ороге и  глядя  на
вышедших за порог Тирульфа и Ялну.
   Ялна держала в руках  сложенное  покрывало,  а  старушка  по-прежнему
требовала, чтобы гости взяли его с собой.
   - Возьмите его и все тут! Хотя  я  и  не  уверена,  что  именно  этим
покрывалом  я  вытерла  кровь  Тора,  все  равно  забирайте.  Будет  чем
накрыться в холодную ночь. Оба влезете под него  и  любите  друг  друга,
сколько душеньке угодно. - В следующий момент она насторожилась,  видно,
заподозрила что-то дурное, и сурово спросила:
   - А вы любите друг друга?
   Тирульф сжал челюсти, чтобы не расхохотаться напоследок.  Справившись
со смехом, ответил со всей серьезностью:
   - Любим, Матушка Гроа. Ох как любим.
   Старушка успокоилась.
   - То-то же. - Она вдруг спохватилась:
   - А твоя подружка?
   Теперь пришел черед Ялне стиснуть челюсти:
   - Любим, бабушка.
   - Тогда  ладно.  Укрывайтесь.  Я,  правда,  не  уверена,  то  ли  это
покрывало, в котором застала меня Сив и умчала в Асгард,  ну  да  ладно.
Лишь бы вы любили друг друга.
   - Спасибо, бабушка, - поблагодарила Ялна.
   Она вернулась к порогу и коснулась руки старой женщины:
   - Всего вам хорошего. Оставайтесь с добром.
   - Приходите, когда сможете, - настоятельно попросила Гроа. - Может, к
тому времени я найду то, что вы ищете. А может, это покрывало и есть то,
что вам нужно. Кто знает.
   - Нам надо идти, - сказал Тирульф. - Пока светло, легче спуститься  с
горы.
   - С горы? - удивилась старушка. - А вы откуда пришли?
   Ялна сразу заторопилась:
   - Мы пойдем. Спасибо вам.
   Тирульф и Ялна решительно двинулись к краю площадки. Вчера,  обследуя
ее, они отыскали место, где можно было спускаться с  меньшей  опасностью
для жизни, чем по тому пути, где они поднялись сюда.
   У самого края они повернулись и помахали Матушке Гроа.  Старушка  все
вспоминала,  куда  же  она  положила  покрывало.  Последнее  приветствие
Тирульфа и Ялны она не заметила - глаза уже стали слабоваты. Так, что-то
бормоча под нос, вернулась в домик и затворила за собой дверь.
   Тирульф так и сказал девушке, мол, старая даже  не  видала,  как  они
махали ей рукой. Потом вздохнул и добавил:
   - Она, наверное, уже забыла о нас. Старость, Ялна, не радость.
   Скоро они погрузились в облачность, потом попали в  сильнейшую  бурю.
Правда, стоило им прикрыться накидкой Гроа, как гроза сразу стихла, гром
отступил, и буря переместилась на противоположный склон горы. Далее путь
им освещало солнце. Тирульф по ходу спуска задумался - вероятно, причина
в смене ветра, а не в покрывале, прикрывшем их. Кто разберет, где  здесь
правда. Оставалось только верить, что эта  старая  тряпка  с  запекшейся
чужой кровью и есть тот волшебный амулет, с помощью которого им  удастся
победить Тёкк. Возражая ему, где-то на середине склона их начал поливать
проливной дождь, перешедший в снег.
   В тот момент  они  уже  шли  по  горному  лесу,  порывы  ветра  рвали
последнюю листву с деревьев.
   Еще более удивились бы наши путешественники, если бы сумели заглянуть
на плоскую вершину, в домик, где провели ночь.
   Никакого домика  здесь  не  было  -  разве  что  ветхие  тысячелетние
развалины торчали посреди ровной площадки. Остатки бревен засыпал  снег.
Под  завалом  из  бревен  в  низком  деревянном  резном  креслице  мирно
похрапывала высохшая старушка. Бревна шалашиком возвышались  над  ней  и
над остатками очага. Неожиданно в  расщелине  между  бревнами  появилась
молодая прекрасная женщина в красном свободном платье. Ее редкой красоты
волосы напоминали чистое золото. Такое впечатление, что  каждый  волосок
был выкован волшебным кузнецом из золотого самородка, искусно протянут и
брошен на голову молодой женщины.
   Гостья склонилась над старушкой, шепча ее имя.
   Гроа открыла  глаза,  некоторое  время  разглядывала  женщину,  потом
прослезилась:
   - Хвала тебе, Сив! Хвала тебе, прекрасная богиня! Что случилось у вас
там, в Асгарде? Твой муженек  опять  не  поладил  с  ётунами?  Я  готова
помочь, правда, многое подзабыла.
   Женщина откинула волосы со лба, пригладив их на одну сторону.  Следом
на вершине появился могучий мужчина. Он улыбнулся старушке, открыв  руки
для объятия.
   Сначала матушка Гроа не узнала его - слишком много света, а глаза уже
не те, что прежде. Молоденький совсем... Вспомнила!  Тогда  он  выглядел
постарше. Нет, он всегда выглядел моложаво, ее верный  муженек.  Вот  уж
кого она любила вволю.
   Слезы хлынули из глаз старушки,  она  резво  поднялась  из  кресла  и
поспешила к Аурвандилю. С каждым шагом ее  походка  становилась  ровнее,
легче,  веселее.  Наконец  она  побежала,  выкрикнув  имя  мужа,   затем
выкрикнула еще раз и еще.
   Улыбающаяся Сив вышла из развалин, приблизилась к  обнимавшейся  паре
молодых веселых людей. Богиня  обняла  их,  и  в  следующий  момент  они
исчезли, все трое.
   Пошел снег. Падал крупными  хлопьями,  заметая  вершину  и  развалины
домика, скрыв все и навсегда.  Только  под  руинами,  в  самой  глубине,
сохранились кресло и очаг. В кресле горкой лежали  кости,  а  душа  Гроа
теперь мчалась по радуге  в  самую  сияющую  синь,  где  все  отчетливее
вырисовывались купола и башни Асгарда.

Глава двадцать девятая
ПОБЕДА

   Локит пробудился. В подземелье было по-прежнему  беспросветно  темно,
однако  мрак  не  являлся  для  мертвеца  преградой,   скорее,   другом,
помощником. Он отлично видел и в кромешной тьме, ведь в глубине  зрачков
вспыхнули багровые огоньки.  В  их  свете  все,  находящееся  в  камере,
приобретало зловещий красноватый оттенок.
   Он взглянул на Гутрун, неподвижно лежавшую возле него.  Она  все  еще
была без сознания.  Кровь  запеклась  на  ее  лице  в  тех  местах,  как
припомнил Локит, куда он удачно угодил кулаком. Скоро он наберет  полную
силу, тогда сестра больше не будет ему нужна.
   "Тетушка Тёкк настаивает, чтобы я убил ее.  Но  зачем  мне  пробовать
свою силу на своей сестре? Это  по  меньшей  мере  глупо",  -  размышлял
Локит.
   Он встал, направившись к запертой двери. Незвано-непрошено  в  голове
мелькнуло заклинание, с помощью которого можно было открыть замок.
   "Долгие годы Тёкк насыщала меня колдовской силой,  -  подумал  он.  -
Интересно, сколь много я теперь знаю? Столько же, сколько она? Она глупа
и нерасчетлива, если поступила со мной подобным  образом.  Мне  кажется,
она слишком прислушивается к советам Матушки Хель и не очень-то верит  в
себя. Или себе? Какое это может иметь значение? Что так,  что  этак,  но
она не меньше, чем другие, склонна  к  рабству.  Правда,  пока  она  мне
полезна.  И  мне,  и  Матушке  Хель.   Возможно,   при   новом   порядке
мироустройства и для нее найдется местечко. А может, и нет".
   Локит внимательно изучал замок. Да, он легко может  открыть  его.  Но
пока будет лучше, если он  не  станет  выказывать,  тем  более  кичиться
своими знаниями, силой, расчетливостью. "Пусть  тетушка  Тёкк  полагает,
что я еще слаб и не понимаю, в чем моя сила.  Она  верит,  что  способна
удержать меня в этом протухшем подземелье до  той  поры,  пока  сама  не
решит, что силы мне достаточно. Тогда она устроит грандиозную церемонию,
чтобы ввести меня в круг служителей Хель, а точнее в круг своих  холуев,
которых она держит в замке.  Она  глупа  и  не  понимает,  что  сильному
церемонии ни к чему", - рассуждал Локит.
   Он вернулся на каменное возвышение, потер руки.
   "Отлично. Пусть хозяйка полагает, что я готов следовать ее указаниям.
Пока..." - ухмыльнулся он.
   Мертвец присел возле Гутрун. И вновь усмехнулся.
   "Я мог бы запросто  излечить  тебя,  сестричка.  Возможно,  так  я  и
поступлю. А может, и нет".
   Некоторое  время  он  сидел  оцепеневший,  холодный  как  лед,  потом
неожиданно встрепенулся. Встал, размялся, вытянул руки и принялся читать
заклинания.  Читал  и  холодно  усмехался.  Целебная  сила  полилась   в
замерзшее, израненное тело Гутрун.

***

   Песнь  Крови  стояла  на  баке  "Разрезателя   Волн"   и   пристально
вглядывалась в полоску суши, выплывавшей из тумана,  берег  приближался.
На ней был тот самый наряд из оленьей кожи, подаренный ей лесорубом. Она
была при полном вооружении, сверху на  плечи  накинут  плащ.  Правда,  и
рубашка, и кожаные штаны разорвались - и  для  них  испытание,  которому
подвергли ее ульфбьерны, не прошло даром, -  но  воительница  решительно
настояла, чтобы ей вернули  ее  прежнюю  одежду.  Отказалась  она  и  от
предложения Ульфхильды помочь починить ей "это  рванье".  Сама  взяла  в
руки иголку и нитку. Ничего не вышло. Руки так и не смогли справиться  с
иголкой. Ульфхильд долго  смотрела,  как  мучилась  Песнь  Крови,  потом
отобрала иглу и сама взялась за штопку.
   Воительница переменила положение рук. Кисти до сих  пор  перетягивали
повязки с мазью из лечебных трав. Гримаса  боли  на  мгновение  исказила
черты ее лица. Песнь Крови вспомнила о Хальд.
   "Как бы мне хотелось,  чтобы  она  сейчас  была  рядом  со  мной!"  -
подумала  Песнь  Крови,  не  знавшая  другой   целительницы,   способной
сравниться в врачевании с ученицей Норды Серый Плащ.
   "Жива ли она? Как хочется в это верить! Беда в том, что времени у нас
мало. Как мало  времени!  Еще  несколько  дней  придется  добираться  до
развалин Долины Эрика. Хорошо, что я могу работать мечом  независимо  от
этих дурацких повязок. И хорошо работать! Это вам  не  игла.  Будьте  вы
прокляты, оборотни, будьте прокляты ваши дурацкие  испытания.  Будь  оно
проклято,  колдовство,  дурманящее  головы  добрым   людям!"   -   Мысли
воительницы были как всегда резкими и прямыми.
   Стоило помянуть ненавистное, и на душе сразу стало легче. Ради истины
не забыла напомнить себе, что не будь этого ритуального повешения,  вряд
ли у нее теперь была  армия,  способная  сокрушить  не  только  злобного
Ковну, но и саму Тёкк. Не будь этой  ужасной  ночи,  она  не  смогла  бы
увидеть Гутрун.
   Как  все  сплелось  в  этой  жизни,  устроенной   теми,   кто   живет
высоко-высоко, в Асгарде. Нос вытащишь, хвост увязнет, сегодня  радость,
завтра горе. То  душат  в  петле,  а  в  результате  под  своим  началом
обретаешь большое войско. Вся  хитрость  в  том,  чтобы  выжить.  И  нос
спасти, и хвоста не лишиться, и радость  испытать,  и  в  беде  устоять.
Нехитрая наука, но сколь тягостна она для простой человеческой души.
   Впрочем, для божественной тоже. Все судьбы в руках норн.
   - Когда пристанем? - спросила она Гримнира, стоявшего рядом с  ней  и
не досаждавшего ей разговорами, смешками, прочей ерундой.
   Рыжебородый великан сам о чем-то  размышлял.  Или,  может,  вспоминал
минувшие дни и битвы, где рубился вместе с ульфбьернами?
   - Магнус сообщил, что до полудня доберемся, ждать осталось недолго. Я
заметил, раны досаждают тебе.  Хочешь,  я  попрошу  Ульфхильду  наложить
новые повязки, получше смазать их целебным бальзамом?
   - Поверим Фрейе, сообщившей, что раны  скоро  затянутся,  -  пошутила
Песнь Крови.
   - Или Одину, - подхватил Гримнир.
   Воительница потрогала повязку на шее, кивнула:
   - Может быть.
   Она вытащила меч и, глядя в полированную поверхность  клинка,  как  в
зеркало,  принялась  рассматривать  руны,  выжженные  на  горле.   Опять
вспомнилась Хальд, и Песнь  Крови  прикинула,  смогла  бы  служительница
Фрейи устранить эти значки? В это верилось с трудом. Вряд ли магия Фрейи
сможет справиться с нанесенными самим  Одином  письменами.  Однако  если
Хальд жива, почему бы не попытаться.
   - Я без конца  думаю  о  Гутрун,  -  призналась  воительница.  -  Сны
замучили. Они мало похожи на те, что приходили ко мне по ночам  до  того
дня, когда  меня  приговорили  к  ритуальному  повешению.  Нынешние  все
какие-то яркие, волнующие,  словно  я  сама  в  них  участвую.  То,  что
открывается мне, выводит из себя, лишает всякого  терпения.  Нам  просто
необходимо как можно скорее добраться до замка Тёкк и освободить дочь. -
Она вновь потерла запястьем о запястье и пожаловалась:
   - Если бы Хальд была поблизости.
   Гримнир не ответил. На том разговор увял, и они оба вновь  глянули  в
сторону приближавшегося берега.

***

   "Как долго это может продолжаться?" - Хальд  уже  совсем  отупела  от
запаха  мертвечины,  от  разложившейся  плоти,  которую  ей  приходилось
обыскивать в поисках оружия и хотя бы какой-нибудь одежды.
   "Сколько же прошло  дней?  Два?  Три?  Или  только  несколько  часов?
Все-таки интересно, сколько времени прошло  с  того  момента,  как  Тёкк
заперла меня здесь. А может, безразлично. Ах, какие пустяки. Разве в том
дело, сколько я уже  сижу  в  этом  Хранилище  падали  -  так,  кажется,
назвала, этот зал прислужница Хель.  Беда  в  том,  что  оружия  нет.  И
свобода так же далека, как и раньше. Ясно, что Тёкк больше  не  вернется
сюда. Я здесь умру, иначе откуда тут  все  эти  трупы.  Их  тоже  тешили
надеждой, мол, посиди, подумай,  сдайся,  поклонись,  а  на  самом  деле
никому это не нужно. Чем помогут Хель мои поклоны? Да ничем. Вот и  я  в
конце концов потеряю силы и лягу на пол  возле  какого-нибудь  мертвеца.
Тоже начну гнить. Зачем тогда эти глупые поиски? Зачем я ползаю по полу,
позволяю крысам кусать себя..." - отчаяние одолевало молодую колдунью.
   Она  села  и  разрыдалась.  Некоторое  время  усилием  воли  пыталась
отогнать  от  себя  безнадежные  мысли.  Твердила   себе,   что   нельзя
поддаваться  отчаянию.  Только  какой  в  этом  толк,   поддавайся,   не
поддавайся - итог один.
   Поплакала,  успокоилась.  Со  всем  согласилась,  правда,  ухитрилась
зацепиться за простенькую мыслишку - если даже ее положение  безнадежно,
все-таки  лучше  ползать,  чем  сидеть  и  ждать;  двигаясь,   хотя   бы
согреешься.
   Она вновь поползла на коленях, продолжая поиски, и то ли  в  награду,
то ли рано или поздно это должно было случиться, но ее  рука  наткнулась
на что-то твердое. Точно, это был кусок материи, и немалый. Хальд  долго
боролась с трупом, прежде чем  ей  удалось  вытащить  его.  В  следующее
мгновение острая боль пронзила пальцы. Она резко отдернула руку,  решив,
что ее укусила крыса. Вновь посидела, поплакала, пожалела себя.  Наконец
собралась с силами и принялась за материю.
   Чуть просунула руку дальше и на этот раз ощутила  странный,  знакомый
холод.
   "Это же металл! Вот оно - острие. Но это не кинжал, не меч  и  вообще
не оружие", - определила Хальд. Слишком маленький для  оружия,  какой-то
выпуклый, полый внутри кусок металла со странным острием,  прикрепленным
на петле.
   Может, аграф - пряжка, используемая для крепления на плече  воинского
плаща? Или заколка, чтобы закрепить накидку или плащ? Крючок?  Некоторое
время она ощупывала находку, потом догадалась - скорее всего, это брошь.
Форма овальная, поверхность  сплошная,  заполненная  каким-то  рисунком,
острие крепится с тыльной стороны и застегивается, как у булавки.
   Она высвободила находку. Затем отползла от трупа, устроилась у стены,
здесь решила проверить, можно ли с помощью этого предмета открыть  замки
на кандалах? Легче всего было добраться  до  замков  на  ногах.  С  них,
закрепленных   на   лодыжках   железных   браслетов,   она   и   начала.
Потренировавшись  на  них,  можно  попробовать  освободить  запястья.  С
наручниками будет потруднее - подступиться неудобно.
   Она развернула игольчатое острие поперек плоскости застежки,  взялась
покрепче  и,  потянувшись,  попыталась  нащупать  отверстие  для  ключа.
Нащупала, сунула  туда  острие,  принялась  вращать  им.  Шевелила  и  с
затаенным трепетом в душе взывала к Фрейе: "Милостивая, дарующая  жизнь,
не допусти, чтобы острие  сломалось!"  Из  чего  оно  сделано?  Если  из
серебра или бронзы, это еще полбеды, а если из мягкого золота, толку  от
него никакого.
   Острие соскальзывало, то и дело  застревая  в  каких-то  углублениях.
Хальд терпеливо искала рычажок, на который следовало нажать.
   Скоро от напряжения заболели руки, затекли пальцы. Она  усилием  воли
заставила  себя  прекратить  попытки.  Главное,  сохранить  силы.   Если
устанет, начнет спешить,  сломает  острие  -  тогда  конец.  Восстановив
дыхание, опять сунула иголку в замок. Ничего не получалось, однако Хальд
отказывалась примириться с неизбежным, ведь лучше обессилеть и  умереть,
чем сдохнуть от тоски и безделья. Она сделала еще один перерыв. Наконец,
стиснув зубы, прочитала заклятие, помогавшее ей в любом трудном деле,  и
вновь взялась за острие.
   Неожиданно в  замке  что-то  тихо  щелкнуло,  он  открылся,  и  дужка
отлетела. Ее правая нога оказалась свободной.
   Слезы выступили из глаз. Необыкновенным  усилием  воли  она  удержала
себя от облегчающего рева. Рано!  Впереди  еще  столько  работы!  Прежде
всего, следует унять расходившиеся, подрагивающие пальцы. Она  несколько
раз подвигала свободной ногой, теперь было куда  проще  принять  удобное
положение, и взялась за второй замкнутый обруч. Старалась  воспроизвести
движения, только что приведшие  к  успеху.  После  нескольких  неудачных
попыток открылся и второй замок.
   Она радостно рассмеялась. Какая-никакая, а  победа!  Хальд  встала  в
полный рост,  постучала  ногами  о  каменный  пол,  ударом  носка  легко
отбросила в сторону тут же прилипшего слизня. Вообще  очистила  тело  от
этой пакости и, собравшись с духом, взялась за ручные  кандалы.  В  этот
момент застежка выскользнула из рук и упала  на  пол.  Хальд  в  сердцах
прокляла  все  на  свете  и,  прежде  всего,  свое  легкомыслие.   Потом
успокоилась и попыталась ногой  нащупать  металлический  предмет.  Нашла
сразу, подняла его, вновь нужным образом приладила острие  и  попыталась
нащупать спасительный рычажок.
   Когда в замке что-то  щелкнуло,  она  не  смогла  сдержать  радостный
возглас. Вдоволь накричавшись, наконец, успокоилась и  с  необыкновенной
осторожностью и ответственностью  взялась  за  последний  замок.  С  ним
справилась за несколько секунд, одним движением.
   Освободившись от цепей, Хальд с ненавистью отбросила  их  в  сторону,
потом спохватилась, укорила себя  за  легкомыслие  -  эти  железяки  еще
пригодятся. В ее положении лучше оружия не придумаешь.  Она  лихорадочно
принялась искать цепи. Нашла их в углу и повесила через плечо,  чтобы  в
случае чего можно было поудобнее  взяться  за  звенья  и  врезать  врагу
кандалами.
   Теперь молодая колдунья решилась включить способность видеть во тьме.
Никакого результата.
   Хальд загрустила. Кто знает, возможно, на само это помещение наложены
чары? Может, она настолько ослабела, что  не  в  состоянии  использовать
магию? Даже теперь, освободившись от оков.
   Оковы! Так вот в чем дело! Ведь гадина Тёкк наложила на них заклятие,
и они слишком долго касались тела молодой  колдуньи  и  сосали  из  него
силу.
   Машинально она сбросила с плеча проклятое железо и  попыталась  снова
обрести способность видеть во тьме. На этот раз все сложилось удачно.  В
глубине ее зрачков засветились золотистые огоньки. Она глянула вниз,  на
брошь  и  голосисто  рассмеялась.  На  лицевой  стороне  застежки   была
изображена  Фрейя.  Вот  она,  спасительница,  -  обнажена,   мчится   в
колеснице, в которую впряжены могучие коты. "Выходит,  я  не  первая  из
поклоняющихся Фрейе, кто нашел смерть в этом ужасном месте. Кем ты была,
хозяйка этой чудесной вещицы? Не волнуйся, я отомщу и за тебя  тоже.  За
мной  не  пропадет,  враги  расплатятся  сполна.  Тёкк,  по-видимому,  в
насмешку позволила  тебе  сохранить  дорогой  для  тебя  амулет  -  мол,
порадуйся перед смертью. А оно вон как вышло! Эта малая  вещица  погубит
все царство злой колдуньи и саму ее вернет в  царство  Мертвых.  Клянусь
тебе, несчастная моя подруга, что все так и будет. Именем  Фрейи,  своей
душой клянусь", - мысленно поклялась Хальд.
   Она поспешила к двери и прочитала заклятие, сметающее запоры.
   Вспышка багрового цвета вырвалась из замка и поразила  Хальд  в  лоб.
Страшная боль пронзила тело, но еще больше ее сразила  сила  колдовства,
запеч