Марсе  оракул  такой,  на  всякий случай.  Работает
системным аналитиком и  прогностиком.  Когда  возникает нужда,  он  и  его
коллеги просчитывают нестандартные ситуации.  Это  чтобы  повысить степень
нашей готовности к любым неожиданностям. Ну спасибо, парни, повысили - все
поджилки трясутся...
     - Вадим, - окликнул меня Можаровский. - Куда исчез?
     - Никуда. Стараюсь взять себя в руки.
     - И  еще не  забудь взять в  руки оружие.  После посадки пилот выдаст
тебе пистолет из бортового сейфа.
     - Сам придумал?
     - Мы так решили. Для твоей безопасности на буровой.
     - Идите вы... со своим решением.
     - Это  мне  идти.  Гейзер Паввол отключился.  Его,  между прочим,  на
совещание вызвали.
     <Вот как! - подумал я. - Весь Марс на ноги подняли>.
     Впереди,  над  волнистой линией  близкого здесь  горизонта,  вспыхнул
солнечный зайчик.  Блеснуло коротко, но светло и ясно - будто вспыхнуло на
солнце чистое зеркало Это  уже  верхушка здания буровой.  Вернее,  антенна
системы спутниковой связи <Ареосат>, похожая на маленький зеркальный парус
Через две-три минуты машина сядет,  и  я наконец узнаю,  в каком состоянии
раненый. Или раненые, если их действительно двое.
     - Кубакин! - позвал Можаровский.
     - Слушаю! - быстро откликнулся тот.
     - Артур, Ерофеева без оружия из кабины не выпускать!
     Я встретил в зеркале желтые огоньки глаз пилота.
     - Иду на  посадку,  -  предупредил он  не столько надо думать,  меня,
сколько диспетчера.
     Аэр  с  головокружительным креном  вошел  в  разворот над  оранжевым,
мягковсхолмленным <блином> пустыни.
     - Жди  Ерофеева,  -  напутствовал пилота  Можаровский,  -  кабину  не
покидай. Вадим, будь осмотрителен, действуй без риска. До связи, прораб!
     Я  пытался высмотреть на  вираже  приметный здесь  ориентир -  группу
линейных борозд выдувания.  Группу неглубоких ветровых долин.  То,  что мы
называем ярдангами. Пока я соображал, где их искать, вставший дыбом <блин>
западной Амазонии закатился куда-то  назад  и,  неожиданно вынырнув из-под
слепящего  солнца,   ухнул  вниз.  Меня  слегка  замутило,  я  впрыснул  в
респиратор дыхательной маски мятный аэрозоль Машина выпрямилась и,  клюнув
носом,  пошла на  снижение вдоль прямо линейной,  как  городской проспект,
долины -  центральной в  группе из  трех  чисто вылизанных ветрами долин -
ярдангов разделенных между собой узкими грядами.
     Исполосованное тенями ложе ярданга с  бешеной скоростью уносилось под
днище  аэра,  а  впереди вырастало в  размерах черно-белое  с  золотистыми
отблесками  здание  буровой,   охваченное  с   тыла  тремя  рядами  зеркал
гелиоустановки.  Заранее освобождаясь от ремней, я ощупывал взглядом стены
стремительно вырастающей трехступенчатой пирамиды.  Не знаю,  что я ожидал
увидеть.  Не  было заметно никаких странностей,  буровой комплекс выглядел
обыкновенно. Впрочем, бодрости мне это не добавило.
     Излишек  площади  несущих  плоскостей аэра  со  скрежетом втянулся  в
бортовые бунки.  Опустив стекло  гермошлема,  я  ждал  посадочного толчка.
Свист  мотора  сменило шипение тормозной воздушной струи,  и,  как  только
амортизаторы приняли на себя удар опорными лыжами,  я  вскочил и,  пригнув
голову,  чтобы не стукнуться о потолок,  кинулся к выходу.  В шлюз-тамбуре
меня остановил закрытый люк.
     - Артур, в чем дело?
     - Возьми оружие, - сказал Кубакин.
     - Открой немедленно, время идет!
     - Возьми оружие, - спокойно повторил пилот.
     Я   повернул  обратно  и  минуту  наблюдал,   как  сложно  отпирается
кодированный оружейный сейф.
     - Пользоваться хоть  умеешь?  -  запоздало осведомился мой  мучитель,
подавая мне  глянцево-черный  паллер в  желтой и  тоже  лоснящейся глянцем
кобуре. - Полезная штуковина.
     Кобуру  я   не  взял.   Выхватил  из  нее  тяжелый  паллер,   щелкнул
предохранителем и приставил ствол к гермошлему Кубакина:
     - Люк открывай! Живо!
     Он отшатнулся в испуге:
     - Ты что... спятил?!
     - Нет.  Но  пальцем чувствую,  спуск у  этой полезной штуковины очень
мягкий.
     - Иди, иди куда хочешь, выход открыт!
     Я воткнул паллер в кобуру, которую Кубакин все еще держал в руке:
     - Спрячь в сейф до следующего раза.
     - Совсем ненормальный!.. - бросил мне в спину пилот
     Больше никаких недоразумений с  выходом не  было -  люк  открылся.  Я
спрыгнул на хрусткий,  обындевелый грунт и  поспешил к  зданию буровой.  У
входа в  шлюз  обернулся.  Приподнятые крылья аэра были плавно изогнуты на
концах,  как  хвостовые перья птицы-лиры.  Вдоль ярданга висела в  воздухе
рыжая муть.
     Пока автоматика накачивала в  шлюзовой тамбур мутный от снежной пудры
и глинистой пыли воздух, я раздумывал, что мне делать после терминальной и
моечной обработки. Раздеваться в экипировочном отсеке не стоит. Во-первых,
это непозволительно долго.  Во-вторых...  В общем,  раздеваться не надо. И
гермошлем не  стоит  снимать  -  лучше  сохранить за,  собой  преимущества
автономного дыхания. На всякий случай.
     В  клубах  пара  стал  расширяться  светлый  прямоугольник прохода  в
экипировочную.  Сердце забилось чаще.  Мне  казалось,  в  этом отсеке меня
ожидает нечто ужасное. Вперед!
     Ничего не случилось. Экипировочная была безлюдной и в полном порядке.
     Стараясь ступать бесшумно,  я выскользнул в коридор и быстро добрался
до лестничного фойе.  Отсюда на второй ярус вела винтовая лестница.  Там -
жилые  каюты.  Я  надавил  ногой  на  первую  ступеньку -  мягким  сиянием
озарилась вся лестница,  и  зеркала отразили глянцево-розовый блик на моем
гермошлеме.  Впервые в этом фойе стоял человек в полной гермоэкипировке. Я
отпустил ступеньку и  двинулся дальше по  коридору до  поворота в  рабочий
зал.  Сплошного  освещения  в  коридорах первого  яруса  не  было  -  меня
сопровождала скользящая световая волна. Впереди мрак. И сзади. И кромешная
тьма в боковых проходах. Согласно опасениям Можаровского, я на каждом шагу
мог встретиться с  упырем.  Я  понятия не  имел,  как должна выглядеть эта
нежить по  фольклорным канонам,  и  старательно не  доверял подозрительным
теням.  А впрочем,  согласно логике Можаровского и Паввола,  здешние упыри
злодействуют под личиной моих подчиненных...
     На  повороте в  рабочий зал  я  задел  ногой какой-то  предмет.  Меня
прошибла испарина.  Это был заляпанный красными пятнами башмак кого-то  из
бурильщиков.  Прочный такой башмак на толстой подошве...  Второй находился
далековато от  первого -  шагах в  десяти.  Мне стало до мерзости неуютно.
Однако я  заставил себя  войти в  переходный тамбур и  заглянуть в  хорошо
освещенный зал  через квадратный иллюминатор.  Кошмарная красная лужа была
на месте.  И халат.  Новый ракурс позволил мне разглядеть на полу то, чего
со стороны следящего телемонитора не было видно:  испачканный кровью и еще
черт знает чем респиратор и кровавые отпечатки рифленых подошв. Переступив
с ноги на ногу, я с ужасом вдруг ощутил, что пол в тамбуре липкий.
     Почти  не  разбирая дороги,  я  вернулся в  фойе.  Меня  мутило.  Мне
казалось,  подошвы моих башмаков оставляют на ступеньках лестницы кровавый
след.  Я снова впрыснул в дыхательную маску мятный аэрозоль. Во мне крепла
уверенность:  жуткое происшествие на буровой - результат общего отравления
всей бригады. Но чем?!
     Лестница кончилась.  Я  стоял в холле жилого яруса.  Двери кают четко
очерчены  по  периметру  белыми  валиками  пневмоуплотнителей.  Ноги  сами
привели меня к двери каюты Айдарова,  рука нажала кнопку сигнала. Никто не
откликнулся.  Я  потянул дверь на себя,  отвел в сторону.  Вошел в залитый
светом салон,  убедился, что откликаться здесь некому. Заглянул в бытотсек
и в спальню. Обычные чистота, порядок...
     В свое жилище я просто заглянул с порога и, бегло осмотрев соседнее -
жилище Дмитрия, отворил дверь каюты Пескова. Охвативший меня в этот момент
страх неизвестности оказался напрасным -  и здесь ничего ужасного не было.
В  салоне,  однако,  был беспорядок:  надувное кресло опрокинуто,  журналы
разбросаны,  штатив  столика  так  основательно прогнут  книзу,  что  овал
столешницы касался пола.  <Падал он тут, что ли?..> - подумал я о хозяине.
Он или не он,  но кто-то был здесь несколько минут назад -  на полу еще не
просохло темное пятно от разлитой воды. Рядом валялся бокал. Чуть дальше -
сифон.  Возле сифона что-то  блестело.  Вглядевшись,  я  узнал разорванную
платиновую цепочку Светланы.  Быстро поднял свой недавний подарок,  сжал в
кулаке.
     В  каюте Светланы я  подошел к столу,  взял бокал и,  нацедив воды из
сифона,  стукнул бокалом о лицевое стекло.  А, черт! Я протер забрызганное
стекло и почувствовал,  что уже устал от нервного напряжения. Где раненый?
Где все?  Что произошло в каюте Пескова?.. Я стукнул по крышке стоящего на
столе  фотоблинкстера  -  крышка  пружинно  откинулась,  блеснули  зеркала
отражателей. Над зеркалами возникло стереоизображение Аэлиты.
     Все  мы  на  пятой  Р-4500  хорошо  знали  эту  единственную в  наших
окрестностях базальтовую скалу -  останец на  вершине круглого,  плотного,
словно медью облицованного холма.  Песков первый разглядел в этой скале...
нет,  сначала не Аэлиту.  Сначала просто Ее. Он же повел знакомиться с Ней
своего друга Карима.  И пошло по цепочке:  Айдаров показал марсианку Диме,
тот  -  Светлане,  Светлана -  Фикрету.  Наш  ветеран ничего особенного не
разглядел и загорелся желанием испытать чары этой скалы на мне.  Увы,  мне
долго не хотелось тратить время на пустяки.  Но однажды,  вдруг обнаружив,
что никто,  кроме Фикрета, не приглашает меня посмотреть на занятную горку
(даже Светлана ходит туда одна!), я почувствовал себя уязвленным, вывел из
гаража  вездеход и,  форсируя двигатель,  покатил по  следам паломничества
буровиков.  Одного взгляда на  вершину холма мне  было  достаточно,  чтобы
соединить случайные,  в  сущности,  формы выветривания в  одно  прелестное
целое,  -  я  сразу увидел Ее...  Изящно опершись руками и грудью на глыбу
дикого камня, Она глядела вдаль с выражением живого и наивного любопытства
на  очень молодом,  немного курносом лице.  На Нее приятно было смотреть -
как на красивого и чуточку шаловливого веселого ребенка.  Казалось,  тронь
Ее  базальтовую голую пятку -  и  над  холмами зазвенит заливчатый девичий
смех.   У   меня  побежали  мурашки  по  коже...   Я  вынес  из  вездехода
фотоблинкстер и  торопливо,  пока  не  накрыли пустыню стремительные здесь
лиловые  сумерки,   запечатлел  марсианочку  в  объеме  двенадцати  единиц
кассетного кристалла.  На  третий день  после  моего шального визита скалу
взорвали.  Изыскательская группа энергетиков,  ровняя площадку под опорную
гелиостанцию для  грядущих энергетических нужд Амазонии,  напрочь снесла с
холма половину останца.  В тот вечер Песков закрылся в каюте и не вышел на
смену.  А две недели спустя мне,  как прорабу,  был из столицы разнос:  за
каким,  дескать,  лешим вы включили в  требование по срочной грузодоставке
пять  букетов бессмертника и  куда  теперь девать этот присланный с  Земли
ящик?  Оставшееся время сеанса связи я изъяснялся в основном междометиями.
Я   понятия  не   имел   о   <нелегально>  затребованных  пяти  букетах  и
действительно не  знал,  что делать с  ящиком.  Вмешалась Светлана.  <Ящик
разбейте о  голову  начальника изыскательской группы,  -  посоветовала она
столичному функционеру,  - а бессмертник отправьте к нам на буровую, как и
указано в  комплектной ведомости доставки технологического груза.  У  меня
все>.  У нее все!  <Напрасно ты надерзила столице, начальство мне этого не
простит>. -  <Ну...  как-нибудь.  Пострадаешь  за Аэлиту>.  - <Нет Аэлиты!
Понимаешь?  Взорвали!  Для кого теперь эти бессмертные  веники?!>  -  <Для
нас!>  - выкрикнула она мне в лицо и выбежала из диспетчерской.  Вечером я
долго вызывал ее  по  звуковому  каналу  внутренней  связи.  Разговора  не
получилось.  Она  пропела  мне  из своей каюты грудным контральто:  <И тех
страдальцев не забудь,  что обрели венец терновый,  толпе указывая путь  -
путь  к  возрожденью,  к  жизни  новой...>*.  Последние  слова  утонули  в
рыданиях. Она сама утонула в рыданиях. <О, черт! - подумалось мне тогда. -
Пустынный,   пыльный,  сухой,  морозный  ярданг,  а  какие  здесь  страсти
бушуют!..>
     _______________
          * Стихи А. Н. Плещеева.

     Я разжал кулак, выпустил платиновую цепочку на стол и покинул каюту.
     Мне оставалось осмотреть жилище Фикрета.  Вдруг в отдалении прозвучал
женский смех.  И  вроде  бы  голоса...  Я  подкрутил на  темени гермошлема
регулятор усилителя слышимости и шагом разведчика прокрался в фойе, откуда
вела наверх винтовая лестница.  Ничего не  было слышно,  кроме шороха моих
осторожных шагов.
     В  какое из двух помещений третьего яруса заходить в  первую очередь,
выбирать не пришлось: дверь в диспетчерскую была закрыта, а из распахнутой
двери, ведущей в лабораторию, призывно падал свет... Я переступил порог.
     За  пультом лабораторного терминала сидела  Светлана.  Двое  в  белых
халатах прильнули к ней с обеих сторон,  обняв за плечи. Светились экраны,
мерно пощелкивал рентгеноструктурный анализатор.
     - Вот вы где!
     Двое  из  этой  троицы  вздрогнули и  обернулись (Светлана продолжала
смотреть на экраны).  Не сразу я  узнал Дмитрия Жмаева и  Карима Айдарова:
халаты и  лица их  были испачканы кровью.  На  глазах Айдарова красовалась
карнавальная полумаска...
     Несколько секунд мы оторопело разглядывали друг друга,  Я  машинально
поднял лицевое стекло.  Издав торжествующий вопль,  они внезапно бросились
ко мне с протянутыми красными руками.  Я попятился.  Они ухватили меня и с
громкими  возгласами  потащили  на   середину  лаборатории.   Ошеломленный
нападением,  я  почти не  сопротивлялся,  но уже прикидывал,  кому и  куда
нанесу  первый удар.  В  суматохе я  очень  близко увидел испачканное лицо
Айдарова, оскал белых зубов и по сумасшедшему острый блеск глаз. То, что я
принимал за карнавальную полумаску,  оказалось лиловым разливом чудовищных
подглазных синяков.  Крепко сжав  меня с  двух сторон,  Айдаров и  Жмаев в
каком-то радостно-безумном возбуждении пытались кружиться,  пританцовывали
и  оглушительно орали,  призывая  Светлану включаться в  этот  дьявольский
хоровод.  Я не мог понять,  чего они от меня хотят,  но успел отшатнуться,
когда  Светлана вдруг  поднесла к  моему  лицу  колбу,  наполненную свежей
кровью. Изловчившись, оттянул кислородную маску и рявкнул что было мочи:
     - Прекратить эйфорию!!
     Рявкнул я просто от страха,  не ожидая,  что крик мой подействует. Но
он подействовал. Безумцы отпрянули, Светлана выронила колбу.
     Сосуд,  глухо звякнув,  стукнулся об  пол,  и  часть его  содержимого
выплеснулась мне на ноги. Ломким от возбуждения голосом я спросил:
     - Что здесь происходит?!
     Все трое молча переглянулись. Мне показалось - с недоумением.
     - Кто вас избил, Айдаров?
     Карим ощупал свои <фонари> красными пальцами.
     - Пустяки,  - сказал он. - Это Коля резко так от меня отмахнулся. Нам
представлялось,  что  ни  одно лицо на  буровой не  станет резко возражать
против традиционного обмазывания...
     - Николай рассеял это заблуждение, - Добавил Жмаев.
     Я переводил взгляд с одного на другого. Я их боялся. Обоих. Мне очень
не нравился   шалый   блеск   в   их   глазах.   И   синевато-серые  глаза
инженера-коллектора в этом смысле мне  тоже  не  нравились.  И  аномальная
растрепанность ее выбившихся из-под лабораторной шапочки волос...
     - Не сердись,  Вадим,  -  сказала она и, небрежно встряхнув волосами,
уронила шапочку на пол -  Мы нашли то, чего не искали и о чем никто из нас
не мечтал, ну и... слегка обалдели от радости.
     - Это заметно.
     - Не сердись. Нас теперь на руках носить надо.
     - Это я  вам почти гарантирую.  -  Я  взглянул на часы.  Если Адам не
ошибся в расчетах, аэр медикологов уже здесь.
     - На руках, - настаивала Светлана. - Всех! И тебя.
     - Уж как меня понесут, вы себе даже не представляете.
     - Тебя - впереди. Как знамя.
     - А можно узнать, с чего это у вас такая радость?
     - О! Наша скважина первой на этой планете нефть дала!
     Я подумал, что ослышался.
     - К-какая еще нефть?
     - Хорошая нефть, малосернистая. Состав и плотность мы уже определили.
- Она кивнула в сторону терминала: - Иди взгляни. Данные там, на экранах.
     Абсурд.  Я  не  двинулся  с  места.  Нефть  на  мертвой  планете  под
двухкилометровым панцирем мерзлых пород -  полный абсурд.  Вода  и  жидкая
углекислота -  пожалуйста,  хоть целое море.  Но  нефть!..  Это немыслимо.
Сотни геолого-разведочных скважин на Марсе пробурено,  в  том числе четыре
глубокие,  и ни малейших нефтепроявлений!  Да их и не ждали. Никто никогда
здесь прогноза на нефть не давал.
     - Где Песков? - спросил я. - Где Султанов?
     - Ты хотя бы понял, что я сказала?
     - Не волнуйся, Светлана, не надо. Спокойно...
     - Да какое тут,  к черту,  спокойствие?!  -  удивилась она.  - Нефть!
Понимаешь?  Большая химия Марса! Индустриальное производство хозяйственных
и строительных материалов прямо на месте!  Сырье для пищевых синтезаторов!
Почва для планетарной фитокультуры!..
     - Не спорю,  - вставил я. - Открытие нефти, безусловно, превратило бы
Марс в объект немедленной колонизации. Но... увы.
     Я  развел руками,  и возбуждение в глазах Светланы угасло.  Пригладив
волосы, она направилась к выходу.
     - Нефть у  твоих ног,  -  бросила она мне у  порога,  и  ее  каблучки
зацокали по ступенькам винтовой лестницы.
     Я решился на неприятный эксперимент:  нагнулся, окунул палец в лужицу
и   понюхал  эту  кроваво-красную  жидкость.   Специфический  запах  нефти
буквально парализовал меня.  Айдаров  и  Жмаев  с  белозубыми улыбками  на
жутких лицах стояли поодаль и,  видимо,  ждали развязки.  В  голове у меня
словно  бы  что-то  перевернулось наоборот  -  вдруг  стало  понятно,  что
произошло сегодня на буровой.
     Я медленно отстегнул перчатки и,  ощущая легкое головокружение, начал
снимать с себя гермошлем.
     - Кровельный пласт проткнули,  а  там  -  горизонт под  давлением,  -
рассказывал Дмитрий,  помогая мне раздеваться. - Нефть на самоизлив пошла.
Фикрет глазам не поверил: нефть на нефть не похожа.
     - Не  растерялся наш  ветеран,  -  вставил Карим,  -  нас с  Димой по
тревоге вызвал,  Колю  окриком из  шока  вывел,  и  они  вдвоем эту  струю
перекрыли.
     - Тут и мы подоспели, - продолжал Дмитрий. - А когда стали физиономии
друг другу нефтью мазать, у Николая нервный срыв случился...
     - Высотный  костюм  оставьте на  мне,  -  сказал  я.  -  Только  тяжи
ослабьте... Так, спасибо. Где Николай?
     - В каюте Фикрета, - ответил Карим.
     - Фикрет его там успокаивает, - пояснил Дмитрий.
     - Главное - нефть дали! - Карим улыбнулся страшным лицом. - Автономию
Марсу, считай, обеспечили.
     - Автономию,  говоришь?  -  Я  поднял колбу с остатками нефти,  снова
понюхал. - Струйку дали - и уже автономия?
     - Фонтан! - многозначительно сказал Айдаров.
     С  колбой в руке я сбежал по лестнице на второй ярус.  Голова немного
кружилась.  Нефть -  она кому угодно голову вскружит. Спрыгнув с последней
ступеньки,  я увидел Светлану.  Она стояла, опершись спиной о дверь своего
жилища, и смотрела куда-то мимо меня. И непонятно было, чего - или кого? -
она  ждала.  Бесшумно открылась и  закрылась дверь  каюты Султанова -  наш
ветеран вышел в холл.  Тоже со следами ритуального обмазывания на лице. Мы
обменялись рукопожатиями. Я спросил:
     - Что с Николаем?
     - Плохо ему,  -  сказал Фикрет и  зачем-то  потрогал себя за большой,
испачканный нефтью,  печально опущенный нос.  -  Разговаривать со  мной не
желает. Разве я виноват, что на Марсе красная нефть?!
     Слово  <нефть> он  произнес без  гласного звука  и  без  смягчения на
конце. Получилось что-то вроде <