Scanned and recognized by RODemon
                                    (Отсканировано и распознано РОДемоном)
 
НИК ПЕРУМОВ

                               РОЖДЕНИЕ МАГА
 
                                             СИНОПСИС, ИЛИ ЧТО БЫЛО РАНЬШЕ
 
    Когда в мире Мельина властвовали и вели между собой смертельную борьбу
расы  гномов  и  молодых  эльфов,  иначе   называемых   также   Дану,   их
мастерами-волшебниками  были  созданы  два  магических  меча;  гномами   -
Алмазный, или Драгнир, а  Дану,  властителями  лесов,  -  Деревянный,  или
Иммельсторн. Вся ярость народов оказалась вложена в эти мечи;  и,  сойдись
они в бою, высвобожденная  мощь  с  л„гкостью  уничтожила  бы  мир.  Волею
всемогущей судьбы два этих меча пробудились одновременно. Драгниром не без
хитрости,  коварства  и  предательства  завладел  гном  Сидри   Дромаронг.
Иммельсторн захватили маги людской расы, использовав рабыню Дану по  имени
Сеамни Оэктаканн. Во время войны, где все сражались против  всех:  людская
Империя - против Радуги, семи магических орденов, Дану и  гномы  -  против
людей и друг против друга, вдобавок началось вторжение  странных  существ,
именовавших  себя  Создателями  Пути;  миру  Мельина  они  несли  всеобщее
уничтожение. В кровавом хаосе всеобщей  смуты  начали  сбываться  зловещие
Пророчества Разрушения, Алмазный и Деревянный Мечи уверенно шли  навстречу
друг другу, неся с собой смерть и уничтожение.
    Среди сподвижников Императора людей был некто  Фесс,  молодой  воин  и
волшебник,  рожд„нный  вдалеке  от  плоти  того  мира,  где  ему  пришлось
сражаться. Он происходил из загадочной Долины магов, таинственного места в
Междумирье,  где  испокон  веку   жили   одни   из   сильнейших   чародеев
Упорядоченного.  Фессу  давно  прискучила  размеренная  жизнь  Долины;  он
покинул е„, сделавшись воином и прознатчиком Императора в мире Мельина.
    Фесс оказался тем единственным, кто в воцарившейся сумятице сумел-таки
понять, что же  нужно  делать.  В  завязавшемся  сражении,  когда  легионы
Мельинской Империи сошлись с воинством гномов, несших с собой  Драгнир,  и
отрядом Дану,  направляемых  и  ободряемых  Иммельсторном,  Фессу  удалось
оказаться рядом со столкнувшимися  наконец  в  последнем  бою  Алмазным  и
Деревянным Мечами...'
    ' Об этих и других событиях подробно  рассказано  в  романе  "Алмазный
Меч, Деревянный Меч".
 
 
                                                                     ЗАЧИН
 
    Фесс неподвижно висел в пустоте Междумирья, с трудом  приходя  в  себя
после так и не достигшего Долины заклятия.
    Едва ли ему дадут уйти невозбранно. Если правда вс„ то, что он вполуха
слушал на занятиях ещ„ дома, в Долине,  если  правда  то,  о  ч„м  нехотя,
нам„ками да экивоками иногда говорила Клара, если правдивы его собственные
предчувствии - то в покое его не оставят.  Фесс  не  льстил  себе.  Против
такой мощи ему, одиночке,  не  выстоять,  особенно  здесь,  в  пустоте,  в
Межреальности, где бесполезны все его боевые навыки и  где  спор  ид„т  на
языке чистой магии, в которой ему, что  греха  таить,  далеко  до  той  же
Сежес2, не говоря уж...
    И, если вс„-таки тут допущена ошибка, уж лучше пусть он потом поломает
себе ноги и до крови сотр„т руки, чем в одночасье лишится  головы.  Потому
что никогда нельзя с уверенностью сказать, на что окажутся способны враги,
обладающие магическими способностями, тем более такими, как у  мельинского
сообщества магов, семицветной Радуги.
    Так что уж лучше он поостереж„тся.
    Фесс перев„л дух  и  начал  работать.  И  работал  до  тех  пор,  пока
ослепительная вспышка боли не возвестила о том, что кое-что ему удалось.
    ...Фесс падал. Ч„рная воронка стремительно засасывала его,  спел„нутый
мраком,  беспомощный,  ещ„  не  пришедший   в   себя   после   отдачи   от
низринувшегося в пустоту разрушительного заклятия, он не мог бороться.  Он
чувствовал, как в Него вперились горящие ненавистью, раскал„нные  взгляды;
шесть существ, шесть могущественных сущностей смотрели на него, и для этих
взоров не были преградой ни Реальность, ни Междумирье.
    Ему захотелось исчезнуть, превратиться в  мельчайшую  частицу  сущего,
скрыться там, на самом дне мироздания; страх, какой ему ещ„ не  доводилось
переживать, рвал на части душу; ослепшие глаза  не  видели  ничего,  кроме
тянущихся к нему сквозь мировые провалы шести парных огненных нитей -  как
будто вражьи взгляды внезапно обрели плоть.
    Безжалостная сила мяла и рвала его, чужие  невидимые  пальцы  норовили
пробраться вглубь, разворошить память, вывернуть е„ наизнанку, безжалостно
и раздраж„нно вытрясти вс„ мало-мальски ценное, подобно ночному грабителю,
вместо тугого купеческого кошеля случайно ухватившему рваную суму  уличной
попрошайки. Однако грабитель чувствует, что  на  самом  дне,  под  грязной
ветошью, корками и медяками спрятан золотой, большой, настоящий золотой, -
и потому не унимается, Фесс не сопротивлялся. Он даже ощутил  нечто  вроде
гордости - сумел, предвидел, предугадал,  Клара  Хюммель  осталась  бы  им
довольна. Ощутил - и тотчас же изорвал предательскую мысль в мелкие клочки
и вышвырнул прочь из сознания. Если учуют - беда, все труды  насмарку.  Но
как же быстро, однако, его  отыскали!  Наверное,  следили  специально,  не
упускали из виду - потому что  по  одному  только  астральному  следу  так
быстро найти его невозможно. По крайней мере, он о способных на  такое  не
слышал, но мало ли о ч„м он никогда не слышал!
    Тем временем продолжало работать его собственное заклятие, нужно  было
продержаться ещ„ немного, ещ„ чуточку - прежде чем они заметят  и  нанесут
ответный удар. Залог успеха - стремительность  и  неожиданность.  Лобового
столкновения ему не выдержать, как храбрая, но вооруж„нная лишь луками  да
стрелами пехота не выдержит фронтального  удара  окольчуженной  конницы  с
длинными пиками.
    Падение превратилось в пол„т. Сердце готово было птицей  вырваться  из
груди - что делать, плоть слаба; но, если ему удастся  продержаться,  они,
кем бы ни оказались, не допустят его гибели. Разъяв опоры Межреальности  у
него под ногами, они  рассчитывали  на  естественный  для  человека  ужас,
потерю себя; они рассчитывали даром заполучить то, что  хотели,  -  он  не
поддался. И теперь им оставался только один  путь  -  долгий,  обходной  и
трудный. Правда, и он, Фесс, увы, не останется прежним - слишком уж велика
цена.
    И когда сознание  начало  наконец  гаснуть,  он  успел  заметить,  что
падение приостановилось. Те, что умели жонглировать слоями  Межреальности,
словно  детскими  игрушками,  признали  свое  поражение.  Точно   подушку,
долженствующую смягчить падение, они подсовывали Фессу мир.
    Он ещ„ не успел порадоваться победе, не успел блаженно  смежить  веки,
проваливаясь в мрак спасительного забытья, когда  они  нанесли  еще  один,
последний удар, оказавшийся самым страшным.
 
 
 
    "Тысячами  незримых  нитей  обвивает  тебя  Закон.  Разрубишь  одну  -
преступник. Десять - смертник. Все - Бог!"
    Эвенгар Салладорский. основатель Школы Тьмы. (Извлечено из  преданного
анафеме и сожжению трактата "О сущности инобытия", Салладор, 1176  год  от
Пришествия)
 
                                                                    ПРОЛОГ
 
    Море Ветров оправдывало сво„ название. Третьи  сутки,  не  переставая,
свирепствовал ветер; на море он поднял бурю, на  сушу  же  обрушил  потоки
ледяного ливня, смешанного с острым градом. Впрочем,  непогоде  удивляться
не приходилось. Весна  на  побережье  Северного  Клыка  приходила  поздно,
тундра в предгорьях расцветала, словно торопясь взять вс„, что  можно,  от
коротких т„плых дней; зато вне защиты гор, на обращ„нном  к  вечному  льду
побережье, холодный ветер брал реванш за краткое отступление,
    Невозможно было даже понять, ночь сейчас или день - небо закрыли  тучи
столь плотные и ч„рные, что солнечный свет совершенно померк; серо-зел„ные
валы,  взяв  разбег,  с  нерастрачиваемой  яростью  штурмовали   гранитные
бастионы прибрежных скал, и, судя по обилию  острых  каменных  обломков  в
кипящей белой полосе прибоя, штурм этот частенько венчался успехом.
    Открытая всем ветрам, на исполинском красноватом  ут„се,  добрых  пять
сотен локтей высоты над бушующим морем, стояла древняя башня, сложенная из
покрытого седым серым мхом  дикого  камня.  Несмотря  на  годы,  башня  не
поддалась ни ливням, ни ветрам;
    и, несмотря на царившее вокруг  запустение,  в  верхнем  оконце  башни
горел огон„к. Тонкий лучик света пробивался сквозь узкую  щель  в  тяж„лых
ставнях; и это был один-единственный огонь на  много  -  много  лиг  вдоль
Северного Клыка и дальше, по бесплодным и унылым тундрам.
    В верхнем покое ровным светом горела  магическая  хрустальная  лучина;
яснее  ясного,  что  обитатель  этой  башни  был  чародеем.   За   столом,
склонившись над желтоватым  пергаментом,  сидел  высокий  сутулый  старик,
лысый, с редкой неопрятной бородой, свисавшей на стол длинными засаленными
прядями. Старик что-то  очень  старательно  писал;  выводя  вычурные  руны
Древней Речи, он, словно школяр, склонял голову набок  и  высовывал  язык.
Перо ползло еле-еле, правда, штрихи, росчерки и завитушки  складывались  в
неправдоподобно правильные начертания рун,  каким  позавидовал  бы  и  сам
мастер   Каллиграф,   декан   соответствующего   (ныне,   впрочем,    увы,
упраздн„нного за ненадобностью)  факультета  Академии,  который  за  глаза
студиозусы с профессорами презрительно  именовали  не  иначе,  как  "школа
чистописания".  Ну  скажите  на  милость,  кому  сейчас  нужна  архаичная,
вырождающаяся магия рун, где малейший волосяной штрих, л„гший не так,  как
надо, может полностью извратить заклятие?
    "Эх, Парри, Парри, только в чистописании-то ты и  преуспел,  -  горько
подумал старик. - Вот и сиди, доживай теперь свой век на краю  света,  где
только с моржами да крачками  и  поговорить.  И  делать  здесь  совершенно
нечего, прорыв может произойти где угодно, только не здесь  -  иначе  сюда
отправили бы кого помоложе. Да не одного, а пару-тройку. Эх,  да  что  там
говорить,  если  вс„,  что  тебе  оставили,  -  писать  никому  не  нужные
донесения!"
    "За истекшие сутки на вверенном Вашей Милостью моему попечению участке
ничего существенного не произошло... Отмечены перемещения: упырей  снежных
- две единицы, гадов перепончатых прол„тных - шесть  единиц.  Изменений  в
астральной составляющей не отмечено. Астралозависимых существ не отмечено.
Старший наблюдатель Парри,  башня  Сим,  Северный  Клык",  Дата,  подпись.
Когда-то от подписи  Парри  приходил  в  восторг  сам  престарелый  мастер
Каллиграф, суля своему любимому ученику если не всемирную славу мага  рун,
то, по крайней мере, т„плое местечко на кафедре - сперва  асессора,  потом
адъюнкта, а потом - чем Тьма не шутит? - так даже и профессора.  Пусть  не
полного, хотя бы приданного, но и это уже казалось  молодому  тогда  Парри
блестящей карьерой. И где все эти мечты?.. Где честолюбивые планы  в  один
прекрасный день совершить наконец нечто такое, отчего к любимой магии рун,
магии начертанных знаков враз верн„тся е„ прежнее высокое положение?.. Вс„
погибло, вс„ растаяло, вс„ развеялось, подобно тому сакраментальному "дыму
под ветром", и теперь удел  Парри  -  ломота  в  суставах  и  неотвратимое
чувство приближающегося приближения (о, мастер Каллиграф, прости мне  этот
оборот!). И осознание, что жизнь - позади  и  вс„,  что  осталось,  -  это
угрюмый каменный покой, изморозь по углам, источенная жуками мебель (Парри
так и не удалось подобрать соответствующего рунного заклинания, а иные, из
других областей, в его исполнении попросту не сработали), скудные припасы,
мрак, мгла, одиночество... Другие, ещ„ более бесталанные маги, но сумевшие
остаться пусть даже на самой ничтожной  должностишке  в  цивилизованных  и
насел„нных местах, могли, по крайней мере, рассчитывать на то, что  сумеют
найти нового адепта, способного к обучению аколита. Конклав  высоко  ценил
каждого открытого неофита, пусть даже тому  и  не  удавалось  поступить  в
Академию или же он оказывался отчислен после первого  же  семестра.  Но  в
таких местах, как Северный Клык, мечтать об открытии аколита не приходится
- скорее уж ему, Парри, повез„т первым засечь начавшийся прорыв.
    Однако вспыхнувшая надежда оказалась настолько острой, Парри настолько
явно представил себе, как в дверь его стучится... ну, скажем,  заброшенный
сюда бурей мореход с Волчьих островов, и Парри смотрит на него и видит...
    Рука волшебника сама потянулась и открыла потайной ящик.  Старый  стол
давно скособочился и рассохся, ящик удалось вытянуть лишь с большим трудом
-  на  изрядно  обтр„панном,  вытертом  ч„рном  бархате   лежало   простое
серебряное кольцо, без всяких камней, украшенное лишь одним гербом  Парри,
гербом, который безродный сын сапожника из южного Эбина получил,  закончив
Академию.
    Парри осторожно коснулся пальцами черн„ного серебра.  Кольцо  аколита.
Его он вручил бы тому, в ком ощутится Сила, достаточная,  чтобы  посягнуть
на обучение в Академии. Неофит прид„т на поступление, имея это  кольцо  на
пальце  -  одно  -  единственное  простое   кольцо   вместо   всяких   там
рекомендательных писем и тому подобного. Кольцо послужит  и  пропуском,  и
проводником. Его невозможно ни украсть, ни подменить, ни потерять. Никакой
другой человек, пусть и  втрое  сильнее,  не  сможет  им  воспользоваться.
Именно по этому кольцу ректорат и определит, кто конкретно послал ученика,
кто первым  открыл  в  н„м  дар  чародейства.  Сумевшему  совершить  такое
полагалась награда. Самое  меньшее,  на  что  мог  рассчитывать  Парри,  -
перевод из этих Спасителем проклятых мест куда-нибудь на юг, в Мекамп  или
Эгест; да что там Мекамп или Эгест! Парри согласился бы и на жаркий  Кинт,
и на заносчивый Салладор, лишь бы выбраться отсюда. А  уж  Семиградье  или
Империю он воспринял бы как наивысшее блаженство.
    Старик всхлипнул. О ч„м он  мечтает,  о  ч„м?  Здесь  нет  и  неоткуда
взяться ни единому живому существу. Моряки Волчьих островов не заходят  за
Северный Клык - в тундре не с кого брать добычу, а китов с моржами проще и
ближе добывать южнее и западнее. Вдобавок ярлы и таны морского  народа  не
скупятся, и потому у них на службе всегда  самые  лучшие  мастера  погоды,
каких только можно найти за  деньги  и  какие  соглашаются  служить  этому
разбойному племени, - впрочем, надо сказать, что отказывали  им  весьма  и
весьма редко.
 
    Парри медленно задвинул жалобно скрипнувший ящичек. Наверное, он так и
умр„т здесь, в круглой комнате  с  голыми  каменными  стенами,  при  одном
взгляде на которые хочется немедленно повеситься. Кольцо останется  лежать
невостребованным - точнее, его востребуют только люди из ведомства мастера
Архивариуса, едва лишь известие о его смерти  дойд„т  до  Академии,  Парри
представил  -  чужие  руки,  открывающие  стол,  касающиеся   постаревшего
серебра... потом кольцо навеки упокоится в  недрах  необъятного  хозяйства
архивистов, и о н„м, Парри, сотр„тся последняя память.
    Несколько минут старик сидел неподвижно, заледеневшим взглядом  смотря
на пляшущий язычок холодного яркого огня. Потом вздохнул и вновь взялся за
письмо. Что бы он ни думал, долг  перед  Академией  должен  быть  выполнен
сполна.
    Парри  несколько  раз  перечитал  короткий  текст.  Парой   неуловимых
движений, едва касаясь пером, подправил какую-то руну. Пониже  собственной
подписи поставил число - 11 марта 1497 года от Пришествия. Теперь вс„ было
готово. Оставалось только воспользоваться кристаллом - хвала богам старым,
новым и вообще всем, какие только есть, тут ему не приходится напрягаться.
Академия предусмотрительно снабжает своих  наблюдателей,  разбросанных  по
всей необъятной Ойкумене, такими вот артефактами, позволяющими в мгновение
ока перенести в Ордос любое послание. Правда, ни на  что  другое  красивые
голубые камни способны не были, но для Парри и это являлось спасением.
    Само чародейство было не из сложных. Фактически  с  ним  справился  бы
любой неофит, если б не запрет  Академии,  не  поскупившейся  на  охранные
заклятия. Парри аккуратно  положил  кристалл  поверх  желтоватого  свитка,
привычно закрыл глаза и сосредоточился.
    Хрустальный  светец  внезапно   мигнул.   Холодное   негасимое   пламя
заметалось, словно в панике, и в следующий миг  погасло.  Парри  оторопел,
так и замерев с  полуоткрытым  ртом  -  на  свете  не  существовало  силы,
способной преодолеть это заклятие,  сплет„нное  в  позабытые  времена  ещ„
самым первым Магом. Даже  всемогущая  Тьма,  о  которой  истинные  чародеи
боятся даже и думать, не способна на такое,
    Спустя мгновение лучинка засветилась вновь.  Прежним,  успокоительным,
мирным светом. Однако от этого Парри  стало  ещ„  хуже.  Дрожащими  руками
старик уже срывал одну  за  другой  покрытые  пылью  печати  со  старинных
свитков - его собственный  заветный  арсенал,  приберегавшийся  на  случай
истинного прорыва и вот наконец дождавшийся своего часа.
    Тьма пошла в атаку. А он так надеялся, что...
    Вой ветра за ставнями сменился рвущим слух  грохотом.  Щели  полыхнули
белым, словно при вспышке молнии.  Башня  содрогнулась  от  фундамента  до
венчавшего ее острого железного шпиля - однако в следующий миг вс„ стихло.
Руки Парри замерли, уже готовые развернуть один из свитков;  но  мгновения
текли, вс„ оставалось спокойно, снова завыл ветер, ровно горел хрустальный
светец, и замерший над рунами маг вновь  ощутил  спокойное,  незамутн„нное
течение Силы. Астрал вновь замер во всегдашнем  сво„м  хаосе,  как  бы  ни
казались противоположными по смыслу эти слова: "замер" и "в хаосе".
    А ещ„ несколько мгновений спустя кто-то изо  всех  сил  забарабанил  в
дверь башни. Остолбенев и не доверяя себе, Парри воззрился на  стоявшую  в
углу хитроумную установку - переплетение  зубчатых  кол„с,  нагревательных
колб, противовесов, червячных передач и обратных холодильников;  от  этого
устройства приш„л бы в ужас мастер Алхимик, однако машина, в  чь„м  сердце
скрывался кристалл, зачарованный  самим  ректором  Академии,  а  в  колбах
кипели не имевшие названий на старых  человеческих  языках  субстанции,  -
машина эта умела ч„тко опознавать тварей прорыва, и в  этом  Парри  вполне
полагался на нее.
    Как и положено, машина пребывала в  покое.  Судя  по  всему,  никакого
прорыва и впрямь нет. А стучится в двери его...
    Парри взял в руки светец и  начал  спускаться  по  лестнице.  Из  тр„х
ярусов башни жилым был только один, самый верхний; в двух других хранились
припасы и ещ„ какой-то  хлам,  разобрать  который  у  старика  никогда  не
доходили руки, хотя, казалось бы, особых  дел  у  него  не  наблюдалось  и
простой человек, наверное, просто помер бы тут со скуки. Простой  человек,
но  не  волшебник,  пусть  даже   выпускник   факультета   рунной   магии,
давным-давно превращ„нного в заштатную кафедру.
    Дверь башни, тяжеленная, из старой наговорной бронзы, была заперта  на
три засова. По углам скопилась наледь, Парри мгновенно продрог до костей -
тепло держалось лишь в самом верхнем ярусе его обиталища,
    - Кого там Тьма нес„т? - придавая  голосу  пристойную  строгость,  что
было сил крикнул он.
    Неистовый стук в дверь  прекратился.  Тот,  кто  был  снаружи,  что-то
ответил, но на каком-то странном языке, Парри не разобрал ни одного слова.
Правда, в интонациях ошибиться  было  невозможно  -  ночной  гость  просил
убежища. И он явно замерзал.
    Но откуда же он взялся тут, в ледяной пустыне, где почти всюду ещ„  не
тронутый оттепелями снег?..
    Догадка пришла сама собой - а не появление ли  этого  гостя  возвещало
так напугавшее Парри возмущение магических сил? Но тогда - кто  он  такой?
Посыльный Академии? Вздор, тогда использовалось бы совсем иное волшебство.
    Парри