня  начинали утомлять непрерывные  гастроли по всему миру, да
еще  с  девятью  ассистентами  на  шее,  а значит, последнее шоу  было не за
горами, и ему суждено было стать самым потрясающим, которое когда-либо видел
свет.
     А раз так, нужны были деньги, много денег. Цены на билеты мы подняли до
максимально возможной  цифры, так что надо  было искать  другие источники. И
вот тут-то "Странствующие друзья" мне здорово приго