ла в голову  с  такой
силой,  что  он  качнулся. Волосы черным водопадом струились по
прямой  спине,  касались  ягодиц,   небольших,   но   вызывающе
оттопыренных.
     У  нее  были  длинные стройные ноги, высокая грудь, больше
Русу рассмотреть не удавалось, но он не  сомневался,  что  богу
воды  в  невесты  выбрали  самую  красивую.  Везде  в  племенах
отыскивали самых красивых девушек и топили в угоду  богам  рек,
озер и небесной влаги.
     Лех  смотрел  заинтересованно.  В  их  племени тоже топили
самую красивую, но только ранней весной, когда просили дождя на
все лето, убеждали уберечь поля от наводнений и засухи.
     -- Наверное, давно дождя не было, -- сказал он знающе.
     -- Похоже, и не будет, -- прошептал Рус.
     -- Почему?
     -- Я же сказал, чужим богам не поклоняюсь.
     -- Ты еще не одумался?
     -- Если даже своих богов не страшусь, а лишь  почитаю  как
прародителей, то что мне чужой урод?
     Лех  укоризненно  покачал головой. Он знал, что отважен, и
знал, что другие это знают. Но стоит ли заводить врага  в  лице
чужого бога? Да еще на его земле?
     -- Брось, -- сказал он сердито. -- Она ж черная!
     -- Да,  --  прошептал Рус яростно и восторженно. Его глаза
не отрывались  от  белого  тела  девушки,  наполовину  скрытого
черными волосами.
     -- Как ворона!
     -- Да...
     -- Как осмаленная головешка!
     -- Да... -- ответил Рус зачарованно. -- Зато тело белое.
     Лех  фыркнул с пренебрежением и жалостью к убогости брата.
Всяк знает, что у женщины волосы должны быть как  расплавленное
золото,  похожие на солнечные лучи... или в худшем случае -- на
колосья  спелой  пшеницы.  Кому  из  мужчин  таких  женщин   не
достается,  тот берет рыжих. Правда, их у скифов немного, почти
все женщины их крови золотоволосые  и  дивные  ликом,  а  самая
лучшая из них -- дочь Степного Орла, воеводы Пана...
     Он  вздохнул,  отогнал  сладостные воспоминания. Рус сопел
рядом, вытирал сопли, кряхтел, его большие руки суетливо щупали
то палицу, то швыряльные ножи.
     -- Не чешись, -- раздраженно сказал Лех. -- Отползаем.  Мы
увидели все, что велел Чех.
     Они  вернулись  к  коням,  но дальше Рус вскочил в седло и
повернул  своего  жеребца   в   сторону   реки.   Лех   смотрел
вопросительно. Рус сказал сдавленным голосом:
     -- Я не отдам ее в жертву.
     -- Дурень,  ты-то  при  чем?  -- сказал Лех насмешливо. --
Отдают люди, у которых на это право. Отдают свое. Своему богу!
     Доводы его были несокрушимы, как горы, и  ясны,  как  небо
над  головой.  Когда  Чеха  не  было рядом, Лех чувствовал, что
говорит и поступает как их старший  брат,  ибо  после  Чеха  он
старший,  обязан заботиться о Русе, самом младшем. Да и, положа
руку на сердце, не самом удачненьком.
     -- Другую выберут, -- буркнул Рус. -- Другую не жалко.
     Он ударил Ракшана пятками в бока. Обиженный конь взвился и
пошел с места в галоп. Из-под копыт вылетели комья  земли.  Лех
выругался, от Руса одни беды.
     Свадебная  группа  под  стук  барабанов  и рев трембит уже
подошла к воде. Мелкие волны набегали на берег,  сквозь  чистую
воду  был  виден оранжевый песок и мелкие камешки. Серебристыми
наконечниками стрел мелькали рыбешки.
     Волхвы   воздели   руки   к   небесам,   что-то   кричали,
перекрикивая   гнусавые   звуки  труб.  Двое  дюжих  помощников
обвязывали огромный валун. Девушку подвели ближе, она двигалась
как во сне, еще один камень принялись привязывать к ногам.
     Волхв вскинул  руки,  трубы  умолкли.  В  толпе  перестали
перешептываться,  жадно  вытянули  шеи.  В  задних  рядах парни
сажали девок на плечи. Слышно было, как негромко плещут  волны.
Волхв  повернулся  к невесте, его старческие глаза с одобрением
пробежали по ее обнаженному телу.
     Он поднял к небу обе руки, раскрыл рот...  и  оглянулся  с
недоумением.  Вдоль  берега  нарастал  грозный  грохот копыт. В
толпе начали оглядываться, кто-то завизжал дурным голосом.  Тут
же закричали другие.
     Прямо  на них несся всадник-исполин на огромном как гора и
черном как ночь коне. Он был страшен, как бог грома, а из синих
глаз люто смотрела сама смерть. Золотые волосы трепало ветром.
     Рус успел увидеть, как женщина вскинула голову. Их взгляды
встретились, в  глазах  женщины  вспыхнули  страх  и  безмерное
удивление.  В  следующее  мгновение могучая рука Руса смела ее,
как  тростинку.  Ракшан  даже  не   замедлил   галоп,   женщина
вскрикнула  от  удара  о твердую, как дерево, грудь незнакомца.
Рус придерживал, как ему казалось, бережно, но она  едва  могла
дышать,  вжатая  в  широкую  грудь, которую с закрытыми глазами
приняла бы за скалу, разогретую солнцем.
     Сзади раздались крики. Конская спина под  ними  колыхалась
ровно  и  мощно,  в  ушах свистел ветер, а брызги воды взлетали
выше  головы.  Их  бросало  встречным  ветром  в  лица.  Одежда
промокла, Рус выждал, когда берег потянется пологим и чистым от
кустов,  направил  коня  вверх. Женщина замерла, он слушал, как
часто-часто колотится ее  сердечко,  все  тело  было  мягким  и
нежным, как будто создано из молока и меда.
     Конский  топот  настигал,  Рус узнал стук копыт коня Леха.
Вскоре  тот  догнал,  с  любопытством   смотрел   на   женщину,
прильнувшую к груди Руса. В руке брата покачивался длинный меч,
забрызганный  кровью по самую рукоять. Красные брызги пламенели
и на сапоге, но, судя по ухмылке Леха, то была чужая кровь.
     Заметив их взоры,  он  небрежно  вытер  лезвие  о  конскую
гриву, с громким лязгом задвинул в ножны за плечами.
     -- Еще не жалеешь?
     -- Нет, -- выдохнул Рус.
     Его  переполняла  нежность, он не думал, что может вот так
задыхаться от счастья, что в руках женщина -- сколько их  было!
-- а  не  от  лихой  скачки на горячих конях, не на охоте, не в
бою.
     Лех оглянулся:
     -- Пока погони нет. Но кто знает...
     Ветер трепал ее волосы и мешал Русу видеть дорогу. Женщина
наконец слегка отстранилась,  взглянула  ему  в  лицо.  У  него
пересохло  в  горле.  Смуглое,  нацелованное солнцем, лицо было
прекрасным, но совсем не похожим на лица женщин его племени.  У
нее крупные глаза, темные как ночь, что немыслимо для человека,
длинные  ресницы,  настолько длинные, что он бы не поверил, нос
тонкий и длинный, с красиво вырезанными ноздрями,  скулы  гордо
приподняты, а губы сочные и полные, как спелые вишни.
     Даже  Лех,  что  еще  оглядывался на возможную погоню, все
чаще  посматривал  на   женщину   в   руках   младшего   брата.
Встретившись  взглядом  с  Русом,  одобрительно кивнул. Младший
брат, обычно все делающий невпопад,  на  этот  раз  ухватил  ту
женщину,  за  которую  стоит  убивать,  жечь и даже ссориться с
чужими богами.
     -- Давай вон за тот гай, -- распорядился  он.  --  Если  и
вышлют погоню, там потеряют.
     -- Не разминемся со своими?
     -- Отыщем, -- бросил Лех уверенно.
     Рус  послушно повернул коня. Надо уводить возможную погоню
как можно  дальше  от  племени.  Измученные  люди  не  выдержат
столкновения.
     Лех догнал, его распирало довольство. Не выдержал, бросил,
как бы мимоходом:
     -- А слабый здесь народец...
     -- Да ну? -- спросил Рус. Он видел, что хочет сказать Лех,
к тому  же при женщине редкий мужчина удержится от хвастовства.
-- Надо ли было?
     Лех оскорбился:
     -- Да они ж хотели тебе спину стрелами истыкать!.. А  один
уже камень в пращу заложил. Я едва успел меч выхватить.
     Рус  смолчал,  что меч Лех вытащил задолго до нападения на
свадьбу, а Лех закончил совсем хвастливо:
     -- Трое уже не встанут. Одного пополам  развалил,  другого
от  плеча  до  пояса,  а  третьему только голову снес. А зачем,
спрашивается, дурню голова? Еще четверых стоптал, всю жизнь  на
лекарей  будут  трудиться.  Эх, мельчает народ, как говорит наш
мудрый волхв Гойтосир!
     Он повел плечами. Красный конь несся ровным  галопом,  Лех
покачивался  в  седле  стройный, как молодой ясень. Волчовка на
груди распахнулась, обнажая широкие пластины груди, живот  тоже
был  в  ровных  валиках  мышц.  Встречный  ветер трепал золотые
волосы, синие глаза смотрели с дерзкой удалью.
     Женщина мелко-мелко  дрожала  в  руках  Руса.  Он  перевел
Ракшана  на шаг, снял свою волчовку и набросил ей на плечи. Она
прошептала что-то, в голосе он уловил благодарность.
     -- Ладно, ладно, -- сказал Рус с неловкостью. -- Я  просто
не  хочу, чтобы на мою женщину глазело все племя. Особенно один
там есть, совсем бесстыжий.
     Лех громко хмыкнул. Рус прорычал:
     -- Опять задираешься?
     -- Да нет, но она в самом деле хороша, -- откликнулся  Лех
с  усмешечкой.  --  Правда, я не успел рассмотреть как следует,
мой меч пел победную песнь  славы,  а  сердце  возвеселялось  в
звуках  брани,  но  вижу, что у нее грудь как у молодой козы, а
бедра спелые, как тыквы. Правда, под  мышками  волосы,  да  еще
черные...
     -- Ты   слишком   много   рассмотрел,  --  буркнул  Рус  с
неприязнью. -- Слишком! А ты, женщина,  запахнись  получше.  От
взглядов  этого... по всему телу остаются жирные пятна размером
с миску. А то и медный таз. Да и ветер здесь, а ты нежная,  как
паутинка.
     Их  кони  неслись  бок  о  бок  вдоль реки к лесу, селение
осталось далеко позади. Река медленно поворачивала влево, берег
становился круче, обрывистее. Лех внезапно расхохотался:
     -- А ты все-таки отнял невесту у бога!  Не  знаю,  чего  в
тебе больше: отваги или дурости. Теперь за нами погоня.
     -- Кто? Бог?
     -- Пока его слуги.
     Рус  оглянулся.  Из  далекого  селения на дорогу вымахнули
люди на конях. Отсюда выглядели совсем крохотными, но в  темных
фигурках чувствовалась угроза. Не меньше десятка, а из-за домов
выплескиваются все новые и новые конники.
     -- Быстрее,  --  велел он коню. -- Что тебе эти вислозадые
лошадки? Мы уйдем от любой погони.
     Лех мчался рядом, искоса поглядывал  на  женщину.  Спросил
хрипло и весело:
     -- Не  побоишься?  Бог,  когда  догонит, ка-ак шарахнет по
затылку! Мокрое пятно останется.
     -- Если догонит, -- буркнул Рус.
     -- Бог?
     -- И у богов растут кривые ноги.
     Он бережно, но крепко прижимал к себе спасенную. Ее черные
волосы растрепало ветром, тонкие шелковые  пряди  струились  по
его лицу, словно чистые струи ручья по гранитному ложу. Тело ее
вздрагивало,  то  ли  от  пережитого  страха, то ли от упругого
встречного ветра.
     -- Бог да не догонит? -- снова удивился Лех.
     -- Волхвы говорят, -- крикнул Рус с  веселой  злостью,  --
что боги ничего не делают сами! Все руками людей. А от здешнего
людья  мы  да  не  отмахнемся?  Они  что овцы для моей палицы и
твоего меча!

     Глава 3

     Раскаленная  земля  бросалась  с  грохотом  под  копыта  и
исчезала.  Деревья  прыгали  навстречу, словно хотели расшибить
вместе с конем, но в последний миг сами трусили и расступались,
а он вламывался в простор,  несся,  как  огромная  стрела,  как
выпущенный  могучей  рукой  бога камень из пращи, ногами сжимал
бока горячего сильного зверя, а руками -- озябшее гибкое тело с
распущенными волосами.
     То слева, то  справа  возникал  всадник  на  красном,  как
пылающее  небо,  коне, золотые волосы трепало ветром, он что-то
хрипло и задорно кричал, молодой и красивый, сильный, как  юный
бог, могучий, как тур.
     Рус чувствовал, как изнутри рвется ликующий крик восторга,
едва не  заревел  диким  зверем,  заставил  себя  крепче  сжать
женщину, а коню дал  волю,  тот  сам  рвется  всласть  отдаться
скачке.  Он  слышал,  что иные мужчины в азарте скачки, да если
еще на горячем лихом  коне,  приходили  в  такой  восторг,  что
визжали,  вскакивали  с  ногами  на  седло, подпрыгивали, будто
пробовали взлететь... и, теряя рассудок от восторга,  иной  раз
калечились, а то и разбивались насмерть.
     Он  чувствовал, что близок к такому помешательству. Сердце
колотится, как козел о ясли. Уже  ребра  заныли  от  ударов,  а
перед глазами застлало кровавым туманом от прилива дурной крови
в  голову.  Он крепче прижал женщину к груди, она вскрикнула, а
он едва не задохнулся от нежности. Вот оно, его сумасшествие...
     Лех исчез, отстал, и Рус с великим  трудом  заставил  себя
подобрать  повод.  Ракшан  яростно  противился, хотел скакать и
скакать, он тоже мог  вообразить  себя  птицей;  Рус  застонал,
рассудочность  противна  мужчине-воину, но пересилил, и могучий
друг с четырьмя копытами понял, захрапел, начал замедлять бег.
     Женщина впервые решилась оторвать голову от его груди.  На
него  взглянули  крупные глаза, странно темные, почти черные, с
огромными расширенными зрачками. Брови тоже  черные,  сросшиеся
на  переносице,  а  нос  удивительно тонок, с настолько красиво
вырезанными ноздрями, что у  него  защемило  сердце,  почему-то
захотелось  смеяться  от счастья и плакать одновременно. Волосы
от встречного ветра трепало уже за спиной Руса,  он  чувствовал
обнаженными  плечами  их прикосновение, похожее на легкие струи
теплой воды.
     Она что-то сказала,  слова  незнакомы,  а  голос  волнующе
звонок и чист, как вода лесного родника.
     -- Ты  моя,  --  сказал  он  мощно.  -- И никаким богам не
отдам!
     Она снова что-то сказала, но Рус покачал  головой.  Сердце
переполнено  жгучей  нежностью.  Он,  самый  сильный  и умелый,
держит в руках  самую  красивую  женщину  мира,  а  белый  свет
несется  вскачь  навстречу  и  торопливо распахивает богатства:
бери...
     В спину стукнуло,  затем  больно  клюнуло  в  затылок.  Он
ощутил  боль,  словно ястреб ударил острым клювом. Недоумевающе
раскрыл глаза шире. Ветром заворачивает веки, женщина испуганно
вскрикивала и указывала голой рукой ему за спину.
     Рус оглянулся, голова  дернулась  в  сторону,  по  волосам
шелестнуло, и лишь тогда сообразил, что мимо вжикнула оперенная
стрела!  Сзади  был  грохот  конских  копыт,  облако  пыли,  из
которого  выныривали  оскаленные  конские  морды,  пригнувшиеся
всадники.
     За  ними  гнались  десятка  два,  но  в движущемся пыльном
облаке часто блистал металл, оттуда слышался лязг, крики, и Рус
видел, как в обе  стороны  вылетали,  будто  выброшенные  рукой
бога, окровавленные всадники, а то и вместе с конями.
     Затем  вынырнул  красный  конь,  почти серый от пыли. Лех,
весь в грязи, как болотник, взмахом велел Русу скакать  дальше,
а сам размахивал мечом во все стороны, и за считанные мгновения
еще  двое неуклюжих всадников отпрянули, зажимая раны, а третий
сразу широко взмахнул руками, будто  хотел  обнять  весь  белый
свет, и откинулся на конский круп.
     -- Лех! -- крикнул Рус в тревоге.
     Двое  обошли  Леха  по  обочине,  один на ходу выстрелил в
сторону Руса из короткого лука. Стрела угодила в плечо,  но  не
пробила  тугие, как корень дуба, мышцы, а лишь слегка царапнула
кожу. Эти земледельцы, судя по всему, совсем недавно  слезли  с
коней  и  еще  не  потеряли  свое степняцкое умение стрелять на
скаку!
     Он крепче сжал в  объятиях  нежное  тело.  Женщина  что-то
сказала  на  своем  птичьем  языке.  Он  не расслышал, еще одна
стрела просвистела над ухом, зацепила и вырвала прядь волос.
     Сзади яростно гремел веселый крик Леха. Средний  брат  мог
улыбаться, как Рус помнил с детства, даже когда тонул в болоте,
когда  сорвался  со  скалы  и  летел  в далекий горный поток, и
сейчас  кричит  весело,  не  подает  виду,  что  задыхается  от
усталости и, может быть, уже вот-вот сомлеет от многих ран...
     Рус натянул поводья:
     -- Стой, Ракшан!.. Лех, я иду!
     Женщина скатилась на разбитую копытами землю, а Рус уже со
своей  страшной  палицей  в  руке  развернул  Ракшана. Позади в
пыльном  облаке  дико  кричали  кони,  звенел  металл,  звучали
изломанные  чужие  голоса.  Леха  не  слышал,  но дети Скифа не
уходят в вирий, не захватив с собой многих и многих врагов  для
услужения.
     С  боков  обойдя  пыльное  облако,  с  двух сторон на него
неслись чужие всадники.  С  короткими  копьями,  с  топорами  и
палицами,  одетые  плохо,  зброя  еще  хуже, но им нет числа, и
потому Рус тоже  закричал  весело  и  люто,  понимая,  что  это
последний бой:
     -- Скиф!.. Мы -- твои дети!
     Он  сшибся  с  передними,  бил  палицей  быстро  и  мощно,
стараясь поразить как можно  больше  врагов,  вокруг  падали  с
криками,  он  сам  ощущал удары, толчки, в него метали дротики,
били  со  всех  сторон,  кровь  потекла  по  лбу  в  глаза,  он
чувствовал  ее  и  во  рту, бился из последних сил, уже молча и
страшно, нападающие еще кричали, но уже не так люто,  в  криках
злобы  чувствовалась  и  растерянность,  слишком  много  жизней
отняли эти двое, но и упускать нельзя, мужчина всегда опозорен,
если дает врагу уйти неотомщенно...
     Рус услышал и зловещий свист, понял сквозь боль в  черепе,
что  их стараются достать стрелами, дабы не бросать в огонь боя
новые и новые жизни, с ревом вскинул палицу:
     -- Скиф!
     Голос его был хриплый,  как  у  Чеха,  он  сам  успел  это
заметить,  пальцы  скользили  по  липкой  от  крови рукояти, он
бросился на врага сам, мужчина  не  ждет  гибели,  как  вол  на
бойне,  он  умеет  прыгнуть  навстречу  и  схватиться  с  самой
Смертью... как вдруг двое прямо перед  ним  упали  с  седел,  а
потом  начали падать и другие. Из пыльного облака вырвался конь
с залитой кровью попоной, седло свесилось под брюхо, а  всадник
волочился  следом,  запутавшись  в  стремени,  загребал  обеими
ладонями разбитую копытами землю.
     В пыли как призраки страшно  проступили  словно  в  желтом
тумане  фигуры  всадников.  Сердце  Руса  екнуло. Затем из пыли
вынырнул Лех, он все еще был на коне, забрызган  кровью,  глаза
дикие.
     -- Рус!.. Рус!
     -- Здесь я, -- откликнулся Рус.
     -- Цел?
     -- Как младенец в люльке.
     -- Но ты в крови!
     -- А ты?
     Лех  засмеялся с облегчением, крепко обнял, наклонившись с
седла. Руки его дрожали, на плече была глубокая царапина. В его
спине торчали три стрелы, но явно не сумели  пробить  волчовку.
Только  сейчас  Рус  ощутил, что спина ноет, исклеванная чужими
стрелами. Все-таки у земледельцев нет той мощи в  руках,  чтобы
верно и мощно послать стрелу.
     -- Расплескали чужое вино! -- сказал Лех со смехом, но тут
же его лицо помрачнело.
     -- Что случилось? -- встревожился Рус.
     -- Тебя хоть ранили...
     -- Разве это раны? -- отмахнулся Рус.
     -- Все-таки кровь. А у меня и того нет...
     Из пыльного облака вынырнул на огромном белом жеребце Чех,
массивный,  как  скала,  но  злой, как снежный демон. Лицо было
страшное, и Рус тоже подумал  тоскливо,  что  Лех  прав,  лучше
получить удар топором по голове, тогда бы старший брат пожалел,
позвал лекарей.
     -- Брат!  --  закричал он торопливо. -- Ты опять спас нас!
Как ты догадался, где мы будем?
     На лице Чеха было сильнейшее отвращение, и  Рус  запоздало
понял,  что  опять  ляпнул  глупость.  Чех  презирает догадки и
предположения,  называет  их  забавами   волхвов,   он   всегда
рассчитывал  и пересчитывал, действовал наверняка, безошибочно,
а с волхвами советуется из почтения к  старшим  и  расчетливого
вежества.
     -- Зря  я это сделал! -- рявкнул Чех так страшно, что конь
под ним  прянул  ушами  и  чуть  присел.  От  громового  голоса
взлетели  разочарованные  вороны  с  ближайших кустов: во время
схватки приближались, присматривались, кого из  братьев  начнут
клевать  первым.  --  Прибили  бы  вас,  меньше  бы бед на наши
головы! Вы как две чумы на все племя!..
     Мимо проехала Моряна, окатив Руса ледяным взором.  В  руке
богатырь-девицы  был  исполинский  топор,  по  рукоять  залитый
кровью, с прилипшими к лезвию волосами. Поляница тяжело дышала,
ее могучая грудь вздымалась как волны  в  бурю.  Плечи  и  руки
покраснели,  словно  она  вывозилась в малине. Рус на богатырку
косился опасливо и почтительно. Никто не знал ее  полной  силы,
но  у  нее  был такой огромный топор, что не всякий поднял бы и
дву