закричал Шооран. -- Пойд„м
отсюда, я не хочу, чтобы и ты сгорела!

-- Ничего, мальчик, -- сказала мама. -- Я буду очень осторожной.




* * *




Сырой харвах собирают в зарослях хохиура. Ж„сткая трава быстро
вырастет и, ещ„ не созрев, начинает гнить. Толстые ломкие стебли
густо покрываются рыжей плесенью. Это и есть харвах. Грязные
хлопья соскребают с веток, пока не набер„тся полная торба --
тяж„лая и мокрая. Потом мама прожарит харвах на аваре, и он
превратится в тончайшую пыль, без которой не выстрелит ни тяж„лая
пушка-ухэр, ни л„гкий татац, что свободно переносят двое солдат.

Уже больше года, как Шооран с мамой живут под рукой великого
вана, и ничего плохого за это время не произошло. Шооран вырос,
теперь он сам собирает харвах, ходит за ним по всему оройхону и
не раз доходил к самому далайну. Больше он не бегает от далайна
сломя голову, хотя и понимает, что разгуливать там зазря -- не
стоит. Впрочем, этот оройхон почти безопасен всего побережья в
н„м -- дюжины три шагов, а значит, всегда можно успеть
перескочить границу. Гораздо опаснее в центре -- там далеко
бежать.

Шооран поднял голову. Тяж„лая низкая волна только что
расплескалась о край оройхона, влага ещ„ стекала сквозь груду
разбитой живности, и какие-то мелкие существа, изгибаясь,
прыгали на камне, стараясь достичь родной стихии. На самом краю
конвульсивно шевелящейся кучи Шооран заметил толстое
цилиндрическое тело. Зверь был ростом почти с человека, и
гораздо толще. Он шл„пал по камню стреловидным хвостом, но сразу
было видно, что толстяк не может сам доползти до уреза
влаги. Его гладкое брюхо лоснилось, словно намазанное жиром.

Авхай! Отличная находка! Не так часто этот зверь, совершенно
беспомощный на берегу, но необычайно ловкий в далайне, бывает
выброшен на сушу. Конечно, есть авхая нельзя, но зато у него
хорошая кожа. Будет маме новый жанч.

Шооран, натягивая на ходу рукавицы, подбежал к гигантскому червю,
ухватил его за хвост, покраснев от натуги, волоком оттащил шага
на три от остальных существ. Пускай половина из них уже мертва,
стоять рядом вс„ равно не стоит -- чем меньше имеешь дела с
тварями из далайна, тем дольше прожив„шь. Ыльк в руку вцепится --
мало не будет.

Авхай не сопротивлялся, на берегу тяж„лое тело не слушало его, но
вс„ же волочить тушу до дома было немыслимо. Прид„тся потрошить
добычу здесь, и бегом, пока кожа не задубела и не стала ломкой,
нести е„ маме.

С собой у Шоорана был только деревянный нож, которым он
соскребал харвах, но Шооран в любую минуту мог превратить его в
настоящий кинжал -- оружие опасное и запрещ„нное для всех, кроме
благородных цэрэгов. Шооран достал из пояса тщательно спрятанное
лезвие из прозрачной кости, вставил его в продолбленную выемку
на ноже, покачал двумя пальцами, проверяя, прочно ли оно вошло в
паз, примерившись ударил в основание головы авхая и быстро пов„л
нож вниз к хвосту. Кожа с треском уступила инструменту, упругая
туша сразу обмякла, белая каша внутренностей хлынула наружу,
заляпав вс„ вокруг. Шооран ухватил авхая за хвост, вытащил из
зловонной лужи, тряхнул несколько раз, чтобы из шкуры вылились
остатки наполнявшей е„ жижи, а потом свернул ещ„ живого зверя в
рулон. Авхай шевелил длинными усами, обрамляющими беззубый рот, и
эти замирающие движения выпотрошенного, превращ„нного в вещь
тела, наполняли Шоорана гордостью удачливого добытчика.

Шооран подхватил почти полную сумку с харвахом, пристроил сверху
скатанного в трубу авхая и поспешил к дороге.

По верхушке поребрика, разделявшего два оройхона была проложена
тропа. Шооран выбрал именно этот, более долгий, но зато
безопасный путь -- в центре мокрого оройхона, куда редко
заглядывали караулы, его запросто могли ограбить. Не бог весь
какая ценность -- невыделанная шкура авхая, но Тэнгэр не думает о
тех, кто не желает думать сам. И главное -- лишние четверть часа
пути оправдывались тем, что часть дороги проходила вдоль сухого
оройхона.

Тропа круто, под прямым углом повернула, а вернее, е„ пересекла
другая тропа, на которую и свернул Шооран. Теперь слева тянулась
земля воистину сказочная. Конечно, и там, как повсюду, поднимали
свои вершины восемь суурь-тэсэгов, и там каменными горбами
выпирали из земли тэсэги помельче, но нигде не было ни единой
капли нойта, во всяком месте можно было сесть и даже лечь, не
боясь испачкаться, обжечься, отравиться. На узкой, доступной
людям полосе огненного оройхона тоже было сухо, но поблизости от
аваров не росло ничего, а здесь землю покрывала нежная, ничуть не
похожая на ж„сткий шуршащий хохиур трава. У этой травы были
тонкие зел„ные стебли, на верхушках которых качались гроздья не
то ягод, не то семян -- Шооран не знал, что это, но инстинктивно
чувствовал, что гроздья съедобны, и судорожно сглатывал слюну,
набегавшую от одного вида такого количества вольно растущей
пищи.

В одном месте он увидел, как между тэсэгами теч„т ручей. Это была
настоящая вода, которую покупала для него мама. Вода текла
совершенно свободно и, кажется, никуда. В ручье, наполовину
скрытые водой, лежали медлительные толстые звери. Они смотрели
на Шоорана пустым благодушным взглядом и сосредоточено жевали
плавающие в воде растения. Даже отсюда было видно, как беззащитны
эти животные, и как вкусно их мясо. Но в то же время Шооран знал,
что их защищает сила более могучая и опасная нежели самые
ядовитые шипы и острые зубы. Здесь и там на делянках виднелись
фигуры работающих, и если кто-то из них поднимал голову, то
Шооран встречал опасливый и ненавидящий взгляд. Вс„ вокруг
кому-то принадлежало, и за одну горсть зерна хозяин, не
задумываясь придушил бы похитителя. Ч„ткие границы, лежащие в
основе оройхонов, определили и границы между людьми. В мирное
время лишь цэрэгам и высшей знати дозволялось свободно
переходить с одного оройхона на другой, остальные годами сидели
на своем крошечном пятачке, радуясь, что они здесь, а не на
мокром, где в любую минуту из вздыбившегося далайна может явиться
жаждущий крови ‚роол-Гуй. И ненависть к болотному отребью:
грязному, вонючему и оборванному, покрытому язвами и болячками,
но живущему на единую каплю свободнее, неугасимо пылала в их
душах.

Всего этого Шооран не знал, он видел лишь, что всякий по левую
сторону дорожки в сравнении с ним жив„т, словно восседает на
алдан-тэсэге, и окрашенную восхищением уверенность, что так и
должно быть, и люди там особые, ещ„ не отравило сомнение. Но
зато гордость в н„м уже проснулась, и Шооран ш„л, повернув
св„рток так, чтобы на сухой стороне всем была видна голова авхая,
изредка уныло двигавшая усами. Шооран поступал так почти
безотч„тно, и даже помыслить не мог, чем оберн„тся его невинное
тщеславие.

Возле раскидистого туйвана, развалившего узловатыми корнями
небольшой тэсэг, Шоорана окликнули:

-- Эгей, гнилоед, а ну ползи сюда!

Под деревом Шооран увидел нескольких мальчишек. В центре сидел
тот, кто позвал его. Он был значительно старше Шоорана, но вряд
ли сильнее -- ухоженное лицо было по детски округлым и
глуповатым. В руке он держал надкушенный плод, один из тех, что
украшали крону царского дерева.

-- Ползи сюда, когда тебе повелевает сияющий ван! -- потребовал
мальчишка.

Шооран не двинулся с места. Он впервые видел так близко детей
сухого оройхона и теперь поражался их одежде -- чистой и мягкой,
розовым необожж„нным рукам и не по возрасту детскому занятию --
дома в великого вана играли только пятилетки -- один приказывал,
другие повиновались, выполняя команды. А здесь сидело и стояло с
десяток почти взрослых парней. Один из них резко взмахнул палкой
и выбил из-под руки Шоорана скатанную шкуру. Шооран наклонился,
чтобы поднять е„, но его ударили в спину, свалили и, заломив
руки, подтащили к сидящему толстощ„кому мальчишке.

Игра приобрела неожиданно неприятную окраску.

-- Славная добыча! -- сказал толстощ„кий, разглядывая Шоорана. --
Как ты посмел ослушаться, вонючка?

-- Я работаю, мне некогда заниматься играми, -- хмуро ответил
Шооран.

-- Вы слышали, что сказал этот пожиратель нойта?! -- сидящий не
скупился на оскорбления. -- Он работает!.. Кто позволил тебе
ступить грязной ногой на мою землю?

-- Вы сами меня затащили, -- защищался Шооран, но его не слушали.

Внимание толстощ„кого привлекла шкура, а вернее -- голова авхая.

-- Кутак, глянь, как они похожи! -- обратился толстощ„кий к
одному из приятелей. -- Это он свою невесту распотрошил. А ну,
поцелуйтесь! -- приказал он.

Парни обидно захохотали. Шоорану под нос сунули слизистую морду
авхая с белесыми точками снулых глаз. Шооран попытался
отвернуться, но ему продолжали тыркать в лицо беззубой пастью.

-- Смотрите, он не хочет! -- закричал толстощ„кий. -- Он
бунтовщик! Бросить его в далайн!

Угроза казалась бессмысленной, до далайна была тройная дюжина
шагов через мокрый оройхон, но когда Шоорана силой подняли на
ноги, он заметил, что двое взрослых людей, возившихся неподал„ку,
отвернулись и спешно уходят, и понял, что хорошего ждать не
приходится. Если его начнут окунать лицом в нойт... Шооран
д„рнулся и сумел вырваться из зажавших его рук. Противники
метнулись, отрезая Шоорану путь к отступлению, но Шооран не
думал о бегстве. Эта банда просто так, играючись, нарушала все
священные мальчишеские правила, и теперь Шоорану хотелось
мстить. Он ринулся к толстощ„кому и, не раздумывая, влепил
оглушительную затрещину. Потом повернулся к остальным врагам. Те
на секунду замерли, разом выдернули из-за кушаков короткие
толстые палки и двинулись впер„д. По изменившимся лицам и
замедлившимся движениям Шооран понял -- пощады не будет. Убьют.

-- Бейте его! -- завизжал толстощ„кий, но в этот момент Шооран,
принявший единственное верное решение, прыгнул на него.
Толстощ„кий был старше и много крупней Шоорана, но оказался
неожиданно слаб и рыхл. Шооран, даже не ощутив сопротивления,
повалил врага на живот, левой рукой ухватил за чисто вымытые
волосы, д„рнув, задрал ему голову, а правой приставил в жирной
шее выхваченный кинжал. Масляно блеснуло полупрозрачное костяное
лезвие.

-- Назад! -- предупредил Шооран подступающих парней. -- А то ему
не сдобровать.

-- Ых-га... -- подтвердил толстощ„кий, кося глазом на щекочущее
шею остри„.

Парни нерешительно расступились.

-- И запомни, -- раздельно произн„с Шооран, встряхивая для
убедительности толстощ„кого. -- Ты мелкий вонючий жирх. Если ты
ещ„ раз попад„шься на мо„м пути, я напою тебя нойтом и брошу в
шавар. Понял?

Толстощ„кий согласно икнул.

-- Тогда повтори, что я сказал.

-- Я... мелкий... вонючий жирх... Ты бросишь... меня... в шавар,
если я попадусь.

-- Сначала заставлю напиться нойта.

-- Сначала... напиться нойта...

-- Правильно, -- Шооран рывком поднял толстощ„кого на ноги. --
Скажи своим, чтобы бросили палки и отошли в сторону.

-- Отойдите... -- полузадушенно прохрипел пленник.

-- И учтите, тухлые слизни, если вы вздумаете идти за мной
следом, ни один из вас не верн„тся домой живым.

Шооран едва заметно шевельнул пальцем, по тончайшему, выточенному
в кости каналу скользнуло жало зогга и ч„рной брызгой повисло на
острие. Парни попятились, палки со стуком полетели на землю.
Шооран, волоча за собой толстощ„кого, выбрался на тропу, поднял
сумку и шкуру авхая. Часть харваха из сумы высыпалась, но Шооран
не стал подбирать его. Он лишь пнул толстощ„кого коленом под
мягкие ягодицы, отчего тот кувырком полетел с поребрика, и
бросился прочь. Никто за ним не погнался. Вообще-то Шооран хотел
столкнуть пленника на мокрую сторону, в грязь, но в последнюю
секунду ему стало жаль красивой и наверняка очень дорогой одежды.

Отбежав немного, Шооран спрыгнул с тропы на свой оройхон и,
петляя между тэсэгами, помчался к дому. Лишь когда до сухой
полосы, где жили они с матерью, оставалось всего несколько
шагов, Шооран опомнился. Спрятавшись за ближайшим тэсэгом, он
стряхнул с кинжала ядовитое остри„, осторожно отсоединил лезвие
и хорошенько спрятал его.

Даже мама не знала, какое оружие хранит е„ сын. Костяной
наконечник был подарком. Месяц назад охотники выволокли из
шавара огромного гвааранза. Панцирь чудовища был отправлен в
подарок одонту, а острые плавательные перья, из которых вырезали
лезвия, разобрали цэрэги. Именно тогда недавно назначенный
дюженником цэрэгов рыжебородый Мунаг снял со своего кинжала
источенное остри„ и бросил его Шоорану. Мунаг вообще хорошо
относился к Шоорану и его маме, подолгу разговаривал с ними,
когда они приносили высушенный харвах, а встретив на тропе
Шоорана, громко кричал:

-- Привет, маленький жирх!

-- Привет, большущий ‚роол-Гуй, -- отвечал Шооран.

Случившиеся поблизости жители испуганно бледнели при виде такого
запанибратства, а Мунаг оглушительно хохотал, тряся бородой и
распахнув т„мную словно шавар яму рта.

Лезвие Шооран прив„л в порядок - вычистил и отполировал, подогнал
свой нож под размеры костяного сокровища, рассверлил даже
намертво забитый канал для колючек. Неделю по вечерам, скрывшись
от посторонних глаз, вращал костяной иглой в замусоренном канале
или правил остри„ на куске кожи. Жало зогга, и не одно, а целых
пять штук, Шооран добыл сам. Нарвал пятнистых стеблей хохиура и
распихал их пышными мет„лками впер„д в отверстия шавара. На
следующий день вытащил те стебли, что остались целы, и в
скукожившихся мет„лках отыскал десяток зоггов. Оставалось только
раздразнить зогга, чтобы он, угрожая выставил жало, а потом
резким движением раздавить крошечного гада, прежде чем он успеет
выпрыснуть яд.

Конечно, Шооран знал, что за такой ножик, узнай о н„м одонт,
владельца немедленно отправят пройтись по шавару босиком, но
удержаться не мог и изготовил вс„ как надо.

Теперь нож выручил его, но в то же время хранить его стало
опасно, особенно, если кто-нибудь из мальчишек донес„т о н„м
властям. Впрочем, Шооран надеялся, что этого не случится, в конце
концов, первыми и всерь„з напали они, и вряд ли им захочется
отвечать за свой поступок перед одонтом.

Приведя себя в порядок, Шооран вышел к палатке. Мама была дома.
Шооран высыпал из сумы харвах и с гордостью раскатал перед мамой
кожу авхая. Авхай уже полностью обездвижел, и это немного
омрачало радость охотника.

-- Какой ты молодец! -- протянула мама восхищ„нно. -- Настоящий
охотник! Ты гляди -- он ещ„ живой!.. -- и действительно, словно
специально авхай округлил приоткрытый рот и замер на этот раз
навсегда.

-- Это для тебя, -- довольно сказал сын. -- сшей себе новый жанч.

-- Спасибо, -- сказала мама. -- Только как же быть, я сегодня не
смогу кожу обработать, мне сейчас уходить надо, я уже вымылась,
видишь?

-- До завтра кожа испортится, -- непонимающе сказал Шооран.

-- Знаешь, что мы сделаем, -- догадалась мама. -- Мы попросим
Саригай, она шкуру выскоблит и замочит в нойте, а я завтра
доделаю вс„ до конца.

-- Как же, согласится она... -- недовольно протянул Шооран,
обиженный невниманием к своему подарку, -- а если и согласится,
то выскоблить кожу как следует не сумеет...

-- Сумеет, -- успокоила мама. -- Я очень попрошу.

Когда соседка, обрадованная возможностью неожиданного заработка,
ушла, захватив кожу, Шооран, вс„ ещ„ слегка обиженный, спросил:

-- Мам, а куда ты ид„шь?

-- В гости, -- ш„потом ответила мама. -- Меня Мунаг пригласил.

-- Он тебя в ж„ны бер„т? -- догадался Шооран.

-- Нет, что ты... кто меня возьм„т, я же сушильщик. Он так просто
пригласил. Но это неважно, он хороший человек, не злой. И ты ему
нравишься.

-- Да, Мунаг добрый, -- сказал Шооран, вспомнив про нож.

Мама открыла большую флягу, которая обычно пустой лежала в углу,
налила на ладонь несколько капель воды и, наклонившись, обт„рла
лицо. Шооран смотрел молча, понимая важность момента. Потом,
когда фляга была убрана, произн„с:

-- У Мунага две жены, и обе моются водой каждый день. Они чистые
и называют нас вонючками. Я знаю.

-- Ну и что? -- спросила мама.

-- Я не понимаю, зачем Мунагу понадобилась ты. Может быть он
просто хочет посмеяться, -- Шооран произн„с эту мучившую его
фразу с решительным отчаянием, словно кидаясь в далайн. Но ничего
не случилось. Мама улыбнулась.

-- Мунаг сильный, -- сказала она, -- а его ж„ны... я не знаю,
какие они -- должно быть молодые и красивые, и наверняка чистые,
но ему скучно с ними. Ведь случается, что и блистающий одонт, ни
разу в жизни не промочивший ног, жив„т среди праздников и похвал
более одиноко, чем последний изгой на мокром оройхоне. А может
быть, ты и прав, а я просто девчонка до сих пор не нажившая капли
ума.

-- Мама, -- спросил Шооран. -- Ты счастливая?

-- Конечно. У меня есть ты. Вырос уже, совсем взрослый стал --
вон о каких вещах задумался. Конечно, счастливая.

-- А если не обо мне, а просто о жизни. Так -- счастливая?

-- Так -- не очень.

-- И я -- не очень.

Мама скинула жанч, и Шооран увидел, что под ним одета не простая
рубаха, а тонкий праздничный талх, недавно выменяный на сухом
оройхоне и ещ„ ни разу не од„ванный. Из потайного кармана жанча
мама достала нитку драгоценного лазурного жемчуга, который
изредка находят в самых жутких закоулках шавара.

-- Надеть? -- спросила мама и, не дожидаясь ответа, накинула
ожерелье на шею.

-- Какая ты красивая!.. -- восхищ„нно протянул Шооран. -- Это
настоящий жемчуг? Откуда он у тебя?

-- Его добыл отец, -- лицо матери омрачилось, она протянула
руку, чтобы снять с шеи пронзительно голубую нить, но в этот
момент полог навеса отлетел в сторону, сорванный сильной рукой, и
в про„ме показался тяжело дышащий Мунаг.

-- Где он? -- потребовал Мунаг.

-- Кто? -- не поняла мама.

-- Твой Шооран только что зарезал любимого сына одонта.

-- Неправда! -- крикнул Шооран. -- Я никого не резал!

Мунаг, только теперь заметивший Шоорана, шагнул к нему, выдернул
из-за пояса у мальчика нож, осмотрел верноподданнически
затупленный край.

-- Ты не вр„шь? -- спросил он с угрозой.

-- Честное слово. Они хотели бить меня палками, а я их только
пугал. Они первыми схватили меня...

-- Ты клян„шься, что на наследнике нет ни единой царапины? --
Мунаг приблизил к лицу Шоорана бешеные глаза.

-- Как перед ‚роол-Гуем, -- подтвердил Шооран.

-- Где накладка? -- Мунаг протянул ладонь.

Шооран покорно достал спрятанное лезвие. Глаза у мамы
расширились, она испуганно зажала рот рукой.

-- Иглы! -- потребовал цэрэг.

-- В ручке, -- Шооран кивнул на нож.

Мунаг отковырнул затычку, удовлетвор„нно хмыкнул и пересыпал
смертельные занозы в рукоять своего кинжала. Мама издала
судорожный всхлип. Увидев тайный арсенал сына, она была готова
поверить, что он действительно ворвался на сухой оройхон и
зарезал не только любимого сына наместника, а всех его детей,
ж„н, слуг и самого одонта вместе с ними.

-- Сиди здесь! -- приказал Мунаг и быстро вышел наружу.

-- Я не хотел его трогать!.. -- горячо зашептал Шооран. -- Я даже
в нойт его не скинул, хотя они заставляли меня целоваться с
авхаем...

-- Одонт вс„ равно не поверит, выдавила мама сквозь побелевшие
губы.

На улице зычный голос Мунага проревел: "Я тебе покажу, как ходить
с ножом!" -- потом послышался звук удара и плач Жаюра --
малолетнего сына Саригай. Мунаг вернулся в палатку. В руке у него
была детская игрушка -- ножик из высушенного листа хохиура. Лист
был ж„лт и полупрозрачен, но костяное лезвие напоминал слабо.

-- Не знаю, смогу ли что-нибудь сделать для вас, -- произн„с
Мунаг в раздумьи, -- но попробую. Мне тоже не хочется, чтобы о
мо„м оройхоне шла дурная слава. Запомни, у тебя никогда не было
ни ножа, ни игл, а только эта штучка. А теперь, ид„м -- одонт
приказал доставить тебя к нему.




* * *




Одонт Хоргоон был наместником сияющего вана на самой западной
окраине его владений. Провинция, отданная под управление
Хоргоону, была до обидного мала -- всего два сухих оройхона, а
причиняла бед и волнений больше чем любое обширное владение в
центре страны. Ведь кроме приносящих радость сухих земель ему
приходилось следить за четырьмя