цо, она  нашла  последнюю  исписанную
страницу.
   "Я не могу больше выносить его  взгляд!  Он  смотрит,  и  смотрит,  и
смотрит, не отрывая глаз. Он никогда не высказывает того, что думает, но
я и без этого знаю его мысли. Самый мой вид напоминает ему о том, что он
не сумел защитить меня, напоминает о пятне, которое будет лежать на  мне
до конца моих дней. Мной обладал мужчина, не соединенный со  мной  узами
брака! Ричард знает, что моей вины в  этом  не  было,  но  он  не  может
забыть, а тем более простить. Видит Бог, я слишком  слаба  душой,  чтобы
еще хоть один  день  выносить  горе  моего  дорогого  мужа.  К  счастью,
ребенок, которым наградил меня дикарь, умер при родах,  иначе  его  рано
или  поздно  убила  бы  ненависть  Ричарда.  Я  ухожу   с   единственным
сожалением, что никогда больше не увижу моих дорогих дочурок".
   - Так он все время лгал нам! - было первое, что сказала Сэйбл, подняв
взгляд от тетради.
   - Он оберегал нас от жестокой правды, - поправила Лэйн,  присаживаясь
на корточки рядом с ванной. - Все эти годы он берег  нас  так  неистово,
что сам накликал то, чего больше всего боялся. Мама покончила  с  собой,
Сэйбл, и папа винит в этом только себя.
   - Перестань жалеть его, Лэйн! Он же собирался отнять у тебя ребенка!
   - Знаю, Сэйбл, знаю, но теперь я лучше понимаю, почему  он  так  себя
вел. Он заново переживал случившееся.  Только  представь  себе,  что  он
чувствовал в тот день и что чувствует теперь. Поверь мне, папа делал то,
что считал правильным.
   Сэйбл несколько раз перечитала последнюю запись. Она честно старалась
понять точку зрения Лэйн, но не могла. Слишком многое из случившегося не
укладывалось в версию сестры. Например, что общего  могло  иметь  мамино
самоубийство с заключением в тюрьму Хантера Мак-Кракена?
   - Все это - чистейшей воды эгоизм с  его  стороны!  -  отрезала  она,
захлопывая дневник.
   - Тогда и я тоже эгоистка, - вздохнула Лэйн, принимая тетрадь.
   На ее милые черты набежало выражение раскаяния.
   - Как ты можешь говорить такое? - возмутилась Сэйбл. - Ты эгоистична?
Твоя жизнь пошла прахом...
   - И твоя тоже, - перебила сестра. - Вспомни, ты махнула рукой на свою
безупречную репутацию, и именно я стала причиной этого.
   -  Подумаешь,  репутация!  -  отмахнулась  Сэйбл,  которой  очень  не
понравилось быть возведенной на пьедестал. - Есть занятия гораздо  более
увлекательные, чем поддерживать репутацию в  безупречном  состоянии.  К.
тому же женщины с подпорченной репутацией всегда интереснее.
   - Что я слышу? - ахнула Лэйн, не веря, что эти  слова  произносит  ее
некогда такая чопорная сестрица.  -  И  кто  же  успел  подпортить  твою
репутацию? Неужели некий прославленный в прошлом разведчик?
   - Ты права, как никогда, - нисколько не смущаясь, подтвердила  Сэйбл,
снова берясь за мыло.
   - Так вы и вправду любовники. Я уже слышала о  том,  что  вы  провели
ночь в одной комнате в гостинице. Мейтланд  наябедничал  об  этом  отцу.
Подробностей он, конечно, не знал, но, думаю, добавил кое-что от себя.
   - Мейтланд злится, потому что остался  в  дураках.  -  Сэйбл  бросила
лукавый взгляд из-под шапки пены. - Хан-тер обвел его вокруг пальца, как
какого-нибудь новобранца!
   - А... он сделал тебе предложение?
   - Нет, но я и так знаю, что он любит меня, - безмятежно ответила  та,
сдувая с пальцев пузыри  мыльной  пены.  -  Сейчас  не  время  думать  о
предложении руки и сердца. Хантер заперт в тюремной камере под глупейшим
предлогом. Ничего, я его оттуда вытащу!
   И откуда только в ней вся эта уверенность,  невольно  подумала  Лэйн.
Вслух же она спросила:
   - Ты снова хочешь в одиночку сражаться с целой армией?
   - Одно сражение я уже выиграла, не забывай об этом. Кроме того, я  не
одна. Несколько месяцев подряд я работала в паре с Хантером. Такая школа
дорогого стоит.
   Дверь распахнулась, и Мелани ворвалась в комнату с кувшином  воды.  У
нее  был  до  того  деловой  вид,  что  Сэйбл  заподозрила  экономку   в
подслушивании.
   - Я знала, что ты сумеешь спасти моего сына, -  сказала  Лэйн,  когда
поток чистой воды полился на намыленную голову Сэйбл.
   Та ответила не сразу. Не спеша  выкрутив  чистые  волосы,  она  долго
задумчиво смотрела в пространство. Потом сказала резко:
   - Дьявольщина! Я только помогала сделать это!
   - Боженька  ж  ты  мой!  -  захихикала  Мелани,  получая  неописуемое
наслаждение от нового облика бывшей воспитанницы. - Хорошо бы,  ежели  б
этот мистер Мак-Кракен обучил тебя чему другому, кроме как чертыхаться!
   - Он и обучил, - дерзко заявила Сэйбл, невольно  заливаясь  малиновым
румянцем. - Он сказал, что я - превосходная ученица.
   Лэйн засмеялась. Экономка вспомнила наконец  о  приличиях  и  послала
обеим неодобрительный взгляд.
   - Ай-яй-яй! - запричитала она, грозя пальцем Сэйбл. - Что  сталось  с
нашей кроткой голубкой? Виданное ли дело говорить такое! А все этот тип!
Да и папаша твой тоже хорош, если бы не он да не мисс Лэйн, сидела б  ты
дома.
   Наконец она выдохлась и  умолкла.  Все  еще  улыбаясь,  Сэйбл  насухо
вытерлась полотенцем и надела  платье  из  голубого  батиста.  Корсет  и
нижние юбки она предпочла отложить: для ее привыкшего к свободе тела это
было бы уж слишком. Ощущение тонкой ткани на теле пришлось ей более  чем
по вкусу, однако  пышный  подол  затруднял  движения  и  казался  чем-то
совершенно инородным. Расчесываясь  перед  зеркалом,  Сэйбл  то  и  дело
цеплялась гребнем за кружева у локтей. Все это было так  неудобно  после
рубахи и брюк!
   Она убедилась, что от краски не  осталось  и  следа,  но  кожа  лица,
тронутая солнечными лучами, уже  не  была  белой.  Кое-где  до  сих  пор
виднелись следы синяков, оставленных кулаками Барлоу. В  красном  золоте
волос выделялись выгоревшие пряди, руки огрубели, покрылись мозолями,  в
лавандовых глазах светились знание и опыт. Она стала женщиной, настоящей
женщиной за прошедшие месяцы и гордилась своим новым "я".
   Строго-настрого наказав сестре не предпринимать ничего опрометчивого,
Сэйбл решительно вышла из комнаты.  В  туфельках  ноги  двигались  более
плавно и грациозно, но она знала теперь, что выглядеть настоящей леди  и
быть настоящей женщиной - вещи разные.

Глава 39

   Цепи, которыми были  скованы  лодыжки  Хантера,  волочились  по  полу
камеры, издавая мерзкий клацающий звук.
   Камешек захрустел и рассыпался под  сапогом.  Хантер  приостановился,
посмотрел под ноги - и принялся снова считать шаги. Неясные воспоминания
теснились очень близко, но он не поддавался, стараясь думать о Сэйбл:  о
нежном овале ее лица, о легкой россыпи веснушек  на  носу,  которые  она
пыталась оттереть мылом, когда он неосторожно заметил, что они ей  очень
идут.
   Хантер сунул руки глубоко в карманы и продолжал ходить взад-вперед по
камере,  чувствуя  без  оружия  себя  голым  и  уязвимым.   Луч   света,
прочертивший по полу дорожку, то исчезал, то вновь  возвращался  в  такт
шагам Хантера. Его мелькание вызывало в памяти лукавые искорки в  глазах
Сэйбл - безошибочный признак  того,  что  она  готовилась  поддеть  его.
Проклятие, он почти мог чувствовать под ладонями и губами шелк ее  кожи,
ее губы, ее тело, голое, теплое  и  покорное,  прижимающееся  к  нему  с
удивительным пылом!
   Хантер  остановился,  огляделся  и  вздрогнул.  Потом  отер  внезапно
повлажневший лоб ладонью и выругался длинно и зло.
   На этот раз он не в тюрьме конфедератов. За дверью не стоит с ключами
наготове тюремщик-извращенец. А здесь, в камере, не висит на собственных
цепях коленопреклоненное тело молоденького лейтенанта. Кругом тихо -  ни
просьб о милосердии, ни стонов отчаяния. Почему же тогда он весь в  поту
и тяжело дышит? Это нелепо в конце концов!
   Тяжело опустившись на пол, Хантер  привалился  спиной  к  бревенчатой
стене камеры, вытянув одну  ногу  и  уперев  локоть  в  согнутое  колено
другой.
   Он прекрасно знал (более того, он ощущал), что находится не в  тюрьме
конфедератов. Не только это, но и все остальное было на этот раз  иначе.
Теперь он мог думать о прошлом без постоянного чувства вины  и  стыда  и
был почти уверен, что этот непомерный груз навсегда упал с его души.  Он
выздоравливал медленно, месяцами,  но  теперь  этот  процесс  подошел  к
концу. Он стал духовно более зрелым. И все это было заслугой Сэйбл.
   Хантер запрокинул голову и сделал медленный, очень долгий  выдох.  На
несколько минут он полностью очистил  свое  сознание  и  сидел  так,  не
двигаясь, ничего не видя вокруг и тем  самым  как  бы  отдавая  себя  во
власть демонов, если они все еще продолжали таиться поблизости. Он  ждал
первого прикосновения вины. Он бросал вызов прошлому унижению, предлагая
явиться и захватить его. Он ждал появления непреодолимой  потребности  в
спиртном.
   Однако в полной пустоте,  воцарившейся  в  его  сознании,  неожиданно
возникли родные лица: родители,  братья-близнецы  Лиан  и  Люк,  младшая
сестренка Ками.  Ему  вдруг  стало  интересно  (впервые  за  пять  лет),
пощадила ли война отцовское ранчо.  Отправились  ли  младшие  братья  на
войну? Очень даже возможно, так как они всегда смотрели в  рот  старшему
брату, восхищались им. С них обоих сталось бы броситься его разыскивать.
Если они выжили, каждому сейчас  по  двадцать  одному  году,  а  Камилле
семнадцать, подумать только!
   И чувство стыда пришло, но совсем иное. Это  был  стыд  человека,  за
пять лет не удосужившегося выяснить, как обстоят дела у  его  семьи.  Ни
одного письма не написал он им. Они только и узнали о том, что  он  жив,
из рассказа Дугала Фрейзера. Но это случилось сразу после войны. Побывал
ли бывший сержант на ранчо отца еще хоть раз, написал  ли,  что  старший
сын все еще не отошел в мир иной? Впервые Хантер осознал,  сколько  боли
принес  своим  близким,  и  испытал  ощущение   сродни   тому,   которое
сопровождало удар кулака кузнеца.
   Он просто-напросто вычеркнул  все  обычные  человеческие  обязанности
ради права быть свободным и одиноким. Вот только тем самым он  вычеркнул
и себя самого. Он хотел излечиться, но  выбрал  неподходящее  лекарство.
Нельзя, невозможно было продолжать в том же духе,  если  он  хотел  быть
рядом с Сэйбл.
   А он хотел этого всем сердцем и всей душой.
   Теперешний Хантер не мог взять за руку желанную женщину и повести  ее
за собой в свою жизнь, потому что жизни-то у него  и  не  было.  Он  был
добровольным отщепенцем в течение долгого времени и до сих пор продолжал
им оставаться, пусть в меньшей степени. Он не был готов  к  жизни  среди
людей и еще меньше  -  к  дальнейшему  одиночеству.  Нужно  было  как-то
разобраться с этим противоречием.
   Желание вырваться на свободу все усиливалось в  нем,  пока  не  стало
нестерпимым. Только теперь он не страдал от заточения, а  рвался  начать
наконец жить. Это было новое ощущение, беспокойное и странно  радостное.
Не в силах оставаться в бездействии, Хантер вскочил и снова  заходил  по
камере, раздраженно дергая цепи.  Но  даже  раздражение  было  иным.  Он
бессознательно сжимал кулаки, заставляя мускулы бугриться, он был  полон
воли к жизни и громадной энергии.
   Они не могли удержать его в тюрьме надолго, потому что не  имели  для
этого достаточных причин. К тому  же  где-то  за  стенами  камеры  ждала
Сэйбл, отданная на милость двух спятивших  полковников,  рассматривающих
ситуацию только со своей колокольни.
   Хантер вдруг подумал с веселой злостью, что  ему  жаль  первого,  кто
надумает сунуться к нему.

***

   Сэйбл  спустилась  по  ступеням  веранды,  не  удостоив  конвоиров  и
взглядом. Она направилась прямо к гарнизонной тюрьме,  но  не  прошла  и
половины расстояния, когда в ворота форта  въехал  насквозь  пропыленный
взвод кавалеристов. Во главе его рысил на  своем  жеребце  Ной  Кирквуд,
которого она сразу узнала, несмотря на толстый слой пыли.
   Новоиспеченный капитан осадил жеребца поблизости  от  Сэйбл,  которая
продолжала свой путь, не обращая на него внимания.
   - Мисс Кавано!
   Она даже не замедлила шага, лихорадочно подыскивая уничтожающий ответ
на упреки, которые Ной, конечно же, приготовил для нее.  К  счастью,  он
никогда не видел ребенка у нее на руках и потому вряд ли  мог  затронуть
эту тему. Во всяком случае, она очень на это надеялась.
   - Мисс Кавано!
   На этот раз Сэйбл соизволила остановиться и обернуться. Ной  подъехал
ближе и обратился к ней:
   - Вы поставили меня в крайне затруднительное положение своим бегством
из форта. Так она и знала! Упреки!
   - Вы все время в чем-то меня обвиняете, Ной, -  возмутилась  она,  на
правах старой знакомой с легкостью называя его по имени (чего никогда не
сделала бы прежде). - А ведь я спасла вам жизнь!
   - И чуть было не подвели под трибунал!
   - Трибунал! С вами случилось бы кое-что похуже трибунала, если  бы  я
не оказалась вместе с вами в лагере пауни.
   - В качестве пленницы, - усмехнувшись, напомнил Ной.
   - Ну и что? Я была вам полезной и в качестве  пленницы,  не  так  ли?
Если бы не мы с Хантером, вас могли бы отдать  разве  что  под  небесный
трибунал.
   Ной поморщился. Он не мог не признать правоты Сэйбл, но полагал,  что
это не извиняет ее последующего поведения.
   - Из-за вас мы две недели прочесывали пустыню.
   - Если бы я  хотела  быть  найденной,  вам  бы  не  пришлось  столько
трудиться.
   - Однако ситуацию вы создали щекотливую, мисс Кавано. Белая женщина -
незамужняя и весьма привлекательная - на территории резервации!
   - Так вы хотели защитить меня от опасности? Уверяю  вас,  Ной,  я  не
нуждалась ни в вашей помощи, ни в помощи армии в целом.
   - Неужели? - Капитан  хлопнул  себя  по  колену,  от  чего  в  воздух
поднялось облако пыли. - Я бы так не сказал, судя по тому, что мы  нашли
в хижине Мак-Кракена. Кровь была повсюду!
   Ненадолго к Сэйбл вновь вернулся ужас ощущения, что Хантер и  Быстрая
Стрела мертвы. Но она не позволила даже тени пережитого горя  отразиться
на лице.
   - Что же там случилось? - настаивал Ной.
   - А почему бы вам не расспросить мистера Мак-Кракена?
   Не ожидая ответа, она круто повернулась и продолжила путь  к  тюрьме.
Строение внешне выглядело вполне безобидно. Это был всего лишь  амбар  -
правда, сложенный из толстенных бревен, с хорошо укрепленными  решетками
на окошках. Завернув за угол, Сэйбл замерла на полушаге.
   Хантер выглядывал из окна своей камеры,  и  в  каком  виде!  Опершись
локтями на подобие подоконника, он  высунул  наружу  руки,  в  одной  из
которых был зажат веер засаленных карт. Нет,  что  за  невозможный  тип!
Она, значит, сходит с ума от беспокойства, а он проводит досуг за  игрой
в карты! И с кем! Перед окном,  оседлав  скамью,  устроился  рыжеволосый
великан с ручищами, похожими на бревна. Как раз  в  этот  момент  Хантер
бросил ему одну из карт и засмеялся.
   Сэйбл облегченно вздохнула.
   - Играем в азартные игры, мистер Мак-Кракен?
   - Ой-ой-ой! - воскликнул тот, поднимая взгляд от карт.  -  Когда  она
называет меня мистером, лучше быть готовым ко всему.
   Здоровяк поднялся со скамьи, улыбаясь от уха до уха.
   - Дугал Фрейзер к вашим услугам, мадам, - пророкотал он, как пушинку,
сдвигая в сторону тяжелую скамью. - Вы уж не больно его ругайте,  потому
как это я предложил игру-то начать.
   Про себя он подумал: "Вот она,  причина,  по  которой  парень  совсем
сбился с панталыку. Оно, конечно, и слава Богу!"
   Пока Хантер представлял Сэйбл бывшему старшему сержанту, она купалась
в его взгляде, как в теплом солнечном луче.
   - Как твоя сестра? - спросил Хантер  мягко,  протягивая  к  ней  руку
сквозь толстые решетки окна.
   - Похудела и побледнела, но духом не пала, это я знаю точно. -  Сэйбл
взяла руку и ласково сжала ее, дав себе слово не упоминать  о  том,  что
прочла в дневнике матери (у Хантера было полно проблем и без истории  из
прошлого семьи Кавано). - Лейтенант Кирквуд только что вернулся.  Теперь
он в чине капитана.  Через  несколько  минут  мне  придется  уйти:  отец
требует моего появления в приемной Мейтланда.
   Хантер переступил ногами, и цепи на лодыжках отозвались клацаньем.
   - Как это нелепо! - возмутилась Сэйбл. - С тобой  обращаются,  как  с
индейцем, вставшим на тропу войны!
   - Не обращай внимания на эти мелочи, любовь моя. Как видишь, со  мной
все в порядке. В тюрьме у конфедератов было намного хуже.
   - Неужто она знает? -  ахнул  Дугал  Фрейзер,  перебегая  взглядом  с
одного на другого.
   - Да, понимаешь, она связала меня сонного и до тех пор  била  дубиной
по голове, пока я не рассказал  все,  -  ответил  Хантер  с  трагическим
вздохом.
   - Бессовестный лгун!
   - Язва!
   - Животное!
   - Я люблю тебя, Сэй.
   - Я знаю. - Волей-неволей ей пришлось ухватиться за прутья решетки  -
таким жадным, таким волнующим был его взгляд. - Я  все  про  тебя  знаю,
Хантер Мак-Кракен.
   К этому времени Дугал уже чувствовал себя достаточно неловко, а тут и
вовсе поспешил ретироваться. Никто не заметил его ухода.
   - И зачем только мы вернулись сюда, Хантер?
   - Потому что нужно уметь встретиться со  своими  проблемами  лицом  к
лицу, а не бегать от них.
   - Ты не мог найти более подходящего времени взяться за ум, -  сказала
она с досадой.
   - А кто виноват? Ты ведь из кожи вон лезла, чтобы  я  стал  таким,  -
усмехнулся Хантер и коснулся ее щеки.
   Сэйбл тотчас накрыла его руку своей, повернулась и прижалась губами к
ладони. Неизбежная группа зевак, собравшаяся шагах в  десяти,  оживленно
зашепталась. Хантер подумал: если она может так вести  себя  на  виду  у
всех, то и он сможет провести в тюрьме еще денек-другой, если придется.
   - Итак, - прошептала Сэйбл, предварительно убедившись, что ее  эскорт
находится вне пределов  слышимости,  -  как  же  мы  возьмемся  за  твое
освобождение?
   - Очень просто. Передай обоим полковникам, что я готов побеседовать.
   - И что это должно значить? -  поинтересовалась  она,  выгибая  дугой
бровь,  высветленную  солнцем  пустыни.  -  Когда   тебя   выведут,   ты
расшвыряешь конвойных и сбежишь, перекинув меня через седло?
   - Пока ты одета таким образом, ни за что на  свете.  Испортить  такой
шикарный наряд! Ты бы никогда мне этого  не  простила.  Кстати  сказать,
выглядите вы прекрасно, мадам, вот  только  вырез  низковат.  Надо  быть
осмотрительнее, когда вокруг шатается столько голодного зверья.
   - Единственный голодный  зверь,  которого  я  вижу,  это  вы,  мистер
Мак-Кракен.
   - Тогда не дразни зверя и впредь надевай на себя все юбки и  корсеты,
предусмотренные хорошим тоном!
   - Кто бы говорил! Да на мне сейчас  надето  гораздо  больше,  чем  до
того, как мы въехали в форт! Если бы вы не были  так  далеки  от  света,
мистер Мак-Кракен, вы бы знали, что мое платье - из самых скромных.
   - Я не всегда был отшельником, мадам, - кисло заметил тот. - В  былые
времена я в совершенстве  знал  этикет.  Разве  не  существует  правила,
запрещающего  женщине  выставлять  напоказ  грудь  раньше   трех   часов
пополудни?
   Сэйбл с трудом удержалась от смеха.
   - Когда это ты успел превратиться в такого  ханжу?  Неужели  за  один
только час взаперти? Все последнее время ты только и делал, что старался
избавить меня не только от лишней одежды, но и от одежды вообще!
   - Тогда начинай действовать, чтобы поскорее вернулось  доброе  старое
время.
   В  тени  тюремного  здания  было   довольно   прохладно,   но   Сэйбл
почувствовала, как жар распространяется по всему телу.
   На этот раз от смеха едва удержался Хантер.
   - Пошевеливайся, женщина!
   - Да, господин, - с кротким поклоном ответила она и двинулась  прочь,
но обернулась, полная любопытства. - Что же ты им скажешь?
   - Надеюсь, небеса пошлют мне озарение, - хмыкнул  Хантер,  поглаживая
заросший подбородок.
   - Потрясающе!
   И Сэйбл ушла, качая головой.

***

   Ричард  Кавано  бесцельно  слонялся  по  ковру,  покрывающему  пол  в
приемной коменданта. Время от  времени  он  бросал  украдкой