но уже вполне взрослыми.

Раз появившись, бовэры затем размножались естественным путем,
хотя и случалось изредка, что на каком-нибудь оройхоне после
мягмара вдруг резко прибывало бовэров. Почему так случалось --
никто не знал, зато немедленно вслед за радостным событием
начиналась братоубийственная дел„жка свалившегося богатства.

Насколько мог судить Шооран, бовэров на первом оройхоне не
убавилось, да и как бы они могли перебраться сюда? Плоские
обрубки, заменявшие бовэрам лапы, были неприспособлены для ходьбы
по суше, а уж перелезть через поребрик неповоротливые толстяки
были физически неспособны. Оставалось гадать: вынесло ли
большущих животных водой из родника, или они самозародились в
чистых струях и выросли за одну ночь. А может быть, как
рассказывают женщины, ночью приш„л сказочный дурень Бовэр и
поселил на пустом прежде оройхоне своих потомков.

Тайна бовэров осталась неразгаданной, Шооран всего лишь увидел,
что сначала бовэров не было, а потом вдруг они появились.
Впрочем, об этом он мог догадываться и раньше, ведь жили
водолюбивые животные на оройхоне старого илбэча -- значит,
откуда-то появились, не по далайну же приплыли, и не в сумке
прин„с их с собой бежавший от мира Энжин.

Третий оройхон ещ„ сильнее сжимал м„ртвую землю. Сухой страны он
не обещал, а вот часть огненного болота должна была высохнуть.
Теперь лишь один шаг отделял Шоорана от поселения изгоев, так что
те могли различить замаячивший вдалеке берег. Но Шооран
успокаивал себя, что даже изгои посещают западный край своего
оройхона лишь под новый год. А во время мягмара туман над
далайном усиливается, и ничего заметить невозможно. Зато сухая
полоса выйдет в те места, где лежит уулгуй, и может быть, там
удастся что-то найти. Шооран чувствовал шаткость своих
объяснений, но цеплялся за них, не желая признаваться, что его
просто тянет к людям.

Поскольку безопасный срок ещ„ не вышел, а значит, скорее всего,
‚роол-Гуй находится где-то неподал„ку, приходилось принимать
меры предосторожности. Шооран вышел к далайну по самому
поребрику, что тянулся вдоль м„ртвого края. Дышать здесь было
практически нечем, но Шооран надеялся, что прозрачная маска и
губка с вином помогут ему. Зато ‚роол-Гуй здесь вряд ли появится,
а в случае беды всегда можно спрыгнуть на свободную сторону.

Оройхон встал на удивление легко, и ‚роол-Гуй не появился, так
что Шооран был даже разочарован. Назад он ш„л вдоль новой сухой
полосы, ещ„ заваленной грязью и дымящейся. Среди ломкого и
бесполезного хлама Шоорану удалось разыскать большой, в размах
рук, диск со щупальцев уулгуя. За три года провед„нные в кипящем
нойте диск разбух, потерял тв„рдость и красоту. Прочнейшую
когда-то кость можно было без усилий крошить пальцами. Вздохнув,
Шооран выбросил испорченный диск. Пора было торопиться к дому.

Или л„гкость, с которой поддался далайн оказалась обманчивой, или
не помогла губка, и Шооран вс„ же отравился дымом, но ещ„ по
дороге он почувствовал себя дурно. Сначала его начал бить озноб,
хотя Шооран двигался вдоль жарких аваров. Потом заболела голова,
заломило в суставах. Домой Шооран вернулся в полубреду. Залпом
выпил две чаши вина, накрылся с головой пушистой шкурой бовэра и
провалился в душные объятия горячки.

Шооран метался по изъ„рзанной постели, огонь, пылавший в н„м во
время строительства, не погас, он продолжал бесцельно сжигать, но
никто из тех, кто собрался вокруг, не прин„с воды, и огонь палил
вс„ безжалостней.

-- Мама, пить... -- просил Шооран.

-- Не могу, мальчик, -- ответила мама. -- Ты теперь илбэч, ты
обязан быть один и вс„ делать сам. Я не была женой илбэча и не
хотела бы такой доли для своего сына, но ты не послушал меня. Ты
всегда был таким же упрямым, как и твой отец.

-- Я не могу жить один, -- сказал Шооран. -- Огонь убивает меня.
Дайте мне пить!

-- Я звал тебя к себе, -- возразил добрый уулгуй, -- но ты не
пош„л. Ты упрям, как настоящий илбэч. Живи один, а если не можешь
-- умирай один.

-- Я не хочу так, -- сказал Шооран. -- Принесите воды.

-- Я предупреждал, -- произн„с старик, -- что ты устанешь
проклинать меня. Теперь поздно менять что-либо. Ты илбэч. Ни один
человек не подаст тебе напиться, но вс„ же ты будешь жить и
строить.

-- Зачем надо строить оройхон? -- спросил Шооран. -- Отец уш„л с
сухих мест, потому что там не было правды. А для чего умножать
ложь? Старик, ты знаешь, что сколько бы я ни сделал земель, ван и
жадные одонты отнимут их. Ты сам строил лишь мокрые оройхоны, но
на них страшно! Почему я должен делать это?

-- Потому что ты илбэч, -- повторил старик.

-- Ты можешь отказаться от дара, -- мягко предложил уулгуй, -- и
у тебя будет счастье. Мой брат снимет проклятие, ведь ты
последний илбэч.

-- Это больше не дар, это твоя жизнь, тебе прид„тся защищать е„
от врагов, -- старик протянул Шоорану старый кинжал с костяной
накладкой, подаренной дюженником Мунагом. -- Я не могу дать воды,
но я дам оружие.

-- Всякая сила кончается, и тогда нужен отдых. Твой главный враг
-- ты сам. Погаси огонь, и вода тебе не понадобится, -- уулгуй
вытянул гибкую руку. В руке был зажат старый кинжал с костяной
накладкой, подаренной Мунагом.

Две разных руки -- человеческая и звериная подавали ему его
собственный нож, который он не снимал с пояса. Тусклый свет
змеился на неровностях лезвия, смертельной брызгой чернело
повисшее на острие жало зогга.

-- Мама, -- позвал Шооран. -- Они зовут меня к разному, но
предлагают один нож. И никто не да„т воды...

Мама не ответила, но тоже протянула руку. В подставленную ладонь
перетекло голубое ожерелье, и каждая бусина превратилась в
прохладную каплю.




* * *




Шооран очнулся от звука голосов, и сначала ему казалось, что это
продолжается привидившийся в бреду спор. И лишь потом понял, что
голоса, настоящие, человеческие, от которых он так давно отвык,
звучат на самом деле. Один -- резкий, визгливый, не разбер„шь
чей; второй поглуше, явно мужской.

-- Ты смотри -- ещ„! -- захл„бывался первый. -- Это уж точно мо„!

-- Не-ет! -- возражал басистый. -- Я уже сказал: все туйваны мои,
и вообще, весь этот оройхон мой, а твой -- первый.

-- Да он какой-то недоделанный, там ни одного дерева нет!

-- Я тут не виноват, -- добродушно пророкотал низкий голос и
вдруг заревел, мгновенно налившись яростью: -- Ты что мои плоды
жр„шь! А ну положи обратно!

Шооран с трудом встал, придвинул к стене кость маараха и,
поднявшись, выглянул в одно из отверстий под потолком.
Через них удавалось рассмотреть немногое, но два человека, чьи
голоса слышал Шооран, оказались прямо под оконцем. Несомненно,
это были изгои. Изношенное рвань„ вместо одежды, мешки набитые
чавгой, незрелой хлебной травой, раздавленными плодами туйвана --
всем, что попалось им во время путешествия по незасел„нным
оройхонам. Новое добро было уже некуда складывать, но
остановиться эти двое не могли и продолжали ссориться, вырывая
друг у друга богатства, изобильно растущие и просто валяющиеся
вокруг. К тому времени, когда Шооран увидел гостей, ссора
переросла в драку. Пользуясь правом сильного, один из изгоев
немедленно объявлял своей собственностью вс„, что только
встречалось им на пути, а под конец, окончательно ополоумев,
принялся отнимать у товарища то, что тот успел запихнуть в свой
мешок. Теперь в криках дерущихся можно было различить только одно
слово: "мо„!", повторяемое на все лады. Высокий изгой,
вцепившись в чужой мешок, рвал его из рук противника, владелец
тянул сокровище к себе, орал и лягался. Сила, разумеется,
одержала верх, мелкий изгой отлетел в сторону, а победитель,
взвалив на спину два мешка, удовлетвор„нно промолвил:

-- Так-то! Не трожь чужого.

Тщедушный с визгом ринулся на обидчика, но был отброшен ударом
ноги. Дико было видеть драку из-за мешка испорченной, подавленной
и перепачканной жратвы среди невероятного изобилия,
расстилающегося вокруг. Два человека не смогли бы не только
съесть, но но и попросту убрать вс„, что росло на оройхоне, но
вс„ же продолжали спор из-за мешка. Тщедушный вновь метнулся
впер„д, рука его, секунду назад пустая, неожиданно выросла на
длину ножа. Острая кость вошла высокому в левый бок. Высокий
изгой пошатнулся, мешки сползли со спины и шмякнулись на землю.
Тщедушный, ударив, быстро отд„рнул руку и теперь, пятясь, тихо
подвывал, словно это его ударили только что. Большой изгой слепо
шагнул впер„д и сграбастал длинными лапами противника. Мелкий
взвизгнул, затем его затылок с мокрым треском впечатался в
камень, и стало тихо. Высокий сидел, привалившись к валуну, о
который раздробил голову врага. На лице изгоя застыло чувство
удовлетворения сделанным. Лишняя дырка на драном жанче была
незаметна, и кровь снаружи не выступила, так что казалось, будто
человек просто отдыхает после трудной, но нужной работы.

Шооран вышел наружу, обогнул суурь-тэсэг и снова увидел своих
гостей. Он сразу понял, что маленькому уже ничем не поможешь, а
вот высокий был жив. Шооран подбежал, начал стаскивать вонючий
жанч. Изгой открыл глаза. Большущая рука сжалась в кулак.

-- Не трожь, -- сказал изгой. -- Не отдам.

-- Не нужна мне твоя рвань! -- огрызнулся Шооран. -- Я помочь
хочу. Сильно он тебя?

-- Сильно... -- на лице раненого впервые появилось недоумение. --
Как же это вдруг? Жили вместе, бедовали, последней чавгой
делились -- и вот... И ведь что обидно: зря это. Вс„ равно
отнимут. Скоро здесь весь оройхон будет, а потом и цэрэги.
Отнимут... Нарвай прибежала, говорит: "Там оройхон видно". Никто
не поверил -- она же дурочка, ума ‚роол-Гуй не дал. Так она
убежала, а на другой день приходит и приносит хлеб, туйван... И
нет, чтобы тихонько показать, раззвонила на весь оройхон и
дальше побежала хвастать. Одно слово -- дура, никакого
соображения. Ведь привед„т цэрэгов, можно и на костях не
загадывать...

Изгой закашлялся, на губах появились красные пузыри. Шооран тем
временем стащил с него жанч, под которым ничего не было, промыл
рану водой из фляги. Что делать дальше, он не знал.

-- Ты, парень, не тревожься понапрасну... -- изгой с трудом
проталкивал слова сквозь бульканье в груди. -- У Каннача ножик
злой, мимо не бь„т. Я-то знаю... мы с ним друзья были... Мы и
сейчас... он меня подожд„т... вместе к ‚роол-Гую отправимся... --
умирающий поднял голову и неожиданно громко, чистым голосом
спросил: -- Где торбы?

-- Вот они, -- сказал Шооран.

-- Дай сюда.

Шооран подтащил мешки.

-- И не трожь, -- постановил изгой. -- Мо„.

Он облапил мешки мосластыми руками и застыл с блаженной улыбкой.

Хоронить м„ртвых Шооран не стал -- не было ни сил, ни времени.
Если действительно безумная Нарвай разнесла повсюду весть о новых
землях, то с часу на час следует ожидать нашествия поселенцев.
Как это будет выглядеть, Шооран понял по первым двум гостям. И
вообще, ежели илбэч хочет жить, ему не следует слишком долго
оставаться на новых оройхонах. Не так важно, в конце концов,
замучают ли его жадные цэрэги, требующие новых земель, стопчет ли
в припадке умиления благодарная толпа, или он неузнанный будет
зарезан во время дележа земли.

Опасность подстегнула неоправившийся организм, к Шоорану
вернулись силы. Он начал собираться. Взял праздничный, ни разу не
над„ванный стариков наряд, который давно стал ему впору, пару
ароматических губок, немного еды, самые необходимые инструменты.
Уложил вс„ в котомку. Часть припасов стащил в потайную камеру на
"дороге тукки", рассчитывая, что если прид„тся вернуться, нищим он
не будет. Сам оделся для путешествия по мокрому и вооружился
гарпуном. Гарпун и башмаки с иглами были разрешены для
охотников. Кольчугу Шооран надел под просторный, специально для
того сшитый жанч, и убедился, что хотя доспех по-прежнему велик,
но уже не болтается словно на палке, а по длине так и просто в
пору. Запрещ„нный нож, с которым Шооран был не в силах расстаться,
он спрятал на груди вместе с маминым ожерельем и картой, на
которой за последние полгода появились три новых оройхона.

Ступив на второй из сухих оройхонов, Шооран услышал крики. От
м„ртвых земель валила толпа. Их было не так много -- дюжины
четыре мужчин и женщин, но отвыкшему от людей Шоорану они
показались единым чудовищным существом, вопящим на разные голоса
и размахивающим тучей рук.

Шооран круто свернул и спрятался на сухой полосе, которая пока
была пустынной. Он перепустил ещ„ две группы людей, и лишь когда
стало темнеть, а поток переселенцев иссяк, сам ступил на
м„ртвую землю. Уходя он слышал дал„кие крики и тоскливое
дребезжащее завывание -- люди кололи бовэров.




* * *




В начале новых веков было.

В далайне стояло пять кремнистых оройхонов, они были мокрыми, и
люди не могли укрыться от нойта. Люди по слову Тэнгэра родились в
один день, но старший из них родился сразу немолодым и мудрым.
Этот старейшина указывал остальным, что им можно есть, и как
ловить зверей шавара. А когда ‚роол-Гуй приходил за данью,
старейшина указывал, куда следует бежать, чтобы спастись. Люди
слушались старейшину, и лишь двое поступали наперекор. Первого
звали дурень Бовэр -- и этого достаточно. Умному человеку вс„
равно не понять, почему дурак бежит не в ту сторону. Вторым
упрямцем был илбэч, хотя этого никто не знал.

Один раз старейшина послал людей на южный оройхон собирать чавгу,
но илбэч пош„л на север и поставил там новый остров. Люди
вернулись, увидели оройхон и спросили старейшину:

-- Откуда взялась эта земля, непохожая на крест Тэнгэра, и можно
ли нам собирать на ней чавгу?

Старейшина не знал ответа, но не хотел в том сознаться. Он
погладил себя по животу и важно сказал:

-- Откуда взялась земля -- это моя тайна. Чавгу на ней собирать
можно, но половину вы должны отдавать мне.

Люди поверили, илбэч промолчал, а дурак ничего не понял, и стало
по слову старейшины.

Другой раз старейшина послал людей на север, а илбэч пош„л на юг
и сделал там оройхон. Вернувшись люди немало изумились и спросили
старейшину:

-- Откуда эта земля, изменившая мир, и не будет ли чавга на ней
горькой?

Старейшина раздулся от гордости, став толще авхая, и промолвил:

-- Рождение земли -- моя тайна. Чавга на этой земле сладка, но
половину сбора вы должны отдавать мне, а четв„ртую часть --
храброму цэрэгу, чтобы он защищал вас от разбойников.

Люди согласились, илбэч промолчал, а дурак снова ничего не понял.

В следующий раз старейшина приказал всем идти на запад, ловить
тукку и вонючего жирха, и все пошли куда следует, лишь илбэч
отправился на восток. Вернувшись люди увидели новый оройхон,
удивились и начали спрашивать:

-- Откуда эта обширная земля, и есть ли на ней жирх и колючая
тукка?

Старейшина напыжился, раздавшись вширь словно далайн, и изр„к:

-- Тайна оройхона останется моей. Вы можете жить здесь и
охотиться, но половину добычи вы будете отдавать мне, четв„ртую
часть цэрэгу, а остальное -- честному баргэду, чтобы он кормил
вас.

Люди заволновались, а илбэч, хоть и должен был молчать, крикнул
старейшине:

-- Ты говоришь неправду! Ты ничего не знаешь о рождении земли.
Зачем нам отдавать сво„ добро тебе и твоим слугам?

-- Может быть ты знаешь, откуда пришла земля?.. -- усмехнулся
старейшина. -- Тогда расскажи об этом нам.

Но илбэч не мог ничего сказать, потому что боялся проклятия
‚роол-Гуя, и отступил. Люди, смирившись, пошли по домам, лишь
дурень Бовэр остался на суурь-тэсэге стоять с разинутым ртом и
ковырять пальцем в носу.

На четв„ртый раз старейшина отправил людей на восток, а илбэч
снова не послушал его и пош„л на запад. Но он не заметил, что
дурень Бовэр тоже не пош„л вместе со всеми и шатается по
оройхонам. Едва илбэч кончил свою работу, как дурень выскочил
неведомо откуда и закричал, показывая пальцем:

-- Я вс„ видел! Я знаю -- ты илбэч!

-- Тише! -- испугался илбэч. -- Об этом нельзя говорить...

Но дурак ничего не понимал и не мог остановиться.

-- Ты илбэч! -- кричал он, подпрыгивая. -- Ты поставил четыре
оройхона, и теперь злой ‚роол-Гуй не может достать середины
креста Тэнгэра! Я стану жить там, и ‚роол-Гуй не съест меня. А
когда ты построишь новые сухие оройхоны, мои дети заселят и их.
Скорее строй ещ„!

-- Замолчи! -- просил илбэч, но дурак радовался и кричал от
радости.

Старейшина, сидевший на центральном оройхоне, услышал крик и
пош„л посмотреть, кто там шумит. Он увидал новый оройхон,
разобрал вопли Бовэра и вс„ понял. Тогда он начал говорить
особые отомстительные слова:

-- О господин мой, ‚роол-Гуй! Этот человек восстал на мою власть
и оскорбил тво„ величие. Накажи его!

По этим словам ‚роол-Гуй явился и взял илбэча. Так впервые
исполнилось давнее проклятие.

Дурень Бовэр, увидав, что он натворил, убежал на сухой оройхон,
сел возле суурь-тэсэга и заплакал. Он плакал день и ночь, сл„зы
текли ручьями через весь оройхон, они смыли нойт и выгнали из
шавара зверь„. Ведь недаром говорится, что дурацкая слеза не
солона. Люди вернулись с дальнего оройхона и стали спрашивать
дурня, что случилось, но он лишь всхлипывал, охал и кряхтел,
потому что разучился говорить. Но уж зато старейшина не молчал и
вс„ повернул к своей пользе.

С тех пор прошло много лет и жило немало илбэчей, но едва один из
них делает сухой оройхон, как является вода, а за ней и забывшие
речь, потерявшие от безделья ноги, но не нашедшие ума внуки дурня
Бовэра. И хотя судьба водяного дурня -- быть съеденным, вс„ же
они счастливы. Ведь их жизнь напоминает всем умеющим видеть, что
мир делается не только умниками.
ГЛАВА 4.




Первые два оройхона, в том числе и родной Свободный оройхон
Шооран преодолел частью бегом, когда поблизости никого не было, а
частью ползком, когда навстречу попадались толпы переселенцев.
Перед людьми, к которым он так стремился, Шооран начал испытывать
ужас. Чудилось, что первый же встречный закричит: "Это он, это
илбэч!" -- и тогда случится страшное. Но когда позади остался не
только свободный оройхон, но и земли западной провинции, где он
жил с мамой, Шооран немного успокоился, а точнее, устал бояться.

Он ш„л по мокрому оройхону, на всякий случай держась поближе к
поребрику, когда неожиданно его остановили. С полдюжины людей --
не то земледельцев, не то слишком хорошо одетых изгоев, не
скрываясь шагали по поребрику, и один из них приметил за тэсэгом
Шоорана.

-- Эгей, парень! -- крикнул он -- Ты оттуда?

Шооран молча кивнул.

-- И что там?

-- Дерутся, -- сказал Шооран, судорожно придумывая, что бы ещ„
добавить.

-- А земля-то есть?

-- Не знаю, -- наконец выбрал линию поведения Шооран. -- Я не
дош„л.

-- А мы дойд„м! -- хохотнул изгой. Он спрыгнул с поребрика,
подош„л к Шоорану, улыбаясь щербатым ртом и благоухая брагой,
представился: -- Благородный Жужигчин -- одонт новых земель.
Ну-ка, что ты там у меня наворовал? -- и он рванул у Шоорана туго
набитую наплечную сумку.

-- Отдай! -- закричал Шооран, но Жужигчин не слушал.

-- Ого! -- завопил он радостно. -- Да тут не чавга, тут
настоящая жратва! И барахла полно!

Хотя в группе было трое мужчин, каждый из которых казался
заведомо сильнее его, Шоорану не стало страшно. Возможно
оттого, что он понял: илбэча в н„м не признали. Шооран подскочил
к Жужигчину, д„рнул сумку к себе. Это ужасно напоминало недавнюю
драку двух бродяг, но Шооран был слишком возмущ„н грабежом, чтобы
вспоминать и сравнивать.

Жужигчин ударил ногой в живот. Кольчуга спасла от игл, а может
быть, их просто не осталось в сношенном башмаке, но удар заставил
согнуться от боли. Когда ч„рные круги в глазах перестали
вращаться, Шооран увидел, что все трое мужиков толкаются над его
сумкой, перебирая уложенные там вещи. Не разгибаясь, Шооран
шагнул впер„д и ударил ногой. Теперь-то иглы точно достигли
цели! Жужигчин с воплем повалился в нойт. Шооран, пристально
глядя на двух оставшихся противников, поднял гарпун.

-- Отдайте сумку!

Один изгой попятился, но второй резко выдернул из под полы
св„рнутый в клубок хлыст и наотмашь секанул им. Пока хлыст
о