дрей  пружинным  броском
швырнул свои без малого четверть тонны в твиндек. После удара об отжатые к
борту грузовые фиксаторы, интуитивно почувствовал, что машина стронулась с
места.  Обернуться  мешали  мизерная  сила  тяжести  и  схваченное  чем-то
запястье левой руки - он не глядя  оборвал  это  что-то  и,  пробираясь  к
ложементу, видел смену картин переднего обзора: то фонари УФС впереди,  то
сверкание  косяка,  то  пылающе-изумрудная   окантовка   провала;   машина
медленно, точно корова на льду, поворачивалась, скользя на  разведенных  в
стороны ступоходах. То, чего он боялся: геккоринги  практически  перестали
держать. "Черт с ними", - подумал он, соображая, как при таких условиях не
упустить  из-под  контроля  движение  "Казаранга".  Машина  очень   кстати
скользила в направлении к зеленой пропасти, домой,  но  скользила  слишком
нерасторопно. Он  выровнял  ее  по  курсу  тремя  микроимпульсами,  закрыл
гермолюки и, в нарушение всех инструкций, не убрав  геккорингов,  увеличил
скорость скольжения. Геккорингам, конечно, крышка. "Черт с  ними",  -  еще
раз  подумал  он.  Ему  до  того  надоело  это   мерное   вышагивание   на
металлических костылях, что при всем драматизме своего  положения  он  был
рад, что теперь, кроме как на флаинг-моторы, и надеяться не на  что.  Если
ему суждено здесь погибнуть,  он  по-пилотски  умрет  на  лету...  Правда,
переходить на флаинг-режим и умирать на лету он не  спешил.  Оттягивал  до
последнего. Главное - выбраться из чужого пространства. Хоть на  карачках.
Погибать в чужом пространстве он не был согласен ни на каких условиях.
     - Ты доволен? - внезапно спросил голос Мефа.
     - Чем? - полюбопытствовал его собственный голос.
     - Ну, в общем... Его поведением.
     - ...И если летные качества будут не хуже...
     "Вот  именно",  -  подумалось  ему.  К  попугаечной  болтовне  чужого
радиоэфира он почти не прислушивался:  все  внимание  -  движению  катера.
Машина вдвое быстрее, чем это у нее получалось в режиме ходьбы,  скользила
вдоль кромки суперскафандрового суперлюка (словно  вместо  геккорингов  на
ступоходах были лыжи  или  коньки),  а  ему  хотелось  еще  быстрее  -  не
терпелось достигнуть хотя бы уровня пылающе-изумрудного облачного  кольца.
Существовала ли на самом деле четкая граница между  двумя  мирами,  он  не
знал, но визуально впечатление такой  границы  создавало  кольцо  облаков.
Казалось, что нище этого уровня стрекот  и  болтовня  чужого  пространства
должны мгновенно умолкнуть. Ничего подобного.
     - Значит, газовый метеорит!  -  на  разные  голоса  продолжало  орать
пространство. - К Хайяму, впрочем, это не имеет отношения!..



                              7. СНЕЖНАЯ РОЗА

     Скорость  ощутимо  увеличивалась;  теперь  на   разгон   "Казаранга",
несомненно,  влияло  поле  тяготения  Япета.  Драккар  нырнул  в   зеленый
полусумрак под  руку  сверхвеликана.  Пора  тормозить,  Андрей,  испытывая
нехорошее предчувствие, осторожно  стал  выдвигать  подпяточные  когти  на
ступоходах. Так и  есть:  скорость  резко  возросла.  Вдобавок  он  ощутил
нарастающий креп и понял, что левая пара  ступоходов  потеряла  контакт  с
поверхностью  скольжения.  На  секунду  он   растерялся:   никаких,   даже
курсантских навыков рационального торможения трением у нас не было.
     - Надежная машина, шкип, - заявило пространство.
     Машина, внезапно задрав корму, уже входила  в  переворот  через  нос,
когда Андрей ввиду явной бесполезности любого иного своего противодействия
решился на плазменный  выстрел.  Шпаги  фиолетовых  молний  сверкнули  над
головой, вперед ушло фиолетовое копье, и последнее, что он отчетливо  виды
перед тем, как драккар крутнуло волчком, был  надвигающийся  разрисованный
буквами  и  цифрами   бок   набедренного  супербаллона-цистерны,   объятый
бледно-лиловым пламенем. Андрей  пытался  угадать,  куда  последует  удар.
Ожидал слева. Но удар пришелся в правый борт. Очень  тяжелый  удар.  Катер
остановился.
     - Ну почему ты у меня  такой  обыкновенный?..  -  горестно  вопросило
пространство. - ...Ный-ный-ный-ный-ный...
     Потирая  то  место  на  гермошлеме,  под  которым  определенно  будет
огромная шишка, Андрей разглядывал замутненный зелеными струйками пара бок
супербаллона, дымящуюся  (очевидно,  именно  сюда  угодила  струя  плазмы)
воронку  великаньего  заправочного  устройства.  Кольцевой  держатель  для
заправочного   шланга   был   с   одной    стороны    расплющен    ударом,
предохранительный колпак сорван, но торчащая  из  воронки  игла  инжектора
уцелела. Андрей перевел взгляд на указатель кислородного  обеспечения,  на
цифры таймера, и ему стало ясно, что он ошибся в подсчетах  более  чем  на
полчаса. Уже скоро завоет микросирена...
     Подняв голову, он обвел глазами знакомый облачный интерьер (в секторе
от верхушки супербаллона до распростертой  ладони  сверхвеликана),  и  его
почти не удивила довольно  быстрая  перемена  характера  свечения:  нежная
зелень уступала место мрачной мертвенно-синюшной краске. Он  нисколько  не
сомневался,  что  неприятная  перемена  -  результат  действия  плазменных
выстрелов. Гурм-феномен ужасно не любит,  когда  его  беспокоят.  И  самый
нестерпимый для него  вид  беспокойства  -  удары  плазменных  струй.  "На
флаинг-моторах он меня отсюда не выпустит, - с тоской  подумал  Андрей.  -
Эта синюшная муть - возмездие мне. Жди теперь какого-нибудь  супервыверта,
не иначе".
     - Ну а если тебе там, на  танкере,  станет  совсем  уж  невмоготу,  -
продолжал витийствовать радиоэфир, - дашь  мне  понять  об  этом  словами:
"Скучаю, очень скучаю... лаю-чаю-чаю-чаю..."
     Завыла сирена. "Так весело  я  еще  никогда  не  скучал",  -  подумал
Андрей, пытаясь вспомнить, в каком месте на "Снегирях" встроен выключатель
этого   голосистого   микрочудовища.   Пока   вспоминал,    наблюдая    за
распространением  синюшной  мути,  сирена  умолкла.   Итак,   пять   минут
нормального дыхания плюс восемнадцать "последнего желания"... Он  заставил
"Казаранга" выпрямить ступоходы, выдвинул из корпуса щупальце манипулятора
и запустил его в воронку заправочного устройства.
     - Увх-увх-увх...  -  захлебнулось  филиньим  криком  пространство.  -
Спокойно, Леха, спокойно!
     Мысль о попытке заправиться кислородом от супербаллона пришла  ему  в
голову еще на первых метраж путешествия вдоль суперскафандра.
     Курьезная   возможность   "одолжить"    литр-другой    кислорода    у
сверхвеликана пощекотала  воображение,  и  не  более  того.  А  теперь  со
смешанным чувством неверия и сумасшедшей надежды следил, как под  натиском
манипулятора "игла" инжектора уходит в муфту на дно воронки...
     - Мой веселый, звонкий мяч, ты  куда  помчался  вскачь-ачь-ачь-ачь...
Пап, гляди! Гуси-лебеди! Там! Там-там-там-там...
     Убрать манипулятор он не успел - все произошло молниеносно. Он  успел
только увидеть, как из конца "иглы" вырвалась и пошла  почему-то  наискось
струя белой пены.  Внезапно  инжектор,  да  и  сама  воронка  заправочного
устройства исчезли со скоростью взрыва, и не успел он  глазом  моргнуть  -
перед ним бушевал белопенный вулкан.  Точнее,  перед  ним  лишь  мелькнула
картина бушующего вулкана, и тут же видимость  упала  до  нуля  -  сначала
блистер накрыла серая мгла, а затем - непроглядная темень... И снова,  как
в прошлый раз, реакция рук  опередила  реакцию  мозга,  руки  инстинктивно
произвели какую-то работу - поверхность блистера окрасил нестерпимо  яркий
ртутно-фиолетовый свет, машину рвануло влево,  но  какая-то  более  мощная
силища бешено подхватила драккар, грубо перевернула и, жестоко  встряхнув,
швырнула в ревущее озеро расплавленного металла.
     Рев, звонкий грохот и невыносимый вой.
     С_в_е_р_х_в_и_з_г_!..
     Тишина.
     Тишина, спокойствие и полная  непрозрачность  блистера.  Темный  пояс
нижних экранов.
     Такое впечатление, будто  машина  плывет  в  темном  тоннеле,  слегка
покачиваясь. После _с_в_е_р_х_в_и_з_г_а_ это даже приятно...  На  вогнутой
поверхности   блистера   и   экранов   отражается   горсть    разноцветных
светосигналов, вспыхивают отблески мигающих марок  времени.  "В  загробном
царстве тоже есть время", - подумал Андрей, неожиданно осознав, что совсем
не дышит. Спазматическое сокращение мышц горла перекрыло дыхательные  пути
- легкие словно забыли о настоятельной необходимости перекачивать  воздух.
Однако стоило вникнуть в сей поразительный факт  -  мучительно  захотелось
дышать. А дышать было нечем!..
     Он подорвал аварийный патрон кислородной поддержки. Вокруг ни  лешего
не видать... Подозревая, что вулканоподобный выброс белопенной  массы  все
же  имел  отношение  к  жидкому  кислороду,  он   задействовал   щупальцем
манипулятора, подвигал им по выпуклости блистера, пытаясь расчистить  хотя
бы маленькое "окно". Он чувствовал, как машину  несет,  покачивая,  вертят
какой-то поток, и э то же время чувствовал стремительное ослабление и  без
того мизерной силы тяжести. Признак  падения  катера?  Нет,  не  просто...
Динамическая картина  перемещений  машины  была  бы,  наверное,  идентична
картине ее падения в струях водопада. Или верхом на сорвавшейся в пропасть
снежной лавине. Любая пропасть имеет дно... Он попытался открыть  гермолюк
- не хотел разбиваться с завязанными глазами. Крышка люка не поддалась.
     Покривив в усмешке задубелые под маской губы, он поблагодарил  судьбу
за тридцать три своих  года  замечательно  прожитой  жизни,  подумал,  что
идущие следом разведчики будут (непременно  должны  быть)  удачливее,  два
раза вдохнул полной грудью  колючий  кислород  и  рванул  оранжевый  рычаг
отстрела.
     По корпусу "Казаранга" пробежала  легкая  судорога  -  блистер  вдруг
сорвало и ослепительно белым парусом унесло кверху. Андрей ожидал  увидеть
все что угодно, только не это, и два-три мгновения  оторопело  разглядывал
знакомо кратерированный ландшафт.
     - Ур-ра-а-а!.. - не помня  себя  от  радости,  закричал  он,  вскинув
разведенные в стороны руки, обнимая залитое  солнцем  просторное  ледорадо
Япета, всю систему Сатурна и вообще сразу все Внеземелье.
     Но,  поздоровавшись  с  родным  пространством,  он  снова  взялся  за
рукоятки,  потому  что  внизу  действительно   была   пропасть   и   катер
действительно валился в  нее  на  гребне  лавины,  задрав  нос  и  глубоко
погрузив корму в кипящие сугробы снежной пыли.
     Посмеиваясь, как в счастливом сне, Андрей взмыл над склоном на полной
тяге.
     За время десанта гурм-феномен из колоссального пудинга  с  козырьками
отвислых карнизов перевоплотился в идеально ровную колоссальную полусферу.
Чудовищное  яйцо,  полупогруженное  в  темный  ледорит   посреди   равнины
Атланта... На маневре ухода от  белесого  купола-исполина  Андрей  не  мог
оторвать взгляд от вспухающего  на  его  вершине  необыкновенно  красивого
фарфорово-хрупкого образования, которое  формой  очень  напоминало  цветок
розы.  Обрамленная  десятками  полукружий   неярких   радуг   снежно-белая
красавица   отбрасывала   многокилометровую   черную   тень   в   северном
направлении, а западный склон был залит ярко-белыми языками  схода  лавин.
Общая масса поднятой вверх  ледяной  пыли  наводила  на  мысль,  что  свой
"кислородный вклад" в  создание  розоподобной  суперскульптуры  внес  весь
отряд великанов.
     Хлынувшая в  кабину  после  отстрела  блистера  снежная  пудра  густо
запорошила индикаторы и светосигналы - ничего  не  видать;  на  траекторию
сближения с  "люстрой"  сверкающего  над  Япетом  "Байкала"  Андрей  вышел
интуитивно. А на орбитальном маневре, когда планетоид вздыбился справа  по
борту стеной, Андрей заметил в промежутке между двумя кратерами у подножия
склона гурм-феномена лагерь  космодесантников.  Вглядевшись,  присвистнул.
Это  был  крупный  стационарный  лагерь.  "Ну  дела!  -  подумал   он.   -
Определенно, "Снежный барс" в полном составе сюда пожаловал. Ай да Фролов!
Вот это оперативность!.." Потом он увидел вокруг белесого чудовища с белым
"цветком" на макушке множество  блестящих  точек  и  черточек  и  зауважал
Фролова еще больше.
     На подходе к рендель-ангару  "Байкала",  возбужденный,  переполненный
радостным нетерпением, он чуть не разбился: выпустил из виду, что  твиндек
наполнен зачерпнутым из лавины снегом, и на тормозном  маневре  весь  этот
груз снежной  пудры  ухнул  на  голову.  Кое-как  очистив  лицевое  стекло
перчаткой, он с трудом успел приподнять машину  над  срезом  прямоугольной
щели вакуум-створа. Повторил заход и вдруг почувствовал снова: ему  дышать
стало нечем...
     Андрей плохо помнил, как вогнал машину в вакуум-створ, как  отстегнул
фиксаторы и прямо из кабины  прыгнул  в  розовый  квадрат  открытого  люка
переходного тамбура.  Прыгнул  удачно.  Взглянув  на  свисающую  с  левого
запястья оборванную цепочку от видеомонитора, он  мимолетно  подумал,  что
самым неудачным прыжком  за  время  десанта  был  прыжок  в  твиндек..  Не
дожидаясь,  когда   вспыхнет   перед   главами   транспарант   "Барическое
равновесие", Андрей нащупал замок и  открыл  стекло  гермошлема  -  легкие
обожгло горячим воздухом с едким запахом аммиака. Кашляя,  со  слезящимися
глазами, Андрей перешагнул комингс скафандрового  отсека  и,  подхваченный
транспортировочным   захватом,   оказался   в   гардеробной   скаф-ячейке.
Выскользнув   из   осточертевшей   ему   липкой,   пропитанной   аммиаком,
бронированной  скорлупы,  он,  пошатываясь   на   бегу   (не   успел   еще
адаптироваться к условиям корабельной гравитации), бросился в  душевую.  И
лишь под струями ароматной воды у него  появилось  время  проанализировать
схваченную  зрительной  памятью  картину:  лишенный  блистера,  выбеленный
снежной пудрой "Казаранг", как потрепанная  арктическими  штормами  лодка,
садится  на  чистую,  блестящую  как  зеркало  палубу  рендель-ангара   по
соседству с двумя  новенькими  драккарами.  Космодесантных  катеров  такой
модели ему еще не доводилось видеть.  Что-то  среднее  между  "Бураном"  и
"Казарангом", но со  своими  особенностями:  очень  яркая  люминесцирующая
окраска (изумрудная с огненно-оранжевым и  белая  с  серебром);  две  пары
коротких (возможно, втянутых в корпус  наполовину)  ступоходов;  три  лыжи
(одна  -  впереди,  две  -  на  корме);  аккуратные  прямоугольные  коробы
выступающих по бортам реверс-моторов... Неведомая ему модель (если глаз не
ошибся  в  спешке)  называлась  "Вьюга".  Это  название   он   слышал   от
проектировщиков  малотоннажных  машин,  однако  то   обстоятельство,   что
эскадрильи "Снежного барса"  уже  укомплектованы  "Вьюгами",  изрядно  его
озадачило. Впрочем, разве за всем  уследишь...  Он  представил  себе,  как
будут поражены пилоты новых драккаров, когда  увидят  обындевелые  останки
сильно помятого музейного экспоната.
     "Байкал" был на удивление малолюден. По дороге на  свой  ярус  Андрей
сквозь блики прозрачной многослойности ветрокоридоров заметил у  себя  над
головой только двух  пролетающих  мимо  людей  (десантников,  судя  по  их
голубым костюмам и манере плыть в невесомости, вытянув руки не в  стороны,
как это делают все, а вперед). Да против двери капитанской каюты  встретил
связиста Круглова. С удовольствием поздоровался, спросил:
     - Ну, как у вас тут дела?
     Круглов  не  ответил.  Стоял  и,  глубоко  засунув  руки  в  карманы,
безмолвно смотрел на него с  выражением  печального  (если  не  сказать  -
скорбного) смирения на припухшей физиономии. Должно быть, от  Ярослава  за
что-то здорово схлопотал.
     - Валаев у себя? - спросил Андрей уже менее дружелюбно.
     С  неохотой  высвободив  руки  из  карманов,  связист  сделал  вялый,
неопределенный жест. "Чего этот парень  на  меня  уставился?..  -  подумал
Андрей и вдруг вспомнил о своей трехдневной щетине. Брезгливо ощупал лицо.
Первого пилота никто и никогда не видел на борту  "Байкала"  небритым  или
неряшливо, не по форме одетым.
     - Извини,  я  небрит,  -  сказал  он  и  заторопился  вдоль  анфилады
солнечных "гротов". Не встретить бы еще кого-нибудь.
     Внезапно какой-то необычный звук заставил его обернуться и посмотреть
в спину Круглова. Связист смеялся. До ушей Андрея донеслось что-то похожее
на куриное квохтанье. И негромкий возглас:
     - Он, видите ли, небрит!
     Круглов исчез  за  поворотом.  Андрей  почувствовал,  как  деревенеют
скулы. Входя в свою каюту, подумал: "Хорошо тебя встречают твои  товарищи,
первый пилот. Приветливо".
     В центре холла стоял кто-то в белом костюме.
     - Тринадцать-девять, визит отменяется,  -  быстро  сказал  Андрей.  И
только после этого до него дошло, что в центре затемненной каюты он  видит
свое собственное стереоизображение.
     Он вгляделся и почувствовал себя словно в  кошмарном  сне.  Это  была
мемориальная каюта. Каюта-паноптикум... Повсюду на  глянцевых  вогнутостях
специально  затемненных  стен  были  видны  слабые   отражения   недвижной
центральной  фигуры.  Его  фигуры.  В  прозрачных  глубинах  стеклянистого
массива скорбно источали золотистый свет  в  виде  отвесных  лучей  четыре
декоративных   потолочных   колодца.   Вдобавок   холл   вдруг   наполнили
торжественно-печальные звуки органной музыки. На фоне звездно-черного окна
из каюты в открытый космос поплыли светлые строки, повествующие о  подвиге
первого   пилота   суперконтейнероносца   "Байкал"   Андрея    Васильевича
Тобольского. Год рождения, год гибели.
     - Однако!.. - пробормотал Андрей. Мелькнула мысль: "С ума  они  здесь
посходили, что ли?!" - Тринадцать-девять, -  позвал  он.  -  Свет.  Музыку
прекратить.
     Ничего не изменилось.
     - Информбюро, контакт! - позвал Андрей, закипая холодным бешенством.
     Музыка смолкла, автомат ответил женским голосом:
     - Информбюро базы "Япет-орбитальный".
     - Какова формула обращения  к  бытавтомату  в  каюте,  из  которой  я
говорю?
     - Двенадцать-одиннадцать.
     - Индекс двенадцать-одиннадцать сменить на индекс тринадцать-девять.
     - Принято к исполнению.
     - К немедленному исполнению, - подсказал Андрей. - Вы мне  больше  не
нужны, отбой. Тринадцать-девять, изображение в центре каюты убрать, музыку
не включать. На окно - летний морской пейзаж. В течение  часа  все  каналы
связи блокировать, на запрос любого абонента реагировать сигналом "занят".
     Изображение фигуры в белом исчезло. В каюте стало  светло:  по  всему
помещению  рассыпались,  замельтешили  отражаемые  волнами  наката  жаркие
солнечные блики, в "окно" хлынула  яркая  морская  синь.  Слишком  тихо...
Безупречно  вышколенный  бытавтомат  по  старой  памяти  дал  пейзаж   без
звукового сопровождения.
     - Шум прибоя, - добавил Андрей. - Чуть  тише!..  Вот  так.  На  борту
корабля будет порядок. - Входя в бытотсек, процедил сквозь зубы: -  Я  вам
покажу - "база"!..
     Сбросив комбинезон, он еще раз с  большим  удовольствием  поплескался
под душем и, пристально рассматривая себя в зеркалах, постоял  в  сушилке.
Потом неторопливо, старательно вернул своей  персоне  вид  первого  пилота
сверхскоростного суперкорабля. Впрочем, это  касалось  только  физиономии,
потому что надеть первому пилоту было нечего: в гардеробной  он  обнаружил
лишь, пакеты с комплектом форменной одежды космодесантника. Морда снежного
барса на рукаве... С той минуты, когда он встретил Круглова, ему никак  не
удавалось избавиться от впечатления, что Валаева нет на  борту  "Байкала",
хотя абсурдность этого впечатления  по  логике  дела  можно  было  считать
стопроцентной. От ощущения, что на борту не все в порядке, никакая  логика
избавить не могла.
     Отбросив пакеты, Андрей открыл было рот, чтобы заставить  автосистему
бытового сектора  делать  то,  что  ей  положено  здесь  делать,  я  вдруг
покачнулся: в глазах на мгновение потемнело и на мгновение же тело ощутило
очень странный, глубокий покой. Было так, словно  он  на  секунду  заснул,
вздрогнул, про