ия казалась невесомой, и ничего не
весили тонкие как высохший лист диски. Шооран сложил наряд,
поколебавшись секунду, снял и доспех, оказавшийся неожиданно
гибким и л„гким. Среди украшений на стене внимание привлекли
заколки для волос, диадемой охватывающие голову воображаемой
красавицы. Неужели -- те? Шооран протянул руку, осторожно взял
два светлых полумесяца.

Вс„. Пора уходить. Он собирался подарить это платье Яавдай, а
теперь отдаст незнакомой ему Тамгай, если, конечно, та
согласится пойти за своим сушильщиком.

Шооран вышел из сокровищницы, аккуратно закрепив камень, хотя и
понимал, что вряд ли ему прид„тся вернуться сюда ещ„ раз.

Койцог ждал неподал„ку от своего авара. Рядом с сушильщиком
сидела маленькая некрасивая женщина. На коленях она держала
собранный узел. Второй узел держал Койцог.

-- Здравствуйте, -- сказала Тамгай. -- Койцог мне вс„ рассказал.
Конечно, мы пойд„м. Вы не беспокойтесь -- я дойду. Понимаете, я
очень хочу, чтобы он бросил эту работу. Я так боюсь за него...

-- Понимаю, -- сказал Шооран.

У Тамгай было бл„клое невыразительное лицо, но оно так менялось,
когда женщина смотрела на длинную физиономию Койцога, что Шоорана
невольно обдала горячая волна зависти.

Шооран забрал у Тамгай тяж„лый узел, а вместо него вручил пакет с
царскими нарядами.

-- Это подарок, -- сказал он. -- Скоро мягмар, тогда наденьте
это. А сейчас -- пора идти.




* * *




Несчастья преследовали бывшего дюженника, а ныне одонта Тройгала
все последние годы. Падение старого Хоргоона грозило ему
нечаянной смертью, поскольку назначенный одонтом Пуиртал знал о
двойной сути дюженника и не стал бы терпеть при себе доносчика.
Поэтому Тройгалу ничего не оставалось делать, как поддержать
авантюру юнца Хооргона, а потом вместе с ним бежать на угловые
земли. Там поначалу вс„ шло хорошо, хотя слова прямодушного
глупца Мунага сбылись, и цэрэги были недовольны дежурствами на
границе. Но даже недовольство Тройгал обратил в свою пользу. Он
мягко оттеснил мальчишку от власти, получив из его же рук титул
одонта, и потихоньку вступил в переговоры с настоящим ваном.
Вечносухой государь благосклонно принял вести от бывшего
соглядатая, и дела вроде пошли на лад. Ван соглашался утвердить
Тройгала одонтом угловых земель и принять под сво„
покровительство, но требовал выдачи Хооргона и казны. Тройгал
соглашался выдать только Хооргона, который, ни о ч„м не
подозревая, почивал в своих покоях. К сожалению, так лишь
казалось Тройгалу, потому что в тот самый момент, когда ван
согласился удовольствоваться одним Хооргоном (но обязательно
целым и невредимым!), мятежный юнец исчез. Он пропал прямо из
опочивальни, у входа в которую стояли верные Тройгалу люди, и
найти его не удалось. Ван был разгневан, переговоры надолго
прервались.

Два года прошли в мучительной неопредел„нности. Объявить ваном
самого себя Тройгал не решился -- это значило отрезать возможные
пути к отступлению, и оставался одонтом неясно при ком. Между
тем, цэрэги роптали, и даже земледельцы начинали повышать
голоса. Применять к солдатам ж„сткие меры Тройгал опасался, хотя
и понимал, что недовольство может вылиться в открытый бунт.

Так обстояли дела в тот момент, когда среди ночи Тройгала
подняло известие, что граница прорвана. А ведь Тройгал был
уверен, что ван не пойд„т на подобное безумство, которое не могло
принести ему ничего кроме потерь и лишних волнений. Но потом
оказалось, что границу преодолели не войска, а толпы изгоев. Как
они сумели пройти, было известно лишь им и погибшим цэрэгам
заграждения. Во всяком случае, ухэры не успели выстрелить ни
разу.

Два дня в крошечной стране шла война, цэрэги, понимая, что с
такими гостями не договоришься, дрались бешено, и Тройгал уже
загадывал, как после победы станет казнить предводителей
противника, но неожиданно противник исчез. И лишь через сутки
выяснилось, что изгои ушли на север по м„ртвой полосе, которая,
как было отлично известно, обрывалась в далайн.

Но теперь оказалось, что огненное болото ид„т не на два, а на три
оройхона, а за ним начинается настоящая земля, куда и ушли
изгои. Прич„м, они не просто сбежали, а заняли проход, поставив
там захваченные у Тройгала ухэры. Крошечное царство было зажато с
двух сторон.

Взбеш„нный Тройгал вызвал дюженника Цармуга, который три года
назад ходил по м„ртвой полосе, проверяя, куда она ид„т, и страшно
избил его.

-- Вонючка! Гнилоед! -- орал он. -- Поленился лишний оройхон
пройти! В нойте утоплю!

-- Я ходил! -- брызгая кровавой слюной, кричал Цармуг. -- Не было
там ничего!

-- Вр„-„шь!.. -- и Тройгал снова бил, хотя и понимал, что Цармуг
прав. Прозевали илбэча и землю тоже прозевали.

Самое страшное, что теперь нечем было обороняться. Четыре
последних татаца, прежде грозно украшавших вход в алдан-шавар,
были перенесены к границе. Больше орудий у Тройгала не было, не
было и мастеров-макальщиков -- каторжные заводы стояли на
восточных окраинах государства вана.

Вновь Тройгал вступил в переговоры, но теперь ван требовал не
только казну и ежегодную дань, но и заложников. Утешало
самозваного одонта лишь то, что ван вс„ же ответил ему, и,
значит, можно ещ„ поторговаться. Отвечал Тройгал уклончиво, так
что было невозможно понять, какое именно сокровище не может он
отдать -- сыновей или оружие и жемчуг. Ван требовал и то, и
другое. В ответ Тройгал смирено отослал списки, утаив двух
сыновей из шести и самое ценное среди сокровищ. Ван напомнил,
что ему нужны не клочки кожи, а сами драгоценности и, в первую
очередь, пропущенные в списках, доспех из ч„рного уулгуя и талх,
расшитый дисками уулгуя бледного.

Тройгал ещ„ не решил, как будет отвечать, когда новый удар
обрушился на него: на востоке возник оройхон, граница исчезла.

Испуганный и растерянный он стоял, глядя на огромное
пространство, которое было невозможно оборонять. Мунаг, быть
может, и умудрился бы держаться здесь, но Мунага нет в живых.

-- Надо бежать, -- сказал один из дюженников. -- Иначе раздавят,
как только ван подтянет войска.

-- Погодите... -- простонал Тройгал. -- Ещ„ есть выход. Я в„л
переговоры с ваном. Отдадим казну: доспех, дорогое оружие,
царское платье, и все останутся на местах. Ван обещал...

-- Ну, давай, -- сказал кто-то, и Тройгал с холодным ужасом
заметил, как изменились взгляды и голоса окружающих.

Тройгал спешно вернулся в свои -- бывшие свои! -- покои. Двое
командиров и десяток солдат из недовольных боевых дюжин шли за
ним, не то охраняя, не то конвоируя. Тройгал отомкнул хитроумный
замок, с натугой отворил тяж„лую дверь. Спустился вниз.

Гладкая стена была пуста. Такое представлялось ему иногда в
ночных кошмарах: он заходит в сокровищницу, а там ничего нет.

Тройгал подош„л ближе, потрогал стену, посмотрел внизу, по
сторонам.

-- Где они?.. Где?.. -- бормотал он, бегая кругами по
сокровищнице.

-- Ну?! -- крикнул от дверей Цармуг. -- Скоро ты там, корм
шаварный?

Тройгал подош„л к столу, сжал тонкий нефритовый нож.

Собирался ли он пробиваться на волю или зарезать себя? Копь„,
пущенное Цармугом, пробило руку. Нож выпал. Солдаты посыпались по
лестнице, разом навалились на одонта.

-- Живь„м взять мерзавца! -- закричал Цармуг.




* * *




Три оройхона м„ртвых земель показались Шоорану неожиданно л„гкой
и простой дорогой. Возможно, оттого, что он ш„л не один, а может
быть, из-за того, что недавно прошедшее войско расчистило путь.
Гораздо больше чем за себя Шооран опасался за попутчиков.
Но привычный к жаре и смраду Койцог ломил прямо, словно
рвущийся к добыче гвааранз, да и худенькая Тамгай стойко
переносила трудности, хотя было видно, каких мучений стоило ей
сдержать кашель.

В беспокойном клубящемся тумане проступили очертания земли, той
самой, где Шооран потерял юношескую красоту, получив взамен
рубцы и бурые пятна ожогов. Здесь он умудрился добыть палец
‚роол-Гуя. Ничто вокруг не напоминало о тех событиях, нойт и
время ст„рли следы. Зато сразу было видно, что эта земля теперь
обитаема. Отбросы далайна не громоздились вдоль берега, а были
уложены попер„к дороги, образуя высокий защитный вал. Далее,
занимая весь поребрик, зевали в лицо идущим четыре ухэра. Они
стояли один за другим, на специальных станках, позволявших, ежели
появится ‚роол-Гуй, опрокинуть ухэр на безопасную сторону.
Сразу ясно, что тот, кто устанавливал орудия, понимал толк в
обороне.

-- Ого! -- воскликнул Койцог. -- Я недаром ун„с с собой весь
сухой харвах, что у меня был. Здесь это зелье тоже требуется.

-- Откуда столько ухэров? -- удивился Шооран. -- У Хооргона их
было всего два...

-- Штой! -- раздался окрик из-за завала. -- Кто такие?

И тут же знакомый голос караульного изменился, грозные ноты
сменились радостным кличем:

-- Шооран?! Ты?.. Какой ‚роол-Гуй тебя жан„ш?!

Через засеку перебросили лестницу, на вершине вала, над
частоколом изломанных костей появилась изуродованная, но сияющая
радостью, знакомая образина Маканого.

Койцог быстро перелез через завал, помог перебраться Тамгай.
Последним спрыгнул Шооран.

-- Вот наша земля, -- сказал он. -- Тут и будем жить.




* * *




Велик труд Тэнгэра и непостижим для ума! Чем можно вырыть далайн
без дна, каким бурдюком наносить в него воду? Человек успеет
умереть, прежде чем пойм„т это. А Тэнгэр создал такое и отряхнув
с ладоней землю, сказал:

-- Таков должен быть далайн, иначе он не вместит вечного
‚роол-Гуя.

Сверху Тэнгэр настелил небесный туман и сказал так:

-- Здесь будет положен предел взгляду и разумению, чтобы никакая
смертная тварь не проникла в сокровенные тайны алдан-тэсэга и не
сравнялась со мной.

Вс„ сущее -- и бездна, и небо, и крепкая стена послушествовали
слову старца. Лишь когда пять оройхонов были заселены зверями
ползающими, бегающими и прыгающими, и пришла очередь человека,
Тэнгэр встретил непослушание.

-- Ты должен думать о вечном, -- молвил Тэнгэр, -- ибо таков мой
уговор с ‚роол-Гуем.

Но человек сказал на это:

-- Нельзя думать о вечном, когда дети плачут от голода, и не
знаешь, чем накормить их.

-- Ты можешь есть вс„, что раст„т на оройхонах, -- объяснил
Тэнгэр, -- а из зверей тебе годны для пропитания прыгающий парх,
быстрая тукка и вонючий жирх, от которого выворачивает нутро. Но
не вздумай брать в пищу ничего из того, что плавает в далайне.
Это корм ‚роол-Гуя, и ты умр„шь от него.

-- Спасибо, добрый Тэнгэр, -- сказал человек и уш„л собирать
чавгу и ловить зверей шавара.

Тэнгэр ждал человека целую неделю и, не дождавшись, пош„л по его
следам. Он отыскал пропавшего и грозно спросил, как тот посмел
бежать от своего создателя.

-- Я не бежал, -- ответил человек, -- я заблудился, потому что
этот мир мне незнаком.

-- Что же, -- молвил Тэнгэр, -- видно прежде мне прид„тся
обучить тебя простым вещам, чтобы они не мешали мудрому. Знай:
то, что над твоей головой -- зов„тся небом, а то, что под
ногами -- твердью. У всякого оройхона четыре стороны, и, значит,
в мире есть четыре пути. Там, где стена мира всего ближе --
находится восток, а там, где она дальше всего -- запад.

-- Мудрый Тэнгэр, -- возразил человек, -- даже там, где стена
далайна ближе всего, она слишком далеко. Я не вижу е„.

-- Как ты глуп! -- воскликнул господь. -- Вон там -- запад, а
там -- восток. Это ты запомнить можешь?

-- Да, мудрый Тэнгэр. Я запомню это.

-- А если ты станешь так, чтобы по правую руку у тебя был восток,
а по левую -- запад, то перед твоим лицом окажется север, а
сзади -- юг. Зная это, ты никогда не заблудишься на оройхонах.
Это вс„, что тебе надлежит знать о мире.

-- Но ведь в мире есть не только твердь, -- удивился человек.
-- Ещ„ есть далайн, и он больше земли.

-- Далайн я создал для ‚роол-Гуя, -- ответил Тэнгэр, -- но
многорукий ‚роол-Гуй должен быть ненавистен тебе, поскольку он
зло, а я -- добро.

-- Почему?

-- Да потому, -- загремел Тэнгэр, -- что я создал тебя, а
‚роол-Гуй тебя съест!

-- Не сердись, я понял, -- сказал человек. -- Ты добр, ибо создал
меня на съедение ‚роол-Гую. Но мне неясно иное. Если по правую
руку у меня будет добро, а по левую -- зло, то что окажется перед
моими глазами, и что за спиной?

-- Ты ещ„ глупее, чем кажешься! -- вскричал Тэнгэр. -- Ты никогда
не сможешь думать о вечном!

И раздосадованный Тэнгэр уш„л прочь и лишь много веков спустя
заметил, что неторопливые мудрые мысли отравлены глупой загадкой:
что находится перед лицом стоящего между добром и злом. И как ни
гнал старик Тэнгэр этот вопрос, он не мог ни избавиться от него,
ни дать ответ.

А человек, оставшись один, просветлел лицом и воскликнул:

-- Я понял! Впереди будет жизнь, а за спиной -- м„ртвая вечность.
Но у меня нет глаз на затылке, поэтому я буду смотреть впер„д.
ГЛАВА 8




Полгода назад, избавившись от "сладкой каторги" и освободив
товарищей, Маканый повернул в родные места. Он понимал, как мало у
него надежды остаться непойманным. Наверняка приметы бежавших
разосланы по всем оройхонам, и за поимку каторжников обещана награда.
И, если остальные двенадцать могут остаться неузнанными, то уж его
приметная морда запомнится всем.

Действительно, бои в земле старейшин ещ„ не остыли, а облавы шли одна
за другой. Через неделю восемь изловленных беглецов составляли
компанию смирному Уйгаку. Умница Уйгак кушал вкусное мясо, не уставая
хвалить себя за предусмотрительность.

Затем, старшие братья, поняв, что остальных так просто выловить не
удастся, решили рискнуть, и девять пленников были распяты на берегу
далайна. Они провисели там два дня, так что жалобные причитания
Уйгака отчаянно наскучили караульным. На третий день ч„рный уулгуй
высунул из далайна руки и по одному перетаскал к себе связанных
людей. Уйгака он уволок в пучину вместе с крестом.

История пленения илбэча закончилась.

Маканого не было среди пленников. Вс„ это время он прятался на
сухом, дн„м отл„живаясь в зреющей хлебной траве, а ночью переползая с
одного оройхона на другой. Появиться на мокром не решался,
догадываясь, что жд„т его там. Лишь узнав из обрывка подслушанного
разговора о судьбе своих неудачливых товарищей, он вышел к побережью и
отправился на запад. Облав он с этой минуты не опасался -- до тех
пор пока страна дьяволопоклонников-старейшин не усмирена
окончательно, в западных провинциях некому проводить облавы.
Спешить Маканому было незачем, он отлично понимал, что рано или
поздно его изловят, и, значит, надо всего-лишь удачно прожить
украденные дни. Поэтому он обогнул единственный в стране мыс, где
могли бы скрываться изгои, и где наверняка ждали беглецов, и,
преодолевая от силы по оройхону в день, начал смещаться в
сторону родной каторги. Теперь он преступно питался чавгой, и на
сухое вылезал лишь ночами.

Судьба благоволила каторжнику, даря одну неделю свободы за другой.
Маканый вышел на западный берег, длинный и прямой, и подумывал, а не
повернуть ли ему обратно в сторону старейшин, где вс„, должно быть,
закончилось. Но вышло по-иному.

На очередную дн„вку Маканый устроился недалеко от поребрика, чтобы
можно было дать д„ру, если вдруг вынырнет ‚роол-Гуй. И в то же время,
надо было держаться подальше от сухого, где его могли заметить и
донести цэрэгам. Такую задачу Маканому приходилось решать ежедневно, и
сегодня его решение совпало с поступком другого беглеца.

Маканый сразу узнал вышедшего ему навстречу человека, и даже припомнил
имя: Коайхан. Это был один из четыр„х уцелевших чудотворцев, который
также как и Маканый метался по побережью, безуспешно ища пристанища.

-- Привет! -- воскликнул Маканый, кривя в улыбке беззубый рот.

Вместо ответа Коайхан ударил. Костяная дубинка косо скользнула по
голове, обратив в кровавую кашу изорванный остаток уха.

-- Ты што!? -- закричал Маканый, прижимаясь к скале и судорожно
нащупывая спрятанный в рукаве нож.

-- Попался, илбэч!.. -- прошипел Коайхан, поднимая двумя руками
дубинку. -- Ты у меня получишь за вс„: за каторгу, за макальник, за
кресты... За то, что я теперь как тварь шаварная прячусь...

-- Дурак! -- каркнул Маканый. -- Притш„м тут илбэтш? Ешли бы не он,
тебя бы давно ыльки ражъели...

-- Не-ет!.. Я знаю -- ты илбэч, и я убью тебя!

Коайхан обрушил свою дубину, но мгновением раньше Маканый прыгнул
впер„д, ткнув клинком в живот противнику. Коайхан забулькал, словно
густой нойт, хлюпая, хлынул из открытой раны, и повалился на бок.
Горящие сумасшедшиной глаза остановились.

-- Перештаралша... -- огорч„нно произн„с Маканый.

Он быстро обыскал труп, взяв себе кое-что из скопившегося в сумке и
поясе хлама, подхватил Коайхана под мышки и потащил к шавару.

-- Глупый ты, -- бормотал он дорогой, -- жатшем ты это шделал? Теперь
наш вшего трое, а это и мне опашней, и илбэтшу. А вдруг ты и ешть
илбэтш и меня хотел убить, штобы я не жнал?.. -- Маканый остановился,
заглянул в м„ртвое лицо. -- Ты илбэтш? -- спросил он, хотя и
понимал, что убил не чудесного строителя, а просто дурака. -- Ну и
ладно, пушть ты илбэтш, а ешли появятша ишшо оройхоны, жначит уже
новый илбэтш родилша. Но што ты умер -- никто не ужнает. До швиданья,
глупый илбэтш.

Маканый столкнул тело в черноту, постоял, прислушиваясь к закипевшей
возне, чавканью и хрусту, а потом понуро побр„л к далайну. Он сам не
мог сказать, что привело его туда, Маканый не любил далайн, и причины
для нелюбви были вескими, но сегодня ноги сами привели его на
побережье. И здесь, поднявшись на крайний тэсэг, Маканый различил
своим единственным глазом дразнящую тень дал„кой земли.

Неделю Маканый ходил по побережью, то теряя землю из виду, то вновь
замечая е„. Наконец, пройдя в опасной близости от лагеря
каторжников, он ступил на м„ртвую тропу и через четыре часа уже стоял
на другом берегу.

Некоторое время он прожил в одиночестве, объедаясь мясом, к которому
так и не успел привыкнуть, затем с юга пришло войско изгоев.

Сначала Маканый страшно перепугался, что его примут за илбэча, но
ничего такого не случилось, изгои, среди которых каждый второй был
увечным, легко признали бродягу своим. Вожди изгоев -- заросший
ч„рной бородой Суварг и молодой с ж„стким прищуром серых глаз
Ээтгон допросили гостя с севера и позволили жить вместе со всеми.
А узнав, что новый край имеет выход на страну добрых братьев,
прич„м как раз к тому месту, где стоят каторжные мастерские,
изгои устроили мгновенный набег и, не потеряв ни одного человека,
вдевятеро увеличили мощь своей артиллерии, унеся не только
новенькие ухэры и татацы, но и хранившийся в арсеналах запас
харваха. Потом, правда, пришлось налаживать оборону и держать
границу против опомнившихся братских войск.

За всеми этими делами Маканый отвл„кся от тревожных мыслей об илбэче.
Появление Шоорана вновь пробудило их. Ситуация очень напоминала
известную сказку о братьях илбэча. Только братьев было пятеро, а их
оставалось всего трое: сам Маканый, Шооран и угрюмый бунтовщик
Куюг. Можно было бы, кроме того, думать и на Коайхана, если бы Маканый
не узнал, что в тот самый день, когда он сбросил тело Коайхана в
шавар, илбэч был жив и строил землю на другом конце мира.

Шооран и двое пришедших с ним получили участки земли совсем рядом с
полем Маканого. Это радовало и вместе печалило калеку. Если завтра
родится земля, он будет знать, кто е„ создал, и тогда проклятие
‚роол-Гуя обрет„т силу, а этого Маканый не хотел. Единственное, что
сохранилось в его душе от внушаемой с детства веры, были слова
молитвы: "яви славу твою в делах светлых илбэчей твоих, их же любим
благодарным сердцем..."

Прошло несколько дней, и случилось событие, заставившее Маканого
обрадоваться и встревожиться ещ„ больше. В новый край явился Куюг.
Как и Шооран он обогнул мир и приш„л через земли вана. Куюгу
досталась земля на южной оконечности страны, и это втайне
радовало Маканого. Убедившись, что Шооран и Куюг не горят
желанием увидеться, он сообщил им, каждому в отдельности, будто и
Коайхан тоже жив„т где-то поблизости. Теперь илбэч мог
чувствовать себя относит