громко, так что всем было
слышно, рассказывал правду о сотворении мира. Рассказывал иначе,
чем другие, не боясь задать вопрос. Срединные века имели начало и
конец -- как Тэнгэр успел вырыть далайн, не имеющий дна? И где
взял столько воды? И если у далайна действительно нет дна, то
во что упираются восемь столбов, увенчанных суурь-тэсэгами? Или
Тэнгэр продлил далайн до тех глубин, куда стремятся падающие
тела, и потому потерявшая вес влага не выливается? И на все
вопросы сказителя Тэнгэр насмешливо отвечал: "Нет, я сделал
иначе, а как -- тебе, не бывшему рядом, не догадаться вовек".

Такого рассказа Шооран прежде не слыхивал, а ведь он и сам не раз
гадал, почему влага не выливается из далайна, если у того нет
дна.

Когда рассказчик умолк, из толпы раздался громкий молодой голос:

-- Отец, расскажи про объевшегося чавгой!

-- Нет, -- усмехнулся Чаарлах. -- Сегодня будет другая сказка --
про непобежд„нного жирха.

По толпе прошла волна, все уселись удобнее и вновь приготовились
слушать. Сказки про жирха не знал никто. Чаарлах начал
торжественным речитативом, каким рассказывают о сотворении мира и
других великих делах:




Окончив строительство и на бессч„тные века избавившись от
‚роол-Гуя, старик Тэнгэр вернулся к алдан-тэсэгу, чтобы наконец
вкусить отдых. Но оказалось, что место на алдан-тэсэге занято --
пока хозяина не было, мелкий жирх вполз на вершину и разл„гся
попер„к алдан-тэсэга. Тэнгэр наклонился и дунул, чтобы очистить
место, но жирх вцепился в сиденье всеми своими ножками, которых у
него много больше, чем нужно для ходьбы, и не слетел. Тэнгэр
хотел раздавить непрошенного гостя пальцем, но жирх сказал ему:

-- Я вонючий жирх, и если ты раздавишь меня, то благоуханный
алдан-тэсэг станет смердеть во веки веков. Будет ли тебе приятно
думать о вечном среди вони?

-- Тогда сойди с алдан-тэсэга сам, -- сказал Тэнгэр.

-- Ни за что! -- заявил жирх. -- Вы, могучие и бессмертные могли
только драться друг с другом. Ну так деритесь, а миром управлять
стану я.

-- Ну уж этого не будет! -- сказал Тэнгэр. Он спустился вниз и
сорвал пучок свежей травы, чтобы смахнуть жирха долой. Но пока
Тэнгэр ходил, кончилось малое время жирха, и он умер. Тэнгэр
взглянул на дохлую тварь и понял, что ему уже никогда не победить
жирха. Пусть он мал и мерзок, но он был на алдан-тэсэге и вонял
оттуда на всю вселенную, и умер там, никем не выгнанный, а значит
-- непобежд„нный. И те твари, чья жизнь ещ„ короче, чем у жирха,
верили, что миром с давних пор и до скончания веков правит
царственный жирх, да пребудет вечно сухой дюжина дюжин его цепких
лапок.




Конец сказки был встречен напряж„нным молчанием. Люди сидели,
боясь оглянуться на молодого цэрэга, а сам Шооран обратил
внимание, что несколько человек встали и уходят, стараясь не
повернуться к нему лицом. И вс„ же двоих он узнал. Это были
жители его оройхона, и скорее всего, они испугались быть
узнанными.

Один из изгоев, слишком сильный и хорошо вооруж„нный для
простого отщепенца, поднялся и положил перед сказителем несколько
больших чавг. Следом потянулись остальные слушатели, каждый клал,
что мог. Подошли и Киирмон с Шоораном. Сказитель цэрэгов подал
сладкую леп„шку. Шооран достал мешочек с наысом и спелый плод
туйвана.

-- В твоей сказке, -- сказал он, -- словно в алдан-шаваре, два
яруса. Нижний стоит грибов, верхний -- туйвана.

-- Ты поэт, мальчик, -- промолвил Чаарлах. -- Зачем тебе копь„?

Шооран не ответил, лишь сказал:

-- Отец, переночуй эту ночь у меня.

-- Я привык здесь, -- Чаарлах улыбнулся, -- поближе к ‚роол-Гую.
Нам было бы скучно друг без друга. Но вечером я снова буду
рассказывать истории. Если хочешь -- приходи.

Предложение казалось провокационным. Для одинокого цэрэга
соваться на мокрый оройхон перед наступлением темноты было
равносильно самоубийству. Но вс„ же Шооран ответил:

-- Я приду.

При этих словах стоящий неподал„ку молодой изгой, тот, что просил
сказку про обжору, презрительно фыркнул и пош„л прочь. Шооран
успел разглядеть лишь скатанный в узел хлыст из уса парха,
который парень не посчитал нужным спрятать, да искалеченную щ„ку
изгоя. Такой след оставляет на живой коже башмак цэрэга с
вправленными в него иглами.

Вечером Шооран вновь приш„л на мокрый оройхон. Как и в прошлый
раз он был в доспехах цэрэга, но без копья. Шооран понимал, что
рискует, но он хотел добиться, чтобы здешние изгои признали его
право ходить по их землям.

На этот раз кроме Шоорана не оказалось ни одного гостя с сухих
мест. И было ясно, что не изгои собрались здесь, а бандиты. Хотя
и простых изгоев, что жили, перебиваясь со дня на день, тоже
хватало. Но все первые ряды занимали вооруж„нные мужчины,
достаточно сильные, чтобы выдержать жизнь на мокром, но
строптивые и непокорные и потому не сумевшие устроить сво„
существование по закону ванов. Шооран уселся в последнем ряду,
позади копателей чавги, нищих собирателей харваха, позади калек и
ненормальных, которыми было переполнено побережье.

За спиной Шоорана в нескольких дюжинах шагов мертвенно светился
далайн. Он не спал никогда, ночью как и дн„м холмы влаги бились о
кромку оройхона, а не нуждающийся в свете ‚роол-Гуй мог выйти на
берег. Далайн был совсем близко, и Шооран не выдержал. Посреди
рассказа он бесшумно поднялся. Его ухода никто не заметил,
свечение далайна не рассеивало темноты. Люди завороженные
голосом сказителя, сидели спиной к далайну, и лишь сам Чаарлах
мог видеть, как бесшумно клокочет светящаяся влага, а потом
далайн медленно гаснет, заслон„нный громадой новой земли. Но
звучный молодой голос согнутого временем старика не задрожал и
никак не выдал волнения. Чаарлах продолжал рассказывать длинную и
трогательную историю о пяти братьях, один из которых оказался
илбэчем.

Шооран тихо вернулся на место и, унимая дрожь в руках, сидел,
пока рассказ не подош„л к концу. Лишь тогда он поднялся и пош„л
по гребню, разделявшему оройхоны. Его силуэт был виден на фоне
мутных облаков, и наверняка, некоторые заметили его, но никто не
окликнул, не остановил, не напал. Здесь, среди отбросов общества
умели ценить слово, и раз цэрэг приглаш„н сказителем, он должен
уйти живым.

Лишь когда до сухого оройхона было совсем близко, сзади
раздались крики, очевидно, изгои обнаружили выросший в темноте
остров. Крики не утихали и, кажется, суматоха была готова перейти
в драку. Шооран остановился, прислушиваясь и пытаясь понять, что
там происходит. Потом, услышав, как кто-то, спотыкаясь и шл„пая
по лужам, бежит рядом с поребриком, Шооран метнулся вбок и поймал
невидимого беглеца.

-- Что там за свара? -- потребовал он.

-- Ой!.. -- загундосил из темноты женский голос. -- Я вс„ скажу,
я к вам и бежала, доблестный цэрэг. Я всегда готова услужить
доброму одонту Моэрталу, да пребудут его ноги...

-- Короче! -- рыкнул Шооран.

-- Там оройхон, и нал„тчики поймали илбэча.

-- Как это?.. -- не понял Шооран. -- Кого?

-- Хартай догадалась, что сказочник на самом деле -- безумный
илбэч. Он один такой старый, и он ходит по всей стране уже
давным-давно. Значит, он и есть илбэч.

-- Что?! -- закричал Шооран. -- Болваны!..

Отшвырнув шпионку, Шооран побежал обратно, надеясь, что успеет.
Он сходу врезался в толпу, начал продираться в середину. Света
ему хватало -- над головами пылали не меньше десятка скрученных
из соломы факелов. Недаром же во время набегов грабители
подчистую уносили с собой связанную в снопы солому, а некоторые
из земледельцев, говорят, попросту откупались от непрошенных
гостей тою же соломой.

Чаарлах стоял прижатый к крайнему от далайна суурь-тэсэгу, по
лицу сказителя бродила язвительная улыбка. Люди наседали на
старика со всех сторон, и сдерживал их всего один человек --
парень с хлыстом.

-- Пусть строит! -- орали обезумевшие люди. -- Нам негде жить,
пусть он делает землю!..

-- Не ваше дело!.. -- надрывался в ответ парень. -- Если он
илбэч, он лучше знает, что надо делать!

Распущенный хлыст размывно вращался в руках парня, один из
наседавших, вытолкнутый впер„д, упал, обливаясь кровью, но,
кажется, этого никто не заметил.

-- Мы лучше знаем! -- визжали женщины. -- Пусть строит!

Шооран вырвал из рук какого-то человека острогу и одним прыжком
взлетел на тэсэг, оказавшись как раз над головой Чаарлаха.

Среди других искусств оружейник обучал Шоорана специальному
боевому крику, которым можно заглушить вой целой толпы и смутить
кого угодно. Теперь уроки пригодились.

-- Молча-а-ать!!! -- взревел Шооран. -- Дурни, какой он илбэч?!
Он был у вас на глазах весь день, так когда он мог выстроить этот
ваш дурацкий оройхон!?

-- Он безумный илбэч, он один здесь такой старый! -- выкрикнул
чей-то голос, но прежней уверенности в н„м не было.

И вс„ же, хотя напор ослаб, толпа не расходилась.

-- А тебе что за дело? -- мимо головы Шоорана просвистел камень.
-- Командуй у себя -- здесь не сухой оройхон!

-- Он хочет забрать илбэча себе-е!.. -- забился истошный крик.

Шооран чувствовал, как вокруг сгущается ненависть.

-- Нет!!! -- вновь громыхнул он. -- Это сказитель, он будет
ходить, где хочет, а отсюда он уйд„т... вот с ним! -- Шооран
ткнул в парня злобно щерящегося изуродованным ртом.

-- С Ээтгоном?.. -- захохотали в толпе. -- Думаешь, он верн„т
илбэча тебе?

-- Говорят вам -- это не илбэч! -- надседался от крика Шооран.

-- А где тогда илбэч?

-- Я откуда знаю?! -- Шооран махнул рукой в сторону нового
оройхона. -- Он был там, за вашими спинами, а теперь прячется.
Вот и ищите.

-- Он прячется! -- зашумели в толпе. -- Найд„м -- и пусть строит
для нас!

Загорелось ещ„ несколько факелов, люди распавшись цепью,
двинулись в сторону нового оройхона. У тэсэга осталось всего
дюжины полторы человек.

Шооран спрыгнул со скалы.

-- Уходите, -- сказал он старику и юноше. -- Я обещал, что вы
уйд„те вместе.

Парень молча скатал хлыст, взял под руку Чаарлаха, и они пошли
вдоль далайна в сторону недал„кого оройхона изгоев.

-- Поторопитесь! -- крикнул вслед Шооран. -- ‚роол-Гуй тоже ищет
илбэча, и его не уговоришь поискать в другом месте.




* * *




-- Значит, илбэч был в твоих руках, а ты отпустил его, -- Моэртал
произносил слова привычно не спрашивая, а утверждая.

-- Благородный одонт ошибается, -- сказал Шооран. -- Не только я,
но и все, кто был на берегу, ни на секунду не сводили глаз со
сказителя. Он никак не может быть илбэчем.

Одонт досадливо поморщился.

-- Как ты ещ„ глуп, -- проговорил он. -- Что мы знаем об илбэче и
о его работе? Не думаешь ли ты, что илбэч должен таскать для
оройхона камни... Может быть, для того, чтобы выстроить оройхон,
достаточно рассказать сказку, повернувшись лицом к далайну. И уж,
во всяком случае, старик видел, что там происходило. Он мог
видеть илбэча и указать его нам.

-- Было темно, -- напомнил Шооран. -- Факелы зажгли позже.

-- Вс„ равно, -- одонт был непреклонен, -- ты упустил илбэча.

-- Виноват, -- Шооран склонил голову.

-- И вообще, -- продолжал одонт, -- мне непонятно, что ты делал
ночью на мокром, и как сумел вернуться.

-- Я уже говорил: ходил слушать сказителя. Чаарлах сам пригласил
меня.

-- А ты и поверил... Слушал бы Киирмона, я его для этого кормлю.
Только помни -- мне нужны не сказочники, а солдаты.

Одонт задумался, а потом произн„с словно самому себе, хотя
именно на эти тихие слова следовало обращать внимание более
всего:

-- Значит, илбэч прячется в республике изгоев. Во всяком случае,
уйти к тем изгоям, что в провинции Ууртака он не сможет, туда
сейчас и жирх не прополз„т. После праздника мягмара я пошлю наших
людей в помощь Ууртаку. Тебя -- тоже. Тогда и посмотрим, что ты
за штука, стоит ли тебя отправлять на поиски илбэча, и вообще,
стоит ли тебе быть цэрэгом.

-- Слушаюсь, -- сказал Шооран.

Предупреждение Моэртала не испугало, а скорее обрадовало Шоорана,
ведь оно значило, что вскоре он снова увидит далайн и, может
быть, сумеет что-то сделать. И заодно отвед„т угрозу от
Чаарлаха, который, по словам наместника, никак не может быть в
тех краях.

На свой оройхон Шооран вернулся в прекрасном расположении духа.
Проходя мимо палаток, в которых ютились земледельцы, Шооран
увидел девушку, ту, что он опознал на мокром оройхоне. Вообще-то
он встречал е„ и раньше -- оройхон мал, населяет его чуть больше
тройной дюжины человек, так что можно запомнить всех в лицо.
Просто прежде Шооран не обращал на девушку внимания, а теперь
подош„л, чтобы поговорить и успокоить.

-- Привет, -- сказал он.

Лицо девушки побледнело, она поняла, что е„ узнали. Конечно,
никто не запрещал вольным земледельцам выходить на мокрый
оройхон, но одно дело вместе с другими женщинами ходить за
чавгой, совсем другое -- быть замеченной в компании нал„тчиков и
изгоев.

Девушка сглотнула волнение и тихо ответила:

-- Здравствуйте, храбрый цэрэг.

-- Как тебя зовут? -- спросил Шооран.

-- Яавдай... -- ответ прозвучал ш„потом.

-- Не надо бояться, Яавдай, -- произн„с Шооран и, не зная, как
успокоить девушку, добавил: -- Я тоже люблю сказки. Очень.

Яавдай ничего не сказала на эти слова, и Шооран не мог понять,
убавилось ли страха в е„ глазах. Сам Шооран был удивительным
образом стесн„н разговором. Вроде и сказать ему было нечего, но
повернуться и уйти, как делал обычно, почему-то не мог.

-- Вы, -- наконец наш„л он тему для беседы, -- оста„тесь здесь
или будете покупать землю на том оройхоне, что стал сухим?

-- Здесь... -- губы Яавдай едва шевельнулись.

-- Почему? Участок можно поменять на больший. Я зайду к тебе
завтра, а ты пока подумай.

Обрадованный удачным завершением разговора, Шооран быстро уш„л. О
том, почему он, обычно легко подбиравший слова, вдруг стал
косноязычен, Шооран не подумал, но на другой день, потратив
полчаса на поиски, явился в палатку Яавдай. Девушка жила вместе с
матерью, младшим братом и двумя младшими с„страми. Мать
немедленно выгнала младших на улицу, а старшую дочь принялась
подталкивать к Шоорану и расхваливать на все лады, словно
торговка, пытающаяся удачно сменять жанч из гнилой кожи на все
блага мира. Но на этот раз неумная мамаша не раздражала Шоорана,
он попросту не обращал на не„ внимания, целиком поглощ„нный
т„мным огн„м, горевшим в глазах девушки.

Яавдай сидела молча, с неподвижным лицом, на вопросы отвечала
тихо и односложно, так что беседу в основном вела мать. Между
делом Шооран узнал все обстоятельства семьи, которые складывались
попросту трагично. Семья жила бедно, поле было
маленьким, и после выплат оставалось так мало зерна, что
приходилось не только есть чавгу и жирха, но и вообще сидеть
голодными. А три месяца назад умер отец Яавдай, даже не погиб, а
умер от какой-то болезни. Яавдалу -- единственному сыну ещ„ не
исполнилось двенадцати лет, поэтому он не мог наследовать отцу,
и поле должны были отобрать в казну, а потом отдать тому, кто
согласится в течение шести лет кроме налогов отдавать
государству половину урожая. Такого рода перетасовки участков
предупреждали бесконечное дробление земли и приносили вану
изрядный доход. Только война, а потом сумятица, связанная с
появлением новой сухой земли, позволила обезглавленной семье
удержаться на месте, и не быть немедленно выгнанной в нойт. Но
все понимали, что долго так продолжаться не может.

-- Сколько лет мальчишке? -- спросил Шооран.

-- Одиннадцать, послезавтра исполнится.

Шооран усмехнулся. Он совсем забыл, что сегодня первый день
мягмара, и послезавтра день рождения всех мужчин. Женщины моложе
-- они родились на пятый день.

-- Одиннадцать -- двенадцать -- какая разница? -- сказал Шооран.
-- Я поговорю с баргэдом, чтобы он закрепил поле за вами как
наследство. Думаю, он согласится, у него сейчас много дел на
новой земле.

Самому Шоорану исполнялась дюжина и три года. Но он до такой
степени уверовал в полторы дюжины, которые приписал себе,
поступая в цэрэги, что искренне считал Яавдай маленькой, хотя на
самом деле она была на год старше его.

Никогда ещ„ мягмар не проходил так быстро. Всю праздничную
неделю Шооран был свободен от службы и каждый день с утра
заходил за Яавдай и уводил е„ гулять. Мать без слова отпускала
дочку с молодым цэрэгом, хотя две младшие сестры и брат не
разгибаясь трудились на прибрежных завалах. Сам Шооран ещ„ ни
о ч„м таком не думал, но судьба Яавдай всем казалась реш„нной.
Соседи вновь стали ласковы с осиротевшей семь„й, а баргэд с
готовностью сделал нужные пометки в сшитых из кожи книгах,
закрепив землю за несовершеннолетним Яавдалом.

Утром первого дня по окончании мягмара Шооран приш„л проститься.

-- Уходим на запад, -- сказал он, -- к одонту Ууртаку. У него
четыре оройхона с изгоями, так что не знаю, сколько там прид„тся
пробыть...

-- Она будет ждать, -- сказала мамаша, и Яавдай молча кивнула.

Догадливая мать вышла из палатки, оставив дочь наедине с
Шоораном, и они так и просидели вс„ время друг напротив друга.
Лишь когда подошло время уходить, Шооран спросил:

-- Ты вправду будешь ждать?

И Яавдай, как всегда помедлив, чуть слышно ответила:

-- Да.




* * *




Против изгоев в войсках великого вана существовало два метода
борьбы. При этом одонты всегда угрожали применить первый метод,
но действовали вторым. В самом деле, кому охота гробить солдат на
мокром, когда гораздо проще запереть бандитов в их убежищах и
подождать, пока они сами перемрут. Особенно удачно, если в дело
вмешается ‚роол-Гуй, тогда кампания может закончиться совсем
быстро. И хотя на этот раз было дано строгое указание с военными
действиями не тянуть, вс„ же осторожный Ууртак не спешил гнать
цэрэгов под хлысты бунтовщиков. Даже известие о том, что илбэч
объявился на севере, не заставило его торопиться. Дюжины заняли
оборону вдоль поребриков и ждали, кляня бандитов и начальство --
одних вслух, других молча, чтобы никто не услышал.

Дюжина, в которой состоял молодой боец Шооран, попала в самое
опасное место. Стоять приходилось на мокром, в виду далайна. С
двух сторон нависали оройхоны с закрепившимися изгоями.
Один из этих оройхонов возник совсем недавно и к тому же был
немедленно опустош„н ‚роол-Гуем, поэтому наступление
предполагалось на соседнюю землю. Но вс„ же иметь в тылу
вражеский оройхон было неприятно, поэтому цэрэги передового
охранения имели возможность ругать ещ„ и дурного илбэча,
подкинувшего им подобную штуку.

Изгои тоже понимали выгоду своего положения и одну за другой
предпринимали попытки выйти из окружения, прорвавшись через
новый остров. В конце концов, даже неторопливый Ууртак понял,
что дальше тянуть нельзя, и назначил срок наступления. Однако,
состояться ему было не суждено.

Шооран вдво„м с цэрэгом Турчином стояли в передовом охранении.
Турчин был потомственный цэрэг, глубоко убежд„нный в своей
исключительности, а на самом деле глуповатый и беспомощный во
вс„м, кроме поединка на коротких копьях или ножах. Выросший в
алдан-шаваре под заботливым присмотром, Турчин чрезвычайно
страдал от сырости, вони, жгучего нойта, но больше всего -- от
невозможности прилечь. В своих бедах он винил илбэча, из-за
которого расплодилось столько бандитов.

-- Поймаю мерзавца, -- сладострастно говорил он, -- и копь„м ему
в живот... или нет, сначала пл„ткой шкуру со спины спущу, нойтом
намажу, а потом...

-- Будет тебе, -- сказал Шооран, у которого от этих разговоров
руки сами тянулись к копью, -- ложись, лучше, спать. Ночь скоро.

-- Ну ты сказанул!.. -- протянул Турчин. -- Как тут спать? В
луже, что ли?..

-- А как эти спят? -- Шооран кивнул на т„мный оройхон, -- так и
мы.

-- Я откуда знаю -- как? Это же изгои. Может они и вовсе не спят.

-- Спя-ат! -- протянул Шооран, с трудом сдерживая смех. -- В
лучшем виде спят. Мы их караулим, а они дрыхнут. Вот, смотри, как
это делается, -- Шооран раскатал на камне кожу, загнул края,
скрепил их костяными зажимами и ул„гся в широкую, как корыто
колыбель. -- Вот и вс„, спи как в алдан-шаваре.

Турчин недоверчиво смотрел на Шоор