этом.
   Боже мой! Как она ненавидела его сейчас! Эта несносная высокопарность
и наставительность! Он забыл, что она уже не ребенок и  не  нуждается  в
его поучениях.
   - Папа, - вкрадчиво произнесла Слоун, - я боюсь,  что  тебя  ввели  в
заблуждение. Все далеко не так серьезно.
   - Что?! - Он возмущенно вскинул брови. - Ты хочешь сказать,  что  это
была всего лишь невинная шалость? Забава  непоседливой  девочки?  Что-то
вроде самовольного путешествия на моей яхте вдоль пирса? Но как же тогда
прикажешь   понимать    нахальство    твоего    последнего    любовника,
торговавшегося с моим человеком из-за  секретной  информации?  Или  твое
увлечение азартными играми? Это уже не игрушки. А на  этот  раз  и  того
почище: ты впуталась в мокрое дело, а я к тому же потерял  три  миллиона
долларов. Хороша забава!
   Фэлон произнес это, холодно глядя ей в  глаза  и  отчеканивая  каждое
произнесенное слово. Его лицо исказила гримаса жадности и злобы.
   Слоун взглянула на него удивленно. Только теперь она поняла,  за  что
так сердится на нее  отец.  Оказывается,  пропали  камни.  Потеряны  или
украдены? Черт! Нельзя было доверять этим идиотам. И  ведь  чего  проще:
уличить Тесс в  том,  что  она  нечисто  играет,  спасая  карьеру  своей
подружки, и, подсунув ей  камни,  обвинить  в  воровстве.  Нет,  они  не
справились даже с этим. Не говоря уж о  том,  что  можно  было  запросто
подстрелить ее во время бегства. И все сошло бы гладко и  чисто,  словно
так и надо.
   - А где Оуэн? - спросила Слоун, разглядывая свою туфельку.
   - А откуда, как ты думаешь, у полиции столько сведений об этом  деле?
- Он  ткнул  пальцем  в  газету,  будто  желая  проткнуть  ее  насквозь.
Доказательства, приведенные там, были очевидны. И Фэлон знал, что трудно
что-либо изменить. К тому  же  шантажировать  столь  известную  артистку
всегда нелегко. Но было задето его самолюбие. И потому он хотел выяснить
все до конца. - Оуэн преданно служил мне более, десяти лет. И вот теперь
- предатель! Что ты с ним сделала?! Почему он так изменился?
   Слоун насмешливо прищурилась,  созерцая  свои  гладко  отполированные
ногти.
   - Ты  должен  быть  доволен,  -  произнесла  она,  выдержав  короткую
театральную паузу. - Ведь предательство - это особое искусство,  издавна
культивировавшееся в семье.
   - Что?
   Фэлон   онемел   от   такого   нахальства.   Его   лицо   помрачнело,
светло-голубые глаза помутнели  от  гнева,  словно  их  затянуло  темное
мохнатое облако, рот перекосила жесткая судорога. Но Слоун будто бы и не
заметила этого. Она была довольна тем, что смогла так ловко поддеть его.
   - К тому же при чем здесь миллионы? - фыркнула она.  -  Ну  несколько
аквамаринов, топазов да пара помутневших аметистов. Всего-то!
   - Это были настоящие бриллианты, - глухо произнес он, хмуро глядя  ей
в лицо. Его голос  дрожал,  а  на  скулах  проступили  желтые  пятна.  -
Слышишь! Бриллианты. Дюжина  замечательных  маркизов.  Чуть  ли  не  все
состояние семьи.
   Слоун была ошеломлена услышанным.  Бриллианты  -  это  серьезно.  Она
знала о трепетном отношении ее отца к семейному  состоянию.  Наследство,
доставшееся от предков; было для него все. Он благоговел  перед  памятью
рода, гордился своей безупречной родословной и желал, чтобы и  его  дети
испытывали трепет восторга при упоминании о прошлых поколениях. Но  она,
увы, была не такой. Мало того что она родилась девочкой и тем  самым  не
оправдала его надежд на появление на свет наследника по  мужской  линии,
она еще, кроме того, не обладала и тем чувством внутреннего достоинства,
которое он  считал  непременным  и  важным  качеством  каждого  отпрыска
старого рода. Но что еще хуже,  ее  личные  достоинства  не  стяжали  ей
успеха в жизни и в обществе, и она не стала ни выдающейся  спортсменкой,
как Тесс, ни знаменитой артисткой, как Пенелопа. Так что можно  считать,
что она не удалась во всех отношениях.
   Слоун нахмурилась и покачала головой. Да, жизнь ее не удалась. Но кто
виноват в этом? Конечно, они - ее блестящие подружки. Ведь и  блестят-то
они заемным блеском. Например, Тесс. Плебейка из южных штатов, девица из
бедной семьи. Ах, как ненавидела ее Слоун! Все ее достижения были вечным
укором, вечным комментарием к несостоятельности дочери Фэлона. И что  за
злоба кипела в душе мисс Ротмер, когда отец ставил ей  в  пример  успехи
Тесс! Что за возмущение охватывало ее всякий раз, когда он с  одобрением
произносил это имя!
   Слепец! Он будто и не знает, что именно благодаря Слоун доходы от его
трикотажной фабрики увеличились на тридцать процентов, что не раз именно
она устраивала ему чрезвычайно выгодные сделки и, более того, часто сама
же доводила их до конца. А он даже ни разу не поблагодарил ее. И что  бы
он сказал, если б узнал, что она переспала с этим хитроглазым  лисом  из
совета лишь для того, чтобы  тот  смог  набрать  нужное  ему  количество
голосов? Вот так она хлопочет о нем и о семейном состоянии. А он все так
же слеп к ее заслугам.
   Но Пенелопу она  все  же  поймала  в  ловушку!  Слоун  удовлетворенно
улыбнулась. Да-да, мисс  Гамильтон  получит  по  заслугам.  И  весь  мир
узнает, чего стоит эта самонадеянная кривляка. А  после  настанет  время
разоблачений и для Тесс. Обе голубушки угодят в ее сети.
   - Слоун, я накажу тебя.
   Она вздрогнула и вернулась к действительности. Голос отца заставил ее
съежиться на стуле.
   - Ты не посмеешь, - с вызовом сказала она, вглядываясь в его  мрачное
лицо.
   - Посмею. Ради нашего семейного достояния.
   Он  подумал,  что  хотя  бы  несколько  лет,   проведенных   без   ее
расточительности, восстановят его пошатнувшийся бюджет. Хорошо еще,  что
полицейские ничего не знают о камнях. И надо сделать так, чтобы они и не
узнали. Оуэна, конечно, вытащить из  тюрьмы  не  удастся.  Но  придется,
вероятно, ему заплатить, чтобы он держал язык за зубами. В конце концов,
он человек надежный. И это вина самого Фэлона, что  все  получилось  так
дурно. Не стоило доверять беспутной дочери. Он удовлетворенно  кивнул  и
щелкнул пальцами. Тут же из-за его спины бесшумно  выскользнула  высокая
длиннорукая тень.
   - Папа! - взвизгнула  Слоун,  со  страхом  глядя  на  приближающегося
Ларсона. - Не смей трогать меня!
   Она метнулась к выходу, но худые крепкие  руки  сжали  ее  в  могучих
объятиях. Рванув на себя ее  вышитый  бисером  кошелек,  Ларсон  оборвал
тонкую нитку, и разноцветные блестящие шарики весело запрыгали по  полу.
Все так же крепко держа ее за руку, он бросил кошелек Фэлону,  и  Слоун,
насмешливо покосившись на него, с деланной бодростью произнесла:
   - Мог бы попросить меня и по-хорошему.
   Не обратив внимания на ее слова, отец высыпал содержимое кошелька  на
стол. Презрительно отодвинув в сторону кучку  блестящих  безделушек,  он
взял со стола деньги, счета и кредитные карточки.
   - Оставь меня! - Слоун рванулась, пытаясь  высвободиться  из  сильных
рук Ларсона но все было тщетно.
   - Из-за тебя наше имя смешано с грязью, - зло произнес Фэлон,  жестко
взглянув на дочь, и кивнул своему помощнику. Тот с размаху ударил  Слоун
по лицу, та ахнула  скорее  от  неожиданности,  чем  от  боли,  и  вновь
рванулась в сторону, споткнувшись о ковер.
   - Папа, как ты можешь?! Ведь ничего еще не доказано.
   - Может быть, теперь ты поймешь, как дурно со мной поступила.
   Он отвернулся и вновь кивнул Ларсону.  Тот,  сладострастно  улыбаясь,
еще крепче стиснул ее в своих объятиях. Так, что  она  подумала,  уж  не
влюбился ли он в нее. Но тут большой костлявый кулак с силой  ударил  ее
по ребрам, иона, охнув, едва устояла на ногах. Не успела  она  прийти  в
себя от боли, как новый жестокий удар обрушился на ее  живот.  Продолжая
сладострастно улыбаться, Ларсон с ловкостью опытного  хирурга  выискивал
самые  уязвимые  места  на  ее  теле.  Заглядывая   ей   в   глаза,   он
удовлетворенно щурился, почти касаясь своими губами ее  сжатых  от  боли
губ, словно готовясь вот-вот поцеловать ее.
   Слоун молчала, вздрагивая  от  каждого  удара.  Она  заставляла  себя
презрительно  улыбаться,  чтобы  показать  свое  пренебрежение  к  этому
грубому жестокому животному, Острая боль пронизывала все ее тело. Болели
отбитые почки, треснуло и, должно быть,  сломано  ребро,  горячие  слезы
застилали  глаза.  Но   она   упрямо   продолжала   молчать,   сдерживая
подступавшие к горлу рыдания.
   Фэлон обернулся и взглянул на нее.
   - Достаточно, - сухо сказал он, Ларсон, все еще прижимая ее  к  себе,
легонько похлопал по щекам, приводя Слоун в чувство. Она  нахмурилась  и
плюнула ему в лицо. А он,  насмешливо  улыбнувшись,  достал  из  кармана
огромный носовой платок с вышитыми на  нем  инициалами  и  вытер  мокрую
щеку.
   - Трогательная сцена, - заметил Фэлон. - Уведи ее отсюда.
   Ларсон подхватил ее на руки и вынес через потайную дверь,  отделанную
точь-в-точь как и  стена,  в  которой  она  была  прорезана.  А  Ротмер,
задумчиво почесав в затылке, вновь взглянул на  серую,  дурно  сделанную
фотографию, помещенную под заголовком в газете.  Красивая  длинноволосая
женщина. Тесс Ренфри. И откуда только она взялась на его голову?  Еще  в
первый  раз  десять  лет  назад,  когда  та  была  маленькой  тонконогой
девчонкой,  он,  увидев  ее  фотографию  в  газете,  сразу  почувствовал
какую-то странную властную силу,  которую  излучало  это  юное  открытое
лицо. И потом, встретив ее через несколько лет на университетском вечере
у Слоун, уже ничуть не  удивился,  узнав  о  тех  значительных  успехах,
которых она достигла в своем деле.
   Живость и энергия - вот что сразу же привлекло его в ней.  И  теперь,
вспоминая прошлое, Фэлон невольно обратил свой взгляд на большой  старый
портрет, висевший у него в кабинете. "Женщина в зеленом" - значилось под
ним. Темные, изящно прорисованные  волосы  густыми  волнами  стекали  по
белоснежным плечам, зеленое платье окутывало стройное тело, вода и туман
клубились у босых ног. Песчинки налипли на развевающийся подол, в  руках
- пара тонких легких сандалий, грациозная небрежность движений. Кажется,
легко и непринужденно идет она По жизни, но на  лице  застыло  выражение
одиночества и печали. И все же чувствуется, что еще мгновение, и  она  с
вызовом расхохочется в ответ на  выраженное  ей  сочувствие,  фыркнет  и
надменно поведет приподнятой пренебрежительно бровью.
   Фэлон покосился на фотографию в газете  и  вздрогнул.  Сходство  было
поразительное. Казалось, именно Тесс Ренфри изобразил на  своем  полотне
старый мастер. Ее энергия, ее чуткость и сила  были  отражены  в  каждом
мазке созидающей образ кисти. И именно ее глаза глядели в  лицо  Ротмеру
из глубины прошедших столетий.

Глава 13

   Дом был великолепен. Каждая деталь отражала  роскошь  и  грациозность
замыслов его хозяина. Двухэтажный, с высокой  остроконечной  крышей,  он
широко и величественно расположился посреди аккуратной зеленой  лужайки,
приветливо распахнув массивные  двери,  к  которым  подводило  невысокое
изящное крыльцо с витыми  тонкими  перилами.  С  левой  стороны  к  нему
примыкали конюшни и гараж с  широкими  железными  воротами.  Но  особого
внимания заслуживала  высокая  каменная  стена,  словно  огромный  хвост
гигантского   китайского   дракона   ощетинившаяся   острыми   железными
чешуйками,  оградившая  имение  от  любопытных  взглядов   нежелательных
визитеров.
   Рэмзи с любопытством оглядывался по  сторонам.  То,  что  он,  видел,
восхищало и немного смущало его. Стена напомнила ему ограду  тюрьмы,  но
на душе было легко и спокойно. Тихий ветерок доносил откуда-то  издалека
сладкий цветочный аромат и невнятный шум отдыхающего моря.
   Когда они  поднялись  на  крыльцо,  навстречу  им  выбежала  какая-то
женщина, лица которой О'Киф разглядеть не успел. Она, радостно вскрикнув
и даже не взглянув на гостя, бросилась е объятия Пенелопы.  И  пока  они
тормошили и оглядывали друг друга, Рэмзи с  интересом  осматривал  двор,
пока вдруг не вспомнил о том, что Пенни говорила ему о  каком-то  друге,
которого она разыскивала до встречи с ним.
   Это воспоминание заставило его нахмуриться. И, глядя  на  улыбающихся
друг другу женщин, он подумал о радости совместных переживаний и о  том,
что теперь Пенелопе, вероятно, будет полегче.
   В этот момент, словно только теперь вспомнив о его  присутствии,  она
обернула к нему свое раскрасневшееся лицо и, кивнув,  жестом  пригласила
следовать за собой. Идя за ней, он гадал о том, кем же приходится ей эта
встреченная ими женщина. Матерью? Экономкой?
   - Маргарет, - обратилась к ней Пенни, - Трэвис еще здесь?
   - Нет, - откликнулась та, указывая на широкую  винтовую  лестницу.  -
Полчаса назад я видела, как он поднялся наверх, занес несколько сумок  в
зеленую комнату и ушел.
   "Экономка", - решил Рэмзи.
   -   А   Энтони   звонил?   -   продолжала   расспрашивать   Пенелопа,
останавливаясь у щита сигнализации и щелкнув тумблером.
   Маргарет отрицательно покачала головой,  с  любопытством  разглядывая
О'Кифа.  Тот  стоял  не  шевелясь,   напряженно   вглядываясь   в   ряды
разноцветных  лампочек  и   пронумерованных   переключателей,   которыми
занималась Пенни. Как только она дотрагивалась до одного  из  тумблеров,
на панели появлялась маленькая светящаяся цифра и тут же исчезала, когда
она убирала свою руку. Эти забавные световые фокусы так  увлекли  Рэмзи,
что он не заметил, как Пенелопа обернулась к нему и насмешливо  покачала
головой.
   - Это всего лишь система сигнализации, - сказала  она.  -  Сработает,
если посторонний попытается проникнуть внутрь.
   - И отправит его на небо?
   - Нет. Всего лишь громко зазвенит и  оповестит  полицию  о  том,  что
кто-то проник в запретную зону.
   Она спокойно растолковывала ему  суть  дела,  уже  не  удивляясь  его
поразительному невежеству. Это даже отчасти нравилось ей.  Необходимость
просвещать своего гостя отвлекала ее от собственных неприятностей. Опека
и  утешение,  оказывается,  весьма  благотворно  действуют   на   самого
утешителя. К тому же Рэмзи очень добросовестно  исполнял  данное  Энтони
обещание быть ей помощником и защитником. И хотя, как  думала  Пенелопа,
она   в   защитниках   не   нуждалась,   его   внимание   и    искренняя
благожелательность тронули ее сердце. Тем более что, как  она  понимала,
ее несколько вызывающее поведение не располагало к  проявлению  подобной
заботливости.
   Рэмзи  поблагодарил  ее  за  объяснения,   и   она   закрыла   крышку
распределительного щита. А затем они оба посмотрели в сторону стоящей  в
фойе Маргарет. Сзади раздалось громкое сопение  возящегося  с  чемоданом
Хэнка. Не утруждая себя излишними приветствиями  и  выражениями  чувств,
он, коротко кивнув, проследовал со своей кладью вверх по лестнице.
   - Маргарет, познакомься; это мистер Рэмзи О'Киф, - произнесла  Пенни,
бросая на столик свою сумочку. - Он поживет у нас немного.  Покажи  ему,
пожалуйста, зеленую комнату. Я думаю, он захочет помыться и отдохнуть.
   - Конечно, - кивнула миссис О'Халерен, не выразив и тени удивления на
спокойном лице, хотя явно была поражена  таким  поворотом  событий.  Она
вновь осмотрела Рэмзи с головы до ног, гадая, чем же он привлек внимание
Пенелопы, но не сочла себя вправе высказать хоть какое-нибудь замечание.
- Ты познакомилась с ним на съемках? -  лишь  спросила  она,  недоуменно
приподняв одну бровь.
   - Нет, ч-улыбнулась Пенни. - Тебя, вероятно, ввела в заблуждение  его
одежда, но это, как ни странно, его собственный костюм.
   - Как? -  удивилась  Маргарет.  -  Ты  хочешь  сказать,  что  ножи  и
пистолеты тоже часть его повседневного наряда?
   - Не слишком-то вежливо обсуждать человека в его присутствии.
   Пенелопа посмотрела на Рэмзи, и тот весело  подмигнул  ей.  Он  стоял
прислонившись к стене и скрестив руки на груди, и с насмешливой  улыбкой
поглядывал на миссис О'Халерен, пока та осматривала детали его  костюма.
Когда она подняла взгляд к его лицу, он шагнул ей навстречу и, взяв  под
руку, торжественно произнес:
   - Это  великая  честь  для  меня,  миледи,  лицезреть  истинную  розу
Ирландии, которая своим присутствием поддержит нашу  грешную,  опаленную
роком душу в насыщенные лишениями годы скитаний и битв.
   С этими словами он низко склонил свою голову и благоговейно поцеловал
руку Маргарет.
   - Он что, репетирует? - удивилась та, недоуменно посмотрев на  Пенни,
с улыбкой покачавшую головой. А затем, поджав губы и отобрав свою руку у
Рэмзи, подражая ему, произнесла:
   - Боюсь, милорд, что это лишь хитрая ловушка для  бедной  женщины.  И
негоже мне попадаться в оные силки.
   Лицо О'Кифа выразило искреннее огорчение.
   - О, поверьте мне, миледи, - продолжил он в том же тоне. - Вы слишком
жестоко  наказуете  меня.  А  ведь  никак  нельзя  устоять  перед  вашей
добротой. И я проделал превеликий путь, чтобы лишь узреть  малую  толику
вашего ослепительного сияния.
   Он,  тихо  хихикнув  про  себя,  торжественно  повел  ее  к  винтовой
лестнице, стараясь выступать мерным церемонным шагом.
   - Правда? - с  сомнением  в  голосе  спросила  Маргарет,  недоверчиво
нахмурившись.
   - Истинная правда, миледи.
   - И там, откуда вы прибыли, у всех такие  опаленные  роком  души  или
только вы удостоились этой чести?
   Рэмзи засмеялся. И густой раскатистый  смех,  словно  светлый  воздух
веселья, наполнил собой весь расхохотавшийся в ответ дом.
   - Именно так, любезная Мэгги. Я надеюсь, что вы одобрите решение мисс
Гамильтон поселить меня в этом доме. - Склонившись к самому ее  уху,  он
продолжал шепотом:
   - Я ведь не так  глуп  и  понимаю,  что  именно  вашим  благосклонным
вниманием движется хозяйство в этом величественном замке. - Ухо Маргарет
порозовело. - И готов всеми силами способствовать вашему благодетельному
процветанию. В  зеленую  комнату  сюда?  -  Он  повел  рукой  в  сторону
лестницы. Миссис О'Халерен кивнула. Она была уже не в силах  противиться
обаянию необычного гостя. - Итак, милая Мэгги, я жду не  дождусь,  когда
же ты расскажешь мне о своем благородном семействе.
   Очарованная Маргарет, растроганно улыбаясь, посмотрела  на  Пенелопу.
"Да, - подумала та, едва не расхохотавшись, -  обходиться  с  дамами  он
явно умеет", Его успехи были  тем  более  поразительны,  что  на  миссис
О'Халерен все в этом доме смотрели как на весьма сухую и чопорную особу,
главную распорядительницу университетского женского клуба, и  никто  уже
давным-давно  не  ждал  от  нее  особой  благосклонности  к   незнакомым
мужчинам. Но Рэмзи, похоже, способен был соблазнить и монашку.
   Ничего удивительного, что всю  дорогу  после  того,  как  их  оставил
Энтони, он и Пенни так  весело  болтали,  непринужденно  перескакивая  с
одной темы на другую и избегая интимных вопросов. Речь в основном велась
об истории этого старого, викторианской эпохи, дома. И все же, когда они
остановились у ворот  усадьбы,  Рэмзи  поразили  размеры  увиденного  им
особняка. Хотя, честно говоря, дом значительно уступал  в  грандиозности
расположенным неподалеку строениям.
   Двигаясь по дорожке к  дому,  О'Киф  не  переставал  восхищаться  его
величественном видом. А Пенни, глядя на широкие крепкие плечи,  стройные
мускулистые ноги шагавшего впереди человека, Думала о  том,  что  теперь
всерьез и  окончательно  влипла  во  всю  эту  странную  и  небезопасную
историю. Она сама удивлялась тому, с какой  легкостью  позволила  чужому
мужчине проникнуть в святая святых своей жизни, поселиться в своем доме,
вторгнуться в мир своих чувств.
   "Жить вообще небезопасно", -  заметил  неожиданно  ворвавшийся  в  ее
размышления внутренний голос.
   - Я слишком часто совершаю опасные поступки, - пробормотала  она,  но
тут же одернула себя, заметив, что  Рэмзи,  оглянувшийся  на  ее  голос,
хитро улыбаясь, смотрит ей в лицо.
   Теперь, проводив О'Кифа до дверей  зеленой  комнаты,  она  подождала,
пока Маргарет откроет замок.
   - Входите, мистер О'Киф, - сказала та, жес