сказать, что он не умер, а просто бросил
е„ как ненужную вещь. Надо ли это знать трясущейся старухе?
Сама-то она теперь верит, что ни разу между ней и покойным мужем
не проплывала тень ‚роол-Гуя.

Шооран встал, подош„л к растущему неподал„ку туйвану, хлопнул
ладонью по стволу. Вниз посыпались созревшие плоды. Шооран
набрал полную сумку и высыпал на колени Сай.

-- Это от Энжина, -- сказал он.

Покинув дряхлую Сай, Шооран направился на север. Нужно было, пока
в стране неразбериха, пересечь границу.

Пройдя чуть больше одного оройхона, Шооран остановился в
изумлении. Он увидел стену. Нечто подобное встречалось ему на
Царском оройхоне, но здесь стеной был обвед„н не суурь-тэсэг, а
целый оройхон и, возможно, даже не один. Стена была выше
человеческого роста, е„ гребень щетинился частоколом
рыбьих костей, наверняка отравленных. На углу оройхона, где
сходились идущие по поребрикам дороги, стояли ворота. Они были
расколоты, очевидно выстрелами из татаца. В проходе лежало
несколько трупов. Ни одного живого человека не было видно, верно
братья выбили ворота и пошли вглубь огороженного оройхона.

Шооран осторожно заглянул в про„м. Потом он не мог сказать, какие
чудеса ожидал увидеть, увидел же обыкновенный оройхон. Те же, что
и повсюду деревья, поля, ручьи. Хотя поля были не такими. Земля
на них была не ч„рной, а рыжей. И тэсэги здесь тоже были не
такими. Каждый камень на запертых оройхонах был сокровищем. Здесь
не было л„гких пористых камней, что валялись в иных местах. Здесь
лежал ж„лтый искристый кремень, осколки белого кварца, плотные
ч„рные кругляши, из которых делают гири и самые лучшие кистени,
шершавый красный камень, что так ценится резчиками по кости. Это
был крест Тэнгэра -- единственная настоящая земля.

Шооран поднял маленький камушек, непривычно яркий и тяж„лый, и,
не заходя вглубь оройхона, поспешил в обход стены. Надо
торопиться. Раз братья вошли в крест Тэнгэра, значит,
сопротивление сломлено повсюду. Оставалось надеяться, что разбив
гарнизон южной границы, братья ещ„ не поставили там свои заслоны.

К сожалению, оправдались худшие предположения. Граница была
закрыта. На новом месте цэрэги не чувствовали себя в
безопасности, и шансов прокрасться незамеченным -- не было.

Вновь Шооран попытался применить при„м, позволивший ему
прорваться сюда. Правда теперь перед ним был не узкий перешеек,
который можно перекрыть одним оройхоном, а самое длинное из
оставшихся огненных болот. Пока Шооран, укрывшись в куче
костяного хлама, работал, никто из цэрэгов не тронулся с места.
Слишком уж удивительным зрелищем было рождение оройхона, и вряд
ли многие из них видели его прежде, когда пленный Шооран строил
проход в страну старейшин. Но едва остров встал, один из воинов
побежал за подкреплением, а остальные кинулись перекрывать новый
оройхон. Дорога возле аваров опустела.

Пригибаясь и стараясь держаться ближе к чадящим скалам, Шооран
двинулся впер„д. И лишь выйдя на открытое пространство, увидел,
что проход закрыт по-прежнему. Один из цэрэгов остался на месте.
Лица стражника было не видно из-за примотанной губки, но это был
явно кто-то из тех, кто раньше охранял их и знал всех в лицо.
Хотя у Шоорана тоже была губка, но пятна ожогов на виске и
переносице выдавали его.

-- Вот и ещ„ один, -- довольно сказал цэрэг. -- И, похоже, самый
главный. Стоять! -- предупредил он движение Шоорана.

Но Шооран и не думал бежать. В его руке упруго разворачиваясь,
запел ус парха.

-- Я ничего тебе не говорил, -- произн„с Шооран, обращаясь скорее
к судьбе, чем к противнику, -- и мне нет дела до твоих домыслов,
потому что сейчас ты умр„шь.

Голоса звучали глухо и невнятно, и если Шоорану это было на руку,
то цэрэг не мог кликнуть подмогу. Хотя он был опытный воин и не
испугался оружия. Ус парха, вибрируя в искусно дрожащей руке,
стоял почти неподвижно, лишь самый кончик исчез из виду, размытый
бешеным движением. Но эта струна готова была выбить из рук копь„,
рассечь одежду и тело. Немногие умели так обращаться с хлыстом.
Когда-то юный Шооран целыми днями упражнялся с запретным оружием
и теперь хвалил себя за то давнее упорство.

Цэрэг, отставив копь„, чтобы, избави Тэнгэр, не попало под ус,
левой рукой вытянул из-за пояса кистень. Тяж„лая кость бовэра
загудела в ременной петле. Достать кистен„м противника цэрэг не
мог, но ремень не боялся дрожащего уса и был способен,
обмотавшись, погасить его колебания. Тогда у обоих воинов
останутся только копья, но у Шоорана копь„ будет в левой руке.

Ловя удобный момент, они закружили по узкой площадке, усыпанной
хрустким сором. Первым нан„с удар Шооран. Время было не на его
стороне, он не мог слишком долго выжидать. Приподняв хлыст, он
метнул сво„ копь„, но не в противника, которого защищал панцирь,
а в руку с кистен„м. Цэрэг успел отд„рнуть кулак, но остановить
движение ремня уже не мог. Копь„ отлетело за спину, кистень
бесполезно обвис, и Шооран, не давая вновь закрутить его, секанул
хлыстом по прозрачному шлему. Шлем брякнул о камни, цэрэг
покачнулся и, падая, ударил копь„м. Он видел кольчугу за
распахнувшимся жанчем и потому метил в незащищ„нное лицо. Острая
кость вспорола кожу чуть ниже виска, но хлыст уже снова обрушился
на неприкрытую больше шею, и крик цэрэга превратился в хрип.

Подхватив копье и не оглядываясь на убитого, Шооран побежал по
тропе, ведущей к Торговому Оройхону. Больше всего он хотел, чтобы
хоть там никого не оказалось.




* * *




Гуйлах, командир одной из дюжин держащих границу священного
государства ванов служил здесь последний день. Завтра его
переводят начальником охранной дюжины, и дальнейшая служба будет
протекать не на м„ртвой полосе, где нечем дышать, и от запаха
которой невозможно отмыться, а в алдан-шаваре. Перевода на это
место он ждал долго, но давняя история с безумной Нарвай сильно
испортила его карьеру.

Гуйлах не любил вспоминать те события. Казалось бы, он исполнил
свой долг -- разгадал в грязной бабе илбэча и поймал его, не
позволил уйти к врагу. Но смерть илбэча легла на его имя т„мным
пятном, и повышения пришлось ждать два года. А ведь ‚роол-Гуй
проклинал илбэча, а не того, кто его поймает. Видно недаром
говорится: "Беда тому, кто тронет безумца". Но вс„ же радостный
день приш„л: служить в болоте осталось всего три часа. Скоро его
сменят навсегда.

Однако, помечтать о приятном Гуйлаху не удалось -- он увидел
человека. Тот перелез вал всякого старья, накиданного, чтобы
затруднить проход, и, крадучись, пош„л в направлении к Гуйлаху.
Рядом с Гуйлахом был лишь один цэрэг, остальные дежурили возле
ухэров. Сам Гуйлах отправился в секрет, потому что воздух здесь
был почище. И вот -- подышал.

Гуйлах дал знак цэрэгу и вслед за ним выскочил навстречу
нарушителю. Тот мгновенно остановился, пригнувшись, готовый и
бежать, и броситься на врага. Во всей его повадке чувствовался
бывалый боец. Лицо нарушителя было изуродовано ожогами, на
виске запеклась кровь, но вс„ же Гуйлах узнал его. Перед ним был
фальшивый гонец, который в тот проклятый день пытался пройти на
Торговый оройхон, будто бы разыскивая какую-то женщину. Потом
выяснилось, что благородный Ууртак никого не посылал на границу,
и подозрительная история с гонцом-самозванцем тоже послужила
будущей опале.

-- Вот и встретились, -- злорадно произн„с Гуйлах. -- Какую
красавицу ищешь на этот раз?

Человек сделал молниеносное движение, хлыст, неведомо откуда
взявшийся в его руке, выбил раковину у собравшегося трубить
цэрэга.

-- Ты хочешь проверить, как я умею драться? -- свистящим ш„потом
прошипел гонец. -- Проверь. Я прош„л с боем там, пройду и здесь.

Гуйлах попятился, заслоняясь пикой, показавшейся вдруг очень
ненад„жным оружием.

-- Так-то лучше! -- гонец беззвучно рассмеялся. -- Ступай на
пост. Страна старейшин захвачена добрыми братьями. Скоро у вас
будет беспокойно.

Ложный посланец взмахнул хлыстом и исчез за тэсэгами. Гуйлах
беспомощно оглянулся на цэрэга.

-- Вот что. Раз ты не сумел задержать его, то молчи! Ничего не
было. Понял?




* * *




Шооран ш„л через мокрый оройхон. Копь„ он н„с в руке, рукоятка
св„рнутого хлыста торчала из-под жанча. В безбородом лице не
оставалось ничего юношеского. Вооруж„нный изгой ш„л по земле
изгоев. Два года потребовалось ему, чтобы обойти весь мир, и
домой вернулся другой человек.




* * *




В древние времена весь мир занимала земля, а далайн был так мал,
что едва мог дышать. Но в мире не было счастья, потому что люди,
имея столько прекрасной земли, не умели на ней жить, и каждый
говорил своему брату:

-- То, что ты видишь -- мо„, и вс„ иное -- тоже мо„.

Тогда между людьми начались войны и пропала любовь.

Среди людей самым могучим был ‚р -- воин в плаще из ч„рной кожи.
Он завоевал половину мира и давно потерял сч„т захваченным
оройхонам, но алчность его не убывала и, завоевав новый край, он
вонзал в землю копь„, говоря:

-- Эта земля моя, отныне и до тех пор, пока стоит мир!

Но когда ‚р отправился заво„вывать вторую половину вселенной,
навстречу ему вышел непобедимый Гур в плаще из шкуры п„строго
бовэра. Он тоже не знал числа своим землям, но хотел иметь их ещ„
больше. Захватив оройхон, он ударял тяж„лой палицей, дробя
тэсэги, и возглашал:

-- Эта земля моя, и всякий, посягнувший на не„ -- умр„т!

Они встретились посреди мира и поглядели друг на друга с
ненавистью. За плечами каждого стояло великое войско. Один вонзил
в камень копь„, другой ударил по тэсэгу палицей, и каждый назвал
землю своей.

И началась битва.

Они сражались друг с другом месяц и год, воины в ч„рных и п„стрых
плащах умирали рядом с ними, и никто не мог победить. Пыль
поднималась от вытоптанной земли, словно здесь никогда не росла
хлебная трава, а была лишь полоса у аваров -- сухая и бесплодная.

Но на сожж„нной войной земле ещ„ стоял один росток. На самом
видном месте стоял он, распустив два хрупких резных листка. И
росток сказал:

-- Опомнитесь, люди, посмотрите, во что вы превратили землю! Вы
убиваете е„, она больше не может нести вас на себе. Один я держу
землю своими слабыми корнями. Дайте мне вырасти, дайте стать
могучим туйваном, и я буду держать землю долго.

Но голоса зел„ного пророка никто не услышал, а вскоре колючий
башмак одного из героев раздавил его, размазав по камню два
хрупких резных листа.

И тогда мир начал трескаться. Ничто больше не скрепляло оройхоны,
они отделились друг от друга, каждый стал сам по себе, словно
враждующие люди, и в трещины хлынула влага далайна. Полководцы и
их войска рухнули в пучину, но никто не слышал их воплей, за
р„вом бездны.

Зло вернулось к своему прародителю. ‚р и Гур и все их цэрэги
стали руками страшного ‚роол-Гуя. Но и там они не прекратили
вражды. Всякий, видавший князя далайна знает, что его ч„рные руки
враждуют с п„стрыми, перехватывают и отнимают добычу, хотя потом
несут в единую пасть.

Те оройхоны, на которых пылала война, и теперь безлюдны и покрыты
огненными болотами, разделяющими людей, чтобы они не могли
вцепиться друг другу в горло.

Так изменился мир, и ‚роол-Гуй, проплывая там, где прежде
высились оройхоны, усмехался:

-- О люди! Тэнгэр создал вас на погибель мне, но вы никогда не
сможете совершить предначертанное ибо слишком любите убивать.
Телом вы похожи на старика, но душа у вас моя. Поэтому я спокоен
и знаю, что вечно буду плавать в холодных глубинах далайна.
ГЛАВА 7.




Никому из наместников божественного вана изгои не приносили
столько бед как благородному Моэрталу. После того, как он помог
хитрому старикашке Ууртаку уменьшить земли изгоев в его
владениях, вс„ отребье стягивается сюда. Вот уж верно: добрые
дела не проходят безнаказанно. И главное -- изгоев не стало
меньше, хотя уже два года, как пришло известие о смерти илбэча,
и два года не рождается новых земель. Но народ не верит,
вспоминая, что илбэч однажды затаился на дюжину лет. К тому же,
охотники и сборщики харваха говорят, что ‚роол-Гуй по-прежнему
приходит слишком часто, а это значит, что илбэч жив.

Не верил в смерть илбэча и Моэртал. Сумасшедшая баба -- это,
конечно, хорошо и похоже на правду, но одонт помнил, что где-то
есть ещ„ дуралей-сказочник, который жив„т слишком долго для
простого изгоя. И он странно сумел бежать из тюрьмы.
Мальчишка-охранник был обязан Моэрталу всем, но вс„ же предал.
Значит, тому были немалые причины. Интересно было бы узнать их.

И вот недавно доносчики, которых на мокром было достаточно,
сообщили, что объявился Шооран. Беглый цэрэг не сч„л нужным даже
сменить имя. А ещ„ через несколько дней откуда-то приш„л Чаарлах.
Вс„ это было неспроста, и дальновидный Моэртал начал готовиться к
экспедиции. Конечно, главным здесь был не илбэч, который, скорее
всего, вс„-таки умер, а банды. Моэртал хотел спать спокойно, а не
вскакивать среди ночи при известии, что склады разбиты и унесено
вс„. Поэтому прежде всего следовало разгромить отряды изгоев и
навести ужас на уцелевших.

Дюжины цэрэгов проч„сывали мокрое на окраинах владений
Моэртала. Словно случайно они оставляли изгоям путь для
отступления, и те сопротивлялись вяло, предпочитая уходить. Так
уже бывало прежде. Моэртал запирал противника на длинной,
уходящей в далайн полосе мокрых оройхонов, а затем ждал, когда
они перемрут, не выдержав безвылазного существования на мокром,
или начинал наступление, стремясь побыстрее уничтожить врага.
Впрочем, атаковал он лишь дважды и оба раза успеха не имел.
Изгои, в свою очередь, искали слабое место в блокаде, стараясь
вырваться и уйти. Правила этой кровавой игры были известны всем,
и никто не мог предвидеть случившегося.

Однако, на этот раз кампания с первых же шагов пошла не так.
Запертые изгои затаились и ни разу не попытались выйти наружу.
Можно было подумать, что на узком мысе никого нет, но когда
Моэртал выслал впер„д одну из дюжин, цэрэги встретили такое
сопротивление, что с трудом сумели отойти, потеряв двух человек.
Оставалось ждать, и Моэртал выбрал этот, казалось бы самый
безопасный путь. Но успеха не прин„с и он. В дело вмешался
‚роол-Гуй.

Сначала, когда Моэрталу донесли, что, судя по звукам, Многорукий
напал на один из оройхонов с изгоями, одонт обрадовался. Но
потом ‚роол-Гуй выкинулся на берег, занятый цэрэгами. И хотя все
солдаты уцелели, но зато два поставленных на позиции ухэра
оказались сброшены в далайн. Сутки Моэртал не находил от ярости
места, проклиная вс„ на свете. Сгоряча он отдал приказ
немедленно атаковать противника. К счастью цэрэги не успели
втянуться в бой, потому что взбесившийся владыка далайна обогнул
мыс и напал с другой стороны, полностью лишив одонта тяж„лой
артиллерии. А если бы цэрэги успели выступить, то погибла бы и
часть войска. Услыхав о таком счастье, Моэртал потерял на время
дар речи и был увед„н лекарем в алдан-шавар. И это было плохо,
потому что целые сутки не пускали к одонту приползших со
стороны изгоев шпионов. А известия, которые они принесли могли
поднять с постели умирающего или, напротив, убить любого
здоровяка.




* * *




Цэрэги наступали двумя рядами. Это был старый, проверенный строй.
Хотя площадь, которую они проч„сывали, оказывалась невелика, но
зато к любому из воинов немедленно могла подойти помощь. И когда
из-за тэсэгов с нестройными криками выбежало дюжины полторы
изгоев, стражники не растерялись. Они стянулись ближе к поребрику
и пошли навстречу противнику, хотя тех было больше. Обычно
изгои бились бестолково, каждый сражался сам за себя, и цэрэгам
легко удавалось рассеять их, но на этот раз бандиты
действовали слаженно. Особенно на одном из флангов, где
сражались двое совсем молодых парней, вооруж„нных хлыстами. С
хлыстом хорошо нападать, хотя им трудно защищаться. Но такая
пара, прикрывающая друг друга, оказывается неуязвима, подступа к
ним нет, сбить их можно только из пращи или огненным боем. Один
из цэрэгов, оказавшийся на пути, был убит сразу, второй пытался
оказать сопротивление. Чтобы погасить ус парха коротким копьем,
удержав сво„ оружие в руках, требовалось немалое искусство, и
цэрэгу это удалось. С криком "Га-а!" -- он прыгнул к врагу, зная,
что на близком расстоянии хлыст бесполезен, но второй изгой
подс„к ему ноги. Хитиновые поножи выдержали удар, но цэрэг упал,
успев ещ„ заметить, как опускается ему на голову массивная
рукоять хлыста.

Цэрэги, брошенные впер„д озлобленным Моэрталом, отступили.
Победители-изгои быстро раздели убитого. Ээтгон наклонился над
вторым цэрэгом.

-- Эге, да он жив!

Тонким шнурком Ээтгон стянул за спиной руки пленника, потом
дунул ему в нос, приводя в чувство. Цэрэг поперхнулся и очумело
замотал головой.

-- Ну что, -- спросил Ээтгон. -- Понял, куда попал?

Пленник молчал, затравленно глядя на нож в руках изгоя.
Подчиняясь неприметным движениям пальцев, на острие появлялась и
исчезала ч„рная точка ядовитого жала.

-- Понял, -- сказал Ээтгон, подождав несколько секунд. -- Теперь
давай разговаривать. Ухэры меня не интересуют, а вот где стоят
ваши татацы и сколько их?

-- Не буду я с тобой разговаривать, -- хрипло произн„с цэрэг.

При звуках его голоса Шооран, отошедший было в сторону,
вздрогнул и подош„л ближе. Перед ним сидел связанным бывший его
сослуживец -- Турчин. Ну конечно, кто ещ„ умел так ловко
обращаться с копь„м?

-- Бу-удешь... -- протянул Ээтгон. -- Заговоришь.

-- Ш„л бы ты в свой шавар, -- Турчин отвернулся.

Шооран понимал, что Турчин не настолько глуп, чтобы не
сообразить, что с ним сейчас будет. Но Шоорану были известны и
другие черты характера бывшего товарища, в частности, его
упрямство или, если угодно, верность.

-- Он ничего не скажет, -- произн„с Шооран. -- Я знаю.

Турчин повернул голову. Лицо его исказилось.

-- Ты?! -- только и мог выговорить он.

-- Как видишь -- я, -- ответил Шооран.

-- Ты... ты предатель! -- взорвался Турчин. -- Тебя мало бросить
в шавар! Тебя удавят волосяной петл„й на глазах у всех! Тебя
скормят зоггам!..

-- Это будет не сейчас, -- Шооран отвернулся, несколько секунд
стоял неподвижно, потом наклонился к Турчину и перерезал
вер„вку. -- Иди, -- сказал он, -- и постарайся больше не
попадаться. Второй раз не выкрутишься.

Турчин, не заставляя себя упрашивать, быстро поднялся и сначала
пош„л, потом побежал.

Ээтгон, молча наблюдавший эту сцену, привстал было с места, но
вспомнив что-то, сел и, лишь когда цэрэг пропал среди тэсэгов,
проворчал:

-- Любишь ты... отпускать.

-- Что делать, -- ответил Шооран. -- Иначе не умею.

Победители, оставив дозорных, пошли вглубь своих земель. Уходя,
они слышали голос далайна: Многорукий искал цэрэгов. Изгои
злобно просветлели лицами.

Шооран ш„л вместе со всеми, иногда ловя на себе косые взгляды
Ээтгона. Так, вдво„м, словно приклеенные они ходили уже давно,
хотя между ними не появилось даже нам„ка на приятельство. Более
того, Шооран постоянно ощущал глухую неприязнь, идущую от
молодого изгоя. В этом не было ничего удивительного, люди часто
испытывают подобные чувства к тем, кому они чем-либо обязаны.
Объединяла их только привязанность к Чаарлаху, не менее
странная, чем взаимная нелюбовь. То есть, с Ээтгоном в данном
случае вс„ было ясно: Чаарлах когда-то подобрал его больного,
выходил, и потом они бродили по оройхонам вместе. А Шооран...
возможно его тянуло к Чаарлаху просто потому, что сказочник тоже
был не такой, как все.

Лагерь изгоев находился на скрещении поребриков, где сходились
углами четыре оройхона. Один из них появился на свет совсем
недавно, когда изгои уже были заперты здесь Моэрталом. Шум,
поднявшийся в лагере, после появления земли, был немедленно и
жестоко прекращ„н. Ээтгон зарубил двоих крикунов, прич„м одного
убивал долго и мучительно, на глазах у привыкших ко всякому, но
вс„ же ужаснувшихся людей.

-- Чтобы я не слышал больше слова "илбэч"! -- кричал Ээтгон.
Хлыст, падающий на жертву, вдруг менял направление, и
бритвенно-острые кромки не впивались насмерть, а лишь срезали с
истерзанного мяса кроваву