состояла в том, что каждый раз, как Марк клал руку мне на
талию, приходилось отскакивать.
   За нашим столиком уже  сидело  множество  невероятно  важных  юристов,  в
возрасте за тридцать. То и дело раздавались  взрывы  хохота,  все  старались
превзойти друг друга, выдавая всяческие легкие остроты, -  видимо,  верхушки
огромных айсбергов, у которых подводная часть - глубокое  знание  законов  и
времени.
   - Как узнать, что ты попал в зависимость от Интернета?
   - ...И ты понимаешь, что не  можешь  определить  пол  трех  своих  лучших
друзей.
   - Ха-а-а! Ва-а-а! Ха-ха-ха-а-а!
   - В наше время уже нельзя просто поставить точку, не добавив "com".
   - Ты планируешь всю свою работу  по  протоколу  HTML?  Ба-а-а,  ха-ха-ха,
ба-а-а, ха-а-а-а!
   Как только все присутствующие занялись едой, одна дама,  по  имени  Луиза
Бартон-Фостер (чрезмерно самоуверенная юристка и того типа женщина,  которую
легко можно вообразить заставляющей тебя есть печень), выступила с речью.
   Что касается меня, я вела себя идеально - просто сидела тихонько  и  пила
разные напитки, - пока Марк вдруг не произнёс:
   - Вы абсолютно правы, Луиза. Если я буду снова  голосовать  за  тори,  то
желал бы быть уверен, что мои взгляды а) изучаются и б) кем-то представлены.
   В ужасе я уставилась на него. У меня возникло такое ощущение, как однажды
у моего друга Саймона: играл  он  в  гостях  с  какими-то  детьми,  и  вдруг
появился их дедушка, и оказался он Робертом Максвеллом; тут Саймон посмотрел
на отпрысков, и ему привиделось,  что  все  они  мини-Роберты  Максвеллы,  с
нависающими бровями и огромными подбородками.
   Представьте: у вас завязываются отношения с новым человеком;  между  вами
всегда проявится разница, и её следует принять и сглаживать все острые углы.
Но в жизни не представляла себе, что могу спать с мужчиной, который голосует
за тори. Неожиданно  почувствовала,  что  совсем  не  знаю  Марка  Дарси,  -
возможно, все те недели,  что  мы  встречались,  он  тайно  коллекционировал
картинки с глиняными зверушками в шляпках, вырезанные  с  последних  страниц
воскресных приложений, или ускользал на автобусе на матчи по  регби,  или  с
завистью глядел из окна на чужие автомобили.
   Разговор тёк во всё более высокомерном русле,  участники  его  рисовались
вовсю.
   - И как же вы определяете, что это именно четыре и пять к семи?  -  лаяла
Луиза на мужчину в полосатой паре, похожего на принца Эндрю.
   - Ну, я прошёл курс экономики в Кембридже.
   - Кто у вас читал? - вмешалась какая-то девушка, как  будто  это  главный
аргумент.
   - Всё в порядке? - прошептал Марк не раздвигая губ.
   - Да, - пробормотала я опустив голову.
   - Но ты... дрожишь. Говори - что случилось? В конце концов я  призналась,
в чём дело.
   - Ну я голосую за тори и что? - изумлённо уставился на меня Марк.
   - Тсс... - прошептала я, нервно оглянувшись.
   - В чём проблема?
   - Видишь ли, - начала я, жалея,  что  здесь  нет  Шеззер,  -  если  бы  я
голосовала за тори, то оказалась бы  изгоем  общества.  Это  всё  равно  что
приехать в "Кафе руж" на коне, со  стаей  гончих  на  веревке  или  устроить
вечеринку на полированных столах, с расставленными по краям тарелками.
   - Как здесь, ты хочешь сказать? - Марк рассмеялся.
   - Ну да, - пробормотала я.
   - И за кого ты тогда голосуешь?
   - За лейбористов, конечно. Все голосуют за лейбористов.
   - Что ж, это только ясно доказывает, что не в том дело - пока, - вздохнул
Марк. - А почему, интересно?
   - Что - почему?
   - Почему ты голосуешь за лейбористов?
   - Ну... - я задумалась, - потому что тот, кто  голосует  за  лейбористов,
относится к левому движению.
   - А-а...
   Кажется, Марк решил, что всё это невероятно весело.  Теперь  к  нам  было
обращено всеобщее внимание.
   - И к социалистам, - прибавила я.
   - "К социалистам"... понятно. А социалисты - это...
   - Объединенные рабочие.
   - Так, но Блэр ведь точно не собирается  поддерживать  профсоюзы,  верно?
Вспомни, что он сказал про четвертую статью.
   - А тори - это просто ерунда.
   - "Ерунда"? - усомнился Марк. - Экономика сейчас в лучшем состоянии,  чем
была в течение семи лет.
   - Нет, не в лучшем! - завелась я. - Наверняка они её улучшили, потому что
скоро выборы.
   - Что "улучшили"? - уточнил Марк. - Экономику?
   - Какова позиция Блэра в Европе  по  сравнению  с  позицией  Мейджора?  -
вступила Луиза.
   - Да. И почему он не  принял  обещания  тори  год  за  годом  увеличивать
ассигнования на здравоохранение? - подхватил принц Эндрю.
   Честное слово, так они и беседовали, рисуясь друг перед другом.  Скоро  я
поняла, что больше этого не вынесу.
   - Дело всё в том, что голосовать надо за  принцип,  а  не  за  непонятную
деталь - такой процент или вот такой. И совершенно ясно,  что  лейбористская
партия   поддерживает   принципы   доброты   и   участия,   интересы   геев,
матерей-одиночек и Нельсона Манделы. А противостоят ей  орущие  высокомерные
мужчины - эти заводят интрижки со всеми, кто попадается на  пути,  трахаются
направо и налево, ходят в ресторан "Ритц" в  Париже,  а  потом  ругают  всех
ведущих программы "Сегодня".
   За столом наступила глубокая тишина.
   - Ну, кажется, ты изложила  суть  в  двух  словах.  -  Марк  засмеялся  и
погладил моё колено. - С этим мы бессильны спорить.
   Все смотрели на нас. Потом, вместо того чтобы кому-нибудь пойти в  туалет
- как случается у нормальных  людей,  -  они  сделали  вид,  что  ничего  не
произошло, и снова стали чокаться и тараторить,  совершенно  не  обращая  на
меня внимания.
   Никак не могла оценить, ужасно ли моё положение или  ничего.  Будто  я  в
племени папуасов Новой Гвинеи, спариваюсь с собакой вождя и понятия не имею,
что означает шёпот вокруг:  то  ли  им  всё  равно,  то  ли  обсуждают,  как
поджарить твою голову.
   Кто-то постучал по  столу  и  произнёс  речь  -  по-настоящему,  безумно,
невыносимо скучную. Как только она кончилась, Марк прошептал:
   - Пойдём отсюда, а?
   Мы попрощались и направились к выходу.
   - Э-э-э, Бриджит, - обратился ко мне Марк,  -  не  хочу  тебя  тревожить,
но... у тебя что-то странное вот тут, на поясе.
   Рванула у него свою руку: жуткий корсет каким-то  образом  завернулся  по
краям и выпирает на талии, как огромная запасная шина...
   - Что это? - осведомился Марк, кивая и  улыбаясь,  пока  мы  прокладывали
путь между столиками.
   - Ничего... - выдавила я.
   Как только выбрались из  зала,  я  кинулась  в  туалет.  Довольно  трудно
стянуть с себя платье, раскатать жуткий корсет, а потом снова надеть всё это
кошмарное одеяние. Безумно захотелось оказаться дома, в просторных штанах  и
свитере.
   Вынырнула в холл - и чуть не развернулась и снова не заскочила в  туалет:
Марк опять беседует с Ребеккой... Она что-то шепчет  ему  на  ухо,  а  затем
разражается ужасным, ухающим смехом.
   Подхожу к ним, неловко останавливаюсь.
   - А, вот она! - обрадовался Марк. - Всё в порядке?
   - Бриджит! - воскликнула Ребекка, делая вид, что  ей  прямо-таки  оч-чень
приятно меня видеть. - Слышала, ты всех сильно поразила своими политическими
взглядами!
   Очень хотелось выдумать что-нибудь смешное, но вместо этого  я  стояла  и
смотрела на неё нахмурив брови.
   - Это было великолепно! - заявил  Марк.  -  Бриджит  всех  нас  выставила
напыщенными ослами. Ладно, нам пора идти, приятно снова увидеться.
   Ребекка с чувством поцеловала нас  обоих,  распространив  вокруг  облачко
"Гуччи энви", и проплыла обратно в обеденный зал - ясно: надеется, что  Марк
на неё смотрит.
   Пока мы шли к машине, я никак не могла  придумать,  что  сказать.  Они  с
Ребеккой явно смеялись надо мной у меня за спиной, а потом  он  пытался  это
скрыть. Очень захотелось позвонить Джуд или Шез и попросить совета.
   Марк вёл себя,  будто  ничего  не  произошло.  Как  только  мы  отъехали,
попытался погладить меня по бедру. Почему так - чем меньше хочешь заниматься
сексом с мужчиной, тем больше поползновений с его стороны.
   -  Ты  не  хочешь  подержать  руль?  -  намекнула  я,  отчаянно   пытаясь
отстраниться и не дать  ему  дотянуться  до  завернувшегося  края  резиновой
оболочки.
   - Нет. Хочу  тебя  изнасиловать.  -  Марк  придвинулся  к  топорщившемуся
корсету.
   Умудрилась увернуться, изобразив  заинтересованность  в  безопасности  на
дороге.
   - Да, Ребекка спрашивала, не хотим ли мы  как-нибудь  заехать  к  ней  на
обед, - вспомнил Марк.
   Не могла я в это  поверить.  Знаю  Ребекку  четыре  году  -  ни  разу  не
приглашала меня заехать на обед.
   - Она славно выглядела, правда? Очень милое платье.
   Навязчивое Упоминание, и происходит  оно  прямо  у  меня  перед  глазами.
Подъехали к Ноттинг Хилл. У  светофора,  не  спросив  у  меня,  Марк  просто
повернул  в  сторону  моего  дома,  противоположную  его  дому.   Хранит   в
неприкосновенности собственный замок  -  наверняка  там  полно  посланий  от
Ребекки. Я - женщина на время.
   - Куда мы едем?! - взорвалась я.
   - К тебе. А что? - с тревогой оглянулся Марк.
   - Вот так! Почему? - яростно продолжала я. - Мы встречаемся четыре недели
и шесть дней. И никогда не оставались у тебя - ни разу, никогда! Почему?
   Марк  молча  повернул  налево  и  направил  машину  обратно,  в   сторону
Холлэнд-парк авеню. За всю дорогу он так и не произнёс ни слова.
   - Что случилось? - поинтересовалась я через некоторое время.
   Марк смотрел  прямо  перед  собой  и  пощелкивал  кнопками  переключения;
наконец промолвил:
   - Не люблю, когда кричат.
   Дома у него всё было ужасно. Молча поднялись  по  лестнице;  Марк  открыл
дверь, подобрал почту и включил свет на кухне.
   Кухня высотой с двухэтажный автобус, вся безупречно стальная - невозможно
определить, где здесь холодильник; странно, что кругом ничего  не  валяется.
Из трёх плоских ламп на полу, посередине, исходит холодный свет.
   Марк проследовал в конец помещения - шаги его отдавались пустым эхом, как
в подземной пещере на школьной экскурсии, - с  мукой  оглядел  металлические
дверцы и осведомился:
   - Бокал вина?
   - Да, пожалуйста, благодарю, - преувеличенно вежливо откликнулась я.
   У стальной стойки  бара  торчало  несколько  высоких  стульев  необычайно
модернового вида. Неуклюже забравшись на один, я почувствовала себя как  Дез
О'Коннор, которая собирается заняться диетой с Анитой Харрис.
   - Так, - проговорил Марк.
   Открыл металлическую дверцу  шкафа,  обнаружил,  что  к  ней  прикреплена
мусорная  корзина,  закрыл,  открыл  другую  и  с  удивлением  уставился  на
посудомоечную машину. Я опустила голову, сдерживая смех.
   - Красное или белое?
   - Белое, пожалуйста.
   Вдруг я ощутила сильную усталость, а тут ещё туфли жмут, корсет врезается
в тело... Мне хотелось одного - домой.
   - Ах вот! - Марк нашёл холодильник.
   Оглядевшись, я заметила  на  одной  из  стоек  автоответчик;  внутри  вся
сжалась - красная лампочка мигает...  Поднимаю  глаза  -  Марк  стоит  прямо
передо мной, с бутылкой вина в каком-то дурацком железном горшке; вид у него
тоже совершенно несчастный.
   - Послушай, Бриджит, я...
   Слезаю со стула, обнимаю его - руки  его  сразу  оказываются  у  меня  на
талии. Я отпрянула - надо избавиться от этой чёртовой штуки.
   - Схожу наверх на минуту, - извинилась я.
   - Зачем?
   - В туалет, - не выдержала я и поковыляла, в своих теперь уже  мучительно
жмущих туфлях, к лестнице. Зашла в первую попавшуюся дверь, -  кажется,  это
туалетная  комната  Марка:  везде  костюмы,  рубашки,  рядами  стоят  туфли.
Освободилась от платья и с величайшим облегчением стала сворачивать  с  себя
жуткий корсет, попутно соображая - надену халат,  и,  может,  мы  ещё  уютно
устроимся и всё уладим. Но тут в дверях появляется Марк. Замираю  на  месте,
выставив напоказ своё ужасное белье, - и начинаю лихорадочно его стаскивать,
а Марк ошеломленно наблюдает за всем этим.
   - Подожди, подожди! - Он  взял  меня  за  руку,  когда  я  потянулась  за
халатом,  и  уставился  на  мой  живот.  -  Ты  что,  играла   на   себе   в
крестики-нолики?
   Попыталась объяснить ему про Ребела и что в пятницу вечером очень  трудно
купить спирт, но он, усталый и смущенный, признался:
   - Прости, не понимаю, о чём ты говоришь.
   - Мне бы немного поспать. Пойдём, просто ляжем?
   Он толкнул другую дверь, включил свет. Лишь мельком взглянув внутрь, я не
удержалась от громкого  возгласа.  Там,  в  огромной  белой  постели,  лежал
изящный юноша восточного типа, абсолютно обнажённый, - он жутко  улыбался  и
держал в руках два деревянных шарика на веревочке и маленького кролика.

3. Конец!

   1 февраля, суббота
   129 фунтов; порций алкоголя - 6  (но  смешанных  с  томатным  соком,  оч.
питательно); сигарет - 400 (вполне понятно); кроликов, оленей,  фазанов  или
других представителей дикой фауны, найденных в кровати,  -  0  (существенный
прогресс со вчерашнего дня); бойфрендов - 0, бойфрендов экс-бойфренда  -  1;
количество нормальных потенциальных бойфрендов, существующих в мире, - 0.
   00.15. Почему такие вещи всегда происходят со мной? Почему?  Единственный
раз кто-то показался мне милым, разумным человеком, то есть  одобрен  мамой,
не  женат,  не  псих,  не  алкоголик,  не  запудриватель  мозгов,  -  и  вот
оказывается, что он развратник, извращенец,  гомосексуалист.  Неудивительно,
что не хотел пускать меня в свой дом.  Вовсе  не  потому,  что  он  мужчина,
неспособный к действию, или влюблен в  Ребекку,  или  я  женщина  на  время.
Просто держит в спальне восточных юношей с дикими животными.
   Чудовищный шок,  ужасный.  Секунду-другую  тупо  смотрела  на  восточного
мальчика, а затем выскочила обратно в первую комнату, напялила платье (слыша
за спиной крики в спальне), бросилась вниз  по  лестнице  (как  американская
армия, преследуемая вьетнамцами),  выбежала  на  улицу  и  принялась  бешено
размахивать руками, призывая такси (как девочка по  вызову,  нарвавшаяся  на
клиента, который намеревается шарахнуть ее по голове).
   Может, правы Самодовольные Женатики, когда утверждают:  одинокие  мужчины
потому и одиноки, что по-крупному порочны. Вот  почему  всё  так  чертовски,
чертовски, чертовски... То есть я не хочу сказать, что быть  голубым  -  это
само по себе порок. Но определённо так и есть, если у него подруга и  он  от
неё это скрывает. В четвертый раз остаюсь одна в День Святого  Валентина,  а
следующее  Рождество  проведу  в  односпальной  кровати  в  доме  родителей.
Опять... конец, коне-е-ец!
   Жаль, что нельзя  позвонить  Тому.  Так  типично  для  него  -  уехать  в
Сан-Франциско  как  раз  в  тот  момент,  когда  мне  позарез  нужен   совет
нормального гея. Сам всегда  побуждает  меня  часами  обсуждать  с  ним  его
проблемы с другими гомосексуалистами, а когда мне нужен совет по поводу моей
проблемы с гомосексуалистом, что он делает? Едет в проклятый Сан-Франциско.
   Спокойно, спокойно... Ясно, что нельзя обвинять Тома в  своей  беде,  тем
более что беда моя не имеет  к  нему  никакого  отношения;  нечего  лечиться
перекладыванием вины на кого-то другого. Я - уверенная  в  себе,  способная,
ответственная женщина с  чувством  собственного  достоинства,  проистекающим
исключительно изнутри... Га-а-а! Телефон...
   - Бриджит, это Марк. Прости, мне так  жаль.  Произошла  ужасная  вещь.  -
Голос очень расстроенный. - Бриджит?..
   - Что? - откликнулась  я,  стараясь  унять  дрожь  в  руках  и  прикурить
сигарету.
   - Понимаю, как это, должно быть, выглядело. Шокирован не меньше тебя.  Ни
разу в жизни его раньше не видел.
   - И кто же это тогда?! - взорвалась я.
   - Оказывается, сын моей экономки. Не знал  даже,  что  у  неё  есть  сын.
Очевидно, шизофреник. В трубке послышались отдалённые крики.
   - Иду, иду! О боже! Послушай, мне надо сейчас пойти и  всё  там  утрясти.
Кажется, он пытается её задушить... Можно я тебе перезвоню попозже?
   Снова крики, ещё пуще.
   - Будь дома, я только... Бриджит, позвоню утром.
   Совсем сбита с толку. Поговорить бы с Джуд или Шез,  обсудить,  насколько
это веское оправдание, но сейчас середина ночи. Может, попробовать поспать?
   9.00. Га-а-а, га-а-а! Телефон, ура! Нет! Конец! Только-только  вспомнила,
что произошло.
   9.30. Это не Марк, а мама.
   - Знаешь, дорогая, я просто вне себя от ярости!
   - Мам, - решительно перебила я, - не возражаешь, если я перезвоню тебе  с
мобильного?
   Мамино  бешенство  волнами  выплескивалось  на  меня  из  трубки.   Нужно
освободить телефон - вдруг Марк попытается звонить.
   - С мобильного, дорогая? Вот глупышка - в последний раз у тебя была такая
штука в два годика, помнишь? С такими маленькими  рыбками.  Ох,  папа  хочет
сказать несколько слов, но... А, вот он!
   Жду, лихорадочно переводя взгляд с мобильного на часы.
   - Привет, дорогая. - У папы усталый голос. - Мама не едет в Кению.
   - Здорово, отличная работа! - поздравила я  его,  порадовавшись,  что  на
худой конец хоть у одного из нас порядок. - Как тебе это удалось?
   - Никак. У неё кончился срок действия паспорта.
   - Ха, великолепно! Не говори ей, что можно получить новый.
   - О, она знает, знает, - вздохнул папа. - Проблема в том, что для  нового
паспорта нужна новая фотография. Так что здесь  нет  никакой  моей  заслуги,
дело лишь во флирте с таможенными чиновниками.
   Мама выхватила трубку.
   - Всё это совершенно нелепо, дорогая! Я сфотографировалась и выглядела на
этом фото как древняя старуха. Юна советует опробовать  в  кабинке-автомате,
но это еще хуже. Поеду со старым паспортом, вот и всё. Ладно, а как Марк?
   - Отлично. - Еле удержалась, чтобы не добавить:  "Ему  нравится  спать  с
восточными мальчиками и возиться с кроликами, - правда, забавно?"
   - Так! Мы с папой подумали, не приедете ли вы с Марком завтра  к  нам  на
ланч. Мы ещё не видели вас вместе. Приготовлю лазанью с бобами в духовке.
   - Можно я тебе попозже перезвоню? Опаздываю... на йогу! - осенило меня.
   От   мамы   удалось   избавиться   лишь    после    нетипично    короткой
пятнадцатиминутной бури, - по мере того как она  разыгрывалась,  становилось
всё яснее, что мощь Британской паспортной службы не имеет никакого  значения
для  мамы  и  её  старого  фото.  Измотанная,  растерянная,  нащупала  новую
сигарету. Экономка?.. То есть я знаю, что у Марка  есть  экономка,  но...  И
потом, вся эта история с Ребеккой. И голосует за тори. Может,  поесть  сыру?
Га-а-а, телефон! Звонила Шеззер.
   - О-ох, Ше-ез! - протянула я несчастным голосом и  принялась  выкладывать
свою историю.
   - А теперь помолчи! - перебила меня Шеззер еще до того, как  я  добралась
до восточного мальчика. - Помолчи! Повторять не буду и хочу, чтобы  ты  меня
выслушала.
   - Ладно, - покорилась я, подумав мельком, что если кто-то на всей земле и
не способен ничего не повторять (кроме моей мамы), так это Шеззер.
   - Кончай с этим.
   - Но, Шез...
   - Кончай с этим! Ты получила сигнал предупреждения: он голосует за  тори.
Теперь немедленно покончи с этим, пока тебя не засосало.
   - Но подожди, это не...
   - Ох, ради бога! - прорычала Шерон. - Он ведет себя точь-в-точь по схеме,
ведь правда? Остается у тебя, всё делается для него. Ты приезжаешь разодетая
в пух и прах для его кошмарных дружков тори, и что  делает  он?  Флиртует  с
Ребеккой. Помыкает тобой. И голосует  за  тори.  Всё  это  -  паразитическое
использование, помыкание...
   Нервно взглядываю на часы.
   - Э-э-э, Шез, можно я тебе перезвоню с мобильного?
   - Что?! На случай если он тебе позвонит? Не-ет! - взревела Шеззер.
   В этот момент мобильный и в самом деле зазвонил.
   - Шез, мне сейчас надо идти. Перезвоню тебе попозже.  -  И  в  нетерпении
нажала кнопку "ОК" - Джуд.
   - Ох, ох, у меня такое похмелье! Кажется, меня сейчас вырвет.
   И пустилась рассказывать длинную  историю  про  вечеринку  в  "Мет-баре";
остановила её, поскольку считала, что проблема восточного мальчика  поважнее
и вовсе