меня  отделяла
пропасть,  чтобы понять,  что  это  брат  мой  и  что  он сам знает об этом.
Хотелось  бы,  ребята, чтобы  и  вас хоть  раз  в  жизни  посетило  такое же
ошеломляющее  чувство  узнавания  и сопричастности, которое познал  я в  тот
момент. Человек  этот  тотчас же  отвернулся  и вышел из  магазина, а  я еле
удержался, чтобы не броситься за ним.
     На  другой  день кто-то из  уборщиков  столовой,  когда я уже  выходил,
незаметно сунул мне в карман  записку. Сердце  у меня заколотилось: я ожидал
чего-нибудь подобного  с того момента, как встретился  в книжном  магазине с
магом. Едва выйдя на  улицу, я прочел лаконичную надпись: "У книжной лавки в
девять вечера". Больше мне ничего и не было нужно.
     Я  принял  душ  и, весь дрожа от нетерпения,  отправился  на  работу  в
операционную.  Что  бы это ни было,  оно приблизилось ко  мне  вплотную, и я
намеревался встретить это  с высоко поднятой головой, без колебания и дрожи.
Если это действительно моя судьба, что ж, нужно смело идти ей навстречу.

Глава 3

     - Ровно в девять я был у книжного магазина - единственный белый во всем
квартале,  я  чувствовал  себя  точно  зверь  в  зоопарке.  Возле  одной  из
заколоченных лавок, чуть поодаль, кто-то играл на банджо - звук был горячим,
вибрирующим, будто  электрическим.  Вечерний воздух  был  теплым и  влажным.
Проходящие мимо темнокожие солдаты  бросали  на меня любопытные, а временами
открыто враждебные  взгляды. Пару раз я ощутил,  что их останавливала только
офицерская  форма - вот  если бы я был хорошо  поддавшим  солдатом, да еще с
недельным  жалованием в кармане... В общем, чувствовал я себя соответственно
ситуации:  в незнакомом,  чуждом окружении, на пороге неизвестности, которая
тоже могла оказаться враждебной.
     В четверть десятого мимо прошел солдат-неф,  еле заметно кивнул мне  и,
не останавливаясь, прошествовал дальше.
     Я почти  мгновенно понял, что от меня требовалось, но к тому времени он
уже  успел  дойти до  угла.  Когда  я  туда добрался,  то  заметил,  что  он
сворачивает за другой угол.
     Так он водил меня туда-сюда  по узеньким извилистым улочкам Сен-Назера.
Сгустились  сумерки.  На  улицах было  полным-полно  чернокожих  солдат, они
громко  разговаривали,  смеялись,  пели,  иногда что-то кричали  мне  вслед.
Несколько раз я  думал, что потерял своего  проводника,  однако  в последний
момент  мне  удавалось  поймать  взглядом  его  скрывающуюся   за  очередным
поворотом  фигуру.  Эта  часть города  была  мне совершенно  незнакома, даже
названия улиц ничего не говорили. Он вел  меня не только  по "негритянскому"
району,  но и  по  кварталу "красных  фонарей",  где  белый,  будь  он  даже
лейтенант, не мог чувствовать себя в безопасности после наступления темноты.
     Я, сбив уже  дыхание в этой гонке, повернул в очередной раз за  угол, и
тут  мне преградил путь  здоровенный негр  в форме.  Прижав меня к кирпичной
стене, он осведомился:
     - Ты доктор? Ты Коллектор, да?
     Говорил он с ярко выраженным акцентом южанина.
     - Енто  он, он самый,  -  донесся откуда-то другой  голос. - Давай  его
сюда.
     Гигант  хихикнул,  пробормотал  что-то  вроде "щас  будет тебе потеха",
открыл замаскированную под кирпичную стену дверь и толкнул меня внутрь.

x x x

     Я очутился в ничем не примечательном, пропахшем потом помещении,  возле
одной  из серых  стен стоял  тот самый маг,  которого  я встретил  в книжном
магазине. На нем была застиранная форма  с  капральскими нашивками, и больше
никаких  опознавательных  знаков.  Человек, которого  я  принял за  уборщика
посуды, высунулся в дверь, взглянул на меня расширенными глазами, после чего
дверь за ним захлопнулась.
     - Лейтенант  Найтингейл? - полувопросительно произнес маг.  - Известный
также по прозвищу Коллектор?
     - Я знаю, юге вы, - заявил я.
     - Может, и знаете. Вы оперировали солдата Уошфорда?
     - Ну, я бы не назвал то, что я сделал, операцией.
     - Другой врач,  ваш коллега, отказался заниматься им  из-за  цвета  его
кожи, и тогда вызвались вы. Я правильно говорю?
     Его   манера  разговора  резко   отличалась  от  деревенского  выговора
остальных, как, впрочем, и внешний вид. Безусловно,  он был  горожанином  до
мозга костей, откуда-нибудь из Чикаго.
     На его вопрос я ответил кивком.
     - Расскажите,  как  вы  спасли  Уошфорда. -  В  голосе  его послышались
стальные нотки. - Как именно это у вас получилось?
     В ответ я лишь продемонстрировал свои ладони. Немного помолчав, сказал:
     - Вы и ваши люди не спускали с меня глаз, с тех  пор как это произошло.
Что ж, я к вашим услугам. Говорите, что вам от меня нужно.
     - Вы никогда не слышали об Ордене? И ничего не знаете о Книге, так?
     -  Все, что мне известно, перед  вами.  -  Я снова  вытянул вперед свои
ладони.
     - Подождите минутку, - сказал он.
     Он исчез  за дверью,  но  спустя мгновение вернулся  и кивком пригласил
следовать за  ним. Что я и  сделал. Вот так я в первый раз вступил в Обитель
Теней, в невидимый, неосязаемый мир,  который окружал меня  со всех сторон с
того момента, как я оказался в Старом Свете.
     В дверях капрал вдруг одарил меня профессионально-ослепительной улыбкой
-  именно так улыбаются  фокусники,  прежде чем  вытянуть  туза  пик  из уха
зрителя.
     За  дверью был небольшой тамбур, потом  еще одна дверь, ведущая,  как я
думал, в другую  комнату. Ничего подобного  - переступив порог,  я  очутился
посреди залитого солнцем горчичного поля. И  дом, куда  меня ввели, и вообще
Сен-Назер больше не существовали: было лишь поле, вокруг пологие холмы и под
ногами сплошной ковер из ярко-желтых цветков горчицы.
     И   еще  передо   мной  стояло  высокое  резное  деревянное   кресло  с
подлокотниками  в виде совиных голов  и ножками,  заканчивающимися  птичьими
когтями. В кресле сидел красивый мулат, моложе меня, с правильными, изящными
чертами лица. Он походил на короля, а его кресло - на трон. Возник он вместе
с креслом  из ниоткуда, я даже не заметил, в какой момент это произошло.  На
нем тоже  была поношенная военная форма, но без каких-либо знаков  различия.
Незнакомец,  вызволивший  меня  из  трущоб  Сен-Назера  и неизвестно  откуда
появившийся  сам, смотрел  на  меня  доброжелательно, внимательно и в  то же
время  испытующе. Я прямо-таки физически  ощущал  исходящую от  него  силу и
вдруг увидел  его  ауру, точнее, он мне ее  показал.  Я  едва не  ослеп: над
головой  его вздымались  высоко и тут  же  опадали  насыщенные всеми цветами
радуги сполохи, и были  они ярче  горчичных  цветков, ярче северного сияния.
Меня охватило непреодолимое  желание  преклонить перед  ним колени: я понял,
кто он такой и  чем для меня станет эта встреча.  Мне было двадцать семь,  а
ему,  наверное,  девятнадцать-двадцать,  но  это  был  властелин, повелитель
теней, владыка всех  магов, знаменитый Кошачий король.  То  был мой Ответ на
все вопросы.
     Все остальные же - те, кто следил за мной и кто привел  меня к нему,  -
были лишь его слугами.
     - Добро пожаловать в Орден, - произнес он. - Меня зовут Спекл Джон.
     - А меня... - начал было  я, но он  остановил меня жестом,  от которого
все вокруг заиграло ослепительной цветовой гаммой.
     - Чарльз Найтингейл, он же Уильям  Вандури, он же доктор  Коллектор. Но
теперь все это  в прошлом.  У вас будет новое имя - имя, данное вам Орденом.
Отныне  вы  -  Коулмен  Коллинз,  сначала  только  для нас, но,  когда война
кончится, имя это сможет узнать весь мир.
     Не понимаю  откуда, но  я уже знал,  что имя это принадлежало  умершему
магу-негру. Может, я  где-нибудь и слышал это имя раньше, однако вряд  ли. И
тем  не  менее  я  его знал,  как  и то,  что  имя это принадлежало великому
человеку, а значит, мне еще нужно было заслужить его.  Имя Коулмена Коллинза
я принял безоговорочно, всем сердцем, а то, что носил  с рождения, стало для
меня всего лишь маскировкой.
     - Какие у вас планы в отношении меня? - задал я вопрос.
     Он рассмеялся:
     - Планы? Весьма простые: я  намерен  стать  вашим наставником, работать
вместе с вами. Вы, Коулмен Коллинз, сами себя пока еще не знаете, я же сочту
за честь помочь вам встать на предназначенную  самой судьбой стезю. Ведь вы,
наверное, самый  талантливый самородок, открытый  Орденом, точнее, открывший
себя сам за последний десяток лет, а может быть, и больше.
     - Что я должен делать? - спросил я.
     - На ночь вы останетесь здесь. Да, здесь, - повторил он, - на всю ночь.
И если скажут вам: "Добро  пожаловать!" - не беспокойтесь, скоро вы узнаете,
что это означает. Так вот, если вам это скажут, то через  некоторое время вы
сможете повторить то,  что  сделали с мистером  Уошфордом, в  любой  момент,
когда  вам  только   заблагорассудится.  -  Он   снова  рассмеялся,   и  его
удивительный голос  разнесся над горчичным полем словно  охотничий  рожок. -
Впрочем, заниматься этим каждый день я вам, безусловно, не рекомендую.
     - А что будет после того, как эта ночь окончится?
     -  Тогда  начнутся  наши с вами занятия, а с ними -  ваша  новая жизнь,
мистер Коллинз.
     Он  поднялся  с  трона,  и  солнечный свет  померк,  сменившись  полной
темнотой. Лишь силуэт Спекла  Джона  вырисовывался  на  фоне звездного неба;
черты его лица были уже неразличимы.
     - Ночью вы здесь, доктор, будете  в безопасности, чего нельзя сказать о
пребывании в нашем районе Сен-Назера.
     Ну а завтра мы с вами начнем.
     И он исчез, будто растворился во мраке. Я подался вперед, вытянув руку,
но пальцы нащупали лишь спинку его кресла.
     Ночь выглядела  огромным,  бездонным  океаном.  Стояла  полная  тишина,
иногда  нарушаемая  стрекотом  сверчка.  Звезды  казались  огромными,  и мне
подумалось, что я  смотрю на  них новыми глазами,  которые мне подарил Спекл
Джон.
     Так  я и стоял в горчичном поле посреди ночи - по-моему, это  была и  в
самом  деле  ночь, иллюзией  же оказалось светившее во время  нашей  встречи
солнце. Спекл Джон  говорил, что на  другой день я  вернусь  в  Сен-Назер  к
своей,  а  также  нашей  с  ним  работе...  Кресло   его  осталось,  и  лишь
благоговейный страх  не позволял мне на него присесть,  хотя желание такое у
меня  и промелькнуло. Уже тогда я жаждал  своего собственного кресла: ведь я
отлично понимал, что оно означает.
     Я вытянулся на горчице - постели не очень-то удобной.
     Его слова:  "И если  скажут вам: "Добро  пожаловать!"" - не давали  мне
покоя, мелькнула  даже мысль, что я стал  жертвой грандиозной мистификации и
что этот  негр бросил меня черт  знает где  неизвестно с какой целью.  Меня,
однако, не покидало ощущение его незримого присутствия. Кроме  того, он ведь
с  такой  настойчивостью  разыскивал  меня,  и   наконец,  он  мог  запросто
появляться и  исчезать, превращать день в ночь и ночь в день! Интересно, кто
же мне должен сказать "Добро пожаловать"?
     Бывает,  и в чрезмерно  возбужденном состоянии  человека одолевает сон;
именно  это и произошло со мной. Сначала  я задремал,  а вскоре погрузился в
глубокий сон.
     Разбудил  меня  лис,  вернее,  его  острый  мускусный запах  и  шумное,
прерывистое дыхание.  Открыв  глаза, я увидел  морду зверя всего в  футе  от
собственного лица и тут же отпрянул в страхе, что он мне что-нибудь откусит.
     - Мистер Коллинз, - сказал вдруг лис, и - надо же! - я его понял.
     - А? - ответил я то ли вслух, то ли мысленно.
     - Не нужно меня бояться.
     - Я не боюсь.
     - Теперь вы в Ордене.
     - Теперь я в Ордене, - отозвался я эхом.
     - Орден - ваш отец и ваша мать.
     - Так оно и есть.
     - И больше у вас нет никаких привязанностей.
     - Никаких.
     - Добро пожаловать в Орден!
     Лис  затрусил  прочь,  а  я  остался  недоумевать:  зверь  ли  со  мною
разговаривал или же  человек в облике зверя. Размышляя, я пролежал в горчице
довольно  долго,  уставившись  в  угольно-черное, беззвездное  теперь  небо.
Внезапно мне  пришло  на ум, что стоит только захотеть,  и я смогу воспарить
над землей, однако я не отважился  нарушить покой  ночи  и свой собственный:
того, что я уже увидел, для начала было более чем достаточно.
     Тут послышалось хлопанье громадных крыльев,  и невидимая, но, очевидно,
гигантская птица уселась  в нескольких футах от  меня.  Мне  показалось (и я
считаю так  до сих пор), что птицу эту  я  знал  и раньше. Меня опять  обуял
страх, и тут птица заговорила. Я снова все прекрасно понимал.
     - Коллинз, - позвала она меня.
     - Да?
     - Внутри тебя есть иные миры?
     - Внутри меня есть иные миры.
     - Стремишься ли ты к владычеству?
     - Я стремлюсь к владычеству.
     И  это было  правдой:  я  действительно хотел овладеть своею внутренней
силой  и  сделать так, чтобы  о ней  узнал этот  внешний,  такой  тоскливый,
скучный мир.
     - Знание есть сокровище, и это сокровище - само по себе владычество.
     Я, кажется, пробормотал: "...знание.., сокровище.., владычество..."
     - Теперь, Коллинз, познай историю своего сокровища.
     Перед глазами  у  меня как  будто замелькали кадры  кинофильма.  Вот я,
ребенком,  сижу на  коленях у  отца в  бостонском "Восточном  театре  Воэна"
(здание  театра  снесли,  когда я  был  подростком),  а на  сцене  выступает
темнокожий артист с  механической птицей, которая напевает песенки по заказу
зрителей. "Птичка в  золоченой  клетке",  - выкрикивает  название  очередной
песенки отец,  и  все  хохочут,  а механическая птица  заливается мелодичной
трелью. Помнится, эта приторно-сладкая мелодия восхитила меня не меньше, чем
аляповато-вычурные украшения театра. "Знаешь, как  его зовут? - спросил меня
отец, показывая на сцену. - Ужасно смешно:
     Старый  Король Коул". Разинув рот на человека с механической  птицей, я
уже собирался расхохотаться - папа же  сказал,  что это очень смешно,  - как
вдруг замер: маг этот, Старый Король Коул, вперил взгляд прямо в меня.
     Вот этот  эпизод, глубоко запрятанный  в самых  потаенных уголках  моей
памяти (я  ведь до того момента и не вспоминал о  нем), и  определил всю мою
будущую жизнь. Тот  человек  на сцене и был настоящим Коулменом Коллинзом, и
не исключено, что не первым, что были Коулы Коллинзы и до него. Я понял, что
когда-нибудь  и  сам  вот  так  же  окажусь  на сцене, хотя  для  этого  мне
потребуется другой псевдоним.
     - Теперь ты видел? - спросила птица.
     - Теперь я видел.
     - И маг тебя видел.
     Да,  Старый Король  Коул  отыскал в  переполненном зале меня на руках у
отца и.., узнал меня? Узнал в полуторагодовалом ребенке?
     - Да, я знаю.
     - И все-таки насчет тебя у меня есть сомнения, - сказала сова.
     - Но  он  же  видел меня! - Теперь я вспомнил тот  длившийся  несколько
секунд эпизод  так,  словно он имел  место  не более пяти минут  назад. - Он
избрал меня!
     - Да, он распознал внутри тебя сокровище,  - вздохнула невидимая птица.
- Так будь же его достоин. И чти Книгу.
     Добро пожаловать!
     Гигантские крылья  захлопали, мой следователь, закончив допрос, улетел,
и я снова остался  один. Не знаю, видел ли  я все это  во сне  или же заснул
позднее,  но  проспал  я  долгие часы  без  всяких  сновидений,  а очнулся в
Сен-Назере, где-то под забором, всего в одном квартале от госпиталя.
     И надо же такому случиться, что как раз в  этот момент Уизерс, совершая
утренний моцион, пробегал трусцой мимо меня.
     - Что, мистер Найтингейл, - осклабился он, - так вчера перебрали, что и
до койки не смогли добраться?
     - Добро пожаловать! - расхохотался я ему в лицо.

x x x

     Со Спеклом Джоном  мы стали видеться практически  ежедневно.  Обычно  я
получал  записку  в столовой, ждал  возле книжного магазина сопровождающего,
который  вел меня по  лабиринтам сен-назерских трущоб к обшарпанному зданию,
ставшему моим университетом. Там я возвращался во времена, когда люди жили в
лесах  дремучих, там  я постепенно  входил  во  владение царством, которое с
самого детства принадлежало мне по праву. Спекл Джон занимался со мной целый
год,  и мы уже начали  планировать совместную работу  по окончании войны. Ко
мне пришло, однако, осознание того, что наступит день, когда моя собственная
сила  войдет  в противоборство с его могуществом: второе  место, второй трон
меня не устраивали никак.
     А теперь,  ребята, откройте глаза и будьте внимательны: сегодня  у  вас
будет своя  ночь в горчичном поле. Итак, мы  с  вами находимся в Лондоне,  в
театре "Вудгрин Импайр", в августе 1924 года.

Глава 4

     Оказалось,  они и  вправду слушали,  закрыв  глаза...  Спустившаяся так
незаметно  ночь была влажной и душной. На  мгновение Тому померещился  запах
горчичных цветков. Его неудержимо клонило в сон, затекшие ноги ныли. Коллинз
сидел прямо под фонарем, однако  теперь уже  не  на стуле,  который он утром
произвел из ничего, а в деревянном резном  кресле. Поверх черного костюма на
нем была  того же  цвета накидка с капюшоном, пристегнутая золотой пряжкой у
самого  горла.  Том  попытался размять ноги  и  опять  почувствовал  сильный
цветочный аромат.
     -  О нет... -  проговорил  Дэл, глядя  куда-то  в заросли,  и Том  тоже
повернулся в ту сторону.
     Вдоль  освещенной просеки,  прорезавшей узким  коридором  темную  массу
деревьев, шел высокий человек в  подпоясанном плаще,  а с ним - подросток, в
котором  Том с  нехорошим  предчувствием  узнал  себя. Он бросил  взгляд  на
Коллинза  - тот,  скрестив ноги, восседал в своем кресле с совиными головами
на подлокотниках и чему-то злорадно усмехался.
     - Туда смотри, - показал он пальцем на просеку.
     Том снова послушно повернулся, куда указывал маг: вместо странной  пары
там, в конце просеки, возник переполненный театральный зал. Темно-фиолетовый
занавес раздвинулся, и на сцену выступили из-за  кулис двое - разумеется, он
с  Дэлом,  Фланагини  и Найт. Том вдруг предельно отчетливо  разглядел Дейва
Брика - тот в полном одиночестве сидел в последнем ряду.
     - Да! - воскликнул Коллинз, и прямо перед сценой выросла огненная стена
(Том вспомнил  составленный Коллинзом  план-конспект,  который  они с  Дэлом
изучали в поезде).
     В  зале  возникла  паника.  Зрители   повскакивали   с  мест,  отовсюду
раздавались  крики  и стоны,  кто-то  пытался  навести  порядок,  выкрикивая
бестолковые команды.
     Все - к выходу! К выходу, быстрей!
     Стоять! Назад!
     Труба, там моя труба!
     Они же горячие! Сейчас они вспыхнут!
     Уиппл, поднимайся, не то поджаришься, как яичница с беконом.
     И как  тогда,  когда  Том словно  в реальности стал свидетелем событий,
происшедших  с человеком,  чье  имя  тогда  было Чарльз  Найтингейл, видел и
Спекла  Джона,  и  Уизерса, и капрала-негра, и  всех остальных  героев  той,
давней истории, точно  так же  теперь он наблюдал и  переживал вновь то, что
недавно  случилось  с  ним  самим:  невообразимое  столпотворение  в  быстро
наполнявшемся  дымом зале, давка сначала у больших наружных  дверей, потом у
выхода в коридор,  истошные вопли отталкивавших друг  друга ребят,  стенания
Брауна по поводу  его  драгоценного инструмента,  бредущий на ощупь  по залу
Дэл, ослепленный дымом, задыхающийся...
     ...И   откуда  ни  возьмись  возникший  на   сцене  молодой  человек  в
безупречном вечернем костюме,  с выбеленным  пудрой  или  мелом  лицом  и  в
медно-рыжем парике. Словно по мановению  его руки пламя тут же стихло, а дым
рассеялся почти мгновенно.
     Крик застрял в горле у Тома.
     Херби Баттер еще раз взмахнул  рукой, свет на  мгновение погас, а когда
зажегся снова, декорация на сцене изменилась.
     Теперь это был  густой лес, в глубине его виднелась деревянная избушка,
к  которой вела тропинка,  а по ней шла  девушка в красном плаще, с плетеной
корзиной, откуда торчали головы полудюжины черных дроздов...
     И опять потух свет, и сцена растворилась в темном туннеле из деревьев.
     - Это еще не все, - ск