он, деваться некуда. Рассказал... Думал  я,  думал,  ничего
путного не придумал и посоветовал  ему  все  это  Нортону  выложить.  Рэнд
усомнился: "Поверит ли? Я, - говорит, - в этой группе человек новый..."  -
"Поверит не поверит, - говорю, - а рассказать надо. Все мы  тут  новые..."
На том и порешили. Разошлись по своим тренажерам, и целый день я Рэнда  не
видел. Вечером встретились, спрашиваю: "Ну как?"  Он  рукой  отмахнулся  -
дескать, плохо дело. "Нортону рассказал?" - "Рассказал..." - "И что?" - "А
ничего. Не поверил, конечно. Выслушал, правда, внимательно, но хмуро  так,
с неудовольствием. Ну и сам догадаться можешь, что мне посоветовал.  "Иди,
- говорит; - к  Молотку.  Пусть  он  тебе  своим  молоточком  по  коленкам
потюкает и под черепную крышку на всякий случай заглянет..." -  "Ладно,  -
говорю я Рэнду, - не расстраивайся.  В  таком  случае  плюнь  ты  на  это,
забудь. В конце концов не наше дело корабельных "зайцев" ловить. Если  это
начальству неинтересно, то нам тем более. Да и не хозяева мы на рейдере, а
так - вроде платного приложения. Пусть сами хозяева и разбираются. А когда
чужак себя обнаружит, я сам к Нортону пойду и за его недоверие к своим  же
ребятам... В общем, придется крупно поговорить".
     - Может, Рэнд тебя просто разыгрывал? - высказал новое  предположение
Уксус.
     - Ты слышал, чтобы Рэнд кого-нибудь разыгрывал?  -  строго  и  как-то
даже торжественно вопросил Бугор. - Хоть один-единственный раз?
     - Да, это правда...
     - То-то! Рэнд не Весло, шутить не любит...
     - Кстати... откуда эту историю знает Весло?
     - Я выяснил потом  откуда...  Рэнд,  понятно,  хотел  побеседовать  с
Нортоном с глазу на глаз: выбрал момент, когда спортзал  опустел,  Нортона
попросил задержаться. А Весло в тот день  попрыгал  слегка,  закатился  на
самый верхний батуд и притих. Лежит себе, как на пляже, нос  почесывает...
Рэнду и Нортону невдомек, что в зале  третий  присутствует.  Поговорили...
Весло, конечно, случай не упустил и вечером потешить  вас  вздумал.  Жаль,
меня в тот вечер на "мельнице" не было... Потом я прижал его к стенке,  да
поздно. Ну что с него взять? Ходячий выпуск последних известий...
     - А почему ты в тот вечер не пришел? - полюбопытствовал Уксус.  -  За
чужаком, должно быть, охотился?
     - Нужен больно!.. Настроения не было - вот и не пришел.
     - И  Молоток  перестал  к  нам  ходить...  -  сказал  Уксус  с  такой
интонацией,  словно  видел  меня  в  темноте  сквозь  корпус   нейтринного
микроскопа. Я медленно сел.
     - Молоток "мельницу" за игру не считает, - сказал Бугор.
     - В том-то и дело!.. И опять же спортом слишком увлекается...
     - А кто здесь спортом не  увлекается?  Вон  даже  ученые  наши  и  то
занятий не пропускают. Вчера один прыжки с шестом осваивал -  бежит  сломя
голову, и не увернись я вовремя, он бы  мне  концом  шеста  в  рот  попал.
Остерегаться нам надо, когда они в зале.
     - Ученые в "мельницу" не играют, -  гнул  свое  Уксус,  -  а  Молоток
играл. И  отважно  играл,  хотя  играть  ему  было  скучно.  Должно  быть,
вынюхивал что-то, не иначе...
     - Должно быть, - согласился Бугор. - Я всегда опасался, что, если  он
узнает про  чужака,  Рэнду  несдобровать.  Вызовет  к  себе,  потюкает  по
коленкам и спишет в резерв. Или еще хуже придумает... Ну  теперь,  видать,
не узнает.
     Я сидел на неудобном  выступе  станины  микроскопа,  ладонями  сжимал
горящие щеки и готов был провалиться сквозь палубу. Сейчас, когда со  всей
очевидностью выяснилось, что самым большим дураком в их  веселой  компании
был я, мое присутствие здесь стало теперь для меня совершенно невыносимым.
Разумеется, я понимал,  как  важно  выйти  отсюда  тихо  и  незаметно,  и,
конечно, пытался придумать практический способ исчезновения, но  придумать
не мог. Все дело портил проклятый фиксатор дверного замка. После беседы  о
чужаке десантники наверняка насторожены и, чего доброго, могут устроить за
мной нелепую гонку по коридорам. Только этого не хватало!..
     Я встал, медленно высунулся из-за укрытия  и  в  глубине  лаборатории
заметил слабое зеленовато-серое свечение. Приглядевшись,  увидел  на  фоне
слабого зарева два силуэта -  плечи  и  головы.  Один  силуэт  покачнулся,
недовольно проговорил баритон:
     - Готово? Сколько еще?
     - Что, надоело? - спросил к свою очередь тенорок язвительного Уксуса.
- Три минуты осталось. Да ты сиди, не ерзай.  В  инструкции  сказано:  как
только камера остановится, будет звонок.
     - А мы все правильно делаем? Смесь не испортим?
     - Делаем как надо, по рецепту. Ты не волнуйся.
     - Время позднее, вот я и волнуюсь. Скоро уже двадцать два, а нам  эту
пакость еще по батудам размазывать... К утру, думаешь, высохнет?
     - К утру?.. Через час высохнет. Когда последние батуды разрисуем,  на
первых уже можно будет прыгать. Опробуем?  Нортон  неплохо  придумал  -  в
темноте прыжки интереснее.
     - Ишь чего захотел! - проворчал Бугор. -  Я  думаю,  как  бы  нам  до
невесомости  управиться,  а  он  опробуем!  Если  мы  не  успеем  спортзал
подготовить, Нортон нам этой зеленкой физиономии выкрасит...
     - Что верно, то верно! - со смехом ответил Уксус. - А знаешь, зеленый
цвет тебе, пожалуй, пойдет...
     - А тебя и красить не надо. Ты сам по себе зелен кругом - и внутри  и
снаружи.
     Мне стало понятно, чем они занимались. Это была  удача!  Я  осторожно
попятился к двери,  нашарил  ручку  и  замер  в  ожидании  звонка.  Звонок
сигнального таймера - я это знал - был достаточно громким, чтобы в  трелях
его мог утонуть звук щелчков  доброй  сотни  фиксаторов...  Угольно-черные
силуэты десантников тоже  застыли  над  смотровыми  окошечками  камеры,  в
которой, как мне  теперь  было  ясно,  Уксус  активировал  какую-то  смесь
люминесцентных  веществ  для  светящейся  краски.  Химики-десантники...  И
рецепт ведь где-то раздобыли,  кустари-самородки,  и,  наверное,  половину
запаса люминофоров из хранилища уволокли.
     Затрещал звонок. Я вышел в темный кабинет. Задвинул за  собой  дверь,
включил освещение. Взял со стола пакет и удалился восвояси.
     Я был совершенно  измучен.  Кое-как  распихал  содержимое  пакета  по
фармацевтическим ящикам, ушел к  себе  в  каюту  я  рано  лег  в  постель.
Размышлять о результатах своего детективного  приключения  не  хотелось  -
по-видимому,  сказывалось  напряжение  последних  дней.  В  голове  царила
глухая,  тревожная  пустота,  логически  оформленных  мыслей  не  было;  я
незаметно уснул, и мне приснился звонок лабораторного таймера. Я звал, что
обязан этим пренепременно воспользоваться, чтобы куда-то уйти, но  не  мог
заставить себя шевельнуться... Звонок трещал, и наконец я понял,  что  это
зуммер внутренней связи. Не  открывая  глаз,  я  нашарил  ручку  афтера  -
переносного  экрана,  который  всегда  засовывал  под  подушку  на  случай
экстренного вызова, - поднес афтер к лицу, как подносят зеркало, и  только
теперь   поднял   тяжелые   веки.   На   экране    светилась    физиономия
инженера-хозяйственника.  Утопив  пальцем  кнопку  приема,   чтобы   умолк
надоедливый зуммер, я с трудом промычал:
     - М-м-да... слушаю!
     - Кажется, я разбудил вас? - неуверенно проговорил Бак - Извините...
     - М-да... то есть нет, ничего. Говорите.
     Бак несколько мгновений молчал.
     - Собственно, говорить-то... Ну, в общем, двенадцатый.
     - Где?
     -  В  аккумуляторном   отделении.   Малый   отсек,   где   заправляют
скафандровые аккумуляторы.
     - Нижний ярус? Что-то новое... Когда?
     - Около получаса назад.
     - Ушел, конечно?
     - Ушел.
     - Гонялись за ним?
     - Н-нет...
     - Хорошо. И не надо. Вполне может быть, что  это  опасно...  Оставьте
все  как  есть  до  утра,  и...  приятных  вам  сновидений.  Отныне   наша
"патрульная служба" по вечерам отменяется. Утром поговорим.
     Я сунул афтер под подушку и тут же уснул. Мне снился темный  холодный
спортзал,  фосфоресцирующие  полосы  на  расцвеченных  светящейся  краской
батудах. В зале я был не один, хотя того, второго, не видел. Он был  здесь
- я это чувствовал, - чуть дальше вытянутой руки,  но,  когда  я  окликнул
его, он промолчал, и мне стало жутко. "Не притворяйтесь, - сказал я ему. -
Вы  здесь,  рядом,  я  знаю..."  Он  рассмеялся,  и  это  меня  озадачило.
"Великолепно  придумано,  -  внезапно  обрывая  смех;  сказал  он  голосом
Нортона. - В темноте прыгать лучше... Опробуем?" -  "Не  притворяйтесь,  -
повторил я. - Вы не Нортон. Вы... вы чужак! Зачем вы разрушаете экраны?" -
"Затем. Когда разрушаешь экраны, нас, чужаков,  становится  больше.  -  Он
свистнул и выкрикнул: - Эй, чужаки!.." И с батудов,  пересекая  светящиеся
полосы, один за другим стали спрыгивать черные призраки... Я  проснулся  в
холодном поту.
     Утром  я  попытался  припомнить,  точно  ли  разговаривал   ночью   с
механиком, и вынужден был признаться себе, что  твердо  ответить  на  этот
вопрос не могу - настолько неясной мне представлялась граница между сном и
реальностью.
     Такого со мной еще не бывало!
     С приходом Бака все вроде бы стало на свои места. Но поведение самого
Бака... Оно меня  поразило,  таким  я  Бака  не  знал.  Он  был  молчалив,
застенчив я робок, как девушка. Выглядел он свежо  и  очень  опрятно,  был
чисто выбрит и распространял  вокруг  себя  приторный  запах  земляничного
лосьона. Было совершенно очевидно, что мое светское ему пожелание приятных
сновидений странным образом  успешно  осуществилось  на  практике,  и  это
необъяснимо меня раздражало. Обмениваясь с Баком односложными вопросами  и
ответами, я шагал по кабинету из угла в угол, не зная,  как  приступить  к
изложению главного.
     - Послушайте, Феликс... -  начал  я  неуверенно.  -  Вы,  разумеется,
хорошо знаете в лицо всех членов нашей экспедиции...
     -  Как  свои  пять.  -  Для  вящей  убедительности  Бак  показал  мне
растопыренные пальцы. - Да как же их не знать?! Тут все друг друга знают.
     - Так вот... Один десантник уверяет, что видел у нас на борту чужака.
     Бак вытаращил глаза. Спросил ошарашенно:
     - Чужа... Что? Кто уверяет? Кого  уверяет?  Вас  уверяет?  И  вы  ему
верите?
     - Не беспокойтесь, - остановил я его. - Вас он уверять не будет, меня
тем более. Я слышал случайно. И пропустил бы все это  мимо  ушей,  если  б
здесь не было одного странного совпадения...
     - Совпадения?
     - Да. Десантник, имени которого я  называть  вам  не  буду,  встретил
чужака возле  атриума  минут  за  десять  до  того,  как  вы  сцепились  с
неизвестным в кухонном отсеке.
     - Что же нам делать?.. - хрипло спросил Бак.
     - Вам - ничего. Это главное, о чем мне нужно было вас предупредить. А
я сейчас иду к капитану... Не знаю, что из этого выйдет, но независимо  от
результата нашего с ним разговора патрулирование коридоров  прекратить,  в
ночные схватки не ввязываться.  Никакой  самодеятельности!  Если  заметите
что-нибудь подозрительное, поднимайте  тревогу,  соблюдая  при  этом  меры
предосторожности. Ясно?
     - Ясно... - Бак поморгал.
     - Вы ничего не трогали в аккумуляторном отсеке?
     - Нет. Оставил как было.
     - Перед тем как идти к капитану, мне нужно на это взглянуть.
     - Понятно. Только вряд ли у вас с кэпом что-нибудь выйдет.
     - Я тоще не думаю, что мой визит ему  придется  по  вкусу,  но  иного
выхода нет. Проинформировать капитана мы  просто  обязаны.  Все  остальное
зависит...
     - Я о другом, - печально перебил Бак.  -  Вряд  ли  кэп  сегодня  вас
примет.
     - Это еще почему?
     - Через час на борту объявят аврал. Ровно в двадцать ноль-ноль рейдер
войдет в режим глубокого торможения, и сегодня у кэпа не  будет  свободной
минуты. Считай, прилетели...
     Я подошел к  пульту  видеотектора,  набрал  индекс  командной  рубки,
попросил старшего инженера вахты связать меня с капитаном.
     - Одну минуту, - ответил мне старший, и, действительно,  ровно  через
минуту голос капитана произнес но всей форме устава  внутренней  связи:  -
Капитан рейдера Молчанов на приеме.
     - Медиколог рейдера Грижас, - тоже по форме представился я, поскольку
экран мой был пуст. Не знаю,  чем  объяснить,  но  командная  рубка  почти
никогда не давала видеосвязь абоненту, если в данный  момент  он  не  имел
отношения к вахтам. - Игорь Михайлович,  по  некоторым  причинам  довольно
странного свойства я вынужден просить  у  вас  аудиенции.  Желательно  без
свидетелей.
     - Сколько времени должен я буду вам уделить?
     - На изложение - десять минут. Сколько потребуется на  обсуждение,  я
сказать не могу. Это будет зависеть от вас.
     - Хорошо... - Молчанов помедлил с ответом. - Вы придете  в  командную
рубку за тридцать минут до  начала  дневного  перерыва  на  отдых.  Заодно
сдадите мне рапорт о готовности вашего  сектора  принять  режим  глубокого
торможения.  До  встречи.  Пропуск  в   ходовой   сектор   специально   не
запрашивайте, я позабочусь. Конец связи.
     Я обернулся к Баку:
     - Вот видите, Феликс, пока все идет хорошо. Нас пока уважают.
     Мы посмотрели друг на друга  с  задумчивым  интересом,  как  будто  в
последний раз виделись перед тем, как нас уважать перестанут.
     ...Я сделал все,  что  полагалось  мне  сделать  согласно  авральному
расписанию  (проверил  все  системы  индивидуальных   противоперегрузочных
средств, запрограммировал работу комплекса биофизической защиты), и  ровно
в двенадцать тридцать бортового времени был в носовом секторе корабля.  Не
знаю, какого рода  "сезам"  функционировал  в  этом  всегда  закрытом  для
посторонних секторе, но при  моем  приближении  овальные  щиты  дверей  со
сказочной любезностью сдвигались  в  сторону  и,  дав  пройти,  немедленно
закрывались, таинственно и  бесшумно,  -  срабатывал  обещанный  капитаном
пропуск.
     Я вошел в командную рубку. Мне редко доводилось в ней бывать,  однако
сожалений по этому поводу я не испытывал, потому что чувствовал здесь себя
до  странности  неуверенно  и  неуютно,  хотя  в  иной  ситуации  необычно
подсвеченное,   яйцеобразной   формы   помещение   могло   бы   показаться
привлекательным. Стоило мне переступить порог, как  я  мгновенно  подпадал
под власть ужасно правдоподобной иллюзии, будто излучающие внутренний свет
стены рубки по толщине и прочности своей  не  отличались  от  естественной
яичной скорлупы и будто за хрупкими стенами не  было  других  отсеков,  не
было надежной тверди корабля, не  было  ничего...  Ну,  словом,  будто  бы
рубка-яйцо висела сама по себе, наедине со звездными далями.  Эту  иллюзию
создавал, конечно,  большой  панорамный  экран,  охвативший  добрую  треть
помещения - половину вогнутого потолка, почти половину стен боковых и  всю
переднюю часть.
     По той же причине  две  соседние  рубки  -  ходовая  и  пилотажная  -
вызывали во мне сложные  ощущения.  Особенно  пилотажная.  Если  командную
рубку мощно сравнить с открытым сверху и спереди яйцеобразным кузовом типа
"кабриолет", то с пилотажной дело обстоит иначе. Белое пятно задней стенки
и две выходящие из нее матово-белые  длинные  полосы...  Вот  и  все.  Две
широкие "лыжи", просто выдвинутые из  носового  конца  корабля  наружу,  в
звездный простор. В пилотажную рубку я трижды заглядывал через  дверь,  но
войти не решился ни разу, настолько был подавлен  правдоподобием  иллюзии,
будто дверь распахнута в открытый космос. Нет, уж лучше  фарфорово-хрупкий
на  вид  космический  "кабриолет",  чем  эта  пара  светящихся  "лыж"  над
глубинами звездного океана... В командной рубке была хоть какая-то мебель:
мягкие  кресла,   стол,   похожий   на   большой   прозрачный   торшер   с
подставкой-столешницей, в толще которой переливались световые сигналы;  на
уровне груди охватывал  стены  полуовал  приборных  панелей  успокоительно
знакомой расцветки. В пилотажной ничего такого не было.  Единственное,  на
чем здесь мог остановиться подавленный звездной  безбрежностью  взгляд,  -
это  два  спаренных  ложемента  для  первого  и  второго  пилотов  -   два
металлических паука, словно застывших перед  прыжком  в  бездну  на  самых
кончиках "лыж", поджав под себя  телескопические  лапы  амортизаторов.  Во
время хода  крейсерской  скоростью  ложементы  пустуют  -  все  управление
полетом сосредоточено в командной, ходовой к навигационной рубках,  но  во
время маневров сюда приходят работать пилоты,  и  подлокотники  ложементов
ощетиниваются рукоятками маневровочной тяги.  И  хотя  существенная  часть
работы  доверяется  приборам,  эти  вахты   бывают   порой   затяжными   и
напряженными... Впрочем, я слегка уклонился от темы  и  решительно  к  ней
возвращаюсь.
     Капитан, как мы и условились, ждал меня в своей роскошной рубке  типа
"космический  кабриолет".  Он   был   один,   что   совершенно   похвально
соответствовало  этикету  конфиденциального  разговора.  Правда,   понятия
"ждал" и  "один"  нуждались  в  некотором  уточнении  смыслового  оттенка,
поскольку  Молчанов  был  поглощен  распорядительной   беседой   с   тремя
абонентами сразу. Речь  шла  о  фокусировке  какой-то  "короны"  какого-то
"камер-инжектора" где-то в  недрах  главного  реактора  корабля.  Наконец,
заметив меня, Молчанов взглянул на часы, сделал жест извинения  и  объявил
абонентам отбой. Я остро ощутил  несвоевременность  визита,  но  что  было
делать. Капитан выжидательно смотрел мне  в  глаза.  Рапорт  сдан,  рапорт
принят. Краткий обмен деловой информацией, предложение сесть, которым я не
воспользовался.
     - Мне... - начал я неуверенно, - мне трудно было решиться...
     - Без вступлений, - тихо сказал капитан.
     Я торопливо, в безобразно скомканном виде выложил Молчанову то, с чем
пришел. Слушал он меня с бесстрастным выражением липа, спокойно, словно не
ощущая ни малейшего различия между  информацией  о  подготовке  сектора  к
режиму торможения и информацией о чуваке. Под конек я выдал ему сообщение,
на эффект которого  очень  рассчитывал,  -  сообщение  о  разбитом  экране
аккумуляторного  отсека.  Дескать,  вот  вам  вещественное  доказательство
очередной "диверсии", и делайте с ним что хотите. Молчанов не знал, что  с
ним делать. Спросил:
     - Как, по-вашему, я обязан поступить?
     - Вы власть. А власть принимает решения.
     - Власть не всегда принимает  решения  единолично.  Иногда  ей  нужен
совет. Представьте себе на минуту, что подобную информацию получил не я, а
получили вы. Как бы вы поступили на моем месте?
     - Ну... прежде всего я, видимо, счел бы целесообразным вызвать к себе
инженера-хозяйственника и десантника Рэнда...
     - Час, - сказал капитан. - Переговоры с  инженером-хозяйственником  и
Рэндом Палмером займут как минимум час. Не говоря уж обо  всем  остальном.
Сегодня я не могу позволить себе такую роскошь. Но дело даже не в этом...
     - Понимаю. Вы не верите мне.
     - Вам я верю, - спокойно сказал он. - Но почему я должен уверовать  в
ситуацию, не подкрепленную точными фактами?
     Как правило,  по  внешнему  виду  и  манерам  поведения  современного
человека довольно трудно угадать, какое место на иерархической лестнице  в
той или иной сфере общественной деятельности он занимает.  Но  встречаются
прелюбопытнейшие индивидуумы, на которых это правило не  распространяется.
Сразу можно понять, где он стоит: "над"  или  "под".  Знаете,  есть  такие
очень яркие  "под":  "Не  уполномочен...  Не  имею  права  брать  на  себя
ответственность... Сочувствую,  рад  бы,  но  от  меня,  к  сожалению,  не
зависит..."  Наш  капитан  -  индивидуум  противоположного  полюса.  Прямо
посаженная голова, прямые плечи,  идеально,  будто  нарочно,  выпрямленный
торс. Но за этой кажущейся почти неестественной  вертикально-прямолинейной
осанкой угадывалась скрытая гибкость. Гибкость  спокойная,  взятая,  я  бы
сказал, в жесткий корсет силовой выправки... Нет, наш капитан не  страдает
высокомерием, в его поведении, манерах вр