тря  на  резь  в  легких.  Однако  она  недооценила  Барлоу.  Сзади
приблизился стук копыт, лошадь пронеслась рядом, толкнув  ее  в  бок,  и
Сэйбл отшвырнуло с такой силой, что она покатилась по земле.
   Развернув лошадь, Барлоу подъехал вплотную  к  тому  месту,  где  она
лежала, едва дыша. Копыта лошади почти прошлись по ее голове. Он помахал
револьвером:
   - Вставай!
   Сэйбл  поднялась  на  четвереньки  и  некоторое  время  стояла   так,
покачиваясь от слабости. Рука Барлоу схватила ее за запястье и  накинула
на него кожаный ремень.
   Сэйбл собралась с  силами  и  начала  вырываться,  стараясь  не  дать
связать себе обе руки. Раздраженный до крайности, Барлоу так резко завел
их ей за спину, что они чуть было не выскочили из суставов.
   - Золото! - прошипел он, обдавая ее  тошнотворным  запахом.  -  Много
золота! Где-то оно лежит и ждет Ната Барлоу.
   Сэйбл продолжала вырываться.
   - Я прав или нет?
   Она могла бы все отрицать - и была бы убита на  месте.  Сэйбл  решила
поддержать наивную веру Барлоу в несметные сокровища. Он ждал,  что  она
отведет его к ним. Что ж, пусть будет так.
   Она молча кивнула.
   - Так я и знал! - захихикал тот с идиотски торжествующим видом.
   Как следует затянув узел, он привязал  к  ремню  веревку,  достаточно
длинную, чтобы Сэйбл могла трусить за его  лошадью,  и  прикрепил  ее  к
седлу.  Вскоре  он  уже  ехал  по  направлению  к  пустыне,  посмеиваясь
скрипучим смехом.

***

   Несколько индейцев в боевой  раскраске  молча  стояли  перед  нарами,
посреди которых гугукал ребенок, суча ножками под одеялом. Самый высокий
и статный воин склонился над ним и поднял на руки. Заметив, что  ребенок
весь покрыт засохшей кровью, он тщательно его осмотрел и  удовлетворенно
склонил голову, не обнаружив ран. На его  каменно  неподвижном  лице  не
отразилось никаких эмоций, хотя мысленно он улыбался в ответ на невинную
детскую улыбку. Повернувшись к своим спутникам, он молча кивнул.
   Один из индейцев указал на распростертые тела мужчин  -  одно  внутри
хижины, другое снаружи. Высокий воин сделал  знак  и  отвернулся,  чтобы
закутать дитя все в то же поношенное одеяло.  Прижимая  к  груди  теплый
сверток, он вскочил на неоседланного жеребца, движением  колен  направил
его вперед и поехал прочь от хижины,  не  оглядываясь  на  то,  что  там
происходит.

Глава 32

   Хантер глубоко вздохнул и едва не закашлялся от дыма.  Где-то  совсем
рядом горел костер, слышался негромкий гортанный  напев.  Он  попробовал
шевельнуться - левый бок пронзила боль, словно множество длинных  острых
игл впилось разом. Голова тоже болела, особенно затылок. Слишком слабый,
чтобы двинуться, даже чтобы приподнять тяжелые веки, Хантер  мог  только
вдыхать запахи и прислушиваться. Что-то еще пахло рядом. Он хорошо  знал
этот прогорклый запах, но не любил его.
   Теплые руки  коснулись  обнаженного  тела,  обмывая  его.  Вода  была
прохладной, шелково-мягкой.
   - Сэйбл?
   - Спи, - прошептал женский голос.
   -  Фиалковые  Глаза,  -  пробормотал  Хантер  едва  слышно,  стараясь
собраться с мыслями.
   Но все сливалось в его  памяти,  словно  подернутое  густым  туманом.
Рядом переговаривались шепотом, раздавалось мелодичное звяканье,  словно
кто-то пересыпал из ладони в ладонь бусины.  Мягко,  но  настойчиво  его
удержали на ложе, когда он дернулся в полусне.  В  рот  полилась  тонкой
струйкой холодная жидкость.
   Измученный жаждой, Хантер принял ее с благодарностью. Он пил и пил, и
очень скоро сверху спустилось  облако,  окутало  его  и  погасило  боль,
унесло далеко от страданий души и тела.
   Он погрузился в глубокий сон без сновидений, и последней  его  мыслью
было: Сэйбл, где она?
   Мрачный и  обеспокоенный,  Быстрая  Стрела  сидел,  скрестив  ноги  и
привалившись спиной к целому вороху мехов. Он был погружен в нерадостные
размышления. Голова раскалывалась от боли, и  время  от  времени,  не  в
силах это терпеть, он хватал с пола веточку, раздраженно ломал и  швырял
кусочки один за другим в огонь, горевший в очаге посередине вигвама.
   Он не мог простить себе того, что так  глупо  подста-вился  под  пулю
этого жалкого хорька, Ната Барлоу. Всему виной был запах гнили,  который
проник в хижину и который он принял за запах падали. Слишком  поздно  он
понял, что вонь исходит от гангренозной раны на  ноге  Барлоу.  Подумать
только, этот хиляк не только выжил, но и вернулся!
   А ведь отец учил его еще в детстве, что только  глупец  недооценивает
противника. Подобная ошибка может  стоить  воину  жизни.  Он  попался  в
ловушку, как последний болван, а все потому, что слишком долго жил среди
белых. Если бы отец узнал, что с ним случилось, он был бы  вне  себя  от
гнева и обязательно сказал бы, что его сын  размяк  от  любви  к  чужому
ребенку. И был бы прав. Но Быстрая Стрела  не  сумел  защитить  ребенка,
отданного под его защиту.
   Индеец откинулся поудобнее  на  ворох  мехов,  стараясь  успокоиться,
Разумеется, так сильно чувствовать недостойно настоящего воина,  но  как
подавить страх? Страх отца, только что потерявшего  единственного  сына?
Именно таким было состояние Быстрой Стрелы.
   Он понимал, что пустые переживания ничего не изменят. Ребенок  исчез.
Белая женщина исчезла тоже, и он  даже  не  знал,  приезжала  ли  она  с
Хантером к хижине. Если она мертва, то кто убил ее? Пауни - тогда, много
недель назад, - или Барлоу? Быстрая Стрела надеялся,  что  она  все  еще
жива, что она где-то рядом, внутри одного из вигвамов. До сих пор  никто
не подтвердил этого, но никто и не отрицал.  По  правде  сказать,  никто
вообще не разговаривал с ним.
   Схватив очередную веточку из груды на полу, индеец сломал ее и  начал
швырять в огонь кусочки, стараясь размять затекшие мышцы. Он был все еще
очень слаб и не мог позволить себе роскошь выйти из вигвама.
   Шкура, прикрывающая  отверстие  входа,  внезапно  откинулась.  Внутрь
хлынул дневной свет, заставив Быструю Стрелу заморгать. В вигвам,  низко
пригнувшись, шагнул могучий воин с ребенком на руках.
   Не обращая внимания на всплеск боли в голове,  Быстрая  Стрела  резко
выпрямился. Он подождал, пока вошедший усядется рядом, так  же  скрестив
ноги, и спросил, не скрывая радости:
   - Так он был здесь все это время? Почему мне никто не сказал?
   - О нем заботились, - бесстрастно ответил индеец. - Это твой сын?
   Быстрая Стрела отрицательно покачал головой, тут же пожалев об  этом:
ему показалось, что  череп  раскололся  на  части.  Он  принял  ребенка,
привычным жестом прижав его к груди.
   - Я не знаю, кто его родители, - рассеянно сообщил он, проверяя,  все
ли в порядке. - Возможно, Бегущий Кугуар знает и скажет тебе. Когда я  в
последний раз встречался с ним,  он  путешествовал  к  северу  вместе  с
женщиной. Потом ее похитили пауни, и мне одному пришлось  заботиться  об
этом маленьком воине...
   - Воине? - переспросил индеец, присматриваясь.
   - Разве ты до сих пор не заметил, что он индейской крови?
   - Заметил, но меня смутил цвет его глаз.
   - Цвет дождливого неба? - с улыбкой спросил Быстрая Стрела и  увидел,
что его собеседник замер, словно  оцепенел.  Черные,  как  плоды  терна,
глаза впились в лицо ребенка мрачным взглядом. -  Как  поживает  Бегущий
Кугуар?
   - Пока дышит. - Индеец едва заметно пожал плечами. - Рана в животе не
так опасна, как кажется. Хуже то, что он ударился головой.
   - Нам повезло, что ты оказался поблизости, - заметил Быстрая  Стрела,
невольно касаясь кончиками пальцев стежков на макушке.
   Индеец не ответил, продолжая пристально  разглядывать  малыша.  После
долгого молчания он сказал:
   - Жена моего брата совсем  недавно  родила  ему  сына.  Она  согласна
заботиться  и  об  этом  ребенке  до  тех  пор,  пока   твои   силы   не
восстановятся. Как ты смотришь на это?
   Быстрая Стрела принял предложение с благодарностью. Ребенок между тем
завладел его рукой и жадно сосал костяшку указательного пальца.  Впервые
по суровому лицу воина скользнула тень улыбки.
   - Он голоден?
   - Этот ребенок голоден всегда. Ты представить себе не можешь, сколько
мороки было с козой... Кстати, ты ее не видел?
   - После того как мы нашли  тебя  и  Бегущего  Кугуара,  нам  попались
лошадь, мул и коза.  Они  не  были  связаны,  но,  как  видно,  привыкли
находиться вместе.
   - А женщина?
   - Женщины мы не видели.
   Быстрая Стрела  нахмурился,  услышав  эту  новость,  и  стукнул  себя
раскрытой ладонью по носу.
   - Дьявол и вся преисподняя!
   - Так говорят бледнолицые! - неприязненно заметил индеец и поднялся.
   - А что  тут  странного?  -  с  досадой  ответил  Быстрая  Стрела.  -
Наполовину я белый, так почему бы мне не чертыхаться, как белые?
   Тень улыбки снова коснулась сурово сжатых губ воина.
   - Я научился принимать белую часть твоей души, брат мой, - сказал  он
и пошел к зияющему отверстию входа.
   - Бегущий Кугуар знает, что его женщины здесь нет? Не  поворачиваясь,
индеец отрицательно повел головой. Густые  черные  волосы  качнулись  на
обнаженных плечах.
   - Пусть он не знает об этом до тех пор, пока  не  наберется  сил  для
долгой дороги. Если он узнает об этом раньше, он будет вне себя, и никто
не удержит его.
   - Эта женщина... - индеец заколебался, что было  совсем  на  него  не
похоже, - она индианка?
   - Нет. Я думаю, этот мальчик - не ее сын.
   - Значит, это белая женщина! Говори все!
   Быстрая Стрела повиновался. Пока он излагал то немногое, что знал,  и
свои подозрения насчет спутницы Хантера,  индеец  смотрел  на  него,  не
отрываясь. Черные глаза его горели.
   - Мне знакомы лживость и  продажность  бледнолицых,  и  потому  я  не
доверяю людям с  таким  цветом  кожи,  -  сказал  он,  дождавшись  конца
рассказа. - Что  делать  белой  женщине  на  землях  моего  народа?  Как
случилось, что она принесла с собой ребенка индейской крови? Если  из-за
нее на мой народ падут новые беды и  несчастья,  пусть  она  никогда  не
узнает покоя ни на  этом  свете,  ни  после  смерти.  Откуда  она  взяла
ребенка? Украла у матери?
   - Только она сможет ответить на все эти  вопросы.  -  Быстрая  Стрела
задумчиво посмотрел на ребенка, задремавшего у него на коленях.  -  Если
мы не найдем ее, мы никогда не узнаем правды.
   - Мы? -  переспросил  индеец  с  оттенком  насмешки.  -  Не  старайся
взвалить на мои плечи твою ношу,  шайен.  С  меня  вполне  хватает  моей
собственной.
   Он еще раз окинул взглядом посапывающего ребенка, наклонил  голову  и
нырнул наружу, опустив за собой шкуру.
   - На случай, если тебе интересно, - сказал Быстрая Стрела ребенку,  -
это  и  был  знаменитый  Черный  Волк.  Что?  Я  знаю.  Он  не  выглядит
счастливым.

***

   Колонна верховых в формах кавалерии Соединенных Штатов  двигалась  по
равнине, поросшей "бизоньей травой". Приблизившись к хижине  на  вершине
небольшого  холма,  они  окружили  ее.  Старший  по  званию  спешился  и
осторожно вошел  внутрь,  держа  оружие  наготове.  Там  он  осмотрелся,
содрогнувшись при виде лужи свернувшейся крови  на  полу  и  испятнанной
постели на нарах.
   Нетвердой рукой он вынул из-за пазухи пергамент и бросил его на грубо
сколоченный стол. Уже повернувшись, чтобы уйти, он снова окинул взглядом
картину недавней резни и с приглушенным возгласом ярости, выхватив  нож,
пригвоздил пергамент к столешнице.
   Рукоять еще подрагивала, когда он вышел наружу  и  вскочил  в  седло.
Светло-голубые глаза впились в бревенчатую стену хижины, как бы стараясь
осмыслить, что же  произошло  внутри.  Повернув  коня,  он  сделал  жест
кавалеристам, и те последовали за ним в безупречном строевом порядке.

***

   Нат Барлоу бросил взгляд через плечо,  кисло  усмехнулся  и  подумал:
надо бы надрезать ей ногу, чтобы знала, каково  ходить  пешком  с  такой
раной.
   Впрочем, у него была идея поинтереснее. К тому же он  и  так  дал  ей
жару, то труся мелкой рысцой, то неожиданно переходя на галоп,  так  что
пленнице, привязанной за запястья, приходилось бежать  следом  изо  всех
сил. Пару раз она не удержалась на ногах и волочилась по камням  до  тех
пор, пока Барлоу не заметил и не остановился, дав ей возможность встать.
В  его  намерения  не  входило  совсем  уморить  ее,   только   замучить
достаточно, чтобы отбить охоту сопротивляться.
   Он терпеть не мог, когда женщины сопротивлялись.

Глава 33

   Глаза, мрачные и влажно-черные, как камешки на дне  глубокой  заводи,
наблюдали за тем, как гости отправляются восвояси.
   Это очень странно, что Бегущий Кугуар  все  время  старался  избегать
его, странно  и  подозрительно,  думал  Черный  Волк.  Но  он  не  винил
бледнолицего брата за  то,  что  тому  не  терпелось  поскорее  покинуть
вигвамы племени Багровой Тучи, несмотря на то, что рана едва затянулась.
Его женщина пропала. Возможно, она была мертва.  Бегущий  Кугуар  вправе
был рваться на поиски.
   Черный Волк был обеспокоен судьбой  обоих  своих  друзей  и  ребенка,
которого они увозили с собой. "Глаза цвета дождливого  неба",  -  сказал
Быстрая Стрела. Вождь только однажды сказал эти слова жене, но  мысленно
повторял их очень часто. И он желал бы знать, что за женщина привезла на
земли его племени ребенка с глазами  цвета  дождливого  неба.  Он  желал
видеть ее.
   Черный Волк послал двух воинов на ее поиски  сразу  после  того,  как
Быстрая Стрела впервые о ней упомянул. Они еще не вернулись. И  вот  его
друзья уезжали. Он не удерживал их, потому что хорошо  знал,  что  такое
жажда мести.

***

   - Так ты, значит, белая! Белая, разрази тебя гром! - завопил  Барлоу,
не спуская глаз с белой, как  мрамор,  груди,  которую  сжимал  в  своей
заскорузлой ладони.
   Сэйбл только жмурилась от боли, не отвечая. Она и помыслить не могла,
что негодяй до сих пор принимает ее за индианку, пусть даже полукровку -
в конце концов от краски на лице и руках оставался лишь бледный оттенок.
И вот теперь она лежала, придавленная коленями, со связанными руками,  и
ничего не могла поделать, пока Барлоу рывками вытаскивал ее  рубашку  из
брюк, чтобы как следует рассмотреть цвет скрывающегося под одеждой тела.
   Вдруг он плюхнулся на нее всем весом,  жадно  ощупывая  то,  до  чего
могли дотянуться его руки.
   - Сроду не лапал белую бабу!  -  пропыхтел  он,  обдавая  ее  запахом
несвежего дыхания, застарелой  вонью  пота  и  грязи,  превратившейся  в
коросту за многие месяцы без мытья. - Сроду не баловался с белой!
   -  Только  попробуй  меня  изнасиловать!   -   отчеканила   Сэйбл   с
хладнокровием, удивительным при подобных обстоятельствах. -  Тогда  тебе
не узнать, где золото.
   Еще одна сделка с дьяволом, подумала  она  с  горькой  насмешкой  над
собой. Ну и что? Все, что угодно, лишь бы  держать  его  на  расстоянии.
Умереть не страшно, страшно уйти из жизни оскверненной близостью с такой
вот тварью.
   Барлоу между тем перестал елозить  по  ней  руками  и  наморщил  лоб,
размышляя над тем, может ли белая женщина знать, где  находится  золотая
россыпь.
   - Тогда тебе не узнать, - повторила Сэйбл, заметив по выражению лица,
что жадность борется в нем с похотью. - Никогда не узнать.
   - Тогда говори, где золото.
   Неуклюже поднявшись, Барлоу начал приводить  в  порядок  расстегнутые
брюки. Сэйбл вяло перекатилась на бок и попробовала подняться на колени.
Она была совершенно без сил, с онемевшими от пут, кровоточащими  руками,
но ей все же удалось сесть.
   - Севернее.
   - Врешь!
   Оплеуха  была  солидная,  но  Сэйбл  так  часто  получала   их,   что
почувствовала разве что вкус крови. Она даже обрадовалась хоть  какой-то
влаге во рту после двух дней без пищи и воды. Брюки ее  были  совершенно
истерты на коленях, обнажившаяся кожа превратилась в  сплошную  ссадину,
покрытую  грязью  и  запекшейся  кровью.  От  каждого   движения   корка
трескалась, и кровь начинала  сочиться  заново,  падая  редкими  каплями
вниз, в ботинки. Сэйбл давно уже не обращала  на  это  внимания.  Но  ей
хотелось оставаться в живых  достаточно  долго,  чтобы  успеть  заманить
Барлоу в самую  глубь  индейской  территории.  Должен  же  им  попасться
навстречу кто-то, кто прихлопнет этого жадного хорька! Тогда можно будет
уйти в лучший мир с чувством осуществленной мести.
   Уйти туда, где ее ждет Хантер.
   Хантер. Звук  этого  имени  пробился  сквозь  равнодушие  отчаяния  и
породил ноющую боль  в  груди,  где  сердце.  Сэйбл  с  силой  зажмурила
воспаленные глаза. В ее теле  не  осталось  ни  капли  влаги  на  слезы,
которые она хотела бы проливать по Хантеру.
   Хантер. Боль усилилась, превратилась в  ярость,  холодную  ярость,  в
которой была даже некоторая сладость.  От  нее  дрожали  руки,  вожделея
сжаться на горле Барлоу. Смерть все  больше  казалась  Сэйбл  счастливым
избавлением, но она хотела успеть отомстить.
   - Или ты мне скажешь, где золото, или... -  Барлоу  занес  кулак  для
удара.
   - Я бы на твоем месте подумала, махать ли руками!  -  прошипела  она,
поднимаясь на ноги с неожиданной живостью, на которую он уже  считал  ее
неспособной. - Хорошо бы подумала, Барлоу!
   Кулак помедлил... потом опустился и разжался. Несколько секунд Барлоу
смотрел Сэйбл в глаза, потом отвел взгляд с презрительным фырканьем.  Он
был далеко не  дурак  и  разбирался  во  взглядах.  Эти  странные  глаза
цвета... э-э... ну не важно, они говорили, что перегибать палку  опасно:
девчонка могла унести тайну с собой в могилу.
   Он утешил  себя  тем,  что  как  следует  подтолкнул  ее  в  северном
направлении.
   - И долго ехать?
   - Как приедем, ты сразу это поймешь.

***

   - Я взгляну, нет ли каких-нибудь примет, - сказал Быстрая Стрела.
   Хантер, сидевший на земле с ребенком на  руках,  молча  посмотрел  на
него. Он кивнул и сразу же схватился за затылок,  растирая  его  жестом,
уже вошедшим в привычку. Индеец скрылся в густых зарослях.
   Несмотря на почти постоянную ноющую боль,  временами  переходившую  в
мучительную резь, Хантер обнимал малыша осторожно, очень нежно, как если
бы его ангельская улыбка помогала восстанавливать силы. В левой руке  он
держал  бычий  пузырь  с  козьим  молоком  и,  сам  того   не   замечая,
расслаблялся все больше по  мере  того,  как  ребенок  жадно  насыщался.
"Симпатичный ты паренек, - думал Хантер. - Не кричишь  без  причины,  не
суетишься, когда не до тебя". Он знал, конечно, почему Маленький  Ястреб
ведет себя так безупречно - это  была  школа  Сэйбл  и  Быстрой  Стрелы,
которые по очереди учили его не шуметь без крайней необходимости,  чтобы
ненароком не привлечь внимания врага.
   Отощавшая коза паслась поблизости, на всякий  случай  стреноженная  и
привязанная покрепче. Когда  им  приходилось  скакать  галопом,  Быстрая
Стрела  из  жалости  вез  животное  поперек  своего  седла.  Коза   была
единственным, что затрудняло поиски Сэйбл, если не считать головной боли
обоих следопытов. Но от боли  существовало  отличное  лекарство:  стоило
только  представить  себе,  каково  сейчас  Сэйбл,  как  все   остальное
переставало волновать.
   "Она, конечно, считает меня мертвым".
   Во рту появился неприятный вкус желчи, и Хантер поморщился. Как  она,
должно быть, мучается мыслью, что Маленький  Ястреб  остался  в  хижине,
беззащитный, в компании двух мертвецов!  Но  что,  если  она  больше  не
мучается вообще? Что, если она мертва? Допустим, грязный ублюдок  Барлоу
пристрелил ее в тот день или днем позже? Может быть,  сейчас  она  лежит
где-нибудь  окровавленная,  умирающая?  Пока  он,  Хантер,  валялся  без
сознания, истекая кровью, что делал Барлоу?  Насиловал  Сэйбл?  Но  даже
если она все еще жива и даже не  ранена,  она,  конечно  же,  голодна  и
мучается от жажды. Барлоу  не  из  тех,  кто  кормит  и  поит  пленника.
Возможно, он уже пресытился ею и бросил где-нибудь по дороге, полуживую,
и теперь вокруг нее сидят в ожидании стервятники. Возможно даже, на  нее
наткнулась  еще  одна  группа  воинственных  индейцев,   и   она   снова
пленниц