ним  утром.  Там  и  нашли
Песнь Крови на месте погасшего кострища. Лежала  воительница  недвижимо,
однако жизнь еще теплилась в ней. Харбард  взял  ее  на  руки,  взглянул
вверх на веревку. Узел сохранился, но петля порвалась, словно ее прожгло
насквозь. Вождь перевел взгляд на горло Песни Крови  и  обнаружил  следы
сильнейшего ожога. Однако другое обстоятельство привлекло его внимание -
повыше и пониже кругового ожога  на  шее  глубоко  были  выжжены  мелкие
значки, напоминавшие руны. Вождь ульфбьернов пробежал по ним взглядом  и
вздрогнул, он, знаток рун, не смог понять, что означала кровавая надпись
на горле
   Тут еще Ульфхильда добавила растерянности. Она стояла  рядом  и  тоже
изучала таинственную скоропись, затем обратилась к мужу:
   - Что они означают?
   Харбард пожал плечами:
   - Никогда не встречал ничего подобного. Только Один знает, что  здесь
написано, так мне кажется. Только он мог сотворить что-нибудь подобное.
   - Я  ей  даже  завидую,  -  вздохнула  Ульфхильда,  коснувшись  горла
воительницы.
   - Сомневаюсь, - ответил Харбард, - что она разделит твою радость.
   Он понес воительницу в поселение. Ульфхильда и другие  воины-оборотни
последовали за ним. Они забрали ее одежду и оружие и по пути то  и  дело
толковали о странной отметине, которой Один  наградил  незваную  гостью.
Всерьез обсуждался и другой вопрос, как скоро им придется отправиться  в
поход под предводительством этой удивительной женщины.

Глава двадцать шестая
ОЖИВШИЙ

   Гутрун открыла глаза,  но  ничего  не  увидела.  Немилосердно  болела
голова, просто раскалывалась. В то же время перед глазами еще стоял  лик
матери с выражением мучения и огромной радости от встречи с ней, Гутрун.
Пусть и заочно, через неоглядные дали.
   "Это был сон? - спросила она  себя.  -  Нет,  это  больше,  чем  сон.
Каким-то образом наши сознания соприкоснулись. Выходит, она жива! Но она
же не моя мать, разве нет? По крайней мере, не настоящая мать, она..."
   - Помоги мне, Фрейя! - вскрикнула Гутрун и не в  силах  противостоять
мучительной боли обхватила голову руками. -  Песнь  Крови  -  моя  мать.
Единственная и  настоящая!  Будь  проклято  все  колдовство  Тёкк!  Будь
проклята ложь! - крикнула она.
   В  следующее  мгновение  боль  внезапно  отступила.  Девушка   словно
очнулась  от  одолевавшего  ее  кошмара.  Убрав  руки,   она   энергично
встряхнула головой, чтобы окончательно избавиться от  наваждения.  "Мама
жива! Она сообщила, что идет мне на помощь. Умоляла меня  держаться",  -
пронеслось у нее в голове.
   Боль пропала, голова была совершенно ясная, как бывает  по  утрам.  В
следующее  мгновение  Гутрун  обнаружила,  что  полностью   обнажена   и
распростерта на каменной плите. Единственный источник света -  факел  на
стене. Рядом с ней кто-то лежит.
   Она скосила глаза, попыталась определить,  кто  же  это  может  быть.
Затем потерла глаза, пытаясь прогнать  набежавшую  вдруг  тень.  Наконец
взгляд обрел ясность.
   Она все поняла.
   Рядом  лежал  труп,  названный  Тёкк  ее  братом.  Его  правая   рука
помещалась на ее бедре. Она ясно слышала дыхание мертвеца!
   Крик обезумевшей от  ужаса  Гутрун  потряс  холодные  стены.  Девушка
оттолкнула труп, попыталась отползти подальше. Скатилась с возвышения  и
продолжала ползти, пока не уперлась в каменную стену. Здесь она вскочила
на ноги и бросилась к двери, оказавшейся  запертой.  Глянула  назад,  на
возвышение. Губы трупа были вымазаны чем-то темным. Неожиданно черты его
лица дернулись, начав складываться в жуткие  гримасы.  Он  облизнулся  и
стал оживать.
   Гутрун почувствовала, как что-то теплое и вязкое  стекает  у  нее  по
ногам. Она невольно глянула вниз, увидала кровь...
   Голова у нее закружилась, обещанный прежде  и,  казалось,  совершенно
немыслимый  кошмар   стал   реальностью.   Тёкк   удалось   сломить   ее
сопротивление, ее душа  сдалась,  внутренне  согласилась  с  требованием
ведьмы. Вот как она поступила  с  первым  потоком  крови,  сделавшим  ее
женщиной. Как же удалось лишить ее разума? Как она посмела?..
   Гутрун зарыдала. Значит, она сама, собственной  рукой  намазала  губы
жуткому порождению магии Хель, пробудила его к жизни на горе  всем,  кто
ей дорог. На горе матери...
   Она опустилась на пол и, уткнувшись в ладони,  зарыдала  еще  громче.
Мать упрашивала ее крепиться! Что же она? Не выдержала?  Отступила?  Как
поддалась? Выходит, Тёкк одержала победу?
   - Нет! - яростно закричала она. Слезы растаяли сами по  себе.  Сердце
наполнили гнев и жажда мести.
   Между тем труп продолжал пошевеливаться. Ей нельзя медлить.
   Она выхватила факел и поспешила на  возвышение,  попытавшись  прижечь
лицо трупа огнем.
   Локит внезапно открыл глаза. Он увидел огонь и резким движением выбил
факел из рук Гутрун.
   - Нет, так у нас не пойдет, сестричка, - прошипел он.
   В следующее мгновение на его лице расплылась  довольная  ухмылка.  Он
сел рывком и уставился на Гутрун холодным, пустым и жестоким взглядом.
   - Ты не сможешь причинить мне  вред,  -  проговорил  он  скрипучим  и
безжизненным голосом.
   Гутрун бросилась в ту сторону, куда отлетел факел, успев  найти  его.
Затем глянула в сторону возвышения - там никого не было. Рука,  холодная
как  лед,  схватила  ее  за  запястье.  До  нее   донесся   безжизненный
торжествующий смех.
   Девчонка  отмахнулась,  ударила  его  ногой,   потом,   развернувшись
корпусом, ударила еще раз, на этот раз по колену. Казалось, мертвец даже
не заметил  ее  ударов.  Он  вновь  засмеялся,  на  этот  раз  его  смех
наполнился  алчной  жаждой  жизни  и  победоносным  ликованием.  Гутрун,
перехватив факел левой рукой, сделала ложный выпад и ткнула  им  в  лицо
Локита. Однако и теперь труп оказался изворотливей и ловчее,  вцепившись
в ее левое запястье.
   Так они и стояли лицом друг к другу. Гутрун поразило  в  тот  момент,
что руки оборотня  были  нестерпимо  холодны.  Никакой  кусок  льда  или
металла не мог сравниться с  ними.  В  глазах  мертвеца  горели  веселые
багровые огоньки.
   - Я недоволен, сестричка, - проговорил он, неестественно  двигая  при
этом всей нижней челюстью. - И госпожа Тёкк будет недовольна. Нас  здесь
двое, и я - главный. Твоя кровь нужна была лишь для того, чтобы  оживить
меня, ну и, может быть, еще, чтобы я  набрался  сил.  После  этого  твоя
помощь уже может не понадобиться...
   - Это не моя кровь  вернула  тебя  к  жизни!  -  отчаянно  выкрикнула
Гутрун. - Ты мертв! Ты был мертвецом, так им и остался. Ты труп, и  этим
все сказано.
   - Не такой уж я труп, как бы тебе того хотелось. И кто из  нас  скоро
станет мертвецом, это мы еще поглядим. Я, по крайней мере, еще не решил.
Я могу одним движением свернуть  тебе  шею  или,  например,  для  начала
сломать запястья.
   Локит сжал ее левую руку. Она услышала хруст,  острая  боль  пронзила
предплечье. Девушка вскрикнула и выпустила факел.
   - Все равно тебе не жить! - поклялась Гутрун. - Если не  я,  то  мать
уничтожит тебя.
   - Моя мать? Ты имеешь в виду Матушку Хель? - усмехнулся  вурдалак.  -
Или ты намекаешь на какую-то другую женщину? Она не  мать  нам,  Гутрун.
Почему ты не хочешь признать очевидное?
   - Тёкк лжет!
   Он выпустил ее руку и с размаху, тыльной стороной  ладони  ударил  по
лицу. От удара Гутрун отлетела к стене, из разбитой губы потекла кровь.
   Локит поднял факел и медленно двинулся в  ее  сторону.  На  его  лице
появилась голодная похотливая усмешка.
   - Ты хорошо сложена, сестричка. Тело, как у взрослой женщины. И  твоя
кровь такая сладкая.
   Гутрун отпрыгнула в сторону, затем ударила его ногой в живот.
   Локит  вскрикнул,  выругался,  затем  принялся  наступать   на   нее,
размахивая факелом.
   Девчонка нырнула, ушла в сторону, еще раз достала его ногой и на этот
раз угодила точно, пятка глубоко вошла в ледяную плоть.
   Багровые огоньки в глазах мертвеца начали разгораться.  Он  ощерился,
обнажив крупные белые зубы, затем принял стойку, напомнив Гутрун хищного
зверя, и затушил  факел.  В  наступившей  темноте  его  глаза  светились
особенно ярко.
   Прежде чем отправиться на войну  с  Нидхеггом,  мать  Гутрун  провела
шесть долгих лет в царстве Мертвых. Там  она  научилась  особому  умению
различать противника в полной темноте. Это знание  она  успела  передать
дочери, так что девчонка вполне достоверно видела живого покойника.
   Серия быстрых и точных ударов  в  спину  отбросила  Локита  к  стене.
Девчонка приблизилась, перевела дух, стараясь не  обращать  внимания  на
болевшую левую  руку  и,  определив,  где  находятся  плечи  противника,
нанесла удар точно в горло. Локит сдавленно  вскрикнул  и  на  мгновение
потерял ориентировку. Тогда Гутрун добавила ему в  то  же  место  ребром
ладони. Глаза у мертвеца остекленели, багровые огоньки  начали  гаснуть.
Она услышала, как он попытался отползти вдоль  стены.  Локит  уже  плохо
соображал, что делает.
   С ним надо было кончать - это Гутрун поняла сразу  и  до  конца.  Она
стиснула зубы из-за усиливавшейся боли в левой  руке.  Жаль,  что  факел
погас, с ним было бы легче лишить движения и  вернуть  в  первоначальное
состояние ожившего мертвеца. С другой стороны, с помощью толстой  палки,
обмотанной паклей, можно было раскроить  череп  этому  чудовищу.  Гутрун
бросилась к тому месту, куда Локит отбросил факел, быстро отыскала  его.
Только было она попыталась повернуться к порождению  Тьмы,  как  ледяные
руки крепко ухватили ее за плечи. В следующее мгновение  мертвец  сильно
толкнул ее вперед, Гутрун ударилась головой о камень стены.  Боль  яркой
вспышкой взорвалась в сознании. Девчонка рухнула на пол. Последнее,  что
промелькнуло перед ее взором, был вновь разгоревшийся  багровый  свет  в
его глазах. Он приближался, оказавшись совсем близко. Затем ледяные руки
схватили ее икры. Локит потащил ее к возвышению, шершавый  пол  в  кровь
обдирал нежную кожу Гутрун. Затем могучие, источающие холод руки подняли
ее и швырнули на помост.  Вновь  к  самому  лицу  придвинулись  багровые
огоньки. Она  попыталась  отползти,  начала  отбиваться.  Он  прижал  ее
запястья к каменному возвышению, затем ледяные губы коснулись ее.
   - Когда я больше не буду нуждаться в твоей крови, - прошипел Локит, -
ты умрешь так, как мне  заблагорассудится.  Я  подберу  для  тебя  очень
изысканный способ казни.
   Его дыхание, пахнущее зловонным гниением, окропило холодом  девчонку.
Он ударил ее кулаком в лицо и бил до тех пор, пока  Гутрун  не  потеряла
сознание. После чего мертвец приступил к еде.

Глава двадцать седьмая
РАЗОРВАВШАЯ ПЕТЛЮ

   - Гутрун!
   Гримнир, услышав крик Песни Крови, вскинул голову,  бросился  к  ней,
опустился на колени.
   - Песнь Крови, - позвал он.
   Рыжебородый великан приподнял воительницу, принялся поглаживать ее по
волосам.
   Кошмарный сон,  истомивший  ее  во  время  долгого  отдыха,  страшные
картины,   которые   довелось   разглядеть,   начали   медленно   таять.
Затуманилось перекошенное  болью  лицо  Гутрун,  потерявшей  сознание  и
брошенной на каменное возвышение. Расплылись очертания твари, называвшей
ее сестрой, бившей ее безжалостно, беспощадно.
   - Песнь Крови, - позвал Гримнир, на этот раз погромче, порешительней.
   Воительница застонала, вновь прошептала имя дочери и наконец  открыла
глаза. Озабоченный, встревоженный Гримнир смотрел на нее.  Рядом  стояли
Харбард и Ульфхильда.
   Песнь Крови распростерлась в пещере  на  ложе,  помещенном  у  самого
очага. Ее так до сих пор не одетую,  накрыли  медвежьими  шкурами  мехом
наружу. На горле и на руках были наложены повязки, раны на теле  смазали
целебным бальзамом.
   Гримнир улыбнулся и подмигнул ей, затем ласково  потрепал  по  плечу.
Она поморщилась от боли, и он тут же убрал руку.
   - Я.., я  не  думал,  что...  Я  не  хотел  причинить  тебе  вред,  -
пробормотал он.
   - Сомневаюсь, что ты смог бы найти на мне  место,  где  нет  боли,  -
слабо улыбнулась Песнь Крови.
   Она перевела взгляд на Харбарда:
   - Ты обещал, что все кончится на закате.
   - Я же не говорил, какой именно закат имею в виду.
   - Будьте вы прокляты, прислужники Одина! Все вы, как один, хитрецы  и
обманщики...
   - Ну-ну, - оборвал ее Гримнир. -  Ты  выжила,  и  этим  все  сказано.
Теперь ты можешь рассчитывать на помощь ульфбьернов.
   Харбард присел рядом с ней на корточки.
   - Песнь Крови, - обратился к ней вождь,  -  что  произошло  во  время
бури? Что ты видела или слышала? Что  явилось  тебе  во  тьме.  Я..,  мы
должны знать.
   - Прикажи подвесить себя на дерево, и ты все узнаешь.
   - Я уже висел, - ответил  Харбард.  -  Все,  кого  ты  видишь  здесь,
побывали  на  виселице.  Мы  называем  ее  "кобылой  Одина"  <Намек   на
буквальный перевод  имени  мирового  древа  -  Иггдрасиль  -  конь  Игга
(Страшного), то есть Одина.>. Но никогда прежде  никто  из  нас  сам  не
падал с  дерева.  Ты  же  буквально  свалилась.  Веревка  сгорела.  Тебе
что-нибудь привиделось? Посещали тебя какие-нибудь образы?
   Воительница поджала губы, отвела взгляд.
   - Со мной ничего особенного не случилось, - упрямо повторила она.
   - Скажи им, Песнь Крови, -  настойчиво  посоветовал  Гримнир.  -  Это
очень важно.
   Женщина бросила испытующий взгляд на рыжебородого великана,  затем  с
подозрением глянула на  испещренного  шрамами  вождя  и  вновь  перевела
взгляд на рыжебородого.
   - Гримнир, мое испытание  закончилось?  -  спросила  она.  -  Если  я
открою, что мне пришлось испытать,  не  может  так  случиться,  что  они
откажутся помогать мне?
   - Твое испытание закончилось, - подтвердил Харбард.
   - Гримнир? - игнорируя вождя, спросила воительница.
   - Да, все позади.
   Теперь она глянула прямо в глаза Харбарда:
   - Я не понимаю, о каком именно испытании ты ведешь речь, хитрец.
   - Что тебе привиделось? - решительно осведомился Харбард.
   Песнь  Крови  что-то  пробормотала  про  себя,  потом,  взглянув   на
Гримнира, ответила:
   - Моя дочь Гутрун. Наши  сознания  как  бы  соприкоснулись,  прибавив
обеим нам сил и решимости.
   - Это хорошо, это дар Одина, - одобрительно кивнула Ульфхильда.
   Харбард тоже покивал:
   - Хорошая примета. Что еще ты видала, Песнь Крови?
   - Двух воронов, которые хотели  выклевать  мне  глаза,  но  я  сумела
отбиться.
   Харбард просиял, победно глянув на Ульфхильду.
   - Хугин и Мунин! - обрадованно воскликнул он.
   - А волков Одина ты не различила? -  спросила  Ульфхильда.  -  Может,
где-нибудь поблизости ты приметила Фреки и Гери?
   - Нет, волков не  было.  Мне  пришлось  насмотреться  много  другого.
Образы так и мелькали. Скоро я окончательно выбилась из сил и повисла  в
петле. Затем, помню, меня  ослепил  яркий  диск,  после  него  наступила
полная тьма. То же самое и на теле -  сначала  обжигающий  огонь,  потом
ледяной холод. Но все это смутно, какими-то обрывками. Вот что отчетливо
отложилось в памяти - лицо дочери. Вдобавок я сердцем ощутила,  что  она
еще жива. - Песнь Крови потянулась, коснулась руки Гримнира  и  страстно
добавила:
   - Гутрун жива! - Затем она обратилась к Харбарду:
   - Вот  за  это  знание  я  благодарна  Одину,  за  все  же  остальное
проклинаю.
   Харбард и Ульфхильда рассмеялись:
   - Проклинай, сколько хочешь, Разорвавшая Петлю.
   - Почему разорвавшая?
   - Потому что, - объяснила Ульфхильд, - Одину, без сомнения,  пришлись
по сердцу твои проклятия.
   Харбард поднял палец и добавил:
   -  Рассказывают,  что  Один  больше  всего  ценит  тех  героев,   кто
полагается только на себя, кто особенно не рассчитывает на богов и  кто,
пока не войдет в Валгаллу, ни перед кем не склонит голову  и  не  сложит
оружие. Теперь, когда ты помечена его  рунами,  твои  проклятия  у  него
ничего, кроме усмешки, не вызовут.
   - Какие руны? - встрепенулась  Песнь  Крови  и  машинально  коснулась
повязки на горле. - Ты имеешь в виду ожоги от веревки? У тебя, я смотрю,
тоже рубец на шее. Надо же, я только сейчас заметила его. Ух ты,  -  она
всплеснула руками, - Гримнир, ты, оказывается, тоже помечен.
   - У тебя на шее отпечаталось что-то другое, вовсе не похожее на  шрам
или рубец, - тихо проговорил рыжебородый. - С нашими  отметинами  ничего
общего.
   - Вот почему нам так важно знать обо  всем,  что  случилось  с  тобой
прошлой ночью, - объяснила Ульфхильда.
   - Я надеялся отыскать разгадку, - подтвердил Харбард. - Найти ключ  к
надписи, выжженной у тебя на шее Одином.
   На мгновение в пещере зависла тишина, затем Песнь Крови начала сыпать
проклятиями.

***

   Ялна вдруг вскрикнула:
   - Руки не держат. Скользят.
   Она попыталась приостановить сползание.  Ничего  не  вышло.  Ее  руки
начали соскальзывать с мокрого камня.
   - Сейчас я упаду! - вскрикнула она.
   Тирульф кончиками пальцев ухватился за какую-то трещину, переместился
поближе к девушке. Здесь нащупал ногой узкий выступ, переместил вес тела
и успел подхватить Ялну,  неостановимо  смещавшуюся  к  краю  скалы,  за
которым открылся глубокий обрыв.
   - Постарайся найти зацепку, - закричал ей воин.
   Наконец Ялна сумела ухватиться за  выступ.  Здесь  чуть  передохнула,
перевела дух.
   - Не торопись, - уже  поспокойнее  попросил  ее  Тирульф.  -  Вершина
рядом. Только не спеши и будь осторожна. Будет обидно,  если  мы  сейчас
сорвемся.
   - Особенно мне, - откликнулась Ялна.
   Она присмотрела новое направление - от одной трещинки до другой.  Там
на пути, кажется, и порожек намечался. Если встать на него ногой,  можно
будет подтянуться и выбраться на более пологое место.
   В этот момент где-то рядом оглушительно, до звона в ушах, громыхнуло.
Камень,  за  который  ей  удалось  зацепиться,  заходил  ходуном.  Этого
сотрясения было бы вполне достаточно,  чтобы  сбросить  ее  в  пропасть,
однако каким-то чудом девушке удалось удержаться.
   Она потрясла головой, крикнув Тирульфу:
   - Помнится, ты говорил, что вершина должна быть повыше облаков и  там
тишь да гладь.
   Тирульф  осторожно  пожал  плечами,  сам  будучи  едва  ли  в  лучшем
положении, чем Ялна. Резкий порыв ветра  принялся  прихватывать  одежду,
отрывать людей от каменной стены,  на  которой  они  висели.  Налетевший
шквал осыпал их градом, затем на мгновение наступило затишье.  Казалось,
можно было продолжать путь.
   Не тут-то было!
   В небе сверкнуло, и извилистая стрела молнии ударила в камень  совсем
близко от Тирульфа и Ялны. В воздухе послышалось шипение и резко запахло
свежестью. Камень под ними опять качнулся, они отчаянно вцепились каждый
в свой выступ. Рядом начался камнепад.
   Уже который час они взбирались на вершину  затянутой  облаками  горы.
Мышцы болели, усталость все сильнее одолевала их, к тому  же  легким  не
хватало воздуха. Неожиданно буря стихла, примолк и гром, перестал сыпать
дождь, прекратились снежные заряды. Тучи над головой  на  глазах  начали
таять, скоро в разрывах сверкнуло солнце.
   - Я же говорил, - засмеялся Тирульф, придерживая Ялну, в  тот  момент
менявшую опорную ногу. - Гляди, вершина. Совсем рядом.
   - Ага, - усмехнулась девушка, - если, конечно, мы будет  двигаться  в
ее сторону, а не кувырнемся вниз. Руки болят, - неожиданно  пожаловалась
она.
   - А что-то будет завтра, - подначил ее Тирульф. - Мне,  правда,  тоже
несладко. Давненько мне не улыбался такой бодрящий подъем.
   - Бодрящий?! - воскликнула Ялна. Затем она прыснула:
   - Да, если считать, что вершина близка, а мы пока еще живы.
   Передохнув, они снова двинулись вверх. Теперь, при  солнечном  свете,
дело пошло сподручнее. Еще два-три рывка, и они выбрались к центральному
пику и здесь, устало выпрямившись, осмотрелись.
   Вид с высоты открывался  ошеломляюще  живописный.  Насколько  хватало
взгляда, расстилалась вспененная ветром,  белоснежная,  будто  молочная,
равнина. Где-то внизу грохотали громовые раскаты,  сверкали  молнии,  их
внезапный взблеск чудесным образом подсвечивал  облачную  страну  снизу.
Был полдень, небо над гол