олотить хлеб и ждать, пока забродит каша. Так и
получалось, что все ели сладкие леп„шки, а Ван -- чавгу. Недаром
говорится: нельзя повидать далайн, не замочив ног. Ноги Вана не
просыхали.

Счастливая жизнь, когда у каждого было вс„, длилась три дюжины
лет, и люди считали, что она будет такой всегда. И никто не думал,
что Ван стал стар, и ему трудно ходить. Но больше старости и
болезней терзала Вана обида, что он, сделавший мир счастливым, остался
несчастен.

Однажды Ван вышел на сухое и сел на поребрике. Люди собрались вокруг и
стали смотреть на грязного старика.

-- Это изгой, -- сказал один.

-- Как он отвратителен! -- удивилась молодая девушка. -- И от него
воняет.

-- Когда-то их было много, -- объяснили ей. -- Такие люди шатались
повсюду и бродяжничали, потому что не желали работать.

-- Смотри, -- сказал отец сыну, -- станешь лоботрясничать --
вырастешь таким же.

-- Дайте мне хлеба, -- сказал Ван. -- Я голоден и болен, силы оставили
меня.

-- Старик, -- сказал крестьянин, -- каждый должен есть свой хлеб. Где
тво„ поле?

-- Немощных должны кормить их дети, -- добавила женщина. -- Где твоя
семья?

-- У меня их нет, -- прошептал Ван, -- и не было никогда.

-- Ты не хотел работать, -- сказали люди, -- ты бездельничал всю жизнь
и не позаботился даже о собственной старости, а теперь хочешь влезть
на шею тем, кто трудился? Не выйдет. Уходи, бродяга.

-- Я трудился всю жизнь, -- возразил илбэч. -- Я скоро умру, но я
хотел бы умереть по-человечески.

-- Он работал? -- закричал один из толпы. -- Лжец! Где мозоли от
серпа на твоих ладонях? Где след резца на руке? Где шрамы, что
украшают охотника и цэрэга? Где, хотя бы, ожоги от харваха? Ты всю
жизнь валялся в нойте и жрал дармовую чавгу -- это сразу видно. Так
иди, валяйся там и дальше.

-- Мне уже вс„ равно, -- произн„с Ван, -- поэтому я скажу вам
правду. Я не собирал хлеб и не резал кость. Моя работа иная. Я илбэч
Ван. Я строил для вас землю. А теперь перед смертью я прошу немного
хлеба и доброты.

И тогда все захохотали.

-- Он илбэч! -- заливался один, хлопая себя по лбу. -- Вот уморил!
Ха-ха-ха!

-- Илбэч Ван -- герой, он подобен богу, а ты -- грязный старикашка!
Хо-хо-хо!

-- Построй себе землю, илбэч, и живи там, а нас не смеши. Хе-хе!

-- Хи-хи-хи-хи!..

Ван поднялся. Сил его хватило, чтобы перешагнуть поребрик. Там он
упал в нойт и умер.

-- Смотрите!.. -- закричали люди. -- Он так захотел славы, что умер,
притворившись илбэчем!

-- Он вс„-таки заставил нас работать на себя. Прид„тся волочить его в
шавар.

-- Станешь лоботрясничать, -- сказал отец сыну, -- помр„шь так
же.

-- Но каков наглец! -- захл„бывался самый горластый. -- Хотел уверить
нас, что он илбэч! Завтра или послезавтра появится новый оройхон, и мы
вдоволь посме„мся над хвастуном!

-- Ха-ха-ха!

-- Хо-хо-хо!

-- Хи-хи-хи!

Они стащили тело старика в шавар, смеясь над его гибелью. И на
следующий день они смеялись, и через день, и ещ„ долго.
ГЛАВА 9.




Узкий промежуток между двумя странами Шооран преодолел без особых
затруднений. Даже для виду на другом берегу не было поставлено
никакой охраны. Оно и понятно, поток переселенцев двигался лишь в
одну сторону, а ставить заграждения значило подвергать соседей
соблазну напасть и захватить орудия и харвах.

Шооран быстро миновал угловые оройхоны и, пока не совсем стемнело,
двинулся дальше. Бывшая дорога смерти, где он в бреду говорил с
уулгуем, превратилась в сухую полосу и уже год, как была обжита.
Застав не оказалось и здесь, поскольку угловое царство благополучно
скончалось. Почти все жители угловых оройхонов тогда бежали в страну
изгоев, не без оснований опасаясь резни. Сдавшиеся цэрэги были
прощены и отправлены на восточную границу, ставшую с некоторых пор
местом ссылки неугодных. Кажется, один Боройгал не тронулся с места.
Уж он-то был в безопасности -- палачи, как и сушильщики, требуются
всегда.

Беглецы рассказывали, что именно Боройгал исполнил приговор вана и
скормил самозваного одонта зоггам. Дюженника Тройгала привезли туда,
где он творил бунт. Здесь его ждала плаха -- панцирь рыбы,
установленный возле поребрика, чтобы все могли видеть конец вора.
Преступник был раздет -- на голом теле ясно виднелись следы пыток --
ван хотел знать, куда делись сокровища. Тройгала привязали к широкому
панцирю, и палач опрокинул ему на живот коробочку, в которой
копошились дюжины три выловленных накануне зоггов. Выждав некоторое
время, чтобы как следует истомить жертву, Боройгал взмахнул пушистой
мет„лкой хохиура. Целый час крик преступника был слышен даже
караульным в стране изгоев. Так судьба наказывает тех, кто забывает,
что мир меняется быстрей, чем люди.

На ночь Шооран остановился на сво„м родном оройхоне. К сухой полосе
приближаться не стал: как и дюжину лет назад это было небезопасно.
Зато на мокром можно было ночевать не боясь никого. Вряд ли
‚роол-Гуй станет залезать в узкий как кишка залив, который
оставил ему Шооран. Богу далайна нужен простор.

Шооран расстелил выдубленную кожу и соорудил постель. Лежал на
спине, глядя на клубящиеся в т„мной вышине волны небесного тумана,
почти невидимые, а скорей угадываемые благодаря многолетней привычке.
Наконец он был один и никому ничего не должен, и можно было просто
лежать, не думая о завтрашнем дне. Память милосердно унесла его в
давнее прошлое, когда пределом мечтаний было стать цэрэгом и пройтись
в панцире, башмаках и с копьем в руке под завистливыми взглядами
мальчишек. Он жил тогда здесь, по этим местам гнался за туккой. С тех
пор он вырос: был и цэрэгом, и изгоем, и земледельцем. Но главное --
он стал илбэчем и сумел изменить мир. Конечно, Ван, если верить
легендам, поставил больше оройхонов, но Шооран сумел замкнуть далайн в
кольцо и тем решил судьбу богов. Он создал новую страну, а древнейшее
государство мира -- уничтожил, присоединив к добрым братьям. Пусть
воины и баргэды думают, что это дело их рук -- без илбэча их стараний
никто бы и не заметил. Действительно, мир за последние годы
перевернулся, но родной оройхон остался неизменным. Те же тэсэги, тот
же хохиур, тот же далайн, хоть и съ„жившийся так, что в полдень
уда„тся разглядеть другой берег. Поэтому нельзя сказать, будто мир
стал совсем другим, ведь в детстве он был заключ„н в этом оройхоне, а
оройхон остался прежним.

Запутавшись в необязательных мыслях, Шооран задремал. Разбудило его
л„гкое прикосновение. В первое мгновение душу сковало ужасом: разом
вспомнилось, что сейчас мягмар, и прикосновение может означать, что к
нему подползает выгнанный наружу парх или гвааранз. И лишь затем
Шооран понял, что его касаются человеческие пальцы.

--Кто?.. -- хрипло со сна выдохнул Шооран.

-- Я-а... -- донеслось из темноты, и снова шершавая ладошка коснулась
лба.

Неживой, с сипящим придыханием голос было невозможно спутать ни с чем.

-- Ай? -- Шооран сел на постели. -- Откуда ты здесь?

-- Я тибя иска-ла... За-чем ты отдал миня-а? Я не хачу с той
женщиной. Я хачу с табой.

-- Ну что ты... -- забормотал Шооран, отчаянно пытаясь сообразить, как
избавиться от неожиданной попутчицы. -- Никому я тебя не отдавал. У
меня дела, я же говорил... Ты пока там поживи. Яавдай добрая, только
ей помочь надо, у не„ рука больная.

-- Ана злая-а... -- казалось, Ай с присвистом тянет заунывную песню.
-- Я знаю, ты савсем уш„л. И я с табой. Ты миня не праганяй, а то я
умру, -- Ай издала странный звук, похожий на отрывистый смешок, и
лишь через секунду Шооран запоздало понял, что она всхлипнула. --
Скоро у женщин день раждения, -- продолжала выпевать Ай, -- я савсем
взрослая, а не вырасла-а. И ты миня не люби-ишь. Ты ту люби-ишь, злую,
я зна-ю... А я хачу быть тваей радостью и усла-дой...

В ночной тишине, когда лишь пятна гнили блазнят взгляд, под рокот
бушующего новогоднего далайна, эти слова не казались смешными, в них
чудилась нечеловеческая сила, словно не сумасшедшая уродинка, а сама
душа выморочных земель заявляла права на непослушного илбэча.

Шоорану стало страшно. Невидимые пальцы расстегнули ему жанч и
бессильно заскребли по хитину кольчуги. Ай снова всхлипнула,
на этот раз громко и отч„тливо.

-- Я не брошу тебя, -- сказал Шооран единственное, что мог сказать. --
Завтра мы пойд„м вместе.

-- Скажи, что ты будишь маей опорой и защитой...

-- Я буду твоей опорой и защитой.

-- Харашо, -- произнесла Ай и успокоенно ткнулась мордочкой в хитин.

Несколько дней они бродили по знакомому до оскомины побережью. После
ухода изгоев здесь стало гораздо спокойнее. Едва закончился мягмар,
народ схлынул с мокрых оройхонов, побережье опустело, и, если бы не
Ай, можно было бы работать, не опасаясь, что его заметит случайный
бродяга. Но Ай ходила за ним, словно привязанная вер„вочкой. Они
миновали ровные пространства западного берега, где можно было бы
поставить оройхон и уйти прежде, чем хоть кто-нибудь обнаружит его,
пересекли перешеек возле земель Моэртала, где в тесном заливе можно
не страшиться ‚роол-Гуя, выбрались на восточный берег. У этого места
тоже были свои преимущества: прежде Шооран почти не бывал здесь, и
значит тут не ожидают илбэча. Но все эти места приходилось миновать
впустую из-за того, что позади шл„пала по грязи крошечная Ай, не
сводившая с Шоорана преданного взгляда.

Когда впереди замаячили дымы огненного болота, отделяющего землю вана
от древних земель, Шооран решился. Он демонстративно разложил на
тэсэге вс„ свое барахло и сказал Ай:

-- Я ухожу по делам и вернусь завтра вечером. Жди меня здесь.

Ай безмятежно смотрела пустыми глазами, было неясно, понимает ли она
сказанное и согласна ли ждать. Но когда Шооран, пригибаясь и
высматривая караулы, двинулся к границе, Ай осталась возле вещей
ковырять тростинкой дюжину раз перекопанную грязь.

Границу он привычно переш„л в сумерках, зная, что в это время никто
особо караулить не будет. Зато темнота застала его на полпути к
Торговому оройхону. Хотя сейчас тьма не мешала, а скорее оказалась
помощником. ‚роол-Гую было вс„ равно, когда приходить: дн„м или ночью,
а илбэчу безразлично, когда строить. Новый оройхон гладкой дорогой
л„г под ноги. В темноте Шооран перешел Торговый остров и ударил
второй раз. Этот оройхон должен был поднять тревогу на том берегу,
но, по-видимому, братья, так любящие нападать на соседей, сами
нападения не ждали и сняли охрану.

От перенапряжения и ядовитых испарений горящего болота нестерпимо
болела голова. Казалось в мозгу пульсирует огромный, готовый
прорваться нарыв. Хотелось лечь, обхватить голову руками, зажать уши
и ни о ч„м не думать. Но этого было нельзя, надо, пока не рассвело,
бежать отсюда, а это можно сделать лишь выстроив ещ„ один -- третий
за ночь оройхон.

Держась подальше от задымленных мест, Шооран вернулся к границе, чтобы
стереть последний в этих краях участок огненного болота. О ‚роол-Гуе
он старался не думать, поскольку понимал, что бежать от него вс„
равно не сможет.

Оройхон дался с невероятным трудом, и на этот раз его работу заметили.
Вдалеке завыла труба, заметались факелы.

"Трубите, трубите... -- думал Шооран, пробираясь среди тэсэгов. --
Завтра вы увидите, что это не просто оройхон. Теперь вас соединяет с
врагом сухая полоса, и вам прид„тся или погибнуть, или научиться жить
в мире. Трубите громче: я сво„ дело сделал."

Посты Шооран миновал уже под ж„лтыми облаками. Сейчас можно было не
опасаться засады -- цэрэгам было не до того. Через полчаса Шооран
вернулся к тому месту, где оставил Ай. Он поспел вовремя: какая-то
женщина, отмахиваясь от наскакивающей Ай, собирала его вещи.
Инструмент, спальная кожа, даже суваг, который никому, кроме сказителя
не нужен, были упакованы, грабительнице оставалось лишь завязать узел,
и Шооран разом лишился бы своего имущества. Собственно говоря, вещи
были бы давно унесены, если бы не Ай. На щеке у не„ алела царапина,
под глазом взбухал синяк, но вс„ же карлица продолжала нападать на
воровку. Выйдя из зарослей хохиура, Шооран успел увидеть, как Ай
подпрыгнула и, вцепившись зубами, словно кусачий ыльк, повисла на руке
соперницы. Женщина сдавлено заверещала, пытаясь освободиться.
Свободной рукой она била Ай по голове, но калека, кажется, не замечала
ударов и лишь крепче сжимала зубы.

-- А ну! -- крикнул Шооран издали.

Женщина испуганно замерла, а Ай, мгновенно отлепившись от жертвы,
сердито произнесла скрипучим голоском:

-- Вот. Муж.

Шооран подош„л, погладил Ай по слипшимся волос„нкам.

-- Молодец, -- сказал он. -- Умница.

-- Ты гляди... -- произнесла женщина. -- Действительно муж. Слушай,
парень, зачем тебе эта штучка? Иди, лучше, ко мне. Я тебя сберегу не
хуже, чем она. Я, как-никак, настоящая женщина, а эта тебе на что? С
ней и спать-то нельзя.

Шооран перев„л взгляд с опухшей от побоев мордочки Ай на женщину. Та
стояла, вызывающе глядя на него. Жанч, накинутый на голое тело,
распахнулся, позволяя видеть пустые мешки тощих грудей.

Да, она, конечно, женщина и будет честно выполнять обещание. Не
любить, конечно, что за любовь в шаваре? -- но быть женой и хозяйкой.
Вот только любопытство сво„ она никуда не денет, и оно будет вечной
угрозой жизни. Так что замызганное тело, с готовностью предлагаемое
ему -- на самом деле ловушка, расставленная судьбой. Хвала Тэнгэру,
что у измученного илбэча женское тело не вызывает совершенно никаких
чувств.

-- Уходи, -- сказал Шооран, поднимая руку со сжатым кулаком.

Женщина метнулась к тэсэгам.

-- Дурак! -- крикнула она, поняв, что Шооран не станет гнаться за
ней. -- Ещ„ пожалеешь!

Шооран и не собирался наказывать воровку. Сейчас он мечтал только о
тишине и покое. Но прежде надо было хоть как-то подлечить Ай. Шооран
достал флягу, собираясь промыть Ай ссадины, однако уродинка молча
вывернулась из рук и отбежала в сторону. Настаивать не было сил, тем
более, что никакого лекарства Шооран не имел. Покорно убрав флягу
Шооран раскатал кожу для постели и не л„г, а упал на не„.

-- Я хочу спать, -- сказал он, не зная даже, слышит ли его Ай. --
Если что-то случится -- разбуди.

Проснулся он на следующий день утром. Ай по-прежнему оставалась
неподал„ку, голова на неестественно тонкой шее медленно
поворачивалась, высматривая опасность. Можно было бы подумать, что Ай
так никуда и не отходила, но возле локтя Шооран увидел три больших
чавги, значит Ай не просто торчала на одном месте, но и промышляла
где-то.

Они собрались и двинулись в обратный путь. Уходя, Шооран
прислушивался, стараясь различить шум боя на бывшей границе, но там
было тихо.




* * *




Казалось бы, последние события должны были взорвать плавное течение
жизни, но именно этого и не случилось. Разрушение границы
взбудоражило армию и одонтов, но поскольку соседи почему-то не
нападали, прочие жители остались безразличны к случившемуся. Да и то
сказать: все, кого обуревало беспокойство, кто мог и хотел уйти с
насиженных мест, ушли ещ„ год назад, и теперь страна была образцом, о
каком мечталось одонтам прошлых лет. Возможно поэтому власти не стали
искать илбэча. Одонтам внутренних земель это было ни к чему, а прочих
Моэртал сумел убедить, что свободный илбэч принес„т больше пользы,
чем пойманный.

И Шооран оправдал высокие надежды. Каждую неделю то здесь, то там
возникал оройхон. Большинство из них приносили сухие участки, так что
успокоившаяся страна вновь пришла в движение, только на этот раз
верноподданническое. Добрые граждане один за другим получали большие
поля из рук законной власти, и царские баргэды путались в тройных и
четвертных дюжинах, подсчитывая грядущие доходы.

Так прош„л месяц, и второй, и все были довольны.

Вс„ это время Шооран в„л жизнь сказителя. Ходил по мокрым оройхонам,
стараясь только не забредать вглубь болота, чтобы избавить себя от
ненужной беготни в случае визита Многорукого. Вечерами собирал вокруг
себя людей и повествовал о мире, людях и богах. Иногда, когда боялся,
что не хватит голоса, говорил под музыку, но чаще, в подражание
Чаарлаху, старался обойтись без сувага. Пел о том, что слышал в чужих
землях, порой придумывал сво„. Но в конце всякий раз звучала история о
смерти Чаарлаха, певца, выдававшего себя за илбэча, чтобы илбэч мог
спокойно жить.

Известность Шоорана росла, его и крошку Ай узнавали издали, и теперь
они могли бы спокойно идти через сухие земли, не боясь
предусмотрительной ненависти мужиков. Но зато и строить становилось
вс„ тяжелее. Сказитель всегда на виду. Чтобы отвести от себя
подозрения, Шооран дожидался, пока утомл„нные люди разойдутся, потом,
вслепую совершал ночной бросок, куда-нибудь в сторону, в предутренние
часы ставил оройхон и возвращался к Ай, покорно караулившей уложенный
в колыбель суваг. После этого приходилось день или два отсыпаться, а
затем можно было начинать вс„ с начала.

Единственное место, где Шооран старался не останавливаться надолго,
был мыс около владений Моэртала. Здесь помнили, что он беглый цэрэг и
объявлен вне закона. Зато именно сюда чаще всего прибегал Шооран
ночами, увеличивая новую провинцию, которой управлял Ыуртак --
взрослый сын зажившегося на свете одонта Ууртака. Полуостров рассекал
далайн на две приблизительно равные части, пролив, соединявший их, с
каждой неделей становился вс„ уже, так что скоро можно было надеяться
увидеть вдали берег -- проклятую страну добрых братьев.

Безумный илбэч за два года не прин„с стране вана ни единого сухого
оройхона, Шооран создал их больше полутора дюжин. И это не считая
собственной страны и работы в плену у общинников. Лишних земель
по-прежнему не было, но вс„ же всякий здоровый мужчина мог найти
себе место. Изгоями оставались калеки и женщины. Им не давали земли
здесь и не пускали в новую страну, позволяя умирать на мокром.
Впрочем, облав на них тоже не устраивали -- калеки не опасны, а
выловить их, прочесав изрезанное и бесконечно растянутое побережье --
непросто. Среди этого однообразно-п„строго люда Шооран становился вс„
более заметен, так что начинал подумывать, а не бежать ли ему обратно
в свою страну или, напротив, поближе к кресту Тэнгэра. Но пока
продолжал изображать сказителя, а ночами работать, надеясь, что Ай
ничего не пойм„т.

-- Я ухожу по делам, -- ему больше не приходилось добавлять, что он
скоро верн„тся, это подразумевалось само собой.

Ай кивнула, соглашаясь, и он исчез в сгущающейся багровой тьме. В
разобранной колыбели остался лежать суваг. Шооран знал, что пока он не
верн„тся, Ай не ляжет в постель и будет спать, соорудив гнездо из
каких-то обрывков.

Шооран спешил на север. Сейчас, когда стало известно, что ‚роол-Гуй
плавает по другую сторону мыса, надо успеть нанести удар с этой
стороны, сузив пролив до крайнего предела. Шооран бежал, привычно
нащупывая почти невидимую дорогу. Перешагивал камни, старался
обходить слишком глубокие лужи -- бер„г башмаки, изрядно стоптанные за
последнее время. И чуть не упал, наступив на что-то мягкое.

В темноте вскрикнули. Шооран наклонился, стараясь понять, не поранил
ли он человека, неосторожно ул„гшегося спать попер„к дороги. Высек
искру на свитый из соломенной пряжи фитиль, раздул огонь. Тлеющее
пятно расползлось по концу фитиля, смутно осветив лицо Шоорана и
женщину, приподнявшуюся на локте из похожей на корыто плохо
разложенной колыбели. Это была воровка, которая пыталась ограбить Ай
пару месяцев назад.

-- Ты? -- произнесла женщина. -- Приш„л... Я знала, что никуда ты не
денешься.

Невозможно было сказать, будто он спешил по делам и споткнулся об не„
случайно. Женщина, двумя руками обхватившая его за шею, не поверила
бы, да и сам он в эту минуту не верил в такую случайность. Вместо
этой ничтожной правды вспыхнула другая истина: никакая самая адская
работа не сможет погасить зов крови, жарко застучавшей в висках.
Женщина откинулась назад, притягивая Шоорана к себе. Тлеющий фитиль с
шипением упал в грязь.

От никогда не мытого тела кисло пахло застарелым потом, но это Шооран
заметил лишь когда умолк стук крови в ушах и верн